Но Артёму, как говорится, попала вожжа под хвост. Его до глубины души возмущала эта подлая антинаучная дипломатия и беспринципные сделки ради достижения своекорыстных целей.
- Не пойду я на сделку со своей совестью, Коля, - грустно сказал он. - Далее если этот научный делец повредит моей защите в Академии. Подожду, пока ученые степени будут присуждать за дело, а не за умение быть проходимцем.
- Смотри, дело твое, - Иванов был явно задет,- Я тебя предупредил. Нужно считаться с реальными обстоятельствами.
Вскоре Артёма вызвал к себе и начальник института.
- Что с отзывом на диссертацию Конкина? Мне звонил его руководитель, генерал-лейтенант Зверев, - недовольно спросил Цветко. - Почему ты счел ее плохой на основании лишь автореферата? Вот Хлебников иного мнения.
Возможно, после разговора с Ивановым, Артём пошел бы на компромисс, но после упоминания Хлебникова хладнокровие ему изменило:
- И из автореферата видно, что работа Конкина не отвечает требованиям ВАКа. В науке и так хватает бездарей и проходимцев. Я уже совершил одну ошибку, когда "остепенил" Хлебникова, и теперь не могу от него избавиться из-за того, что он прошел по конкурсу.
- Но Зверев - влиятельный человек, и с этим следует считаться. Ну, чего ты упираешься? - укоризненно спросил Цветко. - Тебе же помогли мои связи. Надо быть снисходительней к другим.
- Я не против взаимопомощи. Но стали бы вы за меня хлопотать, если бы моя диссертация была дерьмовой? - горячо обратился к нему Артём. - Кто, как не мы, должны поставить заслон ловкачам, мешающим развитию науки!
- А ты сознаешь, что отказавшись изменить отзыв, можешь сорвать свою защиту в Академии? У Зверева там сильные связи.
- Да, сознаю. И пусть мне это повредит, но я не предам интересы науки, - не отступил Артём, хоть и сознавал, что совершает роковую тактическую ошибку. - Хватит с меня и одного раза!
- Боюсь, что тебе это выйдет боком, - хмуро заключил начальник института, но тут же его лицо разгладилось, и он дружески улыбнулся: - Но все же, я тебя еще больше зауважал. Не знаю, стал бы я рисковать защитой докторской диссертации ради высоких убеждений.
* * *
Дома ждали новые неприятности. Он и без того пришел с работы в плохом настроении, а тут еще его встретила на пороге расстроенная Варя и, еле сдерживая слезы, сказала:
- Пойди посмотри, какой номер выкинула Лена! Вернулась и устроила у нас ночлежку! - не в силах больше говорить, она повернулась и ушла на кухню.
И правда, заглянув в комнату, Артём убедился, что она полна незнакомых молодых людей. Часть их сидела за столом, а кто не поместился - на диване, и Лена поила всех чаем. Увидев хозяина, все дружно его приветствовали, а "сибирская дочь" бросилась к нему со словами:
- Привет, отец! Знакомься, это мои школьные друзья. Мы вместе приехали. Ребята вечером уйдут, а подружки поживут у нас несколько дней.
Артём поздоровался с молодежью, но счел нужным выразить недовольство.
- А почему ты нас не известила о приезде, и о том, что приезжаешь не одна? - с упреком произнес он. - Или ты считаешь, что это в порядке вещей?
- Не было времени дать телеграмму. И встречать было не надо, раз мы ехали такой компанией, - беспечно ответила Лена. - А девочки вам не помешают. Они будут жить в моей комнате.
"В ее комнате! Она уже отвела себе нашу спальню, про себя возмутился Артём. - Не пойму, от дурости это или от нахальства?" А вслух строго сказал:
- Лена, выйди на минутку. Нам надо поговорить.
Все поняли, что хозяин недоволен, и сконфуженно переглянулись, а Лена в ожидании нахлобучки покраснела, опустила голову и вышла вслед за Артёмом в прихожую.
