Отец Дина устроил соревнования по пинг-понгу. На кухонном столе он установил книги корешками вверх – это была "сетка". И в качестве ракеток мы тоже использовали книги – детские, издательства "Божья коровка" (моей ракеткой была книжка "Эльфы и башмачник", Моран играл "Румпельштильцхеном". Мы выглядели как дебилы, особенно мистер Моран, который играл, прижимая к груди банку "доктора Пеппера" ("др.Пеппер" на вкус как газированный сироп от кашля)) Это было очень весело. Гораздо веселее, чем смотреть телевизор. Младшая сестра Дина, Максин (они называют ее "Мини-Макс"), следила за счетом. Потом мама Дина вернулась с работы (она работает в доме престарелых на Малверн Роуд), оглядела нас, сказала "эх, Фрэнк Моран" и разожгла огонь в печи. И в доме почему-то сразу запахло жареным арахисом. Мой отец говорит, что печь в доме – это прошлый век, и вообще с ней слишком много заморочек, но отец Дина другого мнения: "Н-когда нэ покупай дом бэз пэчи", – обычно говорит он с шотландским акцентом.
Миссис Моран собрала волосы в пучок на затылке и заколола их вязальной спицей. Она в первой же партии обыграла меня 21-7, но после этого бросила игру и стала вслух читать "Малвернский вестник":
ЖЖЕНЫЙ ХЛЕБ СТАЛ ПРИЧИНОЙ ПОГРОМА В СЕЛЬСКОМ КЛУБЕ!
"Жители Блэк Свон Грин узнали, что дым-таки бывает без огня. В среду заседание Кризисного Комитета, посвященного проблеме строительства "Цыганского" района в Хайк Лэйн, было прервано включившейся пожарной тревогой, которая вызвала массовую истерику…" м-а-ама дорогая! (сама по себе статья вовсе не была смешной, но миссис Моран читала ее, изображая одновременно диктора новостей и деревенского дурачка, и мы с Дином просто писались со смеху) "Приехавший пожарный наряд выяснил, что тревога сработала из-за тостера. Четыре человека получили травмы в результате давки. Свидетель, Джеральд Касл…" Это ведь твой сосед, да, Джейсон? "… сообщил корреспонденту, цитирую: "Это чудо, что никто не пострадал". Ой, извините, наверно, не стоит смеяться над этим. Это ведь совсем не смешно, правда. Там действительно началась давка, Джейсон?
– Да, мы были там с отцом. Сельский клуб был забит до отказа. А вы разве не ходили?
Мистер Моран словно окаменел, когда я задал этот вопрос.
– Сэм Суинярд приходил, выпрашивал мою подпись, но я вежливо отказал ему. – Наш разговор явно уходил не в то русло. – Ну и как, Джейсон, их дебаты произвели на тебя впечатление?
– Все были настроены против лагеря.
– Ох, не сомневаюсь! Эти ребята готовы молча наблюдать за тем, как эта тварь с Даунинг Стрит разбирает на части страну! Но как только дело касается цен на их собственные дома, они собирают свой кризисный комитет быстрее, чем любая революционная организация. (* "тварь с Даунинг Стрит" – это Маргарет Тетчер. На Даунинг стрит-10 в Лондоне располагается резиденция премьер-министра*)
– Фрэнк, – сказала миссис Моран, подразумевая: "притормози".
– А что? В моих жилах течет цыганская кровь, и я не стыжусь этого. И я не против того, чтобы Джейсон об этом знал! Видишь ли, Джейсон, мой дед был цыганом. Вот почему мы не пошли на собрание. Цыгане, конечно, не святые, но и не проклятые тоже. Они не лучше и не хуже наших фермеров, почтальонов и продавцов. И я считаю, что они имеют такое же право на жизнь, как и все остальные.
Я не знал, что сказать, поэтому просто кивал.
– Ну, полно ворчать. Одним ворчаньем сыт не будешь. Лучше помогите мне накрыть на стол. – Миссис Моран поднялась из кресла.
