- Ну-ну. Мотылёк-то знал, какую стрекозу выбирать, - усмехнулся мужик. - Можешь терпеть - терпи. Хозяин - барин.
- А где мне брать? Покупать где?
- Бабки есть - подвалишь к тому хмырю, что тебя привёл. Запомнила его?
- Да. А если… если вы о Юрке что-нибудь узнаете? Как вы меня найдёте?
- Ладно, стрекоза, уговорила. Я предупрежу в баре. А ты зайди дней через десять. Если что будет, тебе скажут. Всё, иди. Давай, давай. А то ты сейчас дёргаться начнёшь.
И Шурочка встала, зажав чеки в кулаке.
Когда она пробегала по комнате, наполненной людьми, лежащими и сидящими в разных позах, ей показалось, что она увидела Настю.
Нет, показалось… Показалось.
Глава 23
До дома Шурочка добралась с большим трудом. Приходилось останавливаться. Её ломало. Теперь уж она начинала понимать, что это такое. Каждая косточка болела, каждая мышца была готова судорожно задёргаться. Как же было ей плохо! Как плохо!
Почти не помня себя, уже дома, Шурочка сумела развести, набрать и уколоться. Её начало потихоньку отпускать. "Вот оно, - думала Шурочка, упав на свою родную кровать. - Вот оно. То, от чего Юрка меня берёг. Вот она - ломка. И вот, как живут другие. Теперь я это видела. И скоро сама там буду. Там, где Настя. Потому что денег у меня нет. Тысячу в день - это только, чтобы не ломало. Что же делать? Что мне делать?"
Шурочку отпустило. Тёплой волны, сопровождаемой цветными картинами разных миров, уже давно не было. Была только небольшая теплота, идущая от солнечного сплетения.
"А Юрка? Как он там, бедный? Как он там, в камере, где куча разного народа… Его же ломает! Может, его там бьют? Наверно, бьют. Но сколько бы ему ни дали я всё равно его уже не дождусь. Потому что я не пойду в тот подвал. Не пойду".
Шурочка поднялась с кровати и прошлась по комнате. В ней вызревала одна мысль… Шурочка ещё не приняла решения, но решение всех проблем было таким естественным… Решение - просто лежало на поверхности…
"Сейчас я вколю себе всё, что осталось, - подумала Шурочка. - Я себе всё вколю, и снова улечу туда, где я была счастлива. Может, я умру? Вот было бы хорошо… Но, скорее всего, я не умру. Доза-то там небольшая. Тогда потом я запрусь здесь, в комнате, и умирать буду от ломки. Юрка говорил, что от ломки тоже умирают, только мучаются. Ну что же, помучаюсь".
Шурочка снова представила себе комнату в подвале.
"Нет! Не пойду я в подвал. Не пойду. И не буду ложиться под каждого, чтобы дозу получить. Лучше умереть. Если от передоза не умру - буду умирать от ломки. Всё, решено!"
Шурочка пошла на кухню, спокойно развела оставшиеся чеки и набрала шприц.
"А вдруг - умру? Десять минут - и нет меня. Страшно. Страшно…"
Шурочка положила шприц на стол. Её перестало уже ломать, но чего-то ей не хватало. Чего-то ей недоставало во всём происходящем.
"А! Икона! Она меня первая встретила, пусть она меня и проводит!"
Шурочка открыла нижний ящик комода и вытащила свою икону.
"Привет, - мысленно сказала иконе Шурочка. - Ты видишь - ничего у меня не вышло".
Икона молчала. Презрительно, что ли? Нет… Скорее - с сожалением.
"А я и не жду ничьей жалости, - продолжала Шурочка. - Я сама всё сделала, я знаю. Сначала я хотела быть "как все", и я была, как все. Потом я сопротивлялась, но у меня не хватило сил. Но ведь я любила! Ты мне скажи, что я любила! Нет, ты скажи мне правду!"
Сознание у Шурочки было затуманенным. Слегка. Но, несмотря на это, ей очень хотелось получить ответ.
Потому что вопрос, который она задавала иконе, был, в сущности, самым главным за всю Шурочкину короткую жизнь.
Ибо сознание её, конечно, было затуманенным, но не настолько, чтобы она могла забыть про свой главный и, в сущности, единственный свой вопрос.
