* * *
Нечего и говорить, что после случившегося у Артёма и Вари началась самая трудная полоса их совместной жизни. Именно в этот период их брак находился на грани распада. Каждый, молча, переживал происшедший разлад, не желая выказывать свои эмоции, и в растерянности не зная, что делать, и чем это у них кончится. Но, видно, их союз благословили небеса. Судьба явилась к ним в лице местного почтальона и создала наилучшие условия для примирения, вручив официальное приглашение от семьи Телеманн.
Естественно, отказаться от поездки, о которой давно мечталй, было выше их сил и, позабыв обо всем, Артём и Варя энергично занялись оформлением выездных документов и сборами в дальнюю дорогу. Волнений пришлось пережить немало: выдача загранпаспортов сильно затянулась. Но кончилось все благополучно. Даже авиабилеты до Берлина и обратно им дали с большой скидкой, так как для работников Аэрофлота существовали льготы.
- Как ты думаешь, много денег нам придется внести за питание? - вздохнув, спросила Варя, пересчитывая валюту, полученную ими на весь срок пребывания в гостях, согласно приглашению немцев: - Очень хотелось бы побольше купить, говорят, в ГДР все есть. Как на Западе, у капиталистов.
- Думаю, ничего они не возьмут. Хотя, немцы - экономные, и пригласили нас на месяц, а сами пробыли всего неделю, - ответил Артём. - Но если это правда, что у них там, как на Западе, мы можем все потратить и вернуться пораньше.
Стремление Вари использовать поездку в ГДР, чтобы привезти домой хотя бы необходимое, было понятно. При тогдашнем товарном голоде загранкомандировки и турпоездки за рубеж были для советских граждан, пожалуй, единственной возможностью приобрести какие-то хорошие вещи.
Ожидания не обманули Артёма с Варей. Их первая поездка в ГДР оказалась просто сказочной! Рейнхард и Моника встретили гостей в аэропорту. Чтобы они получили представление о столице, провезли по восточной части города на машине, показали все достопримечательности. Потом совершили пешую прогулку по знаменитой "Унтер-ден-Линден" до рейхстага и Бранденбургских ворот.
- Нам предстоит большой путь до Штральзунда. Поэтому более подробное знакомство с Берлином и поездку в Потсдам мы запланировали на день вашего отъезда. Для этого прибудем в Берлин с утра, - как бы извиняясь, сказал Рейнхард. - А теперь - "нах хауз"!
Семья Рейнхарда, главного хирурга военно-морского госпиталя, жила в старинном портовом городке Штральзунд, когда-то входившем в знаменитую Ганзу. Теперь же он был известен лишь чудными пляжами на острове Рюген, отделенным от него только узким проливом. Прием, оказанный русским гостям, отличался редкой для немцев щедростью. Рейнхард даже сводил их в лучший ресторан, а когда Артём посочувствовал ему из-за дороговизны этого заведения, гордо ответил:
- Мы тоже, как и вы, для друзей рублей не считаем!
- По всему видать, ты успешно прошел курс в нашей военно-медицинской академии, - не без иронии похвалил его Артём. - Хорошо, если все немцы такие, как ты.
- Конечно, не все, - честно признал Рейнхард. - Но и у вас есть много., таких, - он замялся, вспоминая нужное слово: - которых называют... жмоты.
Отрицать этого было нельзя и, все же, им с Варей показалось, что среди немцев жмотов намного больше. Те-леманны водили их в гости к своим друзьям, весьма состоятельным людям, но нигде угощение щедрым не было. Изобилие же продуктов в продовольственных магазинах московских гостей просто поражало.
- По-моему, Тёмочка, им незачем строить коммунизм. Посмотри, как они живут! - не переставала восхищаться Варя. - В универсамах всего полно и цены сносные. А какое качество! Ты заметил, что свиные ножки такие чистенькие, будто им сделан педикюр?
С промтоварами в ГДР тоже проблем не было. Варе удалось приобрести все необходимое. Но она быстро истратила валюту, и пришлось сократить свой визит до десяти дней. По магазинам они ходили самостоятельно - так как знания немецкого Артёму хватало на то, чтобы поняли, чего они хотят. Правда, иногда возникали курьезы из-за того ломаного языка, на котором он изъяснялся. Вежливые немцы старались удержаться от смеха, но не всегда это им удавалось.
