Ларри не мог больше выносить этого и встал, собираясь уйти. Филипп опять обернулся к нему и улыбнулся так ласково, что Ларри не мог не улыбнуться в ответ. И все бы ничего, но в тот же самый момент назад повернулся и Ронни Макгорви, и в результате полная любви улыбка Ларри досталась этому ублюдку. И словно для того, чтобы