– Этого я и боялся, – вырвалось у него. – Стоит лишь раз пренебречь условностями… Хорошо хоть миссис Хилбери уехала. Однако здесь мистер Хилбери. Как мы ему все это объясним? Мне придется сейчас уйти…
– Но дядя Тревор еще не скоро вернется, Уильям! – взмолилась Кассандра.
– Не уверен. Почем знать, может, он уже едет домой. Или, представь, миссис Милвейн – твоя тетя Селия – или миссис Кошем, или кто-нибудь еще из твоих родственников заглянет сюда – и застанет нас наедине. Ты ведь слышала, уже пошли толки…
Кассандра видела, что Уильям не на шутку встревожен, и ее это неприятно поразило: неужели он так напуган, что готов бежать без оглядки?
– А мы спрячемся! – сказала она первое, что пришло в голову, беспомощно оглядевшись по сторонам и заметив спасительные портьеры, отделявшие столовую от кабинета.
– Я категорически отказываюсь лезть под стол, – саркастически заметил Уильям.
Кассандра видела, что он готов сдаться. Чутье подсказывало ей, что в данный момент взывать к его чувствам было бы крайне неосмотрительно. Она постаралась успокоиться, села за стол и, налив себе еще чашку, принялась спокойно пить чай. И этот столь естественный жест, говорящий об умении владеть собой и показывающий именно те женские качества, которые были так приятны Уильяму, подействовал на него лучше любых уговоров. От чая он отказываться не стал. А затем попросил и кусок пирога. К тому времени как пирог был съеден, а чай выпит, прежние заботы отпали сами собой, уступив место мыслям о поэзии. Как-то незаметно от общих мыслей о драматургии они перешли к конкретному образцу, хранившемуся в кармане у Уильяма, и, когда служанка пришла унести чайную посуду, Уильям спросил, не будет ли она против, если он прочитает небольшой фрагмент, "если, конечно, тебе не скучно".
Кассандра молча кивнула, одарив его взглядом, в котором отражалась лишь малая доля переполнявшего ее чувства, – но Уильям, окрыленный, уже знал, что никакая сила, а уж тем более миссис Милвейн, его не остановит. И он принялся декламировать.
Тем временем Кэтрин быстро шла по улице. Если бы ее попросили объяснить, отчего она вдруг выскочила из-за стола и убежала, она не припомнила бы никакого повода, разве что Уильям смотрел на Кассандру, а Кассандра на Уильяма. И все же именно оттого, как они переглядывались, находиться рядом с ними было совершенно невыносимо. Всего-то чаю забыла налить – а они думают: это неспроста, это из-за ее помолвки с Денемом. Она представляла, что еще полчаса – и на пороге появится Ральф Денем. Нет, она не в силах сидеть там и смотреть, как Уильям и Кассандра поглядывают на них в надежде выяснить, насколько они близки, чтобы точнее понять, когда же ждать свадьбы. Она решила упредить Ральфа – у нее еще есть время добраться до Линкольнз-Инн-Филдс, пока он не ушел из присутствия. Она остановила такси и попросила подбросить ее до картографического магазина на Грейт-Куин-стрит, не желая, чтобы ее видели топчущейся возле его дверей. Войдя в магазин, она для порядка купила крупномасштабную карту Норфолка и, прихватив ее, поспешила на Линкольнз-Инн-Филдс искать адвокатскую контору Хопера и Грейтли. В окнах конторы сияли большие газовые люстры. Наверное, под одной из них за огромным, заваленным бумагами столом, в кабинете с тремя высокими окнами сидит сейчас он – решила Кэтрин. И принялась расхаживать взад-вперед по тротуару. Из парадного выходили люди, но все не те. Она с надеждой вглядывалась в каждую появлявшуюся из дверей мужскую фигуру. И каждый из этих людей чем-то напоминал ей Денема: возможно, причиной тому конторская одежда, стремительная походка и быстрые проницательные взгляды, которые мимоходом бросали на нее мужчины, торопясь с работы домой. Эта площадь с огромными строгими зданиями, где кипит деловая жизнь, и даже воробьи и детишки, кажется, тоже зарабатывают себе на прокорм, небо в серых и алеющих облаках, которое словно отражает серьезные намерения города, бурлящего внизу, – все здесь говорило ей о нем. Вот самое подходящее место для встречи, подумала она, тут можно спокойно походить, подумать о Денеме. Не то что на улицах в родном Челси. Чтобы сравнить и окрестности, она чуть удлинила маршрут и свернула на главную улицу. По Кингсуэй проносились фургоны и подводы, бурлили встречные потоки пешеходов. Она застыла на углу, словно зачарованная. В ушах стоял гул, бурлящее движение завораживало – как будто вся многоликая жизнь свелась к этому беспрерывному потоку, стремящемуся к единственной нормальной цели, ради которой и стоит жить; и мысль о том, что этой силе нет дела до людей, которых она подхватывает, поглощает и уносит вперед, наполнила ее сердце восторгом. Дневной свет и сияние уличных фонарей делали ее почти невидимкой, а фигуры прохожих казались призрачными – их лица были как бледные восковые овалы, где темнели только провалы глаз. Их тоже увлекал за собой этот мощный прилив – быстрый, глубокий, бесконечный и неисчерпаемый. Так стояла она, невидимая никому и все видящая, не скрывая восторга, который весь день подспудно искал выхода. И вдруг – совершенно неожиданно – вспомнила, ради чего она сюда пришла. Ей нужно было найти Ральфа Денема. И она поспешила обратно, на Линкольнз-Инн-Филдс, ища глазами примету – три высоких окна. Но напрасно. Почти все фасады зданий теперь были темны, и наконец она с большим трудом обнаружила то, что искала. В окнах Ральфа виднелось лишь слабое отражение зеленовато-серого неба. Она решительно нажала на кнопку под табличкой с надписью фирмы. Через некоторое время дверь открыл сторож, ведро и щетка в его руках говорили о том, что рабочий день окончен и служащие ушли. Никого нет, разве что, может, мистер Грейтли еще на месте, заверил он Кэтрин: все остальные за последние десять минут ушли. Новость застала Кэтрин врасплох. В волнении она поспешила на Кингсуэй, где фигуры прохожих точно по волшебству вновь обрели солидность. Кинулась бегом к станции подземки, вглядываясь по пути в лица клерков и стряпчих, всех подряд. Но никто из них не был похож на Ральфа Денема. Она все яснее его представляла и все больше убеждалась, что он не похож ни на кого другого. У входа на станцию она остановилась – надо было понять, что делать дальше. Он поехал к ней. Если взять такси, еще, наверно, можно его опередить. Но представила, как открывает дверь гостиной, Уильям и Кассандра смотрят на нее, а через минуту появляется Ральф – и опять переглядывания, измышления, догадки. Нет, к этому она не готова. Лучше она напишет ему письмо и сама же отнесет ему домой. Купив в книжном киоске бумагу и карандаш, Кэтрин зашла в кафе ABC [84] , где заказала чашечку кофе, заняла пустой столик и сразу приступила:
"Я хотела встретиться с вами лично, но не застала вас. Находиться рядом с Уильямом и Кассандрой – невыносимо. Они хотят, чтобы мы… – Она остановилась и, подумав, исправила слово: – Они настаивают на том, чтобы мы поженились, а мы никак не можем поговорить и вообще объясниться. И я хотела бы… – Но ее желания сейчас, когда она обращалась к Ральфу, казались такими неясными, что карандаш решительно отказывался переносить их на бумагу, – как будто ревущий поток Кингсуэй норовил подхватить и его тоже. Она внимательно посмотрела на табличку, висевшую на украшенной позолотой противоположной стене зала, – …многое вам рассказать", – добавила она, старательно, как ребенок, выписывая каждую букву. Но когда снова подняла глаза, сочиняя следующую фразу, то увидела перед собой хмурое лицо официантки, явно говорившее о том, что близится время закрытия. Кэтрин огляделась по сторонам – действительно, кроме нее, в кафе почти никого не осталось, так что она забрала письмо, заплатила по счету и снова оказалась на улице. Теперь можно взять кеб и отправляться в Хайгейт. Но тут она сообразила, что не помнит его адреса. Серьезная преграда появилась вдруг на ее пути к задуманному. Она изо всех сил напрягала память: сначала попыталась представить, где находится и как выглядит его дом, затем – вспомнить адрес, который сама же записала однажды на конверте. Но ничего не получалось, слова, как нарочно, ускользали. Как там было? Дом на улице такого-то сада, а название улицы как-то связано с холмом. Но нет, ей пришлось сдаться. Никогда еще, если не считать детских лет, она не чувствовала себя такой потерянной и несчастной. И вдруг – словно все это время бредила наяву и наконец очнулась – представила себе последствия этого пагубного бездействия. Представила, как будет потрясен Ральф, когда ему скажут, что ее нет дома, – и еще, чего доброго, решит, что она не желает видеть его. Она мысленно увидела, как он удаляется от ее дома, причем направиться он мог куда угодно, только не в Хайгейт, почему-то она была в этом уверена.