Их благодушное настроение в Штральзунде лишь однажды было нарушено: это случилось во время поездки на знаменитый пляж острова Рюген. По дороге к пляжу из-за поворота навстречу их машине шла колонна танков. На броне сидели краснолицые от загара немецкие солдаты в касках и с лихо закатанными рукавами ненавистной формы германского вермахта. Ассоциация с минувшей войной и гитлеровцами была полной, и оставила неприятный осадок в душе.
Но прием, оказанный им семьей Телеманна, был великолепен. Они чудесно провели время и еще крепче сдружились с радушными хозяевами и их дочерьми. Старшая, Мартина, специально изучала русский язык, и собиралась на следующий год приехать в Москву со своей группой.
Несмотря на то, что валюты у них было немного, делая покупки, Артём с Варей не забыли привезти всем друзьям и близким сувениры, а Анечке и Наде ценные подарки. При этом, зная высокие запросы его бывшей жены, купили вещи в более дорогих частных магазинах, которых в ГДР имелось множество, хотя торговля была, в основном, государственной. Так, модную обувь они приобрели у широко известной западногерманской фирмы "Саламандра".
Положительных эмоций было так много, что та ссора, которая их чуть было не разъединила, сама собой улетучилась. О своей размолвке Артём с Варей даже не вспоминали, словно ее никогда и не было.
* * *
Предзащита докторской диссертации Наумова состоялась на кафедре ремонта авиатехники Киевского института сразу по окончании летних каникул. Из Москвы, чтобы поддержать соискателя, прибыли начальник его отдела Гальчук и ставший уже профессором Иванов. Иванов согласился быть оппонентом. В Киеве на заседание кафедры пришли дать положительные отзывы главный инженер завода и представитель ОКБ Антонова. На их самолетах был успешно проведен последний эксперимент по восстановлению агрегатов.
Доклад Артёма был встречен с большим интересом. Сделал он его четко, на вопросы отвечал исчерпывающе и плакаты наглядно илюстрировали основные положения диссертации. В прениях Иванов подчеркнул ее научную новизну, заводчанин - экономическую эффективность, а представитель ОКБ - надежность восстановленных агрегатов. Гальчук охарактеризовал соискателя, его вклад в достижения НИИ и созданную им научную школу. Все считали, что предзащита прошла блестяще.
Но главным ее итогом было то, что кафедра рекомендовала ученому совету принять диссертацию Артёма к защите и утвердила, кроме Иванова, еще двух оппонентов - докторов наук: своего профессора Мухина и видного специалиста по ремонту авиатехники из Военно-воздушной академии. Важно было и то, что Киевский завод утвердили в качестве ведущего предприятия по оценке практического значения диссертации.
Казалось бы, "лед тронулся", но произошло то, чего и следовало ожидать. Ковач воспринял успех Артёма болезненно и немедленно вызвал его к себе.
- Ну, и как ты себе мыслишь защиту без поддержки института? - напрямую спросил он. - Думаешь, что проскочишь без моего отзыва?
- Почему же без отзыва института? Ведь моя работа оценена положительно. Вы же сами недавно подписали мне характеристику, - сделал попытку уладить отношения Артём. - Разве я чем-нибудь провинился, Рудольф Юрьевич?
- И ты еще спрашиваешь? - грозно нахмурил брови начальник. - Я предупреждал, чтоб не лез защищаться прежде меня! Как же ты посмел?
- Я уже два года сижу с готовой работой, ожидая вашей защиты.. И потом, Казанцев мне сказал, что вы... не возражаете, - запинаясь от волнения, старался оправдаться Артём. - Разве он не говорил с вами?
- Ну и наивный ты человек! Как будто не от мира сего, - усмехнулся Ковач. - Давно бы пора понять, что слушать надо только своего начальника! - он сделал паузу, как бы решая, стоит ли быть откровенным, и все же сказал: - Напрасно надеешься! Понятно, я обещал шефу снабжения лично не препятствовать, если... - Ковач посмотрел на подчиненного с нескрываемой издевкой, - у тебя с диссертацией все будет в порядке.
- Но у меня с ней все в порядке! - не выдержав напряжения, воскликнул Артём. - Диссертацию признали удовлетворяющей требованиям ВАКа и рекомендовали к защите.
- Неужели? Я думаю, они в Киеве немного поторопились, - презрительно скривился Ковач. - У меня есть сведения, что кое у кого и к ней, и к тебе лично имеются претензии. Но я, как и обещал Казанцеву, - в глазах его мелькнула насмешка, - от этого дистанцируюсь.
