Вышла и Наташка, и, сев на кровати у Наденьки, смотрела на Славика. Она, конечно, смеялась, но это было не главное. Она смотрела на Славика, любовалась спадающим на лоб его чубом, и, наконец, нашла в себе смелость сказать правду - самой себе, конечно.
"Я люблю его" - сказала она самой себе. - "Я люблю его. Я ведь просто хочу сидеть, и смотреть на него, и мне ничего, ничего больше не надо".
Славик изредка посматривал в её сторону. При каждом взгляде на Наташку сердце его как бы вздрагивало. Он отворачивался и снова хохотал над очередным анекдотом, не успевая понять, что же происходит.
Мы стояли и смеялись, пока медсестра не разогнала всех. Так прошло первое Нинкино свидание. Хотела ли она чего-то другого? А Костик? О чём он мечтал? Кто теперь скажет правду?
- Пора, пора уже вас на веранду вывозить! Уже тепло! Возьмёте по два одеяла и не замёрзнете. - Лида дождалась, пока всех завезли и спросила:
- Светка, как ты?
- Хорошо.
- Тебе ещё один укол назначили, сейчас приду, сделаю. Ты уж держись! Вы бы, девчонки, вывезли Светку завтра, пусть воздухом подышит. Ночевать то на балконе нельзя ей, это вам, кобылицам, пора на волю.
Все так насмеялись, что угомонились почти сразу. И тут раздался голосок Светки:
- А сказку? Что, Анька, сегодня сказки не будет?
- Да насмеялись так! Неохота! Мои сказки - все грустные.
- А ты - весёлую придумай! - просит Светка.
- Я не могу! Я пробовала! Специально - у меня вообще ничего не получается. Ладно, Светка, я расскажу одну коротенькую. А конец придумаем по ходу, потому что у меня он грустный, как всегда…
Анькина сказка № 3
Жила-была одна молодая девушка, которая ждала своего принца. А чтобы быть красивой, когда принц придёт, она накрутила себе чёлку - на большую бигудю. И вот ждала она принца, ждала, и бигудю всё не снимала и не снимала. И спит - с бигудёй, и даже на работу - с бигудёй, только косынку завяжет сверху, чтоб видно не было.
Ей бы раскрутить бигудю, причёску сделать и на какой-нибудь бал сходить, а она боится и всё ждёт - где же принц? Должен же прийти, должен!
Тем временем она старела, на лице появлялись морщинки… По ходу жизни родились у неё два сына, а принц всё не приходил.
- Нет, а как же два сына - без принца? - спрашивает Наденька.
- Как, как! От простого мужика, - тебе же сказали - по ходу жизни! - Нинка нетерпеливо отзывается на На-денькин вопрос. - Или тебе рассказать, как дети рождаются?
- А может, от заезжего молодца! - Смеются сегодня девчонки, смеются.
- В капусте нашла! Аист принёс!
- Ну, хватит вам, - Маша пресекает этот смех. - Что там дальше, Анька?
- Да, - продолжает Анька, - дальше всё старела она, старела. Совсем уж она постарела, и тут…
Принц пришёл и сказал: "Зачем ты мне такая нужна, старая корова!" - теперь уже не выдержала Нинка. Слова Нинки вызвали хохот, почти такой же, какой был на веранде.
Со стороны веранды, в двери, показался Стёпка:
- Что за смех? Что, анекдот новый?
- Стёпка, иди отсюда, это мы сказки рассказываем!
- Ничего себе сказки - так хохочете, что у нас никто не спит! Мне тоже сказку расскажите!
- Иди отсюда! Привет передавай пацанам, пусть там не кашляют!
Стёпка удалился.
- Давай, Анька, рассказывай.
- А что рассказывать. Конец грустный. Ждала, ждала она принца, а принц так и не пришёл. Так бедняга и умерла. Стали её одевать, чтоб в гроб класть, решили бигудю снять. А бигудя у неё на лбу - окаменела. Не стали люди ничего делать, так и похоронили, бедную, с бигудёй, только косынку покрасивее одели. Всё, можно плакать. Сказке конец.
- Нет. Ну, так нельзя! - Аська просто возмущена. - Так в сказках не бывает! Давай сейчас же хороший конец!
- А ты сама давай! Придумай ты, сама.
