XXVIII
Марсель встретил их шквальным ветром и мелким обложным дождиком. Даже в закрытой бухте бежали по темно-свинцовой поверхности моря пенные, рваные гребешки волн.
Они еще стояли у окна в каюте, хотя уже и оделись на выход.
– О-ля-ля! – морща аккуратный, в меру напудренный носик, пропела Николь. – Погодка собачья… Говорят, дождик к удаче!
– Будем надеяться, – тихо обронила Мария, думавшая только об одном: "Как же так, побывать в Марселе и не увидеть его?! Нет, это невозможно!"
– Да, я согласна с тобой, – решительно сказала Николь, и в ее больших темно-карих глазах с металлическим блеском кувыркнулись озорные чертики. – Это невозможно. И я этого не допущу!
– Я что-то сказала вслух или ты читаешь мои мысли?
– Боже, какая сложность прочесть твои мысли, – они у тебя на лбу написаны! – рассмеялась Николь. – Не бойся, сестренка, – она положила руку на плечо Марии, – я все устрою в лучшем виде! – от волнения Николь облизнула полные, красиво очерченные губы – она всегда облизывалась, когда замышляла что-то бубновое.
– Как?
– О, это моя забота, я старая сводня! Сказала – значит, устрою!
– Но как?
– Боже, дай причалить. Ты хочешь увидеться с ним до Парижа или после? – Николь опять облизнула губы.
– После.
– Молодец! Дело есть дело. Хотя кто сказал, что любовь не дело? Я думаю, что это самое важное, самое главное дело в жизни, а?!
– Наверное, – покорно согласилась Мария, она была совершенно заморочена Николь и сбита с толку. Конечно, ей хотелось увидеть его до Парижа, увидеть немедленно, соблазн был так велик… но соблазн соблазном, а характер характером, и она его выдержала.
В Париже они остановились в трехэтажном, с лифтом, доме Николь, большая часть которого сдавалась внаем, и только верхний этаж всегда ждал владельцев.
– А ты рачительная хозяйка, Николь, – похвалила Мария, – у тебя ничего даром не пропадает.
– Конечно. Я хоть у мамы дурочка, но денежки считать умею. Да и потом ведь это грех, если что-то пропадает втуне. Дом, в котором никто не живет, – мертвеет.
– Пожалуй. Ой, а вон мост Александра Третьего! Совсем недалеко! – глядя из широкого окна гостиной, воскликнула Мария. – Опять меня догнала Россия…
– Да, мне тоже нравится этот вид, хотя в твоей России я никогда не была и наверняка не буду. Молодец ваш царь, самый красивый мост построил через Сену – это все признают.
– Еще бы вам не признавать! – запальчиво сказала Мария, и настроение у нее сразу улучшилось, она почувствовала себя спокойно, уверенно. И это внезапно пришедшее к ней чувство уверенности не обмануло ее во время дальнейшего пребывания в Париже.
Николь помогла Марие решить задачу, ради которой они и предприняли свое путешествие: помогла продать орудия с линкора "Генерал Алексеев".
– Чтобы дело было наверняка, давай все-таки потревожим старика Петена, – предложила Николь.
– Может быть, – неуверенно согласилась Мария. – Когда-то он обещал мне свое покровительство.
Николь позвонила в загородный дом маршала, и тот счел возможным подойти к телефону.
Николь сказала, что ей необходимо срочно встретиться с маршалом.
– Да, алло, вы помните ту русскую девочку, дочь адмирала, что жила у меня в начале двадцатых? Ту, что играла в пьесе, в белом платье, во рву форта Джебель-Кебир? Ну, вспомните, маршал?! Вспомните…
– Что-то припоминаю… а, такая хорошенькая, вспомнил!
– Не хорошенькая, а красавица – это я вам еще тогда объяснила! – наступала Николь.
– Да, да. Наверное. Тебе видней, ты сама у нас красавица! – маршал глухо рассмеялся. Он действительно вспомнил форт Джебель-Кебир, русскую пьесу во рву, украшенном гирляндами цветов, русскую девушку в белом, русских военных… Он вспомнил, и этот факт был ему так приятен, что лучшего подарка и нельзя было для него придумать.
– Ее зовут Мари, она рядом! – крикнула в трубку Николь. – Она хочет вам что-то сказать! Говори, – добавила Николь шепотом, – говори!
Мария бережно взяла трубку из рук Николь.
– Пароль "Мари"! – громко сказала она в микрофон.
На секунду, вторую, третью на том конце телефонного провода воцарилось молчание. Маршал припоминал и вдруг припомнил:
– Отзыв "Бизерта"! Приезжайте! – И он положил трубку.
– Все. Считай, дело в шляпе, – подытожила Николь.
– Откуда у тебя такая уверенность? Он ведь не в курсе…
– О, какая разница, в курсе, не в курсе! Это мне объяснил мой родной муженек: если люди такого ранга соглашаются вас принять, то отказать в вашей просьбе они уже не могут.
– Почему?
– О, это совсем просто: берегут свое здоровье.
– Как?
– О, Мари, какая ты недогадливая – это совсем на тебя не похоже! Проще простого. Когда человек делает другому человеку доброе дело, он сам становится от этого чуточку лучше. Во всяком случае – здоровее, тут уж на сто процентов! Ты не думай, что я такая умная, – Николь широко улыбнулась, показывая белые, ровные, хотя и чуточку крупноватые зубы, – жизнь так устроена, сама жизнь. Ты обратила внимание, что от моего муженька Шарля все просители выходят с улыбкой до ушей, все сияют. Конечно, его секретари и я отбираем тех, кто будет к нему допущен, но такая наша работа. Шарль говорит, что этот принцип знали еще египетские фараоны, им ведь тоже не мешало хорошее здоровье. А если отказывать, представляешь, сколько проклятий посыплется на его голову, а так одна осанна!
– Мудро, – согласилась Мария, – а ты умница, Николь!
– Как тебе сказать, – смутилась Николь, – я, конечно, не самая последняя дура, но очень многому в этой жизни меня научил Шарль.
– Ша-а-рль, Ша-а-рль, – протяжно повторила Мария. – Как странно, я столько лет с вами, а толком и не знала, как зовут твоего мужа. Все – ваше высокопревосходительство и ваше высокопревосходительство… а он просто Шарль… хорошее имя, мне нравится.
– Хорошее, – голос Николь дрогнул. – Мы никогда не говорили с тобой об этом, но мне крупно повезло в жизни, я вытянула из колоды козырного туза, а не какого-нибудь валета.
– Дай Бог! Я знаю, что он любит тебя, все знают.
– Да-да. – Николь польщенно улыбнулась. – Даже старина Петен и тот заметил. Шарль мне рассказывал, старина Петен сказал ему: "Тем, кто умеет любить, должно оказывать политическое доверие. Такие люди нужны Франции". Шарль был очень доволен, я помню… Ты, наверное, догадываешься, что я тоже его люблю. Очень. Я не представляю без него своей жизни, – на темно-карие глаза Николь навернулись слезы, – прости, я стала плаксивой старухой, – закончила она с наигранным смешком в голосе.
– Как тебе сказать… Я моложе, но не считаю чувствительность слабостью. Это нормально, значит, у тебя живая душа. И нечего себя одергивать в проявлении чувств. Да, мы, к сожалению, о многом не говорим, а следовало бы. Часто на самом главном месте мы делаем паузу или ставим многоточие, как будто язык действительно дан нам для того, чтобы скрывать свои мысли, – взволнованно проговорила Мария на одном дыхании. Видно, то, что она сейчас сказала, тревожило ее давно и до сих пор не имело выхода.
– Ты знаешь, Мари, то, что было в моей жизни прежде Шарля, кажется мне сном, притом не моим сном, а какого-то другого, малознакомого человека. В молодости был такой случай: один парень сильно ударил меня в лицо, и я упала и ударилась обо что-то острое, о какую-то железяку, на всю жизнь у меня остался шрам на бедре, но даже этот шрам не говорит мне о том, что я когда-то спала с тем парнем. Ты меня понимаешь?
Мария кивнула. Она очень хорошо понимала то, о чем говорила Николь.
– Ты так откровенна со мной, – благодарно сказала Мария.
– А с кем же мне еще быть откровенной? С курицей Клодин? С Шарлем я тоже откровенна, но он мужчина, а они многого не понимают, и им не все можно рассказывать. Вот ты сказала – я умная. Может быть. Я дворняжка, а они все умные – жизнь выучивает. Так-то, ваше сиятельство! – Николь весело подмигнула Марие, и они порывисто обняли друг друга. И в эту минуту каждая думала о своем. Николь о том, что жизнь идет под уклон, а вроде бы только началась… Мария о том, что уже не в первый раз самые сокровенные разговоры с людьми возникают у нее как бы ни с того ни с сего, походя. И она даже подумала, что, наверное, походя случаются не только разговоры, но и решаются дела, иногда в высшей степени значительные не только для отдельного человека, но даже и для целых народов.
Молодой черноволосый генерал очень высокого роста проводил Николь и Марию в кабинет маршала Петена. Тот сидел в глубоком кожаном кресле у отделанного малахитом камина прямоугольной формы. Маршал сидел бритым затылком к двери, и Марии сразу вспомнились отец адмирал, дом в Николаеве, их камин, облицованный малахитом. Маршал был в двубортном штатском костюме темно-серого стального цвета в легкую светлую полоску, в черных туфлях, начищенных до зеркального блеска, в белоснежной рубашке, красиво повязанной галстуком красноватого оттенка, очень гармонирующим с пламенем в камине.
– О, как вам к лицу штатское! – воскликнула с порога Николь.
– Девочки, проходите, присаживайтесь, – приподнимаясь с кресла, радушно сказал маршал. – Впрочем, что это я, старый дурень! Надо же обняться, расцеловаться! – И он обнял и поцеловал в щеку сначала Николь, а потом Марию. – Да, – повернулся он к высокорослому адъютанту, перед которым сам выглядел маленьким. – Пусть принесут прямо сюда сыры и вино, без церемоний, а потом кофе, да, девочки?
Николь и Мария согласно закивали головами.
– Есть! – козырнул молодой, громадный генерал и вышел за дверь, ступая по мраморному полу, крадучись, как тигр.
– У вас новый адъютант? – спросила Николь. – Довольно крупный.
– Да, взял сынишку старого друга, пусть поднатаскается, – сказал маршал о генерале, – а мой прежний мучается радикулитом, я отправил его в секретариат, к бумажкам. Давность знакомства – замечательная штука, – продолжал маршал, – вот я не видел вас уйму времени, но как будто вчера расстались! А какая ты выросла красавица, доченька, – обратился он к Марие, – просто украшение Франции.
– И Тунизии, – подхватила Николь.
– Да причем здесь твоя Тунизия. Я бы сказал, всей Европы! – возразил маршал и громко засмеялся, с удовольствием и простодушием настоящего солдата. Маршал был рад нечаянной встрече, женщины его взбодрили, он почувствовал себя гораздо моложе своих восьмидесяти двух лет, и если бы не кожа, отвисающая на старческой шее брыжжами, то он казался бы совсем не старым, а, что называется, мужчиной на ходу.
– У нас дома, в России, был точно такой же камин, очень похожий и, главное, тоже отделанный малахитом. Малахит – русский, уральский камень. Откуда он здесь?
– Отчего же русский? – живо возразил маршал Петен, – в Африке его много, этот – африканский.
– Да? А я не знала, – удивилась Мария.
– Мир, деточка, большой, – с лукавой и мудрой усмешкой сказал маршал, – очень большой…
Обслуживавшие маршала военные принесли круглый низкий столик, сервировали его на три персоны, открыли вино, поставили доску с сырами, придвинули к камину три кресла. Один из денщиков остался прислуживать за столом, но маршал предупредил его:
– Оставьте нас, я сам поухаживаю за дамами!
Денщик вышел и плотно притворил за собою дверь.
– Я обожаю смотреть на огонь! – возбужденно сказала Николь.
– И я! – поддержала ее Мария. – У нас дома был похожий камин, и папа́ мог сидеть возле него часами и смотреть на пламя. – Я его понимаю. Огонь, как жизнь – вечно и ежесекундно сгорающая… все философы…
– Не философствуй, детка, – грубовато и в то же время ласково прервал Марию маршал Петен. – За прекрасных дам! – Маршал молодцевато поднялся с кресла и выпил свой бокал стоя, как настоящий мужчина.
– У вас вкусное вино, – похвалила Мария, – само пьется.
– Вот и замечательно! – сказал Петен. – Когда само – это замечательно.
Говорили о том, о сем, пили, ели сыры, а Мария все не могла приступить к делу. И опять ее выручила Николь.
– Господин маршал, я человек прямой, и вы прямой, поэтому я обращаюсь к вам без обиняков: выслушайте Мари, у нее к вам интересное дело, а сказать она стесняется. Говори, а я пойду прогуляюсь по зимнему саду, можно? – с улыбкой перевела она взгляд с Марии на Петена.
– Еще бы, обязательно посмотри! – оживился маршал, – и взгляни, какие я вывел белые розы – обязательно!
Как и многие полководцы, маршал был завзятый цветовод и очень гордился своими достижениями в этой области.
Мария рассказала ему об орудиях с линкора "Генерал Алексеев", о том, что когда-то, в русско-японскую войну, адмирал Герасимов и ее отец демонтировали орудия с русских кораблей и укрепили ими береговую линию Порт-Артура. Слушая Марию, маршал не проронил ни слова, а когда она закончила, подошел к своему письменному столу и нажал кнопку.
Явился молодой черноволосый генерал, "парнишка", как назвал его маршал.
– Есть замечательная идея: укрепить береговую линию Нормандии орудиями с большого русского корабля.
– Дредноута, – подсказала Мария.
Маршал поморщился, он терпеть не мог английских слов.
– Большого линейного корабля, – поправилась Мария.
– Англичанам это не понравится, – с улыбочкой сказал адъютант, видимо, уже хорошо изучивший все приязни и неприязни своего начальника.
– Наверное, – по лицу маршала Петена скользнула победительная усмешка. – Конечно, им не понравится, а Франции необходимо. Графиня Мари даст вам все исходные данные. Свяжитесь… – маршал хотел назвать чье-то имя, но потом лишь добавил: – вы сообразите, с кем связаться. Скажете – это мое предложение. Жду доклада. Графиня, – обратился он к Марие, – вы пойдите сейчас с ним в мой секретариат, все им скажите и возвращайтесь.
Да, и не скромничайте с ценой. Я знаю русские корабельные орудия, они нас не подведут.
Потом Николь и Мария осматривали вместе с Петеном зимний сад, и он рассказывал им о каждом цветке как о живом человеке.
– Вы взяли все координаты? – спросил маршал Марию, когда они возвратились в его кабинет к горящему камину.
– Да, я все взяла, договорились прямо назавтра встретиться…
– Ну, вот и славненько! Давайте еще чуточку выпьем, мне даже врач велит выпивать в день два-три бокала красного вина.
Когда они наконец попрощались с маршалом Петеном и поехали домой, Мария сказала:
– Спасибо тебе, Николь, – дело начато.
– Глупенькая, – засмеялась Николь, – дело сделано!
– Но ведь маршал Петен сейчас не занимает никакой должности?
– Какая чепуха, малютка! На свете очень много людей, которые как бы не у дел, а вершат большие дела, это нормально. Вот эти, что стоят в тенечке и не лезут на страницы газет, и есть главные. А многие из тех, кто якобы Главный, на самом деле марионетки. Сегодня маршал не у дел, а завтра…
– Для "завтра" он слишком старенький.
– Не скажи! Мой Шарль очень высокого мнения о Петене и говорит, что армия фактически его, а это тебе не шутка!
Мария не рассчитывала, что ей удастся сделать дело так стремительно, одним наскоком, она приготовилась к вязкой и нудной борьбе, подобрала целый ряд аргументов в свою пользу, выучила их назубок. А ничего из ее заготовок не понадобилось. Оказалось, что одной фразы пожилого человека достаточно, чтобы все устроилось самым лучшим образом. Контракт, который она подписала на другой день после визита к маршалу Петену, был исключительно выгоден для нее. Ей даже удалось подчеркнуть в бумагах, что орудия с линкора "Генерал Алексеев" военные демонтируют сами и сами вывезут их в Нормандию. Не забыла Мария и добрый совет маршала: "не скромничайте с ценой". Она не поскромничала, хотя и не зашла за край, – чувство меры никогда не покидало Марию.
– Николь, – робко спросила Мария по возвращении из военного ведомства, – Николь, а когда я получу с этого контракта деньги, ты возьмешь у меня на шпильки?
– Нет! Нет! Нет! – захохотала Николь. – Неужели сестры берут друг у друга проценты за услуги?
– Спасибо. Я знала, что ты так ответишь, но я не могла не спросить – это ведь целиком и полностью твоя заслуга.
– Ладно. В последний раз прощаю!
– И что бы я без тебя делала!
– Ой-ё-ёй! Нашла бы, что делать. Небось, теперь у тебя половина министерства в поклонниках?
– Ну, половина не половина, а кое-кто есть! – рассмеялась Мария. – От тебя не спрячешься!
– Ладно. Все это второстепенное – продали пушки и продали, главное сейчас для тебя не это…
– Да, я знаю.
– И я знаю. И хочу тебе сказать, что все устроится лучшим образом. Думаю, он нас ждет.
– Это где?
– На яхте, с папулей беседует.
– Кто же отпустит его из училища?
– Мария, ты что не в курсе, что я жена одного из виднейших губернаторов?
И они захохотали с удовольствием и радостью людей, понимающих друг друга с полуслова.
– Так едем в Марсель! – предложила Николь.
– Нет, не могу. Я должна разыскать мою названую сестру Ульяну.
– Это ту кузину, большую, высокую?
– Да, ее. Нужно разыскать. Обязательно.
– И я с тобой!
– Николь, она живет в очень бедном квартале, там грязь, теснота…
– Что ты мне голову морочишь? Я что, грязи не видала! Едем вместе. Только надо взять с собой побольше мелких денежек.
– Зачем?
– Но не швыряться же крупными купюрами? Бедняки этого не поймут. И надо переодеться в дорожное платье, попроще.
Через час они уже ехали на розыски Ульяны. Мария вела машину.
– А ты хорошо знаешь Париж, – похвалила Николь.
– Еще бы мне не знать, я изъездила город вдоль и поперек, почти как русский таксист.