Может, он еще раз вернется на Чейни-Уок? Она так ясно увидела его, что даже вздрогнула, представив себе такую возможность, и уже подняла было руку, подзывая кеб. Но нет, он слишком горд, чтобы вернуться, он пересилил себя и уходит все дальше и дальше – ах, если бы она могла разглядеть названия улиц, по которым он сейчас, вероятно, идет! Но ее воображение подвело ее и лишь дразнило непонятными, мрачными видами чужих и далеких окрестностей. И действительно, вместо того чтобы решиться на что-нибудь, она только стояла и, обмирая, представляла весь путаный лабиринт лондонских улиц – ну как отыскать в нем кого-то, если он мечется туда-сюда, сворачивает направо-налево и, наконец, выбирает какой-то грязный вонючий проулок, где на мостовой играют дети, и вот… – нет, хватит об этом думать. И она быстро зашагала вперед по Холборну [85] .
Потом остановилась, повернулась и поспешила в противоположном направлении. И эта нерешительность была не только досадной, но даже вселяла в нее страх, и уже не в первый раз за день она пугалась, чувствуя, что не в силах противиться собственным желаниям. Тому, кто привык подчиняться привычке, унизительно чувствовать беспомощность перед разгулом некой высвободившейся разом мощной и, похоже, неконтролируемой силы. Кэтрин и сама не заметила, что изо всей силы, до боли, сжимает в руке перчатки и карту Норфолка, будто собирается стереть их в порошок. Она чуть разжала пальцы, с беспокойством поглядела по сторонам: не смотрят ли на нее с подозрением – или с любопытством? Но, разгладив перчатки и убедившись, что в остальном выглядит как обычно, она перестала обращать внимание на прохожих, и снова ей хотелось лишь одного: найти Ральфа Денема во что бы то ни стало. Ни о чем другом она думать не могла – это было страстное, сильное, необоримое желание, проявляющееся совершенно по-детски. Она корила себя: ну можно ли быть такой беспечной! А обнаружив, что снова стоит возле станции подземки, постаралась еще раз собраться с духом и решить, что же делать дальше. И вдруг ее осенило: надо пойти к Мэри Датчет и спросить у нее адрес Ральфа. И это было такое счастье – у нее появилась цель, и ее действия уже нельзя было назвать бессмысленными. Теперь Кэтрин с полным правом сосредоточила все мысли на Ральфе и, нажимая на кнопку звонка у квартиры Мэри, она даже на миг не задумалась о том, как может быть встречена подобная просьба. Как назло, Мэри не оказалось дома – дверь открыла уборщица. Кэтрин ничего не оставалось делать, как согласиться подождать. Ждать пришлось минут, наверное, пятнадцать, и все это время она не присела и все расхаживала по комнате. Услышав звяканье ключей у входной двери, она застыла перед камином – так ее и застала Мэри. Взгляд у гостьи был выжидательно-решительный, как у человека, пришедшего по неотложному делу, которое в предисловиях не нуждается.