- Сейчас…
- Объявляется конкурс на самый хороший конец для сказки! Я уже свой - рассказала! Так, так, думайте, детки, - командует Нинка.
- Сейчас… - мучительно придумывает Аська. - Как бы придумать, что принц пришёл…
- Или - почэму принц нэ пришёл? - вступает Мариэта.
- У принца - хронический понос был! - у Нинки определённо талант. Опять хохот, только теперь уже Лида кричит с поста:
- Девчонки! Я к вам ночевать иду! Теперь уже девчонки смеются тихо, держась в темноте за животы:
- А кому нужен такой поносный принц! Хорошо, что не пришёл! А то убирай за ним всю жизнь! Всю жизнь по больницам его таскай!
Наконец все отсмеялись, и опять Светкин тоненький голосок нарушил тишину.
- И всё-таки, Анька, где твой хороший конец?
- У меня только один вариант, - сказала Анька. - У старшего сына этой женщины через некоторое время родился внук. И так этот внук её любил, и она его так любила, что взяла к себе жить. Вот однажды заснула эта женщина, а внук начал из кубиков паровоз строить.
И понадобилась ему труба. Взял он ножницы и тихонько у бабушки бигудю и отрезал. Поставил на кубик, и загудел: "Ту-ту!"
Просыпается она от его гудения, а бигуди-то и нет!
- Ура! Ура - закричала женщина. - Мне не надо больше никого ждать! Вот, оказывается, кто мой долгожданный принц! Вот кого люблю я больше жизни!
Оказывается, чтобы снять бигудю, ей самой надо было кого-то полюбить, а она всё ждала, что кто-то придёт, её полюбит. Вот тут и сказке конец, а кто слушал, молодец.
- Да, Анька, ты у нас - сказочница! - говорит Аська.
- Да, правильный конец! - признаёт Нинка.
- Спасибо, - отзывается Светка.
Глава 30. Светка Пылинкина - 2
Спасибо. Отозвалось в Светкином сердечке слово "спасибо". Спасибо всем и за всё. Светка давно уже поняла, что скоро, очень скоро придёт пора ей покинуть этих милых девчонок. Анькины сказки почему-то казались ей мостиками к её полю, поэтому она так ждала их, и так настаивала, чтобы конец был хорошим.
Ей казалось - чем лучше, чем светлее будет конец очередной сказки, тем легче будет ей выйти на своё поле, тем легче будет идти по нему.
Она была искренне рада за эту женщину с бигудёй, была рада, что женщина не умерла с окаменевшей бигудёй на лбу. Она была рада за неё, как за себя.
Светка не думала о смерти, как таковой. Светка просто знала - пора. Она закрыла глаза, и полежала немного, вслушиваясь в ночные звуки. Потом звуки ушли, отодвинулись, и показался краешек зелёного поля.
Потихоньку Светка перестала чувствовать ноги, потом руки. Ещё немного, как огонёк, потолок палаты островом плыл среди зелёного поля… потом он растворился в зелени…Не было ни боли, ни тяжести. Светка ступила на поле…
Время остановилось…
Глава 31
Время остановилось…
Утро в палате началось, как обычно. Очередь умывать была Анькина. Сначала никто не обращал внимания, что Светка не высовывает своего улыбающегося личика из-под одеяла. Только когда Анька подошла умывать, она почувствовала что-то неладное.
- Светка! Светка! Светочка!
Светка ещё дышала. Дыхание было прерывистым, неровным. Лицо Светки заострилось, рот был приоткрыт, губы же приобрели серо-малиновый оттенок.
Анька бросила таз.
- Девчонки! Лида! Лида! - Анька помчалась к посту сестры, крича: Лида! Лида!
- Что?
- Там… Светка… Плохо ей!
Лида сразу поняла, в чём дело, как только увидела Светку.
- Анька! Светку к лифту вези и поднимай сама на четвёртый, к операционной! А я побежала Ярославцеву звонить! Дора! Где ты, Дора, выходи, иди сюда! Вези кровать вместе с Анькой!
Аньке не дали побыть со Светкой на четвёртом этаже. Операционная бригада - кровать перехватили, и, сразу же, на лифте, отправили Аньку назад. А Светку повезли к реанимационной палате.