Она искала в ответе на этот вопрос оправдание себе и всему происходящему. И она не находила ответа и не находила оправдания.
"Нет, ты скажи мне! Скажи мне правду! - требовала Шурочка ответа у иконы. - Ведь я любила его! Я сделала это всё из-за любви! Я любила! Любила, и тогда мне ничего не страшно! Мне тогда умирать будет не страшно! Или нет? Не любила? Нет?"
Икона молчала. Шурочка почувствовала, что икона совершенно не желает с ней разговаривать. Шурочке показалось, что если, бы икона могла - она бы просто отвернулась.
- Ну, и ладно! Не хочешь - не надо. Видно, мне этой правды не узнать никогда - сказала Шурочка иконе.
Больше Шурочка не могла терпеть. Всё в ней изнемогло: от ломки, от ожидания Юрки, от того, что она видела сегодня, и от того, что она сегодня услышала. Шурочка отодвинула от себя икону.
Она взяла шприц и вколола его.
Шурочка осела на пол, на коврик рядом с кроватью. Икона упала рядом.
Последней осознанной мыслью Шурочки было что-то… про дочку отчима.
Потом показался голубой мир. Голубые деревья, голубые кусты…
Потом уже - ничего не было.
Глава 24
Нет, это был не конец. Шурочка не умерла. Она проснулась. Она лежала на своей кровати, устремив глаза в потолок, и не знала, что делать. Оставалось только одно - жить дальше и ждать ломки. Или…
Или? Нет!
Шурочка ещё немного пожила. Посуществовала. У неё ещё было немного времени, пока её не начало снова ломать. Шурочка поела, посмотрела телевизор, поспала…
Вечером всё началось. Стало знобить, потом потекли слёзы. Непреодолимое желание встать, и бежать туда, в клуб, охватило Шурочку. Ей было надо! Надо! Она готова была на любой подвал… Она готова была лечь, под кого угодно… И никаких вопросов ей не хотелось задавать. Никому.
Шурочка каталась по полу. Её начало тошнить. Свело челюсти…
И тут раздался звонок в дверь.
- Кто там? - сумела как-то подойти к двери Шурочка.
Она услышала топот ног о площадку. Кто-то сбивал снег с ботинок.
- Свои, - сказал голос.
- Юрка! - почти закричала Шурочка и распахнула двери. - Ты вернулся!
- Я не Юрка. Но я вернулся, если хочешь.
За дверями стоял Вадик.
- Тебя нет в институте уже почти месяц, - сказал он. - Не звонишь никому… Что с тобой?
Вадик снял шапку и разматывал с шеи шарф.
- Вадик… у тебя деньги есть?
- Что с тобой? - повторил Вадик.
Вид Шурочки был действительно… никакой. Вадик явно не ожидал увидеть ничего подобного.
- Вадик, ломает меня. Ломка… Мне надо… спаси мня. Езжай в клуб, найди там Мотю. Мотю! И возьми у него, сколько сможешь… Скажи, что для стрекозы. Он поймёт… Должен понять.
Шурочка назвала Вадику адрес клуба.
- У, как тут всё запущено… - протянул Вадик. - Ну ладно, придётся тебя спасать. Ты до моего прихода-то доживёшь?
- Доживу, - сказала Шурочка. - Если я буду знать, что ты вернёшься, я доживу.
Вадик вернулся часа через два. Он привёз два чека, но по полграмма.
Отпускало Шурочку медленно. Вадик же сидел и смотрел на всё происходящее. На то, как Шурочка кололась, как "отпала" на кровать. Как постепенно щеки её вновь обретали цвет, а глаза - блеск, как она постепенно возвращалась к жизни. И тогда он разделся и скользнул в кровать к Шурочке, не спрашивая её согласия.
И Вадик начал вытворять в кровати всё, что хотел. Всё, на что способна была, в этом плане, его фантазия. Наконец-то он получал всё то, чего ему хотелось так давно. И что, увы, он мог взять только так. И потому движения его были злы и порывисты.
Шурочка же молчала и покорялась. Она была разбита. Она была повержена. Две ломки подряд… Подвал. Потеря Юры. Потеря жизни, если хотите. Той, малой видимости нормальной жизни, которая ещё оставалась…
Наконец Вадик насытился и "отвалился" на кровать, рядом с Шурочкой. Потом он стал собираться домой.
