- Мама сказала, вы небось совсем вымотались, и велела мне отнести вам чаю. - Она наклонила голову. - Но я должна подождать, пока вы выпьете, чтобы забрать потом кружку.
Чай был замутнен капелькой снятого молока и ужасно наслащен. Я выпила его быстро, девочка пока дрожала и топала ногами.
- Ты сегодня не в школе? - спросила я.
- Нет. Сегодня день стирки. Я должна присматривать за малышами, чтобы не путались под ногами у матери.
Разговаривая со мной, девочка все время разглядывала мою стриженую голову. У нее самой волосы были светлые; как когда-то у меня, они длинной небрежной косой спускались меж торчащих лопаток.
Было уже половина четвертого, и, вернувшись в кухню, чтобы отмыть грязные руки, я увидела, что в доме стало совсем темно. Я сняла передник, зажгла лампу; несколько минут ушло на то, чтобы осмотреть преобразившиеся помещения. Как они обрадуются - думала я по-детски. Как обрадуются… На душе у меня, однако, не было так весело, как шесть часов назад. Как мерк за окном день, так меркло во мне блаженство, когда я задумывалась о том, что пора отправляться на поиски собственной крыши над головой. Я взяла список, который оставила для меня Флоренс. Почерк был очень аккуратный, но на листе, где лежала усталая рука Флоренс, отпечатался испачканный чернилами палец.
Невыносимо было даже думать про предстоящий обход приютов, про комнату вроде той, где ночевали мы с Зеной. Еще часок в запасе имеется, решила я и вернулась к мыслям о том, как счастливы будут Ральф и Флоренс, когда придут домой и застанут чистоту и порядок. Еще больше воодушевила меня идея, что они будут счастливы вдвойне, если по возвращении обнаружат на плите горячий ужин. Запас еды в буфете вроде бы был невелик, но у меня имелись подаренные полкроны… Следовало, конечно, приберечь их на собственные нужды, но это меня не остановило. Я взяла монету оттуда, куда ее положила Флоренс (раньше я прикоснулась к ней лишь однажды, когда протирала это место тряпкой), и поковыляла по Куилтер-стрит к палаткам и тележкам на Хэкни-роуд.
Вернулась я через полчаса. С собой я несла хлеб, мясо и овощи, а кроме того - ананас (уж очень красиво он выглядел в тележке фруктовщика). Полтора года я питалась исключительно отбивными котлетами и рагу из дичи, patés и засахаренными фруктами, но мне было известно одно блюдо, которое часто стряпала миссис Милн, из картофельного и капустного пюре, солонины и лука, - мы с Грейси облизывались, когда видели его на столе. Я подумала, что оно не такое уж мудреное и можно бы приготовить его для Ральфа и Флоренс.
Я поставила вариться картофель и капусту, жарила уже лук, но тут в дверь постучали. Я вздрогнула и немного растерялась. Полностью освоившись в доме, я готова была отозваться на стук, но имела ли я право?
Где кончается готовность помочь и начинается навязчивость? Я опустила взгляд на сковороду с луком, на свои закатанные рукава. Может, я уже перешагнула эту грань?
Пока я терялась в раздумьях, в дверь снова постучали. В этот раз я без колебаний шагнула прямиком к двери и открыла ее. На пороге стояла девушка - красивая девушка с темными волосами, покрытыми бархатным шотландским беретом. Увидев меня, она проговорила:
- О, выходит, Флорри еще не вернулась? - и скользнула взглядом по моим рукам, платью, глазу и наконец прическе.
- Мисс Баннер нет дома, - отозвалась я. - Я тут одна. - Я втянула носом воздух и, как мне показалось, уловила запах горелого лука. - Слушайте, у меня тут жарится на кухне. Не обессудьте… - Я ринулась в кухню спасать лук. К моему удивлению, сзади послышались шаги: девушка последовала за мной. Я оглянулась: она расстегивала пальто и изумленно озиралась.
- Бог мой. - Голос посетительницы выдавал некоторую воспитанность, но без малейшей примеси спесивости. - Я заглянула, потому что увидела крыльцо и подивилась, что это нашло на Флорри. Теперь вижу, или она вовсе лишилась рассудка, или у нее завелись феи.
