Глава 18
Дальше по пути располагался цветочный. Полный влаги и запахов. Но слишком много в нём было цветов. Слишком были ярки эти цветы, и Шурочка сразу отвернулась от них. И наткнулась глазами на полочку, сплошь уставленную кактусами в маленьких горшочках.
"Как вы прекрасны! - сказала Шурочка кактусам. - Вы так невзрачны с виду, так неприступны, так колючи. И вдруг вы расцветаете! И такой красивый, такой редкий, такой единственный этот ваш цветок! Такой, который нельзя сравнить даже с этой розой, выращенной где-то в питомнике".
Шурочка протянула руку и потрогала колючки одного из кактусов. "Когда-нибудь я соберу вас в коллекцию, и поставлю её у себя на подоконнике. Подождите немного, и я за вами приду…"
- Руками цветы не трогай! - строго сказала Шурочке продавщица. - Будешь покупать что-нибудь, так давай. А то уже час стоишь, глазеешь.
- Извините, - ответила продавщице Шурочка, и вышла из цветочного магазина.
Дальше на пути были только продуктовые. И только войдя в продуктовый, Шурочка поняла, как она проголодалась. И отметила про себя, что других чувств у неё не было. Помогли магазины!
"Ах, как хочется есть! Как хочется! Ну, всё бы съела, всё! Сначала - колбасы. И варёненькой бы взяла, и копчёной. Да, вот этой… Или этой… Нет, этой. Московской надо, московской. Да, этой, и этой, и ветчины…"
Шурочка продвигалась вдоль прилавков, сгорая от желания съесть сразу всё.
"И сыру, обязательно - сыр, - продолжала желать Шурочка. - Пармезан! Нет, масдам. Нет, просто пошехонского, но много! И кефиру… и творожной массы… И рыбы. Рыбы, рыбы. Красной, белой, солёной, копчёной… И булочек, и конфет…"
Шурочка чувствовала, что сейчас закричит. Кружилась голова, ноги подкашивались.
"Стоп, - сказала себе Шурочка. - Стоп, остановись. Давай, в очередь. Давай, реально, на двести рублей. Прикинь. Так, так".
У Шурочки получилось, и она взяла себя в руки.
- Так, так. Мне - батон, пакет кефиру, десяток яиц…
"Всё в порядке, всё в порядке. Домой, домой. Скорее домой, домой…"
Цель была почти достигнута. Мыслей не было никаких. Почти.
Желаний тоже.
"Домой, домой, домой… - думала Шурочка. - Теперь домой, и всё! И я смогу с этим покончить, смогу, смогу!"
Улица, дом, подъезд, лифт, ключи, свет.
Еда. Ча-а-а-а-й…
Теперь на кровать, под одеяло, и телевизор - погромче.
Телевизор, телевизор. Как хорошо… Сначала сериал, потом какой-то тошнотворный американский боевик. Реклама, реклама до одурения. Хорошо!
Новости. Спорт. Погода. Снова боевик.
Шурочка глушила себя телевизором до половины второго ночи, и поймала себя на том, что засыпает, под жутко орущую, в ночной темноте, рекламу пива.
- Люди, вы тоже глушите себя? - спросила Шурочка ночную тьму. Но тьма не ответила.
И тогда Шурочка выключила телевизор и быстренько, чтобы не спугнуть сон, повернулась на бок и с головой укрылась одеялом, почти.
Не зря Шурочка морила себя магазинами и телевизором. Не зря глушила свою совесть и своё новое, такое властное желание.
Она не уснула - она "отрубилась" под своим одеялом, без мыслей и сновидений.
Около пяти часов утра Шурочка проснулась. И ей уже некуда было бежать, и рука не поднималась снова нажать кнопку телевизионного пульта.
Некуда ей было деваться, некуда. Не-ку-да…
И Шурочка распахнула свою бедную душу, и завыла, запричитала навстречу ночи.
У неё больше не было сил глушить себя и глушить в себе - боль и совесть.
И не было у бедной Шурочки сил глушить своё новое, неодолимое желание.
"Что? Ширнуться?"
"Ширнуться…"
- Господи… Господи… Что это, что это со мной? За что? Почему? - почти вслух спрашивала Шурочка.