- Я приду к тебе завтра вечером, - сказал он.
- Ты принесёшь?
- Я принесу. У меня есть немного денег. Я откладывал на одно дело. Но теперь - дело подождёт. Но не смей никуда уходить. Ты поняла?
Шурочка поняла. Но, оказывается, она поняла не всё.
Глава 25
В самом начале своей жизни с Вадиком Шурочка сделала два очень важных дела. Именно в самом начале, потому что в конце этой совместной жизни у Шурочки уже ни на что не было сил.
Шурочка сходила к родителям и получила у отчима свои очередные три тысячи, и ещё одну, по случаю своего прошедшего дня рождения.
Купила два блока любимых Юркиных сигарет, конфет, ещё всякой всячины, и отправилась передавать передачу.
В каком-то мрачном помещении со специфичским запахом она постояла в небольшой очереди. Передачу у неё приняли.
Глядя в толстое, лоснящееся лицо того, кто эту переда передачу принимал, Шурочка подумала о том, что совершенно не уверена, дойдёт ли до Юры хоть половина. Но делать было нечего…
Ещё Шурочка купила у докторши крутую справку. Якобы, о перенесённой тяжёлой пневмонии. К справке прилагались рекомендации по оформлению академического отпуска.
И, набравшись силёнок, Шурочка доехала до института и прошла все формальности. Для чего она это делала? Она и сама не смогла бы чётко ответить на этот вопрос. Нет, она не боялась матери. И вообще, она не боялась уже никого и ничего, кроме ломки и своего дикого, неуёмного желания уколоться.
Нет, не страх гнал Шурочку в институт.
Надежда, это была надежда. У неё ещё была надежда выкарабкаться из этой пропасти, в которую она упала и в которой.
Там, где-то, в глубине души, надежда ещё была.
Эта же самая надежда заставила Шурочку найти в заброшенной записной книжке телефон и снова позвонить Юриной матери.
Мать Юры узнала Шурочку сразу.
- Здравствуйте, Шура. - сказала она.
- Здравствуйте, Наталья Леонидовна. Вы знаете?
- Знаю. Приходили из милиции.
- И что? Вы к Юре ходили? Потому что у меня только сигареты взяли, а к нему не пустили.
- Я не хочу к нему идти. Он разрушил свою жизнь, и нашу тоже. Отец его болеет. Рак у отца. А он… Юрка… даже домой не позвонил, ни разу. А ты говоришь - передачу ему носить…
Голос Юриной матери был безнадёжно усталым. В нём уже не было злости, как в первый раз, а была только усталость, безграничная усталость. Шурочке было жаль Юри-ну мать. Хотя она ни разу её не видела, но про себя называла "свекровью". И Шурочка сказала своей "свекрови":
- Я хочу вам сказать, что вы воспитали хорошего сына. Да, не удивляйтесь. Конечно, он наркоман, и в тюрьму попал. Но Юрка ваш - и при этом остался человеком. Поверьте, честное слово. Я тут уже на многих насмотрелась…
- А ты сама-то - как? Ты наркоманишь? Ты на игле? - спросила мать Юрки.
- Не хочу вам врать, - ответила Шурочка. - Тогда была - нет, а сейчас - да.
- И ты мне хвалишь моего сына?
- Да. И отцу его передайте. Есть человек, который хвалит вашего сына. И любит. Передайте ему… что любит. И Юрке, Юрке передайте, если к нему пойдёте.
- Не пойдём, - сказала мать Юрки.
И Шурочка повесила трубку.
Глава 26
С Вадиком Шурочка прожила примерно два месяца.
Шурочка сначала обрадовалась спасению, но радость эта быстро улетучилась. Шурочка просто сразу не поняла, кто такой был Вадик. А Вадик - это был не Юра. Вадик брал реванш, и Вадик платил. А кто платит, тот и заказывает музыку.
А Вадику очень нравилось именно так, как получилось в первый раз. И он повадился приходить тогда, когда Шурочку уже начинало "кумарить". Бывало, он сидел и смотрел, как Шурочка начинает корчиться от боли. Он сидел и смотрел, как Шурочка начинала выть и кататься по полу.