- Это все моя работа…
Девушка засмеялась, обнажая зубы.
- Тогда вы не иначе как король фей. Или королева? Не пойму, то ли ваши волосы не соответствуют одежде, то ли наоборот. Если, - она снова засмеялась, - тут скрыт какой-то смысл.
Я не знала, какой смысл тут мог скрываться, и пояснила чуть чопорно, что отращиваю себе волосы.
- Вот как. - Улыбка ее немного увяла. Она спросила неловко: - А вы живете у Флорри и Ральфа?
- Они из милости приютили меня на ночь у себя в гостиной, но сегодня я должна уйти. Собственно - сколько на ваших часах? - Посетительница показала мне часы: на них было четверть пятого - много больше, чем я рассчитывала. - Мне в самом деле очень скоро пора уходить. - Я сняла с плиты сковородку - лук, на мой вкус, чуть подгорел - и принялась осматриваться в поисках миски.
- По крайней мере, выпейте со мной чаю, - предложила гостья, махнув рукой на мою спешку.
Она поставила кипятиться воду, а я начала толочь вилкой картошку. В целом блюдо выглядело не совсем так, как стряпня миссис Милн; на вкус оно тоже оказалось похуже. Я отставила миску в сторону и нахмурилась. Девушка протянула мне чашку. Непринужденно прислонившись к буфету, она отпила из своей чашки, потом зевнула.
- Ну и денек у меня был! Наверно, от меня воняет, как от крысы? Пришлось весь день разгуливать по водоотводным трубам.
- По водоотводным трубам?
- Ну да. Я помощник санитарного инспектора. И не надо морщиться: было большой удачей получить этот пост. Они думают, женщины слишком нежные для такой работы.
- Я бы уж лучше согласилась с тем, что я слишком нежная.
- Нет же, это замечательная работа! Заглядывать в водостоки приходится лишь в редких случаях. Обычно я делаю измерения, беседую с рабочими, выясняю, не страдают ли они от жары или холода, хватает ли воздуха, уборных. У меня имеются властные полномочия - понимаете, что это означает? Это значит, я могу потребовать доступа в контору или мастерскую и, если там непорядок, потребовать, чтобы его исправили. Я могу распорядиться о закрытии объекта, о его ремонте… - Девушка взмахнула руками. - Начальники меня не переносят. Жадюги-мастера от Боу до Ричмонда дрожат от одного моего вида. Да я не променяла бы свою работу ни на какую другую! - Слушая ее восторженный голос, я улыбнулась и подумала: не знаю, как санитарный инспектор, а актриса из нее бы получилась точно. Гостья снова отхлебнула чаю. - Итак, - проговорила она, проглотив его, - как давно вы дружите с Флорри?
- Ну, на самом деле мы не то чтобы дружили…
- Вы не очень близко с ней знакомы?
- Совсем не близко.
- Досадно. - Девушка тряхнула головой. - С ней что-то не так в последнее время. Явно не так…
Она бы, наверное, продолжала, но тут стукнула парадная дверь и в гостиной послышались шаги.
- О черт! - вырвалось у меня.
Поставив чашку, я обвела кухню диким взглядом и кинулась мимо гостьи в кладовку. Я не дала себе времени ни подумать, ни объясниться с гостьей, ни даже поглядеть на нее. Я просто скакнула в стенной шкафчик, захлопнула за собой дверцу и, приникнув к ней ухом, стала слушать.
- Есть тут кто-нибудь? - Это был голос Флоренс. Я слышала, как она осторожно вошла в кухню. Далее она, надо полагать, заметила свою подругу. - Энни, это ты! Слава тебе боже. Мне на секунду показалось… В чем дело?
- Не знаю, как и сказать.
- Почему у тебя такой странный вид? Что происходит? И что случилось со ступенькой на входе в дом? И что это за месиво стоит на плите?
- Флорри…
- Что?
- Наверное, следует тебе сказать, то есть я просто обязана тебе сказать…
- Что? Ты меня пугаешь.