Мэри от удивления вскрикнула.
– Да-да, – кивнула Кэтрин, заранее отметая в сторону еще не высказанные вопросы.
– Вы пили чай?
– О да, – ответила Кэтрин, подумав про себя: бессчетное число раз, сотни лет назад.
Мэри помолчала, сняла перчатки и, взяв спички, принялась разводить огонь.
Кэтрин попыталась остановить ее нетерпеливым жестом:
– Не разжигайте камин для меня… Я, собственно, пришла, чтобы спросить адрес Ральфа Денема.
Взяв карандаш и конверт, она приготовилась записывать, всем своим видом выражая нетерпение.
– Яблоневый Сад, улица Горы Арарат, Хайгейт, – произнесла Мэри медленно странным голосом.
– Ну да, теперь вспомнила! – воскликнула Кэтрин, ругая себя за несообразительность. – Полагаю, туда ехать минут двадцать? – Она взяла сумочку, перчатки и собралась уходить.
– Но вы его не найдете, – сказала Мэри, держа спичку в руке.
Кэтрин, направившаяся было к двери, оглянулась.
– Почему? Где же он? – спросила она.
– Он все еще в конторе.
– Но он ушел оттуда, – ответила Кэтрин. – Вопрос только в том, успел ли он добраться до дома. Он собирался к нам в Челси, я пыталась встретиться с ним по пути, но мы разминулись. Я не оставила ему даже записки. Поэтому я должна его найти – и как можно скорее.
Мэри попыталась спокойно разобраться в ситуации.
– Почему бы не телефонировать? – сказала она.
Кэтрин тотчас положила сумочку и перчатки и, с облегчением вздохнув, воскликнула:
– Ну конечно! Как я сразу не догадалась? – Схватила телефонную трубку и назвала телефонистке номер.
Мэри посмотрела на нее внимательно и вышла из комнаты. Через некоторое время телефон, сквозь непомерную толщу Лондона, донес до Кэтрин таинственный звук шагов, кто-то поднимался к чуланчику, где стоял аппарат, она явственно представила себе картины и книги, жадно вслушивалась в шумы и шорохи – и наконец назвала себя.
– Мистер Денем заходил?
– Да, мисс.
– Спрашивал обо мне?
– Да. Мы сказали, что вы в городе, мисс.
– Он просил передать что-нибудь?
– Нет. Он ушел. Минут двадцать назад, мисс.
Кэтрин повесила трубку и принялась беспокойно ходить по комнате, от волнения не сразу заметив, что Мэри вышла. Потом позвала громко и требовательно:
– Мэри!
Та в это время переодевалась в спальне в домашнее платье. Услышав, что Кэтрин зовет ее, ответила:
– Я сейчас. Выйду через минуту.
Однако минута затянулась: Мэри почему-то хотелось выглядеть не просто опрятно, но прилично и даже нарядно. В последние месяцы завершился некий этап в ее жизни, оставив неизгладимый отпечаток на ее внешности. Цветущий вид юности поблек, четче обозначились скулы, губы почти всегда строго поджаты, глаза уже не загораются радостным восторгом по любому поводу, а словно сосредоточены на какой-то далекой, пока еще недостижимой цели. Теперь она была не просто женщина, а деятельная личность, хозяйка своей собственной судьбы; следовательно, решила она, ее достоинств ничуть не умаляют и даже подчеркивают серебряные цепочки и сверкающие броши. Поэтому она не стала спешить и, лишь как следует приведя себя в порядок, вышла в гостиную:
– Ну так что, вы узнали?
– Он уже ушел из Челси, – сказала Кэтрин.
– Все равно до дома он еще не добрался.
Кэтрин снова раскинула перед мысленным взором воображаемую карту Лондона, прослеживая изгибы и повороты безымянных улиц.
