6
Тут мне придется сделать своеобразное отступление от общей канвы моего повествования. Подвести, так сказать, некий промежуточный итог. Память моя хранит множество воспоминаний о детстве в далекой и туманной Нейве. Мои родители содержали закусочную на местном рынке, где днем посетителям подавали фритангу, пиво и овсянку. Фританга - кушанье достойное и исконно колумбийское, однако, как следует отметить - без малейшего намерения оскорбить наши с вами патриотические чувства, - представляет собой настоящую отраву в смысле уровня холестерина и опасности для кровеносных сосудов. Я рос, украдкой подъедая с тарелок остатки пищи, бездумно засовывая в рот огрызки чичаррона, сдобренные мякотью авокадо, холодные объедки свиной колбасы, отбивных и отварного легкого - и все это тайком от отца с матерью, которые, кстати сказать, придерживались спартанских взглядов на воспитание, и самое большее, на что я мог рассчитывать за столом, - кусочек постного мяса с маленькой порцией риса и салата. Могу предположить, что, слушая мою исповедь, вы уже мысленно задаетесь вопросом - чем же обусловлено такое суровое отношение родителей к своему ребенку? А причина, доложу я вам, заключалась в том, что Аристофанес Мойя, ваш покорный слуга, который нынче самоотверженно выполняет отведенную ему почетную гражданскую функцию и с гордостью носит форму защитника общества, рассматривая это как одно из самых высоких и весомых достижений всей своей жизни, и, наконец, тот, кто выступает сейчас перед вами, превратился… в толстого увальня.
Начальное образование мне давала сама жизнь да открытая книга рыночной площади Нейвы. Умение читать, писать и прочую элементарную ученость я приобрел в местной школе - не частной, а муниципальной, как вы догадываетесь, - но лишь в пределах пяти имевшихся в ней классов. Впрочем, данное обстоятельство не имеет значения, так как я был словно хорошая деревянная чурка, которой не хватает только попасть в руки талантливого резчика. Говорю об этом не из тщеславия, но дабы избежать пробелов в своем повествовании. Итак, мои почтенные и уважаемые товарищи по ассоциации, я продолжаю. Детство мое проходило в борьбе и единстве двух противоположностей: с одной стороны - никем не разделенные страдания неутолимого голода, с другой - сокровенная радость постоянного процесса насыщения. А в результате, сеньоры, такое внутреннее противостояние мне вышло боком, понимаете ли, и повлекло за собой известные печальные последствия. В одиннадцатилетнем возрасте я случайно подслушал брошенную отцом фразу: "Наш Аристофанес никуда не годится! Только и делает, что ест! Мне просто стыдно за него, честное слово!" От этих слов меня, мальчишку, будто громом поразило! В течение трех недель я не принимал пищи, буквально крошки в рот не брал, и не потому, что испытывал злость или чувство унижения, а просто у меня внутри словно намертво замкнулась какая-то дверца. Я так отощал, что стал весить всего двадцать восемь килограммов. В больнице на меня смотрели так, будто я уже не жилец на этом свете, или, как говорят у нас в комиссариате, вот-вот "освобожу пустое место".