- Там, в кладовке, сидит девушка.
Пока длилось молчание, я быстро прикидывала возможные варианты поведения. Таковых оказалось немного, и я решилась на самый достойный. Взявшись за ручку, я тихонько толкнула дверцу. При виде меня Флоренс вздрогнула.
- Я как раз собиралась уходить. Клянусь.
Я перевела взгляд на Энни, она кивнула.
- Это правда, - подтвердила она. - Собиралась.
Флоренс не спускала с меня взгляда. Я вышла наружу и бочком, мимо нее, пробралась в гостиную. Флоренс нахмурилась.
- Бога ради, чем вы здесь занимались? - спросила она, пока я озиралась в поисках шляпки. - Почему в доме все не так? - Схватив коробок спичек, она зажгла две масляные лампы и пару свечей. Свет заиграл на отполированной мебели, и Флоренс вздрогнула. - Вы прибрали в доме!
- Только на нижнем этаже. И во дворе. И ступеньку у двери. - Мой голос звучал все жалобней. - И я приготовила вам ужин.
Флоренс вытаращила глаза.
- С какой стати?
- В доме было грязно. Соседка сказала, вы известные грязнули…
- Вы познакомились с моей соседкой?
- Она угостила меня чаем.
- Я впустила вас к себе всего на один день, а теперь не узнаю свой дом. Вы уже на дружеской ноге с моими соседями. Моя лучшая подруга, похоже, у вас в приятельницах. И что же она вам поведала?
- Да ничего такого! - крикнула Энни из кухни.
Я потянула нитку, торчавшую из манжета.
- Я думала, вам понравится чистота в доме, - тихо проговорила я. - Я думала…
Я думала расположить ее к себе. В мире Дианы у меня бы это получилось. Это или что-то подобное.
- Мне мой дом нравился таким, каким он был, - ответила Флоренс.
- Я вам не верю. - Она заколебалась, и я произнесла то, что, наверное, все время вертелось у меня на языке: Позвольте мне остаться, мисс Баннер! Пожалуйста!
Флоренс сделала большие глаза.
- Не могу, мисс Астли!
- Я могла бы спать здесь, как прошлой ночью. Могла бы, как сегодня, прибирать и готовить. Стирать. - Во мне крепла отчаянная решимость. - Мне так хотелось этим заниматься, когда я жила в Сент-Джонс-Вуде! Но мой сожитель, этот негодяй, сказал: оставь это слугам, а то испортишь руки. Но если я задержусь здесь… я могла бы присматривать за малышом, пока вы на работе. Уж я-то не стану поить его опием, когда он закричит!
Флоренс еще больше вытаращила глаза.
- Прибираться и стирать? Присматривать за Сирилом? Все про все? Ну нет, это немыслимо.
- Почему нет? Сегодня на вашей улице я видела пять десятков женщин, которые ровно это и делают! Это ведь в порядке вещей? Если бы я была вашей женой - то есть женой Ральфа, - я бы, конечно, выполняла все эти обязанности.
Флоренс сложила руки на груди.
- У нас в доме, мисс Астли, это самый неубедительный аргумент, какой только можно придумать.
Тем временем открылась парадная дверь и появился Ральф. Под мышками он держал, с одной стороны, вечернюю газету, с другой - Сирила.
- Ну и ну, - восхитился он, - порог у нас прямо сияет! Даже страшно было ступать. - Увидев меня, он улыбнулся. - Привет, вы все еще здесь? - Ральф обвел глазами комнату. - Вы только посмотрите! Похоже, я не туда попал?
Взяв ребенка, Флоренс толчком выпроводила Ральфа в кухню. Оттуда донеслись его изумленные возгласы: вначале по поводу Энни, потом - мяса и картошки и наконец - ананаса. Флоренс стала утихомиривать Сирила, который вертелся, капризничал и уже разинул рот, чтобы заплакать. Шагнув к ней, я с отчаянной смелостью (в последний раз я держала на руках ребенка четыре года назад, это был сынок моего двоюродного брата, и он раскричался мне в лицо) предложила: "Дайте мне, дети меня любят". Она протянула его мне, и тут случилось чудо: вероятно, его так поразила моя неловкая хватка, что он припал к моему плечу, вздохнул и затих.