– Попробую по телефону узнать, не вернулся ли он. – Мэри направилась к телефону и, коротко поговорив с кем-то, обернулась к Кэтрин: – Нет. Его сестра говорит, его еще нет. Ага! – И вновь поднесла ухо к трубке. – Они получили записку. Он просил не ждать его к ужину.
– Но тогда где же он?
Бледная, глядя большими глазами на Мэри и сквозь нее, в далекую и безответную пустоту, Кэтрин задала этот вопрос так, как если бы он предназначался не Мэри, но какому-то упрямому духу, который из этого далека будто нарочно дразнит ее.
Помедлив немного, Мэри совершенно безразличным тоном заметила:
– Честно говоря, не знаю. – Поудобнее устроившись в кресле, она смотрела, как среди черных углей появляются и пробивают себе дорогу трепещущие язычки пламени – словно они тоже сами по себе, безразличные ко всему.
Кэтрин, возмущенная столь явным равнодушием к своей беде, встала.
– Возможно, он придет сюда, – продолжила Мэри все так же невозмутимо. – Вам стоит подождать, если вы так хотите его сегодня увидеть. – Наклонившись, она пошевелила полено – алый огонь заструился между углей, не оставляя ни одной пустой щелочки.
Кэтрин задумалась.
– Подожду полчаса, – решила она.
Мэри встала, подошла к столу, разложила бумаги под лампой с зеленым абажуром и, вероятно, по привычке принялась накручивать на палец прядь волос. Лишь однажды она украдкой глянула на посетительницу: та сидела не шевелясь, глядя перед собой – как будто видит перед собой нечто далекое, может, чье-то непреклонное лицо…
Мэри поняла, что не может больше написать ни строчки. Она подняла голову, но только чтобы понять, на что так сосредоточенно смотрит Кэтрин. Да, в комнате действительно теснились бесплотные тени, и среди них, как это ни печально, был дух самой Мэри. Время шло.
– Интересно, который сейчас час? – подала наконец голос Кэтрин. Полчаса, однако, еще не прошло.
Мэри поднялась из-за стола:
– Надо приготовить ужин.
– Тогда я пойду, – сказала Кэтрин.
– Может, останетесь? Ну куда вы пойдете?
Кэтрин пожала плечами:
– Вдруг мне удастся его найти.
– А это так важно? Вы можете в другой день с ним увидеться.
– Зря я сюда пришла, – сказала Кэтрин.
Их взгляды встретились – это был уже открытый поединок, никто не отводил глаз.
– Отчего же? Вы имели полное право прийти сюда, – ответила Мэри.
И в этот момент в дверь постучали. Мэри пошла открывать и вернулась с конвертом в руках – Кэтрин отвела взгляд, чтобы Мэри не увидела, как она разочарована.
– Разумеется, вы имели полное право прийти, – повторила Мэри и положила конверт на стол.
– Нет, – сказала Кэтрин. – Но в отчаянии человек цепляется за любую возможность, по праву или нет. Я в отчаянии. Как мне узнать, где он сейчас и что с ним происходит? Он способен на безумства: вдруг ему вздумается бродить всю ночь по городу. Да с ним что угодно может случиться!
Ее голос был исполнен такой искренней тревоги, что Мэри удивилась: она не думала, что Кэтрин способна думать о ком-то, кроме себя.
– Вы преувеличиваете – и сами это прекрасно знаете: все это глупости, – резко ответила она.
– Мэри, нам надо поговорить – я должна объяснить вам…
– Не надо мне ничего объяснять, – прервала ее Мэри. – Я что, не понимаю?
– Нет-нет! – воскликнула Кэтрин. – Не в этом дело!
Ее взгляд, устремленный не на Мэри, а на что-то за пределами этой комнаты, за пределами любых слов, даже самых невероятных, озадачил Мэри. Она ничего не понимала, разве что попытаться взглянуть на это с высоты своей прежней любви к Ральфу.
Закрыв руками лицо, она тихо произнесла:
– Не забывайте, что и я его любила. Я думала, что знаю его. И я его знала.