А в нашей палате - нельзя сказать, что жизнь совсем замерла, но все притихли и делали всё как-то с оглядкой. И все ждали вестей. В палату пришёл Ярославцев и немного успокоил нас. Сказал, что Светке лучше, но что теперь ей придётся полежать на четвёртом этаже. А потом, может быть, придётся перевести её в другую больницу, где лечат почки, так как давно уже у Светки плохо с почками, поэтому, мол, такое состояние и возникло.
Мы хотели ему поверить, мы и поверили.
- А передать ей можно что-нибудь?
- Нет, сейчас у неё всё есть, - сказал Ярославцев как-то грустно.
Но мы и тут ничего не поняли. Не хотели понимать.
- Сейчас Дора придёт, Светины вещи соберёт и отнесёт ей наверх.
- Мы записку напишем!
- Пишите, - Ярославцев посмотрел на нас усталым взглядом, и вышел.
Ближе к вечеру пришла Дора и стала молча складывать Светкины вещи. Вещей-то было - едва набралось два небольших пакета.
Маша писала записку, а мы все помогали: "Светка, дорогая наша Светка, держись! Мы все тебе желаем быстрее поправиться и вернуться в палату. Мы все тебя ждём!"
- Напиши - держи хвост пистолетом, а уши - топориком! - подсказывает Нинка.
- Да ну тебя, с твоим пистолетом! - Маша подписала последнюю фразу:
"Светик наш! Мы тебя целуем, обнимаем и ждём!" Маша прочитала записку вслух, сложила и протянула Доре.
- Передавай привет Светке! - сказала Маша.
- Передам, - ответила Дора. И тихо прибавила: "Рано или поздно".
Этого мы тоже предпочли не услышать.
Через несколько дней, вечером, уже ближе к отбою, пришла в палату Люба, по виду слегка пьяненькая. Люба присела на кровать к Мариэте и достала из-под полы халата початую бутылку портвейна.
- Люба, ты чего?
- Помянем, девки, помянем Светку вашу, Царство ей Небесное! Мы с Ирой сидим, поминаем. И вам решили налить.
- Что-что?!
- А вы что, не знали? Схоронили Светку вашу сегодня!
- Как?
- А как хоронят, так и схоронили. Закопали, бедную, на кладбище, за казённый счёт. Я была, да Дора, да Лида.
- А Ярославцев? - почему-то спросила Аська.
- А Ярославцев и Жанна тут провожали.
Люба прошла промеж кроватей и каждой плеснула в кружку понемногу вина.
- Помянем рабу Божию Светлану, да будет земля ей пухом, да будет ей Царство Небесное.
Люба налила и себе, взяв у Мариэты стакан.
- Отмучилась, отмучилась бедная Светка ваша. Никому-то она зла не сделала. Видно, за мать свою грешную страдала, перед Богом материны грехи искупала. Искупила, наверное, вот и призвал Бог её, пылиночку-былиночку нашу.
Люба ещё что-то попричитала, потом встала и, забрав свою бутылку, вышла из палаты. Хорошо, что Люба сказала нам правду, а не кто-то ещё. Так, обжигая непривычные глотки сладко-горькой жидкостью, смешивая её со слезами, поздним майским вечером оплакивали мы свою Светку. Причитания Любы о Небесном Царстве несли в себе, не смотря ни на что, какую-то непонятную светлую надежду.
- Значит, мы записку писали, а она уже мёртвая была! - Наденька размазывала слёзы. Мы все плакали.
- А может, правда там Царство Небесное есть? - Ань-ка сквозь слёзы пыталась успокоить всех, и себя первую. - Там наша Светка сейчас летит, и на нас смотрит.
- Есть, наверно. Мне бабушка рассказывала, что есть, - сказала Маша. - Только она в Бога верила, а мы же не верим.
- Мы так - не верим, а в глубине - верим, что есть Царство Небесное. Я - верю! - сказала Нинка. - Я верю, что Светка не совсем умерла, а перешла в Царство Небесное.
- И я верю.
- И я.
- И я.
Ещё долго не могли мы прийти в себя, глядя на пустое место, где стояла Светкина кровать. Утешали нас все - и сестры, и Ярославцев, и Жанна Арсеновна.
Поихоньку жизнь брала своё.
Уже совсем тепло было на улице. Нам разрешили стоять и спать на веранде. Аська была уже в оперблоке, уже прооперирована. Миронюк стал ходячим, ему разрешили официально - три часа в день на костылях. Подняли и Валерку, уже скоро выписывают - у него уже разрешение на два часа без костылей.
Вот-вот должны были взять на операцию Аньку и Нинку, прямо в четверг, на следующей неделе. Аську - в палату, а Аньку и Нинку наверх, в операционную. За ними в очереди был Стёпка.
Маленькая, хрупкая Светка уходила всё дальше, дальше в своё Небесное Царство, и казалось, что мы забывали её, занимаясь течением жизни. Мы ещё не знали, что ничего из этой жизни не исчезает бесследно.
И даже сейчас, по прошествии стольких лет, среди всех утрат - среди ушедших родных, среди покинувших этот мир друзей - ты первая, Светка, кто ушёл в Небесное Царство - где ты? Смотришь ли ты на нас со своих небес?
Рано или поздно, как сказала когда-то Дора, мы передадим тебе свой привет - передадим его просто так, из рук в руки.
А пока - жизнь продолжается!
Глава 32
Тихий час, мы на веранде, и спать совсем не хочется. Ширма между девчоночьей и мальчишечьей половинами поднята, чтоб обеспечить обзор для медсестры Антонины Ивановны. Антонина Ивановна - старенькая медсестра из детского отделения, заменяет Иру, ушедшую в отпуск. Она боится, чтоб мы чего не натворили, и поднимает ширму, а сама сидит со стороны мальчишек и вяжет бесконечной длины шарф. Жарко.
Поставили нас так: внутри - девятый, а десятый - по краям. В десятом тоже образовалось две влюблённых парочки. Вообще, в десятом есть люди, которым уже скоро и восемнадцать исполнится. Взрослые там уже есть, совсем взрослые. Вот нас так и поставили: детей - к детям, а взрослых - по краям. Но мы не считали себя детьми - мы тоже были взрослыми, и не сомневались в этом.
С наступлением лета, когда все уже размещаются на веранде, парочки могут встречаться, наоборот, только в палате. В палате же душно, и встречаются наши влюблённые пореже.
Лучше всех - Нинке и Костику. Нинка - первая со стороны девчонок, а Костик - со стороны мальчишек. Если можно назвать эту парочку влюблённой. Им хватает постоянных переглядок и пересмешек.
Вот и сейчас они лежат на боках, лицом друг к другу, и строят друг другу какие-то рожи. Дальше - Анька. Она читает, как всегда. Чехов уже прёодолён, и начался Толстой, Лев Николаевич. Марк Твен встал в очереди третьим.
Толстой продвигается похуже Чехова. Анька часто застревает, не в силах преодолеть длинных описаний или философствований.
Маша же честно перешла на детектив, который тоже отложен в настоящий момент, потому что Маша читает Наденькин альбом. В альбоме собраны всякие стихи и стишки о любви, приклеены фотографии артистов и цветочки, вырезанные из открыток. Смотрен-пересмотрен, читан-перечитан этот альбом. Просто - жара, и мысли тоже спят. Анька сдаётся, Толстой падает, и вот уже Анька спит.
Настоящая жизнь начинается ближе к вечеру. Ходячие разносят ужин. Кормят нас здорово. Вечером - пирог, почти каждый вечер. И черешню дают, и клубнику, и молодые яблочки. Каждый день что-нибудь из фруктов дают, а то и по два раза. И всё равно ещё хочется. Нинка теперь повадилась бегать на вечерний базарчик, покупать черешню, вишню.
Вечером мальчишки на гитарах играют. Уже и у Костика неплохо получается. Сначала мальчишки поиграют, а потом уже и девчонки начинают петь. Всё, что знают - и русские народные, и детские, и эстрадные. Всё что слышат по радио, всё поют. Иногда Анька записывает слова прямо с приёмника, благо память у неё хорошая. Потом все слова перепишут, и уже можно петь.
Южная ночь опускается быстро. Зажигаются первые звёзды, шуршат ветвями тополя. Ясно слышен шум прибоя, особенно если есть ветерок…
Благословенное Крымское побережье. Разве мы знали, что мы были счастливы?