И чем же все это закончилось? На мой взгляд, самым что ни на есть человечным и даже, с вашего позволения, красивым итогом. Когда я уже дошел до ручки и на мне можно было пересчитать все кости, папа остался дежурить ночью у моей больничной койки. Уже под утро меня разбудили негромкие стоны - папенька плакал. Вы наверняка представляете себе, что чувствует ребенок при виде плачущего отца. Это загадочное таинство настолько потрясает, что начинаешь сомневаться в реальности бытия; кажется, мир только зарождается, а все прожитое просто стерлось начисто. Так оно и случилось. На следующий день мой организм раскупорился и вновь стал принимать пищу. Тем не менее болезнь не прошла для меня бесследно. Я обрел страх перед словами. Я узнал, какой убийственной силой обладает одна лишь брошенная невзначай фраза. Вы спросите: разве возможно, чтобы Аристофанес Мойя боялся слов? Да, сеньоры, я боюсь, и даже очень! Боюсь - больше ножа в руке буйного хулигана или пули отпетого засранца, да простят меня за грубость присутствующие дамы. Потому что раны, причиненные словами, не продезинфицируешь спиртом и не вылечишь уколами - их можно только пережить, перестрадать. Эти раны не кровоточат, а боль их таится, выжидая, чтобы напасть на нас, вроде пауков, если позволите мне сравнение с подобными тварями, которые подстерегают свою жертву в темноте и расправляются с ней, стоит той запутаться в паутине. И мне, тогдашнему мальчишке, стало страшно в присутствии взрослых, страшно слышать их разговоры, а потому я уходил к реке бросать в воду камни, или к шоссе смотреть на проезжающие автомобили, или залезал на манговые деревья и, прячась в кроне, созерцал мир - в общем, предавался обычным занятиям нормального деревенского ребенка. Меня не пугали в отличие от человеческих голосов птичий щебет, шум водопада, рев междугородных автобусов, подбирающих по дороге пассажиров до Боготы. Я провожал почтительным взглядом громадную, выкрашенную в яркий цвет машину, представляя себе, как в один прекрасный день и мне откроется ее дверца, чтобы увезти меня в столицу…
7
Светало, когда они приехали к Сисге. Эступиньян вдруг начал тревожиться.
- Я здесь играю в полицейских и воров, а через два часа мне уже надо быть в конторе!
- Не беспокойтесь, я все улажу за минуту! Напишите на этой бумажке имя вашего начальника и номер его рабочего телефона!
Доехав до Чоконты, Силанпа остановил машину у телефона-автомата и позвонил капитану Мойе.
- Капитан! Знаю, что слишком рано! Я сейчас как раз занимаюсь трупом на Сисге, выясняю очень важные обстоятельства! Послушайте, у меня к вам большая просьба: позвоните по одному телефону, запишите - 248-39-26 - и спросите начальника отдела балансов, его зовут сеньор Теофило Мехорадо. Объясните ему, пожалуйста, что Эмир Эступиньян сегодня не сможет выйти на работу, так как привлечен к участию в чрезвычайной и секретной операции национальной полиции. Вы можете сделать для меня это одолжение?
- А кто он такой, этот Эступиньян?
- Брат одного из пропавших без вести, мой капитан; я вам все расскажу после!
- О’кей, Силанпа! Да, вот еще что, услуга за услугу - не могли бы вы прихватить для меня немного местных жареных могольяс?
- С радостью, капитан, сколько вам?
- Штук пятнадцать, не больше, так, похрустеть здесь, в комиссариате!
Шесть утра. По улице шли крестьяне в пончо и сомбреро. Было холодно, в воздухе висела легкая изморось, похожая на прозрачную мокрую занавеску. Силанпа обратился к проходящему мимо священнику.
- Извините, отец! Мы из Боготы, где тут у вас склад?
- Склад? Вы хотите сказать - зернохранилище?
- Вот именно, отец, зернохранилище! Знаете, всю ночь за рулем, не соображаю, что говорю!
- Поезжайте по этой улице до самого конца. Там увидите дорогу, которая огибает каменоломню и ведет в горы. Проедете по ней метров пятьсот, повернете направо - там есть указатель.
- Спасибо, отец!
Пока они доехали до поворота, изморось переросла в ливень. Через ветровое стекло не было видно ни зги, поэтому решили оставить машину в рощице и идти пешком.
- Зонта нет? - спросил Эступиньян, заглядывая под сиденье.
- Нет, но вам и незачем. Я один пойду, а вы ждите здесь.
- Ну вот еще! У вас тут капает, да и радио нет!
- Знаете, всякое может случиться, я не могу гарантировать, что это безопасно.
- Спокойно, детектив! Буду сопровождать вас на свой страх и риск!
Зернохранилище представляло собой несколько сооружений из дерева и бетона начала двадцатого века. В центре стояло административное здание с надписью на стене "Зернохранилище Уньон". Очевидно, в нем располагались служебные кабинеты. Рядом находилось складское строение под двускатной крышей и большими зарешеченными окнами. На дворе царил полный покой - ни людей, ни машин на стоянке перед зданием.
