Но оказалось, что в нашем городе о том, что она бывшая наркоманка, знали многие.
Почти все.
Кроме меня, которого это, собственно говоря, больше всего касалось.
Но о том, как я умудрился не заметить того, что близкий мне человек повязывался с наркотиками, задумываться было некогда - нужно было искать работу для нее…
…Как-то я сказал моему другу, художнику Василию Никитину:
- Самым большим дураком можно назвать того, кто не замечает происходящего вокруг и не задумывается над происходящим.
- Ага, - согласился Василий. - Правда, за одним исключением.
- Каким исключением?
- Когда того, кто не замечает происходящего вокруг и не задумывается над происходящим - можно назвать самым умным…
…Мы искали работу для нее на ближайших к нам западных окраинах столицы и постепенно находили - конфетная фабрика, прачечная самообслуживания и прочие малозаметные, но необходимые незнакомым нам людям места.
А потом она вернулась в бывший свой кооператив по производству мебели, и на некоторое время ее положение стабилизировалось.
Казалось, что стабилизировалось и положение в стране.
Времена ветхих властоимцев прошли, а молодые перестройщики подросли настолько, что даже как-то стали забывать о том, что они реформаторы.
Премьер из бывших нефтегазовых секретарей обкома не придумал ничего лучшего, чем пирамида под названием "Государственные краткосрочные обязательства"; и, как всякая финансовая пирамида - она рухнула.
Оказалась ерундой, как и все то, что называется стабильностью.
Не помню, как страна, а я задумался.
И о себе, и о ней:
- Бау, тебе нужно учиться.
- Нужно.
Только зачем?
- Что - зачем? - не совсем понял я.
- Ну, зачем мне изучать, например, теорию вероятности?
- Затем, что на теории вероятности строится мечта…
…Теперь ей нужно было догонять свою жизнь; и я ощутил на себе ответственность за нее.
Ответственность, которую на меня никто не возлагал…
…Для того чтобы успевать, времени всегда не хватает - для того чтобы догонять, время всегда находится.
Прошло немного времени, и, когда мы встретились в моей мастерской в очередной раз, я вновь заговорил об этом:
- Бау, у тебя есть мечта? - И тут же получил ответ:
- Дядя Петя, больше ни о чем не можете спросить девушку, застегивающую лифчик?
Она посмотрела на меня лишь мгновением.
И этого мгновения мне хватило для того, чтобы вновь увидеть ее глаза.
Глаза - неуловимые.
Я не всегда бываю упорен в делах, но в словах я упорен довольно часто.
Возможно, этим я напоминаю осла.
Который стоит - я не слышал ни одной истории об упорстве ослов, которые тащат на себе тюки в гору.
Ее незастегнутый лифчик не остановил меня:
- Бау. я говорю не о какой-то абстрактной мечте, например, о мечте - быть счастливой.
Я спрашиваю о более простых вещах.
- О чем, дядя Петя?
- О том, кем ты хотела бы стать со временем? - Возможно, я оказался первым, задавшим ей это вопрос.
И она задумалась:
- … Дядя Петя, я хотела бы стать директором.
Чтобы не зависеть ни от кого.
- Директором чего?
- Не знаю.
- Вот для того, чтобы это узнать, - тебе и нужно учиться.
Мои слова не затерялись среди других слов, и через несколько дней она сказала:
- Я хочу учиться.
Только теперь за это везде нужно платить.
А у нас с мамой денюжек на это нет, - Она ничего не требовала от меня и не просила.
Просто на тот момент я уже считал себя ее должником, потому что женщина - это кредит, выданный мужчине судьбой, и ее слова позволили мне выйти из этой ситуации:
- Ищи институт.
Я заплачу за твою учебу.
- А у вас что - много денег? - прошептала она, и я даже не подумал о том, что оказался ее последней надеждой, а просто сделал ставку на то, на что делает ставку все человечество:
- Как-нибудь выберемся.
Хотя если бы она спросила:
- Как вам это удастся? - я оказался бы перед той же альтернативой, что и все остальные люди - выбором между словами: "Черт его знает…" и "Бог его знает…"
Но скорее всего сделал бы выбор мудрецов:
- Кривая вывезет…
…Выбирали институт мы вместе, и, возможно, впервые у меня появилась возможность поделиться опытом.
Опытом, который есть только у некоторых представителей моего поколения - поколения, пережившего переход от социализма к нормальной жизни и понявшего, что ничего о нормальной жизни не знает.
А значит, не делает вид, что знает, как нормальную жизнь строить:
- Понимаешь, Бау, сейчас все меняется очень быстро; и никто не знает, какие профессии будут востребованы в самое близкое время.