Не было ответа. Ничего не было…
Глава 19
И тут Шурочка увидела сон. Ясный такой, цветной. Всё было отчётливо, до мельчайших деталей происходящего. Это просто была явь!
Шурочка увидела во сне таких… этих… непонятных. То ли людей, то ли не людей. Они были чуть меньше человеческого роста и передвигались как-то странно - то ли боком, то ли задом наперёд. И лица их кривились и медленно вибрировали. И сами они не стояли на месте, а всё время перемещались.
- Нас все гонят… - жалобно говорили они. - Нас гонят, нас не пускают, нас бьют…
Шурочке стало жалко… этих..
- Мне жалко вас, - сказала она. - Я же вас не гоню!
- Ты не гонишь, не гонишь! И правильно!. - лепетали эти. - А мы многое можем! Мы ведь - экстрасенсы! Мы исцеляем и наделяем. Всем, чем ты захочешь. И мы даже можем материализовать желание. Вот, смотри!
И Шурочка увидела перед собой полочку с кактусами - точь в точь, как в магазине.
- Это тебе! - сказали эти.
- Спасибо! - Шурочка протянула руку к кактусам, но вдруг кактусы, вместе с полочкой, стали оплывать, сочиться какой-то коричневой жижей, и превратились в кучу грязи на полу.
- А, вот почему вас гонят! - догадалась Шурочка.
И тут она увидела на шеях этих ошейники. От ошейников шли поводки. Шурочка проследила, куда идут поводки, и вздрогнула от ужаса.
Поводки держало в руках что-то огромное, страшное, волосатое…
Лица его Шурочка не увидела, но, при взгляде на его толстый живот, её пронзило такое чувство, какое бывало в ней при половом желании. Чувство было сильным, но непродолжительным. Чувство взвилось и очень быстро перешло в абортную боль.
И Шурочка скорчилась там, во сне, от жуткой абортной боли и стыда.
- А, вот ты кто… - подумала она.
Ей было страшно. Она поняла, что волосатое не шутит с ней. И будет давить её этой болью. Долго, долго будет давить.
И, всё-таки, Шурочка решила и начала поднимать глаза, скользя взглядом по груди и шее волосатого. И увидела на его шее ошейник.
Поводок от ошейника шёл к чему-то огромному. Огромному, непередаваемо огромному и непередаваемо страшному.
- А-а-а… - закричала Шурочка от боли и страха.
Я забираю тебя-я-я… - прошептало страшное.
- Нет! - крикнула Шурочка.
И проснулась.
Она встала, прошла на кухню. Взяла сигарету, закурила. Ей было страшно. Отчётливая явь этого сна стояла в её глазах.
За окном начинался чудесный летний рассвет.
Глава 20
Весь день Шурочка пролежала на кровати. Телевизор снова был включен, но Шурочка периодически проваливалась в сон. Потом просыпалась, шла на кухню, курила, иногда что-то ела, и снова падала на кровать, проваливаясь в дремоту.
Юра пришёл вечером. Он был возбуждён и даже весел.
- Как ты? - спросил он.
- Ничего. Вытерпела. Не хочу больше колоться. Только деньги кончились. Поесть купила, и всё. Надо мне на работу куда-нибудь устраиваться, а то я с голоду могу загнуться.
- Да, - сказал Юрка. - Иди торговать мороженым. Весь световой день, за три тысячи. Или четыре.
- А куда мне ещё? Раньше я в Макдональдс хотела.
- Да, тебе после операции только в Макдональдсе, за стойкой стоять. Тоже за три тысячи, очень даже хорошо.
- Зато там накормят.
- Сомнительно. Ладно тебе мучиться. Ну-ка, закрой глаза!
- Зачем?
- Закрой, закрой! А теперь - открывай! Ап!
На столе лежали деньги. Баксы. Много.
- Тысяча, тысяча! Тысяча баксов! - плясал Юрка вокруг стола.
Он схватил Шурочку за руку, и они стали танцевать вдвоём. У них было теперь сокровище. Ура!
- Откуда? - спросила Шурочка, когда они устали плясать и упали на кровать.
- От верблюда! Много будешь знать - скоро состаришься. А ты мне нужна молодая! Молодая и красивая! Ура!
"Я люблю его", - думала Шурочка.
Потом они немного полежали, не размыкая объятий.
- Ладно, пора, - Юрка заворочался и встал, почёсываясь.
Он вышел на кухню и вошёл снова, держа в руках шприц.
- Давай, ты первая, - сказал он.
Сердце у Шурочки колотилось. Она не сказала ни слова и протянула Юрке руку. Сопротивления не было и следа. Всё было естественно. Всё было так, как надо. Как будто - давно уже было всё решено. И ничего не надо было глушить.
- А-а-а….
- Я тебе - самую малость. Даже меньше чем полграмма, - говорил Юрка. - Потихоньку будешь, через день. Я уже больше года так - то через день, то каждый день. А не так, как Настя твоя.
- Да! - вспомнила Шурочка. - Насте надо позвонить. Она просила ей позвонить, когда ты появишься. Чтобы купить у тебя, подешевле.
- Не надо Насте звонить, - сказал Юрка, вытаскивая иглу. - Настю я видел. Она пристроена.
- Как пристроена?
- Так. Пристроена, к одному хмырю. К барыге одному, который ей покупает. А она ему платит.
- Как?
- Натурой, как. Ему, и кому он захочет. Настя рванула здорово. Всё ей хотелось кайфа сумасшедшего. А платить нечем. Она капитально подсела. Ей уже надо два раза в день. А то - и три. А у родителей - нечего брать. Голь и моль.
А помочь? Можно ей помочь? - Шурочке трудно было представить горделивую Настю в таком бедственном положении. За какие-то два месяца. Или три…
- Плати за неё, вот и поможешь. Аре там, в Испании, в частной клинике лечится. Папаша за него платит.
Юрка ввел содержимое шприца себе, в вену кисти руки.
- Почти ничего не чувствую. Ну, хоть не ломает. А ты?
- Хорошо! Как хорошо…
Сквозь щёлочку в неплотно сдвинутых шторах пробивался луч летнего солнца. Пылинки передвигались в нём своими неведомыми траекториями. Кто бы разобрался…
Двое лежали на старой, облезлой, широкой кровати. Их обманутым душам казалось, что они сами всех обманули и вырвались из реальности этого мира…
В сущности, в данный момент, в мире никому не было дела до этих двоих. Плакали о них - только небеса.
Глава 21
Дальше всё было, как у всех. Как у всех наркоманов, когда у них есть деньги. Юрка уходил ненадолго. Иногда брал из общей "кучи баксов", а иногда и добавлял туда. Но всё равно - убывало быстро.
Мать Шурочкина позвонила в конце августа.
- Как дела? - спросила она.
- Нормально, - ответила Шурочка. - В Макдональдсе работаю.
- Молодец. Можешь прийти в гости. Подарок не забудь купить.
Шурочка сходила в гости, купив в подарок отчиму парфюмерный мужской набор. Отчим растрогался и дал Шурочке две тысячи рублей. И обещал снова давать по три тысячи в месяц, когда начнётся учёба.
И Шурочка сделала себе подарок. Она зашла в ювелирный магазин и купила себе серебряное кольцо.
Начался сентябрь, а с ним и учёба в институте. Не было уже в группе Арса, родители которого так и не привезли его в Россию, но оформили ему академический отпуск. Не было и Насти.
Зато Людочка была, с огромным животом. Светка была, ещё более худая, сухая и странная. И ещё более напоминающая психбольную.
Вадик тоже был. Он раздался в плечах, и не то, что потолстел, а как-то заматерел.
"Чужие, все мне они - чужие, - думала Шурочка. - И я - чужая им всем".
Ходить в институт, каждый день, Шурочке было в тягость. И она быстро нашла выход. Пока ещё деньги были, она "прикормила" врачиху из районной поликлиники. За двести рублей врачиха писала ей справки. Такие, какие Шурочка хотела. И на ОРЗ, и на ВСД, и на кардиопатию. Причём, даже не предлагала ей раздеться при осмотре, что Шурочку устраивало на сто процентов.
Как ни странно, в институте справкам верили. Преподаватели даже сочувствовали: "Вы такая бледненькая, Шурочка! Вам надо обследоваться по-хорошему, а не в районной поликлинике! Вам надо попить витаминов! И т. д."
И только бывшие члены "Зелёной пятницы" смотрели на Шурочку с недоверием. Но Шурочка не откровенничала ни с кем. Всё, что с ней происходило, теперь было только Шу-рочкиным делом. Сугубо личным.
Да, Машка ещё. Избежать разговора с Машкой Шурочка не смогла.
- Что с тобой? - спросила Машка.
- Болею.
- Чем?
- Всем. Машка, отстала бы ты от меня. Не хочу я разговаривать.
- Я-то отстану. Шура, что с тобой? Шура, ты не наркоманишь?
- Почему ты так решила?
- У тебя зрачки бывают узкие. А бывают - широкие. И вообще, другие признаки есть…
А ты откуда признаки знаешь?
- А я знаю… по церкви… К нам приходят такие… когда у них уже всё потеряно…
- Маша, не лезь ко мне. У меня ещё ничего не потеряно, и я никуда идти не собираюсь. И вообще, я не хочу, чтобы кто-нибудь мне в душу лез. Поняла?
- Поняла, конечно. Я-то поняла. Ты бы смогла понять…
- Маша, не лезь ко мне!
- Извини, - сказала Машка.
И отошла, и больше не подходила к Шурочке со своими разговорами.
Так Шурочка с Юркой протянули полгода. И Шурочка даже сдала зимнюю сессию, за второй курс. На трояки, правда, но сдала. Она уже "разогнала" дозу до грамма в день. Она, уже давно и спокойно, кололась сама.
Юрке же было надо два, а то и два с половиной грамма в день. Два раза в день он кололся, а иногда и три. Но три - редко. Только тогда, когда отдыхал у Шурочки от своих походов.
Юрка похудел, осунулся. Ел мало. Ему приходилось здорово крутиться, чтобы самому обеспечивать всех своих агентов. Всех "шестёрок".
"Менты" у него тоже были свои, прикормленные, и его не трогали. Но постоянно появлялись новые, всплывали всякие новые обстоятельства. Юрке, порой, бывало очень не просто.
Ведь ему приходилось работать не на одного себя, а на двоих. Он по-прежнему периодически исчезал и неожиданно появлялся. Но всегда оставлял Шурочке ровно столько, сколько ей было надо. И даже чуть-чуть больше.
Он, по-прежнему, старался не посвящать Шурочку во всякие тонкости своего "бизнеса". Он скрывал Шурочку от своих приятелей и подельников, скрывал её квартиру.
И только однажды, когда Шурочка уж очень стала допытываться, он дал ей один адресок. Так, на чёрный день.
- Что ты всё пристаёшь? - лениво отмахивался Юрка от её приставаний. - Что, да где, да как… Оно тебе надо? И вообще - ничего со мной не случится. У меня уже опыт - ого-го!
- Юрка, ну ты пойми! Ты уходишь, а я места себе не нахожу. Где мне тебя искать? У кого про тебя спрашивать?
- Со мной ничего не случиться!
- Юрка! Ну, пожалуйста!
- Ладно, достала. Только учти - ты туда идёшь, если меня нет… двадцать дней. Поняла? Двадцать дней, и ни днём меньше! Обещай!
- Обещаю.
- Ладно. Пойдёшь в тот ночной клуб, где мы были последний раз. Помнишь?
- 7 Это тогда ещё?
- Да. Пойдёшь туда и спросишь бармена Вовчика. И скажешь, что ты от "мотылька".
- От "мотылька"! - рассмеялась Шурочка. - Это ты, что ли, мотылёк?
- Кто бы я ни был… - задумчиво сказал Юрка.
И Шурочке расхотелось смеяться.
Глава 22
Это случилось в начале холодного, промозглого февраля. Юрка пропал. Его не было больше двух недель. Критический срок приближался. То был не только критический срок отсутствия Юрки.
У Шурочки героин заканчивался, вот ещё что. Всё, что оставил Юрка, неумолимо приближалось к концу. И героин, и деньги. Правда, была ещё отчимская стипендия, так сказать. Но на неё надо было тянуть - неизвестно, сколько времени…
Шурочке было плохо. Уже несколько дней ей приходилось делить свой грамм пополам. И всё равно - из глаз периодически текли слёзы, есть совершенно не хотелось, то в холод кидало, то в жар. Плохо было Шурочке, но она держалась. Она тянула до двадцатого дня. Такой был уговор, и Шурочка не хотела его нарушать.
И на двадцатый день - Юрка не появился. Вечером девятнадцатого дня Шурочка вколола себе последнюю половинку.
С утра ей уже было плохо, и она едва дождалась вечера, чтобы поехать в ночной клуб. Хорошо, что хоть деньги догадалась взять с собой. Ей пришлось заплатить за входной билет.
Сквозь ревущую толпу Шурочка с трудом пробилась к барной стойке. Её начали скручивать тошнота и боль в животе. Докричаться до бармена не было сил.
К ней склонился парень, сосед.
- Ломает? - спросил он.
- Кажется, да, - еле-еле ответила Шурочка.
- Кажется! Первый раз, что ли? Тебе надо?
- Мне нужен бармен Вовчик. Знаешь, как его найти?
- О! Он в подсобке. Если ты ничего не путаешь, то я тебя провожу. Но, только если ты ничего не путаешь. А то - бедная будешь.
- Я не путаю. Проводи.
Шурочка шла за парнем по какой-то лестнице вниз. Потом они шли по тёмному коридору. Около одной из дверей парень остановился, и явно условно, постучал в дверь.
Из открытых дверей вырвалось облако такого запаха…
Шурочку чуть не стошнило.
- Что надо? - спросил их мужик, открывший дверь.
- Вот, к Вовчику просится…
- Ты? - мужик смерил Шурочку опытным взглядом. - Ты кто, стрекоза?
Как ни плохо было Шурочке, но она ещё смогла внутренне усмехнуться на ту "стрекозу".
- Я - от "мотылька", - сказала Шурочка.
- А! Я тебя жду. Входи. А ты, Мотя, шуруй отсюда! - мужик грубо оттолкнул парня, который сунулся было вслед за Шурочкой.
Мужик повёл Шурочку по коридору, потом через большую комнату. В комнате было много народу. Но все они… или сидели, привалясь к стенам, или лежали… Все были под "кайфом".
Но как же ужасно было видеть это со стороны…
- Где Юра? - спросила Шурочка мужика, когда они прошли через ужасную комнату и оказались в закутке - некоем подобии отдельного кабинета. Шурочку начало колотить, зуб на зуб не попадал. Текли слёзы, текло из носа.
- Ломает? - спросил мужик.
- Да. Где Юра?
- Вот ты какая… Юрка предупреждал, что ты придёшь недели через две, не раньше, если…
- Где он?
- Взяли его. Его менты взяли. Одна сука его заложила. И его повязали, с двумя чеками. Короче, с одним граммом взяли. Остальное он скинул, наверное.
- Боже мой… - только и могла произнести Шурочка. - Боже мой… Он где? Где сидит?
- Он в сизо, в Бутырке.
- А навещать его можно? Передачи какие-нибудь носить?
- Сходи, там узнаешь.
Шурочке казалось, что она сейчас закричит. Закричит, завоет, а потом умрёт. У неё снова начались схватки в животе, и начало сводить челюсти.
- Боже… Боже… Как же так? А сколько ему могут дать?
- А это зависит от того, как он откупиться сможет.
- Как откупиться?
- Точно, ты не догоняешь. Сколько бабок за него ментам дадут.
- Кто даст?
- Ну, кто… родители. Или ты, например. Или он сам.
- У него нет денег. А с родителями он в ссоре. А тогда как, если без денег?
- Тогда это зависит от того, как он колоться будет. Конечно, много не дадут. Первый раз. Как его менты расколют - столько и получит, чтоб ты поняла. Кого заложит.
- Юрка никого не предаст, - простучала зубами Шурочка.
- Да… - протянул мужик. - Как знать, как знать. Однако - ты мне нравишься. Ломает, а ты не просишь. Вот тебе, возьми.
Мужик вытащил из ящика стола три больших чека и шприц.
- Иди, ширнись. Здесь в каждом - по грамму. Можешь прямо здесь, со всеми. Больше я тебе ничем помочь не могу. Но если будет совсем плохо - приходи. Тогда мы с тобой поговорим по-другому.
- Спасибо, - стуча зубами, сказала Шурочка мужику. Как ей плохо ни было, но упасть здесь, в этом подвале…
- Я… здесь не буду… поеду домой. Я доеду…? - это Шурочка произнесла почти шёпотом.