- Обойдем вокруг, посмотрим, что там! - Силанпа стал перебегать от дерева к дереву, пытаясь уберечься от дождя.
Эступиньян открыл заднюю деревянную дверь, обветшавшую от сырости, и они вошли в допотопную кухню, а оттуда попали в просторное помещение без чердачного перекрытия, в котором выстроились в ряд несколько огромных, как башни, емкостей с зерном. От них к медным приемникам вели широченные трубы. Здесь пахло, как в подвале.
- Плохой воздух, - пожаловался Силанпа.
- Воняет, будто армадил напердел! - уточнил Эступиньян.
- Странно, что нет никого!
Все мешки имели на боку красный штамп с инициалами "ЛУ", ниже - надпись черными буквами: "Чоконта-Бойяка".
Раздался скрежет открываемой створки ворот, и они поспешно спрятались за мешками.
- Вот эти готовы к погрузке, - произнес чей-то голос. - Так сколько вы возьмете?
- Шестьдесят мешков. Когда можно пригнать машину?
- Когда хотите. Если подъедете прямо сейчас, я открою вам гараж, тогда не намочите.
- Лучше часиков в десять. Вообще-то мне до завтра запаса хватит.
Оставшись одни, они выбрались из укрытия и обошли помещение. Ничего необычного здесь не было.
Силанпа успел заметить, что покупатель зерна приезжал на крытом пикапе с надписью на задней дверце: "Хлебопекарня Бойяка-Реал". Работник зернохранилища закрыл ворота и удалился вверх по лестнице.
Они вышли из здания и направились к сараю, замеченному Силанпой. От территории зернохранилища его отделял остаток ограды из ржавой колючей проволоки. Внутри были свалены в кучу заплесневелые деревянные скамейки, несколько угольных печурок, побитые зеркала и развалившиеся столы. Табличка на обломке двери гласила: "Турецкая баня "Земной рай"".
Закончи в осмотр, они вернулись в "Рено-6" и помчались в комиссариат полиции Чоконты. Силнапа предъявил журналистское удостоверение, представил Эступиньяна как своего коллегу, и их проводили в кабинет местного полицейского начальника лейтенанта Камарго.
- Красного винца не желаете?
- Нет, спасибо.
- Так вы, значит, журналист?
- Да.
Эступиньян бросил на Силанпу удивленный взгляд - журналист?
Принесли поднос с тремя чашками кофе и корзиночку с хлебцами.
- Отведайте наш знаменитый местный деликатес - жареные могольяс! Итак, чем могу быть полезен?
- У меня к вам вопрос: кому принадлежит зернохранилище "Уньон"?
- Зернохранилище-то? Доктору Анхелю Варгасу Викунье. Да вы наверняка его знаете! Очень почтенный сеньор, истинный труженик, как и все уроженцы нашего города. Надеюсь, ваш вопрос не означает, что у него возникли неприятности?
- Напротив. Мы хотели знать имя владельца, чтобы у него не было никаких неприятностей, только и всего! А эту выпечку из отрубного теста делают здесь, в Чоконте?
- Да, восхитительно, не правда ли?
- Аве Мария, мой лейтенант! Да ради такой вкуснотищи хочется у вас навек поселиться!
Подытоживая свой визит в полицейский комиссариат Чоконты, Силанпа обнаружил, что заполнил пометками уже целый листок у себя в блокноте:
"Бильярдный бар "Лолита". Лотарио Абучиха - по приблизительному подсчету, порядка 300 тыс. песо за ночной рейс Тунха-Чоконта - проверить, найти склад. Кика - в пятницу, пораньше. Зернохранилище Уньон - 60 мешков хлебопекарне Бойяка-Реал. Турецкая баня "Земной рай". Доктор Варгас Викунья. Лейтенант Камарго - Чоконта".
На обратном пути в Боготу Эступиньян, долгое время хранивший молчание, вдруг заговорил:
- Позвольте поинтересоваться, сеньор Силанпа, вы назвались журналистом?
- Да, я работаю в "Обсервадоре".
- Вот черт, а я-то думал, вы из секретной службы!