- Проси! - говорил он. - Проси.
И Шурочка просила. Просила, просила.
И тогда он бросал ей и ждал, пока она уколется. А потом овладевал ею - поверженной и безвольной.
Потом он пропускал день. Иногда - два. И приносил он понемногу - только так, чтобы не дать Шурочке умереть.
Шурочка попыталась поговорить с Вадиком. Один раз попыталась, ещё в начале.
- Что ты делаешь? - спросила она Вадика. - Зачем? Ты же видишь, как мне плохо.
- У тебя свой кайф, - ответил Вадик, - а у меня - свой.
- Но я… Я же завишу от тебя, а ты от меня - не зависишь. Неужели твой кайф - в издевательстве?
- Я же не лезу в твой кайф. Прогони меня! - и Вадик даже не засмеялся. Он заржал.
- Что же мне делать… - прошептала Шурочка.
- А ты займись чем-нибудь.
Лучше бы он не произносил этой фразы. Если, до этого разговора, у Шурочки и была хоть какая-то надежда на Ва-дикову порядочность, то после этой фразы… После этой фразы - всё встало на свои места. И Шурочка терпела. Просто терпела за дозу, и всё. Правда, сил было всё меньше и меньше.
И, по-прежнему, не было иного выхода, кроме подвала.
И тогда, когда Шурочка более-менее могла жить, она частенько думала:
"А всё-таки хорошо, что я не вышла замуж за этого… толстого".
Нет, никто не был виноват. Никто же не знал, что толстый Вадик окажется садистом. На человеке же не написано, кто он. И как он будет вести себя, если вдруг победит.
Иногда Шурочка думала, что надо было лучше сразу идти в подвал. Чем вести такую жизнь, какую вела она с Вадиком. Но она уже не могла вырваться - даже в подвал.
Она жила теперь, как автомат. И была не в силах что-либо изменить.
К концу жизни с Вадиком Шурочка похудела килограммов на десять. Притом, что она и так была худа, можно было сказать, что от Шурочки осталась только кожа, да кости. Ела только тогда, когда могла, а могла - не часто.
Иногда она не могла ничего съесть в течение суток. Кажется, она и думать уже не могла. Только страх ломки, только желание уколоться.
И тогда Вадик ушёл.
- Ты мне надоела, - сказал он на прощанье. - Твои поганые кости слишком дорого мне обходятся. Ещё сдохнешь, а мне придётся отвечать.
Он вытащил из кармана чек и потряс им перед носом у Шурочки.
- Сейчас пойду, и выкину в унитаз, - и он усмехнулся, увидев, как Шурочку передёрнуло.
- Не хочешь? Тогда целуй мой ботинок. Целуй, целуй. На колени вставай.
Шурочка встала на колени. Это не она целовала ботинок. Нет. Это был кто-то другой. Ему было надо, и он целовал ботинок. Только и всего.
Вадик хлопнул дверью и ушёл, бросив чек на пол. Не вставая с колен, Шурочка подняла чек и поползла на кухню, за ложкой. Она укололась и упала на кухне, не в силах доползти до кровати.
Глава 27
Утром Шурочка смогла немного поесть и попить чаю. У неё оставалась тысяча с небольшим от родительских денег.
Ждать до вечера она не могла. Поэтому ей пришлось сделать над собой огромное усилие, собраться и поехать в то единственное место, которое у неё теперь оставалось.
Шурочка поехала в клуб. Вовчик был на месте.
- Хороша… - сказал Вовчик, посмотрев на Шурочку. - Краше в гроб кладут. На, ширнись. Только здесь.
Вовчик дал Шурочке чек и шприц. И Шурочка оказалась в знакомой ей подвальной комнате. Своя среди своих. Кто-то подвинулся и дал ей место. Уже никаких вопросов и сомнений не было у Шурочки. Перед тем, что ей пришлось вытерпеть, и перед тем, что могло её ожидать, всё померкло.
И не отвратительный подвал, а место спасения было перед ней. Всё в мире относительно… А человек - странное создание. Если бы сказал кто-нибудь Шурочке год назад, чем всё закончится, она бы прогнала того человека и не поверила бы ему.
А ведь если вдуматься, то так оно и было… Не было и намёка - год назад.
Шурочке дали передохнуть, дня три-четыре. Дали даже немного денег, чтобы она ела. Здесь же, в кафе наверху. И вовремя давали дозу.
За время жизни с Вадиком доза у Шурочки не выросла. Ей надо было не так уж много - грамма полтора, а можно было и один, но только каждый день, чтобы не ломало. Не ломало!
Ей и во сне снилось, что её ломает. Шурочка вздрагивала и просыпалась.
Вовчик вызвал её на пятый день, и представил какой-то толстой "мадаме".
- Пойдёшь на работу, - сказал Шурочке Вовчик. - Там у них… одна выбыла.
- Худа! - сказала "мадама", посмотрев на Шурочку искушённым взглядом.
- Сойдёт, - ответил Вовчик. - Бери на пробу. Я за неё отвечаю. У этой стрекозы характер крепкий.
- Вот уж от чего меня тошнит, так это от их характеров, - усмехнулась "мадама". И, уже обращаясь к Шурочке, строго сказала: - Пошли, что ли.
"Мадама" была хозяйкой борделя. Вернее даже будет сказать, что не хозяйкой, а директором-распорядителем. А хозяина борделя, и, подобных этому, многих борделей в районе, никто не знал, и в глаза не видел. В каких кабинетах, на каких высотах находился этот хозяин, даже представить себе было трудно.
Бордель же представлял собой две соединённых вместе трёхкомнатных квартиры. И обслуживал, в основном, продавцов близлежащего, огромного рынка. А также ментов, которые контролировали и этот рынок, и этот бордель. Но это был не самый дешёвый бордель, а, так сказать, второй от конца. Здесь был общий зал, и отдельные комнатки. Перегородки стояли.
"Девушек" было двенадцать. Меньшая часть из них была наркоманками, а другая, большая, представляла собой всю географию "нашей необъятной родины". Той Родины, что была до распада СССР. Паспорта девушек хранились у "мадамы".
Шурочка же, как пришла к Вовчику - без паспорта, так и пошла дальше по инстанциям. И, вспоминая о том, что Юрка все всегда держал в тайне, сказала веем, что её выгнали родители. И что паспорт у них остался. Она не стала рассказывать ни о своей прежней жизни, ни о своей пустой квартире.
Бордельная жизнь началась в тот же вечер. Сначала - доза. Потом - два азербайджанца, потом индус. Потом украинец. Потом - небольшой перерыв, и уже под утро - пожилой, пьяный армянин, которого надо было мучительно долго ублажать.
Потом утро. Кофе, сигарета и сон до обеда.
И это была она, Шурочка. Или не она?
"Нет, я не могу! - думала Шурочка. - Эти отвратительные рожи, эти, извините, половые органы. Эти мокрые презервативы. Эти запахи. Нет, это не я!"
Нет, это была не она.
Да что себя обманывать! Сколько можно!
"Сколько же можно себя обманывать… Я это, я. И, пожалуй, это единственное место, где я могу ещё как-то существовать, - сказала себе Шурочка. - Здесь у меня будет доза. Будет вечер, и будет доза. Можно спокойно взять у "мадамы", в счёт заработка".
Коллеги её уже просветили, что тут и заработок есть. Хохлушки и молдаванки - вообще здесь не просто так, а "на заработках".
"Так-то, Шурочка. Продалась ты, и всё. Продалась в бордель, за дозу героина. А с Вадиком разве не так было? Так что - не впервой. Не привыкать", - правда была произнесена, только легче от этого не стало.
"Как же противно… Если позволить себе подумать… Это я… я продалась в бордель. Я, Шурочка…"
Нет, не стоило. Думать - не стоило.
Маленькую фотографию Насти Шурочка нашла у себя за тумбочкой на третий день.
- Это кто? - спросила она у Гали, пухленькой хохлушки.
- Это? Это тут была одна, до тебя. Тебя на её место взяли. Она до этого на многих хатах работала, но психованная была. Ей помогал кто-то, перетягивал с хаты на хату. А то бы давно уже она загнулась. Ты вон раз в день колешься, а она два раза кололась, а то и три. А потом - видно, принёс ей кто-то… много принёс… Вколола она себе и не проснулась. От передоза умерла. Мы приходим в обед, её будить - а она уже того… окочурилась. Ну, пришли ребята, да вывезли её.