- Своим поступком ты нас просто озадачила. Ведь ты уже не ребенок, - не скрывая возмущения, сказал Артём. - И еще собираешься стать журналисткой!
- А что я сделала? Из-за чего такой бурный гнев? Из-за подружек? - решив, что лучшая защита - нападение, с иронией заявила Лена. - Ничего страшного, если потеснитесь на несколько дней. В квартире места хватает!
- Думай, что говоришь! А то я решу, что ты ненормальная, - вышел из себя Артём. - Забыла, что ты здесь не хозяйка, и не смеешь распоряжаться? Неужели не заметила, что довела Варю до слез?
- Может, и ты, отец, заплачешь из-за такого пустяка? Не думала, что вы такие эгоисты, - все так же агрессивно продолжала отбиваться Лена, повергая его в шок. - Не объедят вас девочки, пока у меня поживут.
"Да она психически нездорова! Неужто не сознает, что говорит? - не в силах объяснить ее поведения, недоумевал Артём. - Попробую вправить ей мозги!"
- Не хотел говорить с тобой в жестком тоне, но придется,- повысил он голос. - Прежде всего запомни, что ты не имеешь права тут распоряжаться. И спальню тебе уступили только на время экзаменов. С нами будешь жить, если сможешь спать на диване и подчиняться установленному порядку. Ясно?
Поскольку Лена, насупившись, ему не ответила, Артём потребовал:
- Сейчас твои друзья пусть уйдут, так как нам надо отдохнуть/Если подругам некуда деваться, эту ночь могут переночевать. Но завтра чтобы их не было!
- Ты очень жестокий, отец! - осуждающе бросила Лена.
- Какой есть, - вспылил Артём. - Я ведь тебе не навязываюсь.
- Ты хочешь сказать, что я вам навязываюсь? - будто ухватившись, крикнула Лена. - Так вот, просить будете, не останусь! В университете есть общежитие.
Возможно, после оказанного ей теплого приема, она ожидала, что Артём будет ее удерживать, но он в ответ спокойно заявил:
- Ну что ж, наверное, это будет наилучшим выходом. Мы еще не готовы жить вместе. Если поймешь, что ты неправа, тогда - милости просим!
- Этого не будет, - упрямо бросила Лена.- Я не привыкла плясать под чужую дудку и буду жить так, как мне хочется!
Своего решения она не изменила и уже через неделю перебралась от них в общежитие университета. "Похоже, что у меня портится характер,- удрученно думал Артём, переживая в душе последние неприятности. - Не замечал за собой раньше такой несговорчивости - неспособности идти на уступки. Раздражаюсь по каждому пустяку".
- Не знаю, что со мной творится, - не выдержав, пожаловался он Варе. - У меня ведь неконфликтная натура. Но последнее время я непрерывно с кем-нибудь ссорюсь.
- У тебя просто расстроились нервы. Из-за срыва защиты в Киеве. Слишком много ты пережил неприятного, - сочувственно объяснила его состояние Варя. - Безусловно, к этому добавляется общая усталость и перенесенная болезнь. Но все пройдет, - ласково заверила она мужа. - Не сомневайся!
Глава 15. МАРАЗМ РЕЖИМА
Последние годы правления Брежнева особенно отчетливо продемонстрировали всему миру полный маразм, в который впало его ближайшее окружение. Славословие и незаслуженные награды сыпались на дряхлеющих партийных лидеров, как из рога изобилия. Они чествовали, награждали и обцеловывали друг друга по любому поводу, будь то даже рядовой день рождения.
Благостное существование кремлевских старцев при полном упадке экономики и забвении ими коммунистических идеалов уже не возмущало, а вызывало жалостливое презрение. Но роптать по-прежнему было опасно. Оппозиционные настроения безжалостно преследовались. Противники режима и борцы за права человека немедленно оказывались в тюрьмах и психушках.