Будь у меня побольше опыта в таких делах, я бы знала, что при виде ребенка, довольного и притихшего на руках у чужой тети, его мать едва ли пожелает оставить эту тетю у себя, однако в глазах Флоренс вместе со странным, почти печальным выражением (такое я уже заметила в них однажды, прошлым вечером) отразилась бесконечная нежность. Из узла волос у нее на голове выбился локон и упал на лоб. Когда она его смахнула, на конце ее пальца блеснула как будто влага.
"Чтоб мне провалиться, - подумала я, - травести из меня не вышло, мое место в мелодраме". Я закусила губу и вздохнула.
- Спокойной ночи, Сирил. - Мой голос немного дрожал. - Сейчас я натяну на голову влажную шляпку и отправлюсь в сумерках искать скамейку, где переночевать…
Этого Флоренс уже не выдержала. Шмыгнув носом, она снова приняла суровый вид.
- Ладно, - сказала она. - Можете остаться - на неделю. Если справитесь, попробуем еще месяц; как я понимаю, вам за пригляд за Сирилом и работу по дому нужно будет выделить долю семейного дохода. Но вы должны обещать мне, мисс Астли: если не получится - уйдете.
Я пообещала. Я посадила ребенка повыше, и Флоренс отвернулась. Заглядывать ей в лицо было уже незачем. Я только улыбнулась, приложилась губами к головке Сирила (от него шел кисловатый запах) и чмокнула его.
Как радовалась я тогда, что скрыла правду о Диане! Придется притворяться - ну и ладно! Я была прежде правильной девушкой - побуду правильной опять; может, такой своеобразный отдых пойдет мне даже на пользу. Вспомнив свои недавние приключения, я содрогнулась. При взгляде на Флоренс я, как уже бывало в прошлом, порадовалась тому, что она некрасивая и совсем обычная. Вынув платок, Флоренс высморкалась и крикнула Ральфу, чтобы поставил на огонь чайник. Во мне быстро вспыхивает похоть и влечет меня к безрассудным поступкам, но Флоренс никогда не внушит мне похотливых желаний. Мое чересчур нежное сердце однажды застыло; в последнее время оно застыло еще больше. Можно не бояться, подумала я, что на Куилтер-стрит оно оттает.
Глава 17
Одна из Марий Антуанетт на той жуткой вечеринке у Дианы оделась не королевой, а пастушкой с посохом; я слышала, как она рассказывала другим гостям (которые приняли ее за Бо Пип из детского стишка), что Мария Антуанетта распорядилась построить в парке при дворце хижину и забавлялась там с друзьями, изображая "молочниц" и "селян". В первый месяц жизни на Куилтер-стрит я частенько вспоминала эту историю, притом не без горечи. Наверное, в первый день, когда я надела передник, прибралась у Флоренс в доме и приготовила ужин, я воображала себя Марией Антуанеттой; наверное, это чувство не покинуло меня и на второй день. Но к концу третьего дня, постояв у колонки в очереди за мутной водой, натерев графитом камины и плиту, отдраив ступеньку и вычистив уборную, я готова была повесить посох на крючок и вернуться во дворец. Однако путь туда мне был заказан, нужно было всерьез браться за работу. А ведь на мне был еще младенец - извивался у меня на руках, валялся по полу, стукался головой о мебель, а чаще всего заливался плачем в кроватке наверху, требуя молока и хлеба с маслом. Если бы в доме имелся джин, я бы, пожалуй, плюнула на обещание, данное Флоренс, и подпаивала понемножку Сирила или самое себя, чтобы не так тяготиться изнурительными трудами. Но джина не было, Сирил оставался проказником, труды не становились легче. А жаловаться не приходилось даже самой себе: нынешние тяготы не шли ни в какое сравнение с теми, которые выпали бы на мою долю, если б я отправилась с Бетнал-Грин искать счастья на улицах в зимнюю пору и без поддержки близких людей.
Итак, я не жаловалась, но не могла не вспоминать Фелисити-Плейс. Я вспоминала, какая это красивая и тихая площадь, какая большая у Дианы вилла, какой уют царит в комнатах, как там светло, тепло, ароматно, как все сияет - не в пример дому Флоренс, который расположен в одном из самых бедных и шумных кварталов; спальню, столовую, библиотеку и гостиную тут заменяет единственная полутемная комната, стекла дребезжат, камин дымит, дверь постоянно хлопает, содрогается от ударов кулака. Улица казалась мне резиновой: крики, смех, люди, запахи, собаки свободно кочевали из дома в дом. Оно бы ничего: в конце концов, мое детство прошло на такой же улице, в доме, где день-деньской по лестнице шумно сновала родня, где - в выходной ли, в будний ли вечер - в гостиной можно было застать целую толпу, которая пила пиво, играла в карты, иной раз ссорилась. Но я отвыкла от такой жизни, и она меня утомляла.
Опять же гости шли сплошным потоком. К примеру, семья Флоренс: брат с женой и детьми, сестра Джанет. Этот брат был старший из сыновей на семейном портрете (средний уехал в Канаду); работал он мясником и иногда приносил нам мясо. Он любил прихвастнуть, поскольку перебрался в Эппинг (Ральфа же, оставшегося в старом фамильном гнезде на Куилтер-стрит, он почитал за простофилю), и я не очень его жаловала. А вот к Джанет, более частой гостье, я расположилась с самого начала. Это была девушка лет восемнадцати-девятнадцати, крупная и красивая. По фотографии я определила ее в барменши, тем забавней мне было узнать, что она действительно служит за стойкой в одной из пивных в Сити и квартирует в верхнем помещении, у хозяев. Флоренс все время беспокоилась за ее благополучие: мать покинула этот мир, когда сестры были еще детьми, отец умер задолго до нее, Флоренс воспитывала девочку сама и, как свойственно старшим сестрам, не сомневалась, что Джанет непременно вскружит голову первый попавшийся молодой человек. "Выскочит замуж, как только подвернется случай, - устало пожаловалась мне Флоренс, после того как я впервые увидела у нее Джанет. - А потом пойдет рожать, погубит и внешность, и здоровье, сделается развалиной и умрет в сорок три, как наша мать". Явившись к ужину, Джанет оставалась ночевать; спала она в одной постели с Флоренс, и до гостиной, где ютилась я, долетали их перешептыванье и смех, отчего мне бывало ужасно не по себе. Сама Джанет как будто нисколько не удивлялась, обнаружив, что я подаю к завтраку селедку или в день стирки глажу катком белье Ральфа. "Хорошо-хорошо, Нэнси", - приговаривала она (Джанет с самого начала стала звать меня Нэнси). Когда мы знакомились, у меня под глазом еще красовался синяк, и Джанет, заметив его, присвистнула: "Пари держу, это женская работа? Девушки всегда метят в глаз. А вот парни норовят заехать в зубы".
Когда дом не сотрясался до основания от шагов Джанет по лестнице, он ходил ходуном от споров и смеха приятельниц Флоренс, которые регулярно являлись к ней с книгами, брошюрами и сплетнями и пили чай. Всех их я относила мысленно к разряду чудачек. Все они работали, но, подобно санитарному инспектору Энни Пейдж, дело себе выбирали какое-нибудь нерядовое - никто из них не мастерил фетровые шляпки, не изготавливал украшения из перьев, не торговал в магазине. Они служили в благотворительных организациях и приютах, имели на руках списки калек, иммигрантов, детей-сирот и неустанно хлопотали, устраивая их на работу, в приюты, общества взаимопомощи. Все их рассказы начинались с неизменной фразы: "Сегодня ко мне в контору пришла девушка…"
"Сегодня ко мне в контору пришла девушка, которая только-только освободилась из тюрьмы, так ее мамаша забрала ее ребенка и поминай как звали…"
"Сегодня ко мне в контору пришла нищая женщина, горничная, из Индии; хозяева привезли ее в Лондон, а теперь не хотят оплачивать обратный проезд…"