- Какие еще претензии? Первый раз об этом слышу, - недоуменно поднял брови Артём. - Если это подлая провокация, то она будет разоблачена, и вы, Рудольф Юрьевич, не останетесь от этого в стороне.
- Это что, угроза в мой адрес? - нахмурился Ковач. - Только посмей поссорить меня с Казанцевым, живо вылетишь из института!
- Ни с кем я не собираюсь вас ссорить, - миролюбиво ответил Артём, сдерживая гнев, чтобы окончательно не испортить отношений. - В чем же моя вина, Рудольф Юрьевич? На моем месте вы тоже не стали бы больше ждать, сами знаете, диссертация может устареть, а это большой труд.
Ковач на это ничего не ответил, но дальнейшие события показали, что ждать от него пощады не приходится.
* * *
Вскоре худшие подозрения Артёма подтвердились, и события в институте стали разворачиваться с калейдоскопической быстротой. Орудием затеянной Ковачем провокации был избран его бывший аспирант Хлебников, работавший у него в секторе. В свое время для того, чтобы тот успешно защитился, Артёму пришлось потрудиться. Молодой человек был усердным, но способностями не отличался и особенно грешил слабой грамматикой. Так что, когда удалось привести в порядок научную сторону его диссертации, профессор, который должен был стать оппонентом, решительно отказался:
- По содержанию работа отвечает требованиям ВАК, но написана корявым языком и содержит много орфографических ошибок. Хлебников настолько безграмотен, что не достоин быть кандидатом наук.
- Но он ведь претендует на ученую степень в области технических наук, а не литературы - попытался защитить подопечного Артём. - Я указывал ему на ошибки в тексте, но он, видно, самостоятельно исправить не смог.
- Ученая степень требует не только специальных знаний, - упорствовал профессор. - Нельзя допускать в большую науку малограмотных людей!
Пришлось Артёму лично отредактировать весь текст пухлой диссертации, и лишь тогда они с трудом уговорили профессора. Однако и добрая половина научных рекомендаций была разработана диссертантом совместно с научным руководителем и опубликована в соавторстве. Это давало право каждому использовать их в дальнейшей работе.
И вот, Хлебников обвинил своего начальника сектора и бывшего научного руководителя в плагиате. Дескать, не Артём с ним поделился своими научными идеями, а наоборот, использовал в своей докторской диссертации чужие, то есть его, Хлебникова, разработки. Можно было легко догадаться, почему жалоба подана в партком, а не в ученый совет, где могли бы компетентно установить истину. На заседании парткома, члены которого мало понимали суть дела, легче было провести порочащее Наумова решение.
Эта неприглядная история наделала в институте много шума и больно ударила по авторитету Артёма. Большинство сотрудников было на его стороне и гневно осуждало предательство человека, которого он вывел в люди и взял на работу в свой сектор. Всем были ясны побудительные мотивы Хлебникова и истинные цели провокации.
- Руководство не желает, чтобы Наумов получил докторскую степень. Вот и подговорили этого подлеца. Наверняка, пообещали поставить его на место своего начальника, - таково было единодушное мнение. - Врет он про плагиат!
Однако, как и всюду, нашлись завистники и недоброжелатели, злорадствовавшие и получавшие удовольствие от подлой шумихи и тяжелого положения, в которое попал Артём. При этом удар в спину ему нанес еще один из тех, кому он помог получить ученую степень - Левин. Вот когда он вспомнил то, о чем его предупреждал мудрый Иванов.
Для разбора заявления Хлебникова партком, как тогда было принято, создал комиссию, которая, видимо по указанию сверху, стала выяснять обстоятельства этого "дела" изматывающе медленно. И на одном из заседаний ученого совета Артём сам решил внести предложение, чтобы поскорее покончить со сплетнями, подрывающими его авторитет. Речь зашла о недостатке докторов наук, и он посетовал.
- Вы знаете, как нелегко подготовить и защитить докторскую диссертацию. Мне сейчас нужна помощь, а вместо нее устроили нервотрепку. Почему инцидент с моим бывшим аспирантом рассматривает партком, а не ученый совет? - вопрошающе обвел он глазами своих коллег. - Ведь вопрос идет лишь о праве использовать в диссертации результаты, полученные в соавторстве. Я прошу ученый совет подключиться к рассмотрению кляузы, цель которой - очернить мою работу. Это и будет действенной помощью!
Члены совета одобрительно зашумели, но тут слово взял Левин, ставший к этому времени, как и предсказывал Иванов, начальником его бывшего отдела.