Откровенная беспринципность руководства, наряду с беззаконием, породила круговую поруку, которая процветала повсеместно. На всех уровнях вершились дела и принимались важные решения не на основе государственной выгоды, а в интересах узкого круга лиц, тесно связанных родственными, дружескими и просто корыстными интересами. Как было не вспомнить афоризм Козьмы Пруткова о том, что для успеха не так важен талант и достоинства, как принадлежность к влиятельной клике.
Это Артём на себе испытал. Он уже "отстрелялся" в НИИ ВВС, где его доклад прошел с не меньшим успехом, чем на кафедре Академии, и отношение к диссертации военных было самое доброжелательное, когда сказал свое слово "эффект круговой поруки". И началось с того, что Артёма вызвал к себе завкафедрой профессор Акимов.
- Я специально пригласил вас, чтобы выразить сочувствие и принести лично свои извинения, - дружеским тоном, но стараясь не смотреть в глаза, сказал он Артёму: - У вас замечательная диссертация, мы ее высоко ценим, но ВАК снова подтвердил, что не рекомендует принимать защиты у гражданских лиц. Исключение делается только для кандидатских диссертаций.
"Ну вот и сказалось влияние генерала Зверева, о чем меня предупреждали, - уныло подумал Артём. - Рухнули мои надежды на защиту у них в Академии". Но вслух дипломатично произнес:
- Большое спасибо вам за сочувствие и поддержку. С рекомендацией ВАКа приходится считаться, хотя формального запрета и нет.
- Вот именно! - облегченно подхватил Акимов, по-видимому, опасавшийся его нервной реакции: - Формального запрета нет, а ослушаться - все равно нельзя. Но знайте, где бы вы ни защищались, - горячо заверил он, - можете твердо рассчитывать на нашу поддержку!
Следующим звеном в круговой цепочке оказался НИИ ВВС, с прискорбием сообщивший Артёму, что командование не дало согласия на то, чтобы он был ведущим предприятием, в виду отличия военной специфики. Но тем не менее заверил его, что даст положительный отзыв на диссертацию. Однако этот удар Артём воспринял спокойно, так как защита в Академии ему уже не светила.
- Главное, Тёмочка, не опускай руки, - подбадривала его Варя. - Ведь ты можешь защититься в Киеве. Совесть же у людей есть? Большинство оценит твою диссертацию по достоинству.
- Обидно будет из-за интриг не добрать голосов, - уныло объяснил Артём. - Киев оставлю на крайний случай. Солиднее и лучше провести защиту в одном из ученых советов Москвы. Пока же сделаю паузу, чтобы собраться с духом.
Так он и поступил, тем более, что за прошедший год обстановка на работе настолько осложнилась, что ему стало не до защиты.
* * *
Новая кампания, начатая против Цветко секретарем парткома Чернецовым, была развернута исподволь и задумана им весьма коварно. Прекрасный человек и авторитетный специалист, Иван Фомич пользовался любовью сотрудников, и атаковать его в лоб опытный интриган не решился. Поэтому счел более подходящим опорочить его ближайших сподвижников и друзей. Зная, что Цветко не даст их в обиду, Чернецов рассчитывал представить его в виде мягкотелого и беспринципного "кума", для которого личные интересы выше деловых.
Самым неприятным было то, что секретарю парткома удалось перетянуть на свою сторону Гальчука, который не только был заместителем начальника, но и пользовался в коллективе самым большим, после него, авторитетом. Вероятней всего, Чернецову удалось сыграть на его самолюбии, дав понять, что именно он возглавит институт после Цветко.
- Чернецова понять можно. Он знает, что я добиваюсь в Политуправлении министерства его замены, - озабоченно хмурясь, ответил Иван Фомич Артёму, когда тот пожаловался на нездоровую обстановку в коллективе и высказал свои подозрения. - Но Борис, если участвует в этом, поступает глупо.
- Мне не верится, что он заодно с Чернецовым. Хотя странно, что не оказывает противодействия. К сожалению, между нами произошло охлажение, и он перестал быть со мной откровенным, - удрученно сказал Артём. - Но почему в министерстве поддерживают парторга, зная, что он ваш недруг?
- Они его не поддерживают, но и заменить не могут, не имея фактов. У него есть кто-то в ЦК партии, - с кислой миной объяснил Цветко.- А я, кроме эмоций, ничем конкретным подкрепить свое требование не могу. Но с ним хоть все ясно. А вот Гальчук наносит удар в спину. Ведь умный мужик, а не поймет, что рубит сук, на котором сидит!
- Это почему? - не понял Артём. - Напротив, надеется стать начальником.
- Напрасно надеется!- дал волю гневу Цветко.- А вот потерять кресло может.
Видя, что Артёму это непонятно, объяснил:
- Сейчас в правительство внесен очередной провальный проект, якобы повышения эффективности экономики за счет укрупнения предприятий и слияния научных институтов. И вполне вероятно, что нас вновь захотят объединить с Шереметьево. Теперь понимаешь, о чем я говорю?
Но Артём лишь удивленно округлил глаза, и он продолжал:
- Так вот, если нас объединят и не будет этой склоки, то у меня есть шансы поспорить с Ковачем за пост начальника, а у Бориса никаких. Если же "свадьба" не состоится, а меня снимут, то и тут у Гальчука ничего не выйдет, так как он неизбежно себя замарает. И новый начальник, думаю, от него избавится.
Теперь Артём уже все понимал, но ему от этого легче не стало. Гальчук от объяснений с ним уклонился, и вскоре они с Чёрнецовым нанесли первый удар.
Объектом для удара продуманно выбрали Максименко. Главный инженер был новым человеком в коллективе, но все уже знали, что он - близкий друг начальника. А почва для клеветнических слухов и инсинуаций была богатая, так как Николай, со свойственной ему энергией, начал строительство нового здания института, которое, естественно, продвигалось с большим трудом.
Кампания против него началась с критики в стенной печати и выступлений на партсобраниях сотрудников, недовольных качеством проекта нового здания института. Затем поползли слухи о якобы имевших место злоупотреблениях, а закончилось все постановкой отчета о работе главного инженера на парткоме. Цель задуманной экзекуции была очевидной: вынести "строгача" Максименко и рекомендовать снять с должности. Чтобы Цветко, который непременно будет его отстаивать, уронил себя во мнении коллектива.
- Ты можешь погубить институт, Боря, - упрекнул Гальчука Артём, улучив момент, когда они остались наедине. - Напрасно поддерживаешь Чернецова в его происках против Цветко.
- С чего ты взял? - отводя глаза, попытался уклониться от прямого ответа Гальчук. - Я не принимаю участия в этих дрязгах.
- Кого ты хочешь провести?- покачал головой Артём.- На партсобрании твои люди активней всех поддерживали нападки Чернецова па главного инженера.
- Они выступали с критикой, как коммунисты, и я не могу на них повлиять, - слукавил Гальчук. - И тебе не советую заступаться за своего дружка. Иначе потеряешь авторитет!
- Но разве ты не знаешь, что нас снова хотят объединить с Ковачем? Неужто ты считаешь его лучше Цветко? - возмутился Артём,- Наш институт на подъеме, а Шереметьево на ладан дышит!
- Это - не только его заслуга, - явно намекая на свою персону, ответил Гальчук. - А тебе лучше держаться в стороне от драки. Не то Чернецов и за тебя возьмется. Сам знаешь, что он на тебя зуб имеет.
Артёму все уже стало ясно. Внутри у него все кипело. Но осложнять отношения не стоило и, сдержав эмоции, он только сказал:
- Зря ты это делаешь, Боря. Себе во вред! И главное, во вред нашему делу. Ковач - бездарный карьерист и загубит институт. А при Цветко он идет в гору.
Очевидно, Гальчук, все же, на нем "поставил крест", так как вскоре и его самого вызвал к себе Чернецов.
- В партком поступило заявление от одного коммуниста из твоего отделения о неправильном распределении премии, - еле скрывая злорадство сказал он, указав на лежавший перед ним лист бумаги. - Обвинения серьезные, и я вынужден буду назначить комиссию для проверки фактов.
"Ну вот, и началось! - тоскливо подумал Артём. - Теперь не дадут спокойно работать". А вслух мрачно поинтересовался:
- И в чем же меня обвиняют? В плохой работе?
- Хуже. В злоупотреблении своим служебным положением, - недобро усмехнулся секретарь парткома. - А конкретно - в самоназначении премии.
- Что за чепуха? Какое такое "самоназначение"? - недоуменно посмотрел на него Артём. - Вы же знаете, что суммы премий определяются коллективно представителями администрации и общественных организаций. От руководства у нас этим занимается мой заместитель. А премирует своим приказом начальник института.
- А ты, выходит, стоишь в сторонке и только наблюдаешь? - ехидно заметил Чернецов. - Кто тебе поверит? И почему тогда у тебя такие крупные премии?
- Разумеется, я не стою в стороне. Прежде, чем завизировать проект приказа, даю замечания. Но только не по своей премии! - парировал Артём. - Думаю, мои премии назначались не без вашего участия, и партком мог их уменьшить. Кстати, другим начальникам отделений премии давались и побольше.
Это было правдой. Чернецов помрачнел и сухо бросил:
- Ладно, можешь идти. Я тебя пригласил, чтобы предупредить о поступившей жалобе. Комиссия разберется.
"Не думаю, что твоим подручным удастся "подтвердить факты", но нервы мне потреплете изрядно", - уходя от него, тоскливо думал Артём.
* * *
Подошло лето, но несмотря на объявленную Артёму войну, Чернецов и его сподвижники активных действий не предпринимали. Скорее всего потому, что не хотели сесть в лужу с затеянной против него провокацией, так как потерпели уже одну неудачу, стараясь опорочить Максименко. Главный инженер показал себя таким знающим специалистом и искусным дипломатом, что, несмотря на "обработку" членов парткома сторонниками секретаря и Галь-чука, они не пошли на поводу у интриганов.
Николай не стал оправдываться, а сумел наглядно показать свои достижения и перспективы института при реализации своего проекта. На этом фоне мелкие придирки и недоказанные наветы казались ничтожными, и большинство не приняло их во внимание. Как ни старались подручные Чернецова провести решение о строгом выговоре, оно не прошло, и Максименко лишь "поставили на вид", ютребовав устранить упущения в работе.
- Ну, и хитрый же этот хохол! Сумел-таки показать товар лицом, и всех заворожил своей улыбкой. Будто не знал, что мы собрались устроить ему порку, - посетовал секретарь парткома в своем узком кругу. - Как скользкий налим вывернулся из рук! Придется пока оставить его в покое.
Об этом сообщил Артёму "источник" из числа доверенных лиц Чернецова. "Источником" Артём обзавелся в ожидании провокации. Этот же доброжелатель предупредил, что теперь наступит его очередь, но комиссия парткома пожалует к нему только после окончания летних отпусков.
- Никто не хочет сейчас заниматься этим делом. Все мечтают об отдыхе, - объяснил он Артёму. - Ну а потом - держись!
"Ну что ж, и мне надо хорошенько отдохнуть перед предстоящей баталией, - подумал Артём. - Надо бы забраться куда-нибудь подальше, чтобы не только отдохнуть, но и развлечься. На даче, в окружении сослуживцев, отвлечься от институтских забот не удастся".
Варя была этому только рада; в профкоме он раздобыл две путевки в Болгарию, на курорт "Слынчев бряг" под Варной.