- Ты сказала, что тебе давно не приходилось ПИТЬ БРУДЕРШАФТ. Не НА брудершафт, а ПРОСТО БРУДЕРШАФТ. Я никогда не слыхал, чтобы так говорили, но вспомнил, что, кажется, встречал это у Чехова или Куприна. Ну, рассуждения о музыкальности раннего Пушкина ты тоже могла где–то подцепить - допустим. Но в совокупности - с образом нормальной современной девицы не вяжутся. И возрастная психология. Проститутки, конечно, психологически гораздо старше большинства своих сверстниц - но ты просто из ряда вон: такая же взрослая, как и я. А может, взрослее.
- Ты внимательный, - задумчиво сказала Катя.
- Вот такие непонятки, как теперь говорят в бизнесе, - подытожил Гуров. - При этом совершенно не понимаю, что и кому может быть нужно от меня - скромного консультанта по маркетингу с небольшими клиентами.
Катя взяла руку Гурова, прикрыв глаза, потерлась о нее щекой.
- Сережа, я боюсь объяснять тебе ситуацию, потому что, весьма вероятно, отношения наши на этом закончатся. А ты и вправду умудрился стать для меня за неделю близким человеком. Но не объяснять тоже нельзя. Верно?
- Не знаю, Катюш. Мне объяснения не обязательны. По крайней мере, пока я не приду к отчетливому подозрению, что меня пытаются использовать.
- Весьма ценю благородство вашей души, сударь. Но опасаюсь, что умолчания отравят наши отношения. - Катя невесело усмехнулась. - Эк меня от волнения с лексиконом–то корежит, а? Слушай, давай водки выпьем? Только не японской этой штуки, а нормальной водки.
- С удовольствием.
Гуров подозвал официанта. Выяснилось, что русской водки нет, но Катю вполне устроила "Финляндия". К удивлению Гурова, она попросила принести бутылку и стаканы. И предложила:
- Давай по сто пятьдесят?
- Ну, давай, хотя давненько не употреблял такими порциями.
- А уж как я давненько, - пробормотала Катя, по–мужски, даже не передернувшись, небольшими глотками выцедила водку и закусила суши, обильно вымоченным в соевом соусе.
Потом опять взяла Гурова за руку, глубоко вздохнула и сказала.
- В общем, Сережа, отвечая на твой главный вопрос: мне от тебя, кроме тебя лично как человека и мужчины, ничего не нужно. Встретились мы совершенно случайно. Но маленькая проблемка наших с тобой отношений состоит в том, что я не человек, а андроид, смесь человека с внеземным существом. На Земле выполняю наблюдательно–исследовательскую работу.
Гуров медленно поднял голову вверх и пару минут, слегка кивая головой, сосредоточенно размышлял. Потом встряхнулся, посмотрел Кате в глаза, улыбнулся и сказал:
- Ну, с моей точки зрения довольно убедительно. А можно несколько уточняющих вопросов?
Над столом на пару секунд повисло молчание. А потом Катя разрыдалась, уткнувшись лицом в руку Гурова. Тот огляделся - их закуток верандочки был по–прежнему пуст. Тогда Гуров обошел вокруг столика и посадил Катю себе на колени.
- Ну, солнышко, все будет хорошо, а потом еще лучше… Будешь реветь - не дадут больше ни водки, ни закуски и выгонят… И вообще, почему ты ревешь?
Катя уткнулась ему в грудь, и пролепетала, заикаясь от рыданий:
- По–потому, что ты мне по–поверил и не принял за психа… И я те–тебе не противна… А я, сука по–поганая, испо–пользовала встроенный в меня де–детектор лжи …
И зарыдала еще горше.
- Слушай, - спросил Гуров, - может, мы тогда переместимся ко мне, чтобы обеспечить себе максимальную свободу выражения чувств и мыслей? О, блин! Поднабрался от тебя, в жизни ведь так не изъяснялся. Может, твоей побочной функцией является улучшение манер аборигенов? От сексуальных, до, извиняюсь за выражение, коммуникационных?
- Не сме–меши ме–меня!
- Почему?
- Не–не знаю!
- Как не знаешь? Может, ты сломалась?
- Мо–может быть…
- А потеря чувства юмора является признаком серьезной поломки?
Катя хрюкнула.
- То–точно не знаю. Ладно, Серый, истерику ты у меня сбил, но все равно поехали домой.
Пока ехали, Катя, вроде бы, успокоилась. Но дома заставила Гурова тут же, не раздеваясь, лечь на кровать, тесно прижалась к нему и попросила:
- Давай чуть–чуть полежим.
И еще несколько минут тихонько плакала Гурову куда–то подмышку.
Потом вздохнула, отстранилась, села.
- Ну, вот, проплакалась. Черт знает, что со мной происходит. Просто не помню, когда в последний раз плакала, - и вдруг такая сырость. Серенький, я в ванну. Уважающий себя андроид не должен быть похож на чучело.
Из ванны Катя вернулась уже в совсем нормальном состоянии. Села в кресло напротив Гурова, закурила.
- Ты хотел задать какие–то вопросы, Сереж?
- Не уверен, что смогу задавать их в такой ситуации последовательно и систематически… - и Гуров скользнул глазами по ее красивым длинным ногам.
- Извини, так спроектировали, - нерадостно улыбнулась Катя.
Гуров удивленно поднял брови:
- Я не улавливаю причины твоих комплексов. Разве есть какая–то разница - спроектировали или само удачно получилось?
Катя задумалась. Потом сказала:
- Получается, для тебя красивая искусственная кукла типа из секс–шопа может быть привлекательнее живой натуральной женщины?
Гуров пожал плечами:
- Катюш, извини, ты совершенно некорректно сваливаешь в одну кучу совершенно разные вопросы. "Искусственное" или "естественное" - для меня в данном случае не имеет значения. Ты перестала бы любить человека с протезом?
- Нет, конечно.
- А если бы у него пострадало все тело и ему пересадили бы мозги в искусственное тело, внешне не отличающееся от настоящего?
- Нет, не перестала бы.
- То есть дело, грубо говоря, в мозгах, верно? У куклы из секс–шопа мозгов нет и поэтому она мне неинтересна. Твои мозги и то, как ты управляешься со своим телом, я люблю - и мне глубоко плевать, из чего и как сделано твое тело.
- Вот прямо–таки любишь? - недоверчиво спросила Катя, глядя на него в упор прищуренными глазами.
- За базар привык отвечать, - ухмыльнулся Гуров.
- Ну, мужчина, тогда сменим диспозицию, - сказала Катя и неуловимым движением переместилась Гурову на колени. - Серенький, не могу, давай трахнемся, а?
- Сереж, - сказала Катя, поглаживая Гурова по груди, - а можно я нахально отвечу на незаданный вопрос?
- Конечно, солнышко.
- Понимаешь, я еще эмпатический телепат, слышу эмоции. Мыслей не читаю, но если человек на чем–то сосредоточен, иногда получается близко к этому. Ты удивляешься, как тебе удается так часто со мной кончать, как будто тебе двадцать лет, верно?
- Ну… пожалуй, хотя я не так четко это формулировал.
- Извини меня, это я тебя сегодня стимулировала. Я больше не буду тебя перенапрягать, но мне так ужасно хотелось, чтобы ты кончил, что я не удержалась.
Гуров вздохнул и поцеловал Катю в висок.
- Жаль, что тебе по молодости лет непонятны или, по крайней мере, неприкольны советские лозунги типа "Если партия скажет "Надо!", комсомол ответит: "Есть!"
Помолчав, Катя вкрадчиво и грустно спросила:
- А почему ты так уверен, что советские приколы мне будут непонятны и неприкольны?
- Что? - удивился Гуров и даже приподнялся. - Ах, ну да, возраст - самое логичное объяснение твоего лексикона. И сколько же тебе, солнышко?
- Вот обязательно надо задать в предельно бестактной форме абсолютно мужланский вопрос! - отчеканила Катя ледяным тоном, отвернулась и отодвинулась от Гурова как можно дальше.
- Ой, - сказал Гуров. - Катюш, я нечаянно и больше не буду.
Ответом было ледяное молчание, через минуту превратившееся в тихие, сдавленные всхлипывания и жалобное бормотание:
- Вот все–таки я для тебя не женщина, а чудо–юдо какое–то…
Гуров нежно обнял Катю сзади.
- Солнышко, я тебе уже объяснял, что мне абсолютно все равно, человек ты или чудо–юдо. Если бы на твоем месте была обычная женщина, я совершенно так же не удержался бы от бестактного вопроса про возраст.
Катя вздохнула, повернулась к Гурову и опять устроилась у него на плече:
- Извини за истерику. Понимаешь, у меня такое в первый раз. Влюбилась и совершенно пошла вразнос. А так меня никогда не интересовали и не волновали вопросы сопоставления с человеком. Я спокойно считала себя отдельным специальным существом и не испытывала по этому поводу никаких комплексов.
Помолчали.
- Серенький, спрашивай, я же чувствую, что тебе безумно интересно.
- Давай–ка, вот что уточним. Если ваша миссия на Земле засекречена, как же ты можешь отвечать на мои вопросы?
- А мне не запрещено отвечать на вопросы в индивидуальном порядке. Может, такая утечка информации почему–то может быть полезной. Не знаю, никогда никому ничего не рассказывала, ты первый. Но, думаю, доказать на основе имеющейся у меня информации, что ты не псих или не приколист–мистификатор, - невозможно.
- То есть, то, что ты, извини, сделана, необнаруживаемо?
- Да, думаю, мои особенности - например, абсолютная память, быстрота, эмпатия, детектор лжи, я не беременею, почти не болею - на нынешнем уровне аборигенной…э-э… извини, человеческой науки, видимо, невозможно диагностировать как искусственные.
- Да ничего обидного в слове "абориген" я не вижу. А твое оборудование? Знания?
- Не имею никакого внеземного оборудования и конкретных знаний о нем. Не знаю никакой информации, которая бы позволила убедительно доказать мое внеземное происхождение. Ну, колупается социологическая студенточка Катя с вопросами сексуального поведения - и что? Поэтому, кстати, я функционировала в роли проститутки - набирала специфическую статистику.
- Но ведь ты работаешь в рамках какой–то теории, которую из тебя можно, что–то заподозрив, вытрясти?
- Ну, в любой момент мне можно дистанционно почистить мозги или даже ликвидировать меня. Но сомневаюсь, что из меня вообще можно вытрясти что–то существенное. Концепция, в рамках которой я работаю, на Земле уже и так формируется. Тебе что–нибудь термин "теория модернизации" говорит?
- Ну, так, смутно. С "Протестантской этикой" Вебера ассоциируется.
- В принципе правильно. Если огрублять, то одна из ключевых идей - социальные технологии важнее технических. Скажем, социальная технология "капитализм" делает страну конкурентоспособнее, чем классический феодализм, советская разновидность феодализма и так далее. Например, Штаты такие мощные именно из–за достаточно последовательного капитализма, да?
- Ну, я бы сказал, довольно очевидная концепция.
- На самом деле все очень сложно. Могучие Штаты обосрались во Вьетнаме и в Ираке. Долгосрочно перспективы капитализма непонятны в связи с падающей в его рамках рождаемостью. И никто на Земле не знает, что конкретно делать: ведь капитализм возник примерно пятьсот лет назад сам по себе, эволюционно, как новый вид животных. Так вот, более общий подход состоит в осмысленном конструировании социальных технологий. И конкуренция между цивилизациями во вселенной идет именно в этой плоскости.
- М-да, размышлял я об этих вещах когда–то… Объясни–ка мне для разнообразия, что у нас с тобой за странные вибрации возникают в самые интересные моменты?
- Интересные моменты? Это по аналогии с интересным положением? Сударь, ваша скромность может сравниться только с благородством вашего сердца.
- Сударыня, боюсь, мне в силу плохого воспитания трудно поддерживать галантность на уровне вашего галантного века… Ой! Катенька, ну, извини дурака, ей–богу, не хотел я никаких намеков.
- Да ладно, Сереж, чувствую, что не хотел. Но чувствую, как тебе интересно. Не уверена, что это будет полезно для наших отношений, но давай попробуем. С галантным, то бишь восемнадцатым веком ты сильно промахнулся, мне 620 лет.
- Ну ни… Извиняюсь, ма… Вы кто, мадам или мадмуазель?
- Несколько раз была замужем, - грустновато сказала Катя. - Правда, фиктивно - иногда было нужно для дела. Так что сам решай, мадам я или мадмуазель.
Гуров взял Катино лицо в ладони:
- Мадам, я надеюсь на вашу помощь в непонятной ситуации. Не могло ли случиться так, что вы нечаянно нарушили свое обещание и …э-э …стимулировали мой интерес к наиболее завораживающей и пьянящей стороне наших отношений? Или я геронтофил?
Катя улыбнулась.
- Интересно все–таки быть эмпатом. У тебя там так все забавно как бы перескакивает. Вначале - у-уx! - такое удивление! И секундный период отношения ко мне, как к почтенной бабусе, при которой ну никак нельзя материться. Потом - почему–то сильная волна симпатии, жалости, возвращение к обычному отношению - и, действительно, легкий прилив желания. Может, ты действительно чуть–чуть геронтофил, во всяком случае, негативных эмоций я не заметила. Но завораживающие стороны, если можно, давай отложим, Сереж. Мне как–то грустно.
- Из–за меня?
- Ну, как сказать. Не потому, что ты что–то не то сказал или сделал. И даже не грустно - странно. Я шестьсот с лишним лет была абсолютно самодостаточным, спокойно–ироничным, контролирующим себя существом - и мне непривычны и шекспировские страсти, и то, что они непредсказуемым образом зависят от другого человека.
- Слушай, вопрос, конечно, дурацкий, - а Пушкина ты видела?
Катя хихикнула.
- Не то слово.
- В смысле?
- Помнишь старый анекдот. Один мужик другому жалуется: "Достала меня эта девка" - "Ну игнорируй ее" - "Да уже два раза". Ну, вот примерно так у меня было с Александром Сергеичем. Мне было чисто по–дамски интересно - блестящий поэт! А он как человек с большинством женщин был, видимо, типичный стрекозел, сексуальный маньяк. По крайней мере, в свои двадцать с небольшим лет, когда я его знала. Проигнорировал меня пару раз, по его понятиям, довольно старательно, хотя с тобой, кстати, не сравнить, да и побежал дальше, по следующим дамам, девам и девкам.
Гуров хмыкнул.
- Стихи хоть читал?
- Ты знаешь, стыдно признаться, я его, видать, не впечатлила. Читал что–то, но совершенно по обязанности - мямлил, сбивался, увиливал… Эй, Серега, - рассмеялась Катя, - мой барометр показывает, что ты стал сильно ревнивый! К солнцу поэзии приревновал! Двести лет без малого прошло!
- А что такое, - пробурчал Гуров, - ревновать - это плохо или стыдно?
- Сережа, милый, я ведь сама тебя зверски ревновала четыре дня к гипотетическим девкам, поскольку стереотип ходока по девкам у тебя был очень выражен. Причем первый день не могла понять, что со мной происходит, потому что вообще незнакома была с этим чувством. И смех, и грех: с каким–то клиентом механически трахаюсь - и про тебя думаю и ревную! Ладно, все, закрыли тему, чувствую, просто Отелло ты стал.
- Давай–ка лучше про вибрации.
- Да, это важно. Понимаешь, если по аналогии с компьютером, то во мне сидит специфический "софт": интуитивные техники анализа одной расы. Видимо, в нем скрывается кусок, связанный со стороной их жизни, аналогичной сексу. И на мой оргазм накладываются дополнительные, божественно неописуемые ощущения. У них это коллективно и напоминает совместную экстатическую молитву очень верующих людей. Правда, в силу несовпадения физиологии меня слегка корежит.
- До меня у тебя такого не было?
- Никогда ничего подобного. То ли у нас с тобой возникает какой–то резонанс? То ли ты почему–то взаимодействуешь с этим "софтом"? Разбираться боюсь и вообще не собираюсь об этом докладывать. У меня хорошие отношения с начальством, и я постараюсь сменить тематику. Как ты, наверное, догадываешься, после встречи с тобой функции проститутки–исследовательницы я выполнять не могу и не хочу.
Гуров молча поцеловал Катю.
- Я поинтересовалась расой, из которой происходит этот, так сказать, софт, - помолчав, продолжала Катя. - Материала мало - но, возможно, наша с тобой вовлеченность в их сексуальные дела может интерпретироваться то ли как прелюбодеяние, если можно так выразиться, в масштабах расы, то ли как кощунство. Причем во время оргазма у меня генерируется специфическое ментальное излучение, так что, возможно, они знают о наших отношениях.
- Честно говоря, звучит, как бред - в смысле интерпретации как прелюбодеяния или кощунства.
- Очень надеюсь, что так и есть.
- А можешь про них рассказать?
Катя помолчала.
- Не стоит, Сереж. У них очень чуждый облик и образ жизни, не хочу, чтобы ассоциировалось со мной.
- Как скажешь. Спим?
- Ты спи, а я тебя немного полечу, - сказала Катя, поворачивая его на живот и плотно прижимая ладошку на поясницу, где сразу стало чуть–чуть пощипывать.
- От чего?
- От многого. Гипертония у тебя. Предстательную надо поправить. Не бери в голову. Спи. А то трудно.
Через несколько дней, перед тем, как поехать в театр, Гуров с Катей сидели в ее квартире и пили чай - Катя приучала его к элитному развесному китайскому чаю. Вдруг щелкнул замок - Катя удивленно повернула голову - и в квартиру зашли двое мужчин примерно возраста Гурова.
- Добрый день, господа, - поздоровался один из них, слегка похожий на кавказца трудноопределимой национальности. Второй, с нейтрально европейской внешностью и несколько скованными движениями, молча слегка поклонился. - Прошу прощения за вторжение, но мы здесь официально по вопросам, касающимся… э-э… некоторых аспектов ваших взаимоотношений. Моя фамилия Иванов, а моего коллегу можно называть… э-э… - господином Петровым. В его облике здесь персонифицирована раса… э-э…, интересы которой затронуты.
Гуров посмотрел на Катю. Она внимательно слушала, заметно побледнев.
- Прежде всего, - продолжал Иванов, - прошу Катерину подтвердить, что она идентифицирует меня как известную ей и… э-э… облаченную определенными полномочиями личность.
Катя откашлялась и, кивнув, тихо сказала:
- Да, подтверждаю.
- Далее, я фиксирую свое заключение, - сказал Иванов, обращаясь к Кате, - что господин Гуров не был в достаточной мере осведомлен о том, что его взаимоотношения с вами могли затронуть чьи–либо интересы. Нет ли у вас возражений или дополнений?
Катя кивнула.
- Я согласна.
Иванов вопросительно посмотрел на "Петрова".
- Соответственно, я фиксирую свое заключение, что господину Гурову не могут быть предъявлены какие–либо обвинения и он не может нести какой–либо ответственности.
- Согласие подтверждается, - сказал "Петров" с легким акцентом.
- Тогда, - констатировал Иванов, - дальнейшее не требует присутствия господина Гурова.
И он посмотрел на Катю.
Она кивнула, медленно встала, подошла к вставшему Гурову. "Петров" отвернулся и стал смотреть в окно.
- Иди, Сережа, - сказала Катя, грустно глядя ему в глаза. - Это внутренние разборки.
- Нет, - жестко ответил Гуров, - никаких разборок с тобой без моего участия не будет.
И повернулся к Иванову.
- Насколько я понимаю, апеллировать куда–либо по поводу правомочности или справедливости ваших действий бессмысленно?
Иванов медленно кивнул:
- Правильно. Дело находится вне компетенции вашей цивилизации и мы… э-э… последняя инстанция.
- Могу ли я спросить, какие… перспективы?
Иванов замялся и покачал головой.
- Я не уполномочен отвечать на Ваши вопросы по данному делу, поскольку вы не его официальный участник.
- Но ведь Катерина гражданка России, у нее есть соответствующие права…
Иванов опять покачал головой:
- Сергей Александрович, еще раз повторю: дело находится абсолютно вне компетенции вашей цивилизации.