- Какое там, чувак, у меня есть только один секрет - я завтракаю таблетками аспирина!
Когда они приехали в Чиу, Силанпа сказал Эступиньяну:
- Подождите меня с полчасика. Можете пока перекусить в этом ресторанчике. - Он подрулил к стоящей на тротуаре табличке с меню. - Мне надо повидать одного человека, с помощью которого мы раскроем это дело.
- Как прикажете, хефе! Вы позволите мне так к вам обращаться?
- Обращайтесь, как вам нравится! Я скоро!
Эступиньян расположился за столиком на террасе ресторана, а Силанпа отправился в алкоголический санаторий к Гусману. Он поднялся по лестнице на второй этаж, глядя через застекленный проем на умиротворяющее зрелище сада, стариков в инвалидных колясках, греющихся на солнышке возле фонтана, розовые и лиловые цветы бугенвильи, оплетающей здание по всему периметру.
- Ну и чертовщина получилась с этим Армеро! - Перед приходом Силанпы Гусман читал газеты и теперь его так и распирало от возбуждения. - Я предполагал что угодно, только не это! Истинно говорю вам, Колумбия - пропащая страна!
- А дальше будет еще хуже.
- Ни хрена себе! Куда ж еще-то хуже?
- Но я вам ничего не скажу! - Силанпа уселся на кровать и взял с тумбочки пожелтевшие от времени экземпляры "Тьемпо", "Эспектадора" и "Обсервадора". - И вообще я пришел к вам за помощью в деле убитого на Сисге.
Гусман вперил в него острый взгляд.
- Тогда расскажите мне все, что знаете, все, что видели! Подробно опишите место, где найден убитый, состояние трупа, все!
Гусман взял лист бумаги, карандаш и по ходу рассказа стал делать пометки и что-то чертить. Силанпа обрисовал ему участок берега озера, на котором обнаружили мертвеца, из чего были сделаны колья, потом перешел к Эступиньяну, бару "Лолита" и водителю грузовика. Закончил своей поездкой в Чоконту и всем, что перечислено у него в блокноте.
- Ладно, скоро сюда явится монашка кормить меня дерьмом в таблетках, так что вам лучше уйти. - Глаза Гусмана метали молнии. - Дайте мне несколько дней, чтобы переварить эту информацию.
- Спасибо, дорогой!
Опечаленный Силанпа вышел из палаты, проклиная свою наследственную слезливость, которая всю жизнь мешала ему бороться с собственными сантиментами.
8
Нанси принесла скоросшиватели в кабинет Баррагана. В рукавах сорочки доктора, сидящего без пиджака, поблескивали элегантные запонки в форме якорей. Казалось, даже воздух здесь был насыщен деловой энергией, от которой у Нанси похолодело в пятках, а другие части тела восторженно отреагировали каждая по-своему.
- A-а, спасибо! Присядьте, пожалуйста! - Все с тем же до предела озабоченным видом доктор указал ей на стул возле своего рабочего стола.
Некоторое время он молча изучал ксерокопии, затем вдруг заговорил со стальной ноткой в голосе:
- Сеньорита, хочу обсудить с вам и один вопрос, касающийся нашей конторы. Беседа будет носить частный характер, а потому прошу вас присоединиться ко мне во время обеда - здесь и стены имеют уши.
- Как вам угодно, доктор.
- Вы пойдете первой, а я подберу вас за углом. В двух словах дело заключается в следующем: я намереваюсь произвести ряд перестановок среди персонала, и мне требуется мнение именно такой особы, как вы. У вас еще не накопились предубеждения, но уже имеется первое впечатление обо всех нас, так что, несомненно, вы воспринимаете обстановку с большей ясностью, чем любой другой.
Нанси зарделась, колени у нее задрожали.
- Хорошо, доктор… Если смогу быть вам полезной…
- Только обещайте мне, что ни словом не обмолвитесь о нашей встрече с сеньоритами, что за дверью!
- Обещаю! - ответила она, гордая тем, что у нее с доктором есть общая тайна.