- Даже вы, дядя Петя? - поиронизировала она; и я, улыбнувшись, просто погладил ее по обнаженному бедру:
- Поэтому тебе нужно выбрать факультет, который дает самый широкий выбор потом, когда ты отучишься.
Такой факультет, после которого ты смогла бы работать и на металлургическом заводе, и в ресторане, и в банке, и на телевидении.
Даже тренером футбольной команды могла бы работать, - добавил я; и в ответ она, привлекая меня к себе, прошептала:
- Команды по женскому футболу…
…На мой взгляд, таких факультетов было два: менеджерский и юридический.
Она выбрала менеджерский факультет и стала дважды в год приносить мне квитанции об оплате за обучение…
…Потом дни потянулись, становясь привычкой.
И привычкой очень приятной.
Виделись мы регулярно, хотя выбирались куда-нибудь вместе нечасто - мне каждый раз казалось, что я выгляжу как ее папа.
Я даже сказал ей однажды об этом, и она тихо ответила мне:
- Дядя Петя, с папой-пьяницей мне не повезло.
Мне повезло с тобой.
Ты мне дороже папы.
Как-то раз мы вместе пошли на выставку современной живописи, довольно скучную, как и большая часть современной живописи, и мне запомнилось одно - как мы с Бау стояли у авангардного портрета Евы.
- Это Ева? - спросила она.
Я посмотрел на лицо на картине, лицо какое-то сморщенное, измятое, как использованная туалетная бумажка, и сказал:
- Если это Ева, то Адаму с ней не повезло. - А потом посмотрел на Бау и прибавил:
- В отличие от меня.
- Почему?
- Потому что мне повезло с тобой…
…С падежами у нее со школы не было проблем, и Бау погрызывала научный гранит не ломая зубок, так же естественно, как делала в то время все остальное и не остальное.
Она училась хорошо, и средний балл в ее зачетке только чуть-чуть не дотягивал до высшего балла.
И я радовался за нее, как за себя, хотя и не всегда понимал - что в нашей стране понимается под средним баллом.
Тем более под - высшим.
И заметил, что сам учусь вместе с ней.
Во всяком случае, к ее третьему курсу я уже довольно сносно отличал менеджера от дилера.
И даже узнал - что означает такое красивое слово "мерчендайзер".
Ну, а о том, что жизнь принимает главный экзамен не у мозгов, а у сердец, мне еще только предстояло узнать.
А ей - нет…
…Разумеется, Бау была моей самой лучшей моделью, и я написал с нее не одну картину; и картину под названием "Нежность", я не мог написать с кого-то другого.
Хотя, начиная эту картину, я не знал, что завершать ее мне придется с совсем иной женщины…
…Но в тот момент главным было не это, а то, что она училась.
Однажды, когда я захотел написать женщину, отраженную в зеркале на фоне горящей свечи, она пришла ко мне и, еще не начав раздеваться, сказала, вздохнув.
Хотя вздоху я, в первый момент не придал значения:
- Чем вы, дядя Петя, занимаетесь?
- Гряду.
- Это - как?
- Не знаю.
Но сегодня по телевизору сказали, что грядет новое время.
И - новое искусство.
Вот я и гряду.
А ты - чего вздыхаешь?
- Мне реферат по истории написать нужно.
- А нельзя просто скачать с Интернета? - спросил я.
И тогда самые красивые на свете губки, став еще и творческими губками, произнесли самые мудрые на свете слова:
- Повторять чужое - не интересно.
Тогда я отложил кисти и присел за стол:
- Тяжело?
- Ага.
У нас ведь теперь борьба с фальсификацией истории.
- Ну и что? В чем проблема? - спросил я. Отметив при этом, что Бау раздевается.
- Проблема в том, что сейчас на всю историю совсем другой взгляд.
Даже по сравнению с тем, что было в школе, - серьезно проговорила она.
И хотя я мог бы пошутить, сказав правду: "История - это наука, как раз и созданная для фальсификации", - мне пришлось ответить тоже серьезно:
- Проблема в том, что как бы медленно ни текла история, она всегда движется быстрее человека.
И, глядя на происходящие события, люди могут понять только одно - насколько они от этих событий отстают.
- Дядя Петя, ну как же так?
Это же наша собственная история.
Мы же ее сами создавали - историю великой страны.
- Понимаешь, Бау, своя история - это всегда замкнутый круг.