- Анька, расскажи сказку! - просит Наденька.
После смерти Светки, а потом и после перевода всех на веранду, сказки у нас как-то перестали рассказываться. Казалось, что без Светки сказка будет совсем другой. Аньке и самой не хотелось ни придумывать, ни рассказывать ничего.
Но что-то стронулось в сердце этой ночью. Тишина, шум прибоя, лёгкий шепот ветра…
- Анька, расскажи! - ширма поднята, и сказку просит Костик, благо кровать его близко.
- Расскажи, - просит и Джем, который стоит от Костика через кровать Миронюка.
- Ладно, я не сказку расскажу, а легенду. Только я её немного по-своему расскажу.
Слушайте.
Анькина сказка № 4
- В незапамятные времена, в одном далёком городе, в древней Греции, жили-были отец и сын. Сына звали - Икар. Были они в плену у одного богача. С утра до вечера работали они на виноградных плантациях, скот пасли, и вообще, занимались всякой тяжёлой работой.
- Да, на виноградникэ тяжэло работать! - сказал Джем.
- У сэли завжды тяжка праця (На селе всегда тяжело работать), - добавил Миронюк.
- Да ладно вам! Давай, Анька, дальше.
Анька продолжала:
- Местность была гористая, и если забраться на высокую гору, можно было увидеть далёкую, прекрасную и свободную страну. И задумали отец с сыном убежать от хозяина. Стали они думать, как им выбраться. И отец придумал. Он придумал - сделать крылья и улететь.
И вот стали отец с сыном ночами делать крылья. Они собирали перья больших птиц и скрепляли их пчелиным воском. Большие, широкие делали они крылья.
- Не может человек летать на крыльях, в смысле махая, крыльями, - вставил Славик. - Это наукой доказано. Ему силы не хватит.
- В сказке - хватит! - сказала Маша, - увидишь!
- Сделали они крылья, и собрались лететь рано утром. Отец говорит сыну:
- Смотри, не забирайся высоко к солнцу, а то воск может не выдержать, и крылья твои растают!
Сын пообещал. Вот настало утро, вышли отец с сыном на вершину высокой горы, и полетели. И тут наступил рассвет. Побежали по небу первые лучи солнца, и появился солнечный диск - сияющий, прекрасный!
Всё забыл сын! Красота солнца заворожила его. Ему показалось, что он всё может, что он всесилен, и что не просто он может вырваться на волю, а может и до самого солнца долететь. Стал сын забирать вверх, к солнцу.
Кричит, кричит ему отец, а он не слышит. Чем ближе к солнцу, тем мягче становился воск. Стал воск мягким, стали крылья похуже слушаться. Сын все равно пытается - всё вверх, вверх!
- Ось трэба батька слухаты! - прокомментировал Миронюк.
- Колька, замолчи!
- Если бы дальше сын продолжал лететь, крылья бы у него растаяли, и упал бы он вниз, и разбился бы о скалы…
- А ведь оно так и было! Я легенду эту знаю! - это уже Серёжка вставил слово.
- Все знают! Разбился бедняга, когда воск растаял!
Анька лежала на кровати, заложив здоровую, правую руку за голову. Всё, что она рассказывала, живо стояло перед её глазами. Она точно знала, что хочет сказать.
- Я обещала одному человеку, что не будет в моих сказках плохих концов, - сказала она.
На самом деле всё было так: там, внизу, стоял могучий богатырь. Видит он, что один беглец правильно летит и вот-вот пересечёт границу свободной страны. А второй почему-то летит вверх. И подумал богатырь - ведь этот, второй, если взлетит ещё выше - разобьётся насмерть! "Надо спасать беднягу", - подумал богатырь.
Взял он свой огромный лук, вставил стрелу, и…
Стрела попала богатырю прямо в руку. Если хотите, то в ногу. Хуже, конечно, если в спину. Но стрела поразила Икара не насмерть. Стал он падать, ушибся сильно, и упал к ногам богатыря. Стонет, бедняга, корчится!
Богатырь поднял его и говорит:
- Очень уж ты высоко собрался взлететь! Спас я тебя. Но я не хочу, чтоб ты снова в плен попал. Сейчас я отнесу тебя к себе, вытащу стрелу, залечу твои раны…