Нанси вышла из кабинета с румянцем на щеках. Трини и Нача тут же попытались испепелить ее взглядами, потом переглянулись и обменялись непонятными жестами, которые показались Нанси некрасивыми и вульгарными. Томате, как обычно, не отводил глаз от разреза у нее на юбке.
Нанси прошла на свое рабочее место и занялась приведением в порядок файлов в ящиках шкафа с документами, думая о том, что ей предстоит высказываться о людях почти незнакомых. Поэтому все время, остающееся до обеда, она украдкой наблюдала за ними, обдумывала их действия и пыталась создать у себя более или менее определенное мнение о каждом. В двенадцать тридцать Нанси встала из-за стола, взяла свой жакет и направилась к выходу, не говоря никому ни слова.
- Нанси, ты разве не будешь обедать с нами? - крикнула ей вдогонку Нача поверх своей пишущей машинки.
- Нет, меня ждет двоюродная сестра!
- А-а…
Она дошла до угла, убедилась, что никто за ней не следит, и быстро зашагала к торговому центру. Там остановилась у витрины и принялась разглядывать ткани, пока за спиной не раздался голос Эмилио Баррагана. Он открыл ей дверцу машины, и Нанси, прежде чем сесть, сняла жакет и аккуратно повесила себе на руку.
- Спасибо, что пришли, Нанси.
- Доктор… - едва сумела вымолвить она в ответ, вспыхнув от смущения маковым цветом.
Барраган повез ее обедать в ресторан, дорога к которому поднималась в сторону Ла-Калеры. Они сели за столик у окна на втором этаже, откуда открывался красивый вид на город. Барраган стал показывать разные достопримечательности, и Нанси опять покраснела, но тут же мысленно отругала себя за глупость - нет ничего постыдного в том, что она общается с таким любезным и воспитанным человеком, как доктор!
- Нанси, вы бывали в Нью-Йорке?
- Нет, доктор. Я вообще мало путешествовала.
- Знаете, во всей Боготе это место больше всего похоже на Нью-Йорк. А вид отсюда напоминает мне один замечательный ресторанчик в Нью-Джерси. Из его окон можно любоваться небоскребами Манхэттена.
За едой заговорили о деле. Барраган попросил Нанси высказать свое мнение о сотрудниках конторы. Она постаралась не ударить в грязь лицом и хорошенько припомнила то, о чем размышляла утром.
- Мне думается, что Домитило работник серьезный, ответственно относится к своим обязанностям. Он простой, честный, всегда готов помочь.
Доктор одобрительно улыбнулся, заказал еще белого вина и продолжал с интересом слушать, время от времени опуская взгляд за вырез на блузке Нанси. Он только попросил ее говорить проще, исходя из собственного опыта.
- Трини поначалу показалась мне довольно ненадежной… - Нанси отпила "такама-бланко" и не сразу проглотила, посмаковав вино во рту. - Она как-то странно смотрела на меня, но потом я поняла, что это не так, виновата моя застенчивость. Трини обладает большим профессиональным опытом, во все вникает и знает контору как свои пять пальцев.
- Вы с ней подружились?
- Нет, Трини и Нача всегда вместе, и, если честно, когда я вижу их вдвоем, боюсь им помешать и потому держусь от них подальше.
- А Томате?
- Мне кажется, он очень хороший. Симпатичный и дружелюбный. Он с самого начала объяснил мне, где что находится в конторе и как себя вести. Иногда Томате провожает меня до автобусной остановки.
- Очень хорошо, Нанси, я обязательно приму к сведению все, что вы мне рассказали. - Барраган пристально посмотрел ей прямо в глаза. - А в Париже вы тоже не бывали?
- Нет, доктор, хотя очень хотела бы.
- Это божественный город! Там полно ресторанчиков с видом на Сену. На мой взгляд, любой формирующейся личности просто необходимо путешествовать. Потому-то, Нанси, я и рассказываю вам о разных странах.
- Вы совершенно правы, доктор… - И Нанси опять стало стыдно за свое невежество.
- А раз так… знаете что? Я попрошу вас сопровождать меня в мою ближайшую командировку за границу. Хочу, чтобы мои сотрудники были по-настоящему культурными людьми, а чтения книг для этого просто недостаточно.