Создают историю только те страны, которые смогли вырваться из замкнутого круга своей истории. - Я замолчал не потому, что видел, как Бау раздевается, просто в своих рассуждениях мне пришлось вступить на территорию, на которой аргументом могли быть только примеры.
А примеры мне в голову не приходили.
И тут она сама пришла мне на помощь:
- А у нас препод - сталинист.
- Ну и что он вам говорит? - насторожился я.
Мне ведь очень хотелось, чтобы она училась у приличных людей.
- Он говорит, что Сталин построил великое государство.
И что он строил заводы.
- А он не говорит вам, что не заводы главное для цивилизации, а люди?
И Сталин построил волчачье уродство, в котором не заводы служили людям, а люди - заводам.
Кстати, и великость государства должна служить реальным людям, а не люди - абстрактной великости.
Если за величие страны люди должны платить плохой жизнью, так на кой черт нужно такое величие?
- Что же, по-вашему, нужно сравнивать сталинистов с волками?
- Вообще-то, сравнивать сталинистов с волками это - оскорблять волков.
По большому счету у сталинистов нет аналогов в живой природе.
- А еще наш препод говорит, что Сталина нет на нынешних воров во власти.
- Знаешь, девочка, если мы призываем Сталина решать проблемы нашего времени, значит, ничего лучше, чем наши нынешние воры во власти, мы не заслуживаем.
- Почему это?
- Потому что воры все же лучше, чем убийцы.
- Да-а? - Кажется, мои слова заставили ее не только задуматься, но и заинтересоваться:
- Дядя Петя, а где можно прочитать самое полное описание сталинизма?
У Волкогонова или Радзинского? - она прошлась глазами по книжным полкам стеллажа у кровати, и в ответ я почему-то улыбнулся:
- Самое полное и потрясающее описание сталинизма можно найти у Чуковского.
- Где-где?
- В "Тараканшце".
И усами шевелит, и детишек обещает покушать, - и только сказав это, я вдруг понял, каково было жить потом, в тридцатых, Корнею Чуковскому, написавшему в двадцатых про усатого таракана, уничтожавшего вокруг себя все живое…
- Ага, дядя Петя, шутите.
- Не шучу.
- А вот наш препод говорит: "Вот и получили вы вашу демократию.
Теперь - радуйтесь".
- Ваш препод просто глупец.
- Почему?
- Потому что только глупец думает, что то, что получилось - это единственное из того, что может быть.
А хотели мы совсем не этого.
Правда, любой народ после тирании знает - чего он не хочет.
Но того, что он хочет, - после тирании не знает никакой народ.
- Может быть, дядя Петя.
Только реферат мне ему сдавать придется.
А вдруг - не сумею?
- Сумеешь, - ответил я. И не прибавил вслух то, что подумал: "Мы с тобой вдвоем уж как-нибудь окажемся умнее одного дурака"…
- …Ум всегда победит глупость, - мог бы искренне сказать я ей правду.
Все равно о том, что это неправда, она сумела бы узнать, только дожив до седых волос.
Я и сам не всегда понимаю - в чем тут дело.
Но меня утешает одно - если человек понимает, что он чего-то не понимает, значит, что-то он понимает совершенно точно…
- … Дядя Петя, я хотела написать реферат по Отечественной войне; но ведь войну мы выиграли именно благодаря Сталину.
С этим вряд ли кто-нибудь поспорит.
- С этим поспорит каждый, у кого есть хотя бы одна извилина и кто хоть немного знает историю.
- Почему?
- Потому что именно благодаря Сталину мы войну едва не проиграли, будучи в несколько раз сильнее немцев.
- Мы едва не проиграли потому, что не успели перевооружить армию.
- В нашей армии было в два раза больше, чем у немцев, пушек, в шесть раз больше танков, а боевых самолетов и подводных лодок в Красной армии было больше, чем во всех армиях земного шара вместе взятых.
- Но ведь это же была устаревшая техника.
- В большинстве своем это была техника, которую не только не имели фашисты, но даже еще и не разрабатывали в мире.
Просто управлять ей было иногда некому.
- Почему?
- Потому что Сталин уничтожил офицерский состав Красной армии перед войной, - Я понимал, что то, что я говорю девушке-студентке - это упрощение.
Но это упрощение правды, а не обмана.
- Дядя Петя, из того, что ты наговорил, не реферат на сорок страниц, а целая книга получается.
- На сорок страниц, - улыбнулся я, - я тебе расскажу другое.
Я расскажу тебе о первых и последних днях войны.
И я стал ей рассказывать о войне главное - историю начала и конца.
То есть историю всего того, что существует на свете…
- …Вот сейчас, Бау, написано много книг о начальном этапе войны. О первых ее часах.