- Мне непонятна претензия Наумова на какое-то особое внимание к его работе. Всю необходимую помощь, включая творческий отпуск, он уже получил, - Левин заявил это таким резким тоном, что все, знавшие, что Артём и у него был научным руководителем, недоуменно переглянулись. - Считаю ненужным втягивать ученый созет в рассмотрение кляуз. Жалоба Хлебникова затрагивает скорее этическую, а не научную проблему.
"Ну, и фрукт! Перед Ковачем выслуживается, - с горечью подумал Артём. - Какая вопиющая неблагодарность!"
Наверное, то же подумали и другие члены совета, - в институте все знали о дружбе Левина с начальником института, ибо после этого никто просьбу Наумова не поддержал. Понимая это, он и сам на ней больше не настаивал.
* * *
Вероятно, Ковачу удалось бы достичь своей коварной цели, будь на месте Артёма кто-нибудь другой. Но он недаром столько лет проработал в институте, сумев завоевать любовь и уважение своих товарищей. И друзья не позволили втоптать в грязь его доброе имя.
Полоса неприятностей в институте не помешала, однако, Артёму выезжать вместе с Варей и постоянной компанией грибников по выходным в лес для любимой "тихой охоты". Это не только доставляло им огромное удовольствие, но и успокаивало нервную систему. В том году было много грибов, и они отправлялись, обычно, в свое излюбленное место на границе Московской и Тверской областей кавалькадой из трех-четырех машин.
С ними всегда ехали Гальчуки, а в других машинах - их друзья-сослуживцы, многолетние компаньоны по грибным походам. Чаще всего это были Рябоконь, зам Гальчука, и Антоненко из отдела прочности, вместе с женами, а "прочнист" иногда еще и с дочкой.
Ездили в лес с ночевкой, поскольку все обожали посидеть у костра, устроить небольшую пирушку и повеселиться, да еще и спеть под настроение любимые песни. А поскольку народ в большинстве был родом с Украины, где, как известно, петь не только любят, но и умеют, после нескольких рюмок хор звучал так красиво, что послушать его прибегали дети из соседней деревни. Особенно хорошо получался "Рушник", несмотря на то, что исполнители мешали русские и украинские слова:
Рiдна мати моя, ти ночей не доспала,
Ти водила мене у поля край села,
I в дорогу далеку ти мене на зopi проводжала,
I рушник вишиваний на щастя, на долю дала...
Эти верные друзья грудью встали на защиту Артёма, невзирая на давление со стороны начальника и секретаря парторганизации института. На его счастье Рябоконь был членом парткома, а Антоненко, замещавший заболевшего председателя профкома, участвовал в заседаниях. Дипломатичный и обаятельный, прочнист без особого труда добился, чтобы возглавить комиссию по заявлению Хлебникова поручили Рябоконю. Правда, секретарь парткома не преминул возразить:
- А не повлияет ли на него Гальчук? Тот ведь поддерживает Наумова.
- Вы же знаете его принципиальность. Рябоконь Галь-чуку не поддастся. Он выяснит все, как есть, - заверил секретаря Антоненко, ничуть не кривя душой: - И потом, он знает этот вопрос лучше всех. Если во главе комиссии вы поставите другого, то Рябоконь, - привел он неотразимый довод, - обидится, убедительно выступит против, и члены парткома его поддержат.
Счастье вновь улыбнулось Артёму. Выводы комиссии, подкрепленные документами, для Хлебникова были плачевными.
По настоянию Гальчука Хлебников был переведен в другой отдел, сплетни постепенно умолкли, и на работе у Артёма обстановка нормализовалась. Но все же о защите диссертации в ближайшее время нечего было и думать. "Ковач прав. Без его поддержки у меня ничего не выйдет, - пришел к выводу Артём. - Неужели, чтобы стать доктором наук, мне так же, как Иванову, придется уйти из института?"
Он уже всерьез стал подумывать о переходе на преподавательскую работу, но судьба сама решила за него эту сложную проблему. Руководство министерства, по неведомым причинам, создало вместо единого научно-исследовательского центра два института, специализировав один - по разработке требований к авиатехнике и государственным испытаниям самолетов и двигателей, а другой - по их эксплуатации и ремонту.
И вновь фортуна оказалась благосклонна к Артёму, так как Ковач остался в Шереметьево, начальником летно-испытательного института, а его перевели, вместе со всеми друзьями, в новый институт и предложили возглавить агрегатный отдел.