Мистер Моран достал газету "Кроссворды". На обложке "Кроссвордов" всегда помещают фотографии женщин в бикини, но внутри – ничего неприличного вы не найдете. Пока кухня наполнялась запахом окорочков и грибов, мы с Дином и Максин убирали с обеденного стола стопки книг, служивших нам сеткой во время игры в пинг-понг. Я стал помогать Дину сервировать стол, потому что не хотел возвращаться домой. Ящик для столовых приборов у Моранов – это сущий бардак: все свалено в кучу – вилки, ложки, ножи.
– Если хочешь, можешь поужинать с нами, Джейсон? – Мама Дина чистила картошку. – Келли звонила мне на работу. Она сегодня ужинает в какой-то кафешке с друзьями, у кого-то из них день рожденья, так что у нас за столом есть одно свободное место.
– Давай, – поддержал ее отец Дина, – позвони маме и скажи, что останешься подольше.
– Нет, мне лучше пойти домой. – Вообще-то я бы с радостью остался, но маму удар хватит, если она узнает, что я позволил себе есть где-то помимо дома. Отец тоже обычно изображает из себя злого полицейского, словно поужинать в гостях – это серьезное преступление. Хотя сам он в последнее время обедает в Оксфорде гораздо чаще, чем дома. – Но все равно спасибо.
На землю опустились сумерки, и туман рессеялся. В конце недели часы надо будет переводить на час назад, на зимнее время. Я знал, что мама скоро вернется из Челтенгэма, и все же решил не спешить. Я выбрал длинную дорогу – мимо магазина мистера Ридда. Так меньше шансов наткнуться на шайку Росса Уилкокса. Но стоило мне пройти мимо ворот церкви Святого Гавриила, как прямо на пути возникли какие-то ребята – они вышли из двора дома Колетт Тарбот. Это плохо.
Ох, это очень плохо. Я увидел Росса Уилкокса, Гарри Дрейка и еще десять или пятнадцать пацанов. Среди них были даже старшеклассники: Пит Рэдмарли и братья Туки. Между ними разразилась война. Каштаны были пулями, а опавшие яблоки и груши – тяжелой артиллерией. Всю эту амуницию мальчишки держали в своих свитерах, за пазухой. Желудь пролетел рядом с моим ухом. Раньше я бы просто присоединился к "войнушке", встал на сторону самых крутых ребят и поучаствовал бы в перестрелке, но – это было раньше. Сейчас, я думаю, если они меня заметят, кто-нибудь крикнет: "А-т-т-такуем Т-т-т-тейлора!", и обе команды забросают меня грушами насмерть. А если я попытаюсь сбежать, то для них это будет еще большее удовольствие – как охота на лису.
Я зашел в старое автобусное депо, пока они не заметили меня. Давным давно все автобусы Малверна, Аптона и Тэксберри останавливались здесь на ночь, но потом грохнул кризис, и большую часть маршрутов отменили, и теперь все автобусы стоят заброшенные и разрисованные графиттчиками. Один из "снарядов" ударился об землю рядом с дверным проемом, и я вдруг понял, что загнал себя в ловушку: армия Пита Рэдмарли отступала именню сюда, и шайка Росса Уилкокса преследовала их. Я выглянул и увидел, как одно из подгнивших яблок врезалось точно в голову Хлюпику и буквально разлетелось на кусочки. Уже через секунду отступающие зайдут сюда и найдут меня. Быть уличенным в попытке спрятаться – нет ничего унизительней.
Хлюпик стер ошметки яблочной мякоти с глаз и посмотрел на меня.
Испугавшись, что он меня выдаст, я приложил палец к губам.
Изумление на его лице сменилось ухмылкой. Он тоже приложил палец к губам.
Я выбежал из депо с такой скоростью, словно мною выстрелили из пушки. У меня не было времени искать путь к остступлению, поэтому я просто запрыгнул в кусты. Удача как всегда отвернулась от меня – это был остролист! Я оказался в центре самого колючего из всех возможных кустов. Я был весь в порезах, особенно на шее и на заднице, и все же ни один порез не жжется так же сильно, как жжется унижение. И – чудо из чудес! – никто не преследовал меня. Бой проходил так близко от моего укрытия, что я слышал, как Саймон Синтон бормочет себе под нос указания. Автобусное депо – мое прошлое укрытие – теперь превратилось в бункер одной из воюющих сторон.
– Эй, полегче, Крум, это, блин, больно вообще-то!
– Ой, правда? Бе-е-едненький! Прости меня, Робин, малыш! Мне та-а-ак жаль!
– Давай, пацаны! Покажем им, кому принадлежит эта деревня.
– Убьем их! Разорвем их на части! Утопим нафиг! Похороним!
Войско Пита Рэдмарли перегруппировалось. Бой продолжался – ожесточенный, и при этом абсолютно равный. Воздух был наполнен летящими снарядами и криками радости, сопровождавшими каждое точное попадание. Уэйн Нэшенд стал подбирать яблоки с земли буквально в метре от моего укрытия. Похоже, война снова двигалась в мою сторону. И все, что мне оставалось, – бежать в лес.
Лес был тихий и нечеткий как сон. Длинные листья папоротников били меня по лбу и хватались за карманы. Никто не знает, что ты здесь, шептали деревья, голые и черные в ожидании зимы.
Дети, над которыми издеваются хулиганы, обычно стараются быть неведимками, чтобы лишний раз не попадаться на глаза обидчикам. Заики стараются быть невидимками, чтобы кто-нибудь не дай бог не узнал, что они заики. Дети, чьи родители ругаются, стараются быть невидимками, чтобы не стать причиной очередной ссоры.
Джейсон Тейлор, Тройной Невидимка. Даже я сам в последнее время почти не вижу Джейсона Тейлора, точнее, вижу его так редко (иногда в зеркале, перед сном, или когда пишу стихи), что уже сомневаюсь в его существовании. Но здесь, сейчас, в лесу, я был собой – я перестал быть неведимкой. Кривые ветки, узловатые корни, лесные тропы, земляные валы, озеро, промерзающее до дна в январе, коробка из-под сигар, спрятанная в кроне платана, того самого, где мы когда-то собирались построить наш "дом-на-дереве", и эта тишина, лесная тишина, наполненная птицами и хрустом веток, и еще – колючие папоротники и всякие секретные места, которые видны лишь одинокому путнику.
Время в лесу старше и мудрее, чем время в часах. В голове у меня светились тысячи возможностей, они были похожи на звездное небо. Ведь в лесу нет границ и заборов. Лес – и есть и граница и забор. Не бойся. В темноте ты видишь лучше. Я бы с радостью работал в лесу. Друиды сегодня уже вымерли, но зато "лесник" - вполне себе профессия. Я мог бы работать лесником во Франции. Деревьям не важно, заика ты или нет. Деревья принимают тебя таким, какой ты есть.
Это "друидное" чувство так взволновало меня, что я захотел в туалет. Я вырыл небольшую ямку плоским камнем в толстом слое палой листвы, снял штаны и сел на корточки. На самом деле это довольно клево – посрать в лесу, прям как пещерный человек. Мои какашки с тихим шелестом падали на сухую листву. Срать, сидя на корточках, гораздо легче, чем в туалете. (только одна вещь мешала мне по-настоящему насладиться процессом – навозные мухи. Я боялся, что они сядут мне на задницу и отложат яйца в прямую кишку. Потом их личинки вылупятся и доберутся до моего мозга. Мой двоюродный брат, Хьюго, сказал мне, что такое уже однажды случилось с одним мальчишкой в Америке, его звали Акрон Огайо (*Акрон – город в штате Огайо*)).
– А это нормально – разговаривать с самим собой в лесу? – Громко сказал я, просто чтобы услышать свой голос.
Я услышал пение птицы – так близко, словно она зависла прямо у меня над ухом; и пение ее было похоже на звуки флейты внутри стеклянной банки. Если б я только мог остановить это мгновение, забраться в эту банку, окунуться в ее музыку, я бы остался там жить, и никогда не выходил бы из нее.
Но у меня затекли ноги, и я пошевелился. И неизвестная птица испугалась и исчезла – она улетела в свой мир веток и мгновений.
Я вытирал задницу охапкой листьев, когда перед глазами у меня возникла эта гиганская собака, этот бело-коричневый волк. Это чудовище выпрыгнуло из зарослей папоротника.
Я был уверен, что оно убьет меня.
Но монстр спокойно взял в зубы мой адидасовский рюкзак и рысцой побежал по тропе, удаляясь.
Это всего лишь собака, дрожал внутри меня Червяк, она ушла, все хорошо, мы в безопасности.
Тяжелый стон, похожий на стон мертвеца, вырвался из моей глотки. Шесть рабочих тетрадей, включая тетрадь мистера Уитлока, плюс три учебника. Все это пропало! Что я скажу учителям? "Я не принес домашнюю работу, сэр. Собака украла ее". Мистер Никсон заставит меня ходить с тростью, чтобы наказать меня за столь "оригинальную" отмазку.
Было уже слишком поздно, и все же я вскочил на ноги и начал преследование. Мой незастегнутый ремень болтался в паху, мои штаны сползли, и, наступив на штанину, я неловко рухнул на землю. Сухие листья набились мне в трусы.
Мне ничего не оставалось, кроме как бежать по тропе и искать среди черных осенних пейзажей белые пятна – собачью спину. Мистер Уитлок замучает меня своими саркастичными шуточками. Мистер Коскомби будет в бешенстве. А недоверие мистера Инкберроу будет таким же несгибаемым, как и его линейка. Черт, Черт, Черт! Сначала ученики повесили на меня ярлык червяка, а теперь еще и учителя будут думать, что я идиот. "Какого черта ты делал в лесу в такое время?"
Что это было – сова?
Здесь, поблизости, на склоне была поляна; я знал о ней, мы с пацанами здесь когда-то играли в войну. Мы относились к этому довольно серьезно, играли по всем правилам: с пленными, мирными договорами и флагами, которые нужно выкрасть с базы противника (флагом обычно служил носок, насаженный на палку), и с правилами, напоминавшими что-то среднее между пятнашками и дзюдо. Наша война была гораздо более изощренной и интересной, чем та, в которую играют неудачники из Малверн Роуд. Когда полевые командиры набирали себе команды, меня брали одним из первых, потом что я очень быстро бегаю и могу легко вскарабкаться на любое дерево. Эх, вот были времена! Как же круто было! Занятия спортом в школе – это совсем другое. В спорте ты не можешь перевоплотиться в кого-то, кем ты не являешься. Но, к сожалению, игра в войну сегодня не в почете. Мы, кажется, были последними, кто играл в нее. Сейчас, с каждым годом тропинок в лесу становится все меньше: одни зарастают колючими растениями, другие – колючей проволокой (чертовы фермеры). Дороги, они такие. Они просто исчезают, если по ним никто не ходит. Сегодня родители уже не позволяют детям бегать по лесу, после того, как стемнеет. Недавно где-то рядом с Глочестерширом, был убит мальчик, разносящий газеты, Карл Бриджвотер. Полиция нашла его тело в лесу.
Мысль о смерти Карла Бриджвотера напугала меня. Чуточку. Убийца скорее всего просто перенес его тело в лес, чтобы спрятать. Не думаю, что кто-то будет поджидать свою жертву здесь – это попросту глупо. Лес в Блэк Свон Грин – это не Шервудский лес и не Вьетнам, тут не так уж много гуляк. Все, что мне нужно сейчас, это найти путь домой – я могу повернуть назад, или просто двигаться вперед до тех пор, пока не дойду до полей.
Ага, без рюкзака.
Дважды я видел белые пятна вдали и думал, Собака!
В первый раз это была береза, во второй раз – старый пакет.
Это безнадежно.
Я вышел кромку карьера. Я совершенно забыл о нем с тех пор, как перестал играть в войну. Карьер не глубокий, и все же упасть в него было бы больно. Он был похож на трехступенчатый бассейн с дорогой в дальней части, ведущей в сторону Хайк Лэйн. Или Пиг Лэйн? Я с удивлением заметил огоньки внизу и услышал голоса. Я насчитал пять или шесть грузовиков, плюс дома на колесах, загон для лошадей, старый, раздолбанный "Хиллман-вэн" и мотоцикл с коляской. На дне карьера гудел генератор.
Это должно быть цыгане.
Под каменной насыпью, прямо у меня под ногами горел тусклый, как будто грязный костер, и семь или восемь человек сидели вокруг. И собаки.
Но пса, который меня обокрал, я пока не видел. И рюкзака своего – тоже. И все же я был уверен, что он где-то здесь.
Только одна проблема: как это будет выглядеть, если мальчишка, живущий в доме с четырьмя спальнями на Кингфишер Медоус, сейчас спустится к цыганам и обвинит их в том, что их собака украла его вещи?
У меня не было выбора.
Но как я мог? Я ведь ходил в сельский клуб на собрание Кризисного Комитета. И теперь мой рюкзак у них. В конце концов, я решил, что нужно спуститься к ним по главной дороге, чтобы они не решили, что я шпионю за ними.
– Чего это ты тут разнюхиваешь, а?
Если после шутки отца Дина Морана возле колодца я получил сразу пять инфарктов, то после этой фразы – все десять. Мрачное кривоносое лицо появилось из темноты. Он был в ярости.
– Нет, - я говорил умоляющим голосом, – я просто подумал… – но закончить фразу я не успел, я сделал шаг назад.
И упал.
Камни катились вниз по склону, и я катился с ними, вниз и вниз (это будет удача, если ты сломаешь только ногу, сказал мой Нерожденный Брат Близнец) и вниз и вниз ("Мля!" и "смотрите!" и "СМОТРИТЕ!" кричали люди) и вниз и вниз и (караван, костер, ключица) дыхание сбилось, легкие словно захлопнулись, когда я рухнул, наконец, на дно.
Собаки яростно лаяли в нескольких дюймах от моего лица.
– А НУ ОТОШЛИ, ТУПЫЕ ШАВКИ!
Мелкие камни и ошметки грязи все еще сыпались на меня сверху.
– Так, – прохрипел голос, – а этот откуда свалился?
Это было, как в сериале, когда герой просыпается в больнице, открывает глаза и видит плывущие, размытые лица. Но – гораздо страшнее, ведь я был не в больнице, я был в темноте, на дне карьера. Мое тело ныло сразу в двадцати местах. Но боль была тихой, и я подумал, что все-таки смогу ходить. Перед глазами все вертелось, словно я сидел внутри стиральной машины, в режиме отжима.
– Паренек рухнул с обрыва!
Все новые люди появлялись в свете костра. Они смотрели на меня подозрительно и даже враждебно.
Старик заговорил на иностранном языке.
– Нет, мы не будем его х-ронить! Он не со скалы упал!
– Все в порядке, – во рту у меня был песок, – я в порядке.
– Ты можешь встать, пацан? – Спросил один из них.
Я попытался, но земля у меня под ногами все еще дрожала.
– Да ты на ногах не стоишь, – прохрипел голос, – Тащи свою задницу к костру. Так, помогите мне…
Две руки поддержали меня и помогли дойти до костра. В одном из домов на колесах открылась дверь, и на улицу вышли две женщины в фартуках, мать и дочь. Из дома доносились звуки телевизора – новости. Обе женщины выглядели очень сурово. Одна из них держала на руках младенца. Дети толпились и толкались, каждый хотел посмотреть на меня. Они выглядели еще более дикими и жестокими, чем любой ребенок из моей школы, даже более жестокими, чем Росс Уилкокс. Дожди, холода, царапины, хулиганы, домашка – дети цыган не знают таких проблем.
Один из мальчишек сидел у костра и ковырял ножом какой-то кусок резины. Он вел себя так, словно меня здесь нет. Лезвие его ножа двигалось быстро и иногда ловило блики костра. Длинные волосы скрывали пол его лица.
Я посмотрел на хриплого старика – это был точильщик ножей. Это немного успокоило меня. Хотя с другой стороны: когда он стоял у меня на пороге – это одно, но когда я свалился ему на голову – совсем другое.
– Простите… спасибо, но мне лучше идти.
– Я поймал его, Бакс! – Мальчишка с кривым носом скользил вниз по насыпи, словно на лыжах. – Но этот идиот упал! Я его даже тронуть не успел! Он сам! Хотя, наверно, надо было толкнуть его! Он шпионил за нами, сучонок!
Точильщик ножей посмотрел на меня.
– Ты вряд ли сможешь уйти, дружок. Ты с трудом на ногах стоишь.