И задается главный вопрос: почему Советский Союз потерял так много?
- Ну, вероломное нападение… - сказала она, повторяя не свои слова.
- Разумеется, было и это.
Но - разве только это?
- А что еще?
- Директива номер один.
"Не поддаваться на провокацию и огня не открывать…"
- Нам что-то о ней говорили.
- А вам говорили о том, что подписана эта директива была двадцать первого июня?
- Прямо перед войной??!
- За несколько часов до начала войны.
Понимаешь, вечером людям пришел приказ от Бога, а Сталин был даже больше, чем Богом для советских людей - не открывать огня несмотря ни на что.
А на рассвете фашисты пошли в наступление.
- Н-да, - вздохнула моя невольная ученица и что-то записала на листике бумаги, лежавшем у меня на столе.
- Это может стать первой частью твоего реферата.
Напиши об этом.
- А что, будет еще и вторая?
- Будет, девочка.
- И - что?
- То, что произошло в последние часы войны и - в первые часы мира.
- А разве историки еще не все выяснили?
- До сих пор историки спорят о том, почему Сталин утаил смерть Гитлера.
А ведь Сталину было достоверно известно то, что Гитлер мертв.
Больше того - это было даже почетно - Гитлер перестал существовать под натиском Красной армии.
- И - почему же Сталин не рассказал ничего и никому?
- Я думаю, потому что Сталин предполагал и то, что война еще не закончена.
- Вы имеете в виду войну с Японией?
- Я имею в виду войну с союзниками.
- Как - союзниками?!
- Понимаешь, Сталин хотел захватить Европу, но в Тегеране и Ялте союзники согласились "отдать" ему только ту территорию, которая и так находилась в руках Красной армии.
Даже православную Грецию ему не передали.
И Сталин вполне мог предполагать и рассчитывать на то, что война за Европу может продолжиться.
А вот здесь немецкая армия под командой двойника Гитлера, которого подготовил бы для немцев сам Сталин, должна была ему пригодиться.
Потому-то и нельзя было сообщать никому, и прежде всего немцам, о том, что Гитлер мертв.
- А потом? - спросила она.
- А потом была атомная бомба над Хиросимой, и вопрос о войне с союзниками отпал сам собой.
- Атомная бомба - это было очень страшно для Сталина?
- Это страшно непредставимо.
- Почему?
- Потому что можно представить сто батальонов - простоять на мавзолее целый день, и они пройдут мимо по площади.
А представить себе сто мегатонн - нельзя.
- Интересная история к нам возвращается, дядя Петя, - проговорила Бау, поднимаясь со стула и прогуливаясь передо мной.
- Понимаешь, девочка, для того, чтобы вернуть стране историю, она должна быть написана не только правдиво, но интересно.
Хорошему историку должен помочь хороший литератор. - То, что я говорил об истории, я мог бы сказать еще об очень многом.
Просто каждый раз, говоря с ней о чем-то серьезно, я старался довести до нее мысль о том, что окружающий мир намного больше и интересней, чем наше знание и представление о нем…
- … Ну и умный ты, дядя Петя, - сказала Бау. останавливаясь напротив меня.
Я посмотрел на ее обнаженное тело и подумал, что ее отношение ко мне было само по себе - ходячей рекламой моих достоинств.
И не неожиданно понял - какой же я дурак.
Передо мной на высоких каблуках, распустив волосы, голой разгуливает моя любовница, а я рассуждаю о том, почему Сталин утаил смерть Гитлера…
…А потом она вышла замуж вновь.
Одеваясь в очередной раз, она просто сказала мне:
- Дядя Петя, я хочу тебе сказать, что я замуж выхожу.
Ты не огорчайся.
Мы ведь с тобой никогда не поссоримся? - И я вздохнул в ответ ожиданному мной рано или поздно:
- Наши с тобой разговоры это не ссоры.
- А что? - подспросила она, и я вздохнул вновь:
- Торжество демократии.
- Дядя Петя у нас просто кладезь премудрости, - проговорила Бау, при этом почему-то вздохнув тоже.
И я ничего не ответил ей на это, потому что говорить глупости я умею не хуже других, просто стараюсь делать это как-то интересней…
…Она вышла замуж за своего одноклассника; и я бы искренне благословил ее, если бы не одна деталь - ее новый муж пил, и пил регулярно.
И это меня, старого, пусть и бывшего, пьяницу, не могло не насторожить.
Эта девочка, становясь женщиной все глубже и глубже, не умела редактировать свою судьбу, и судьбе оставалось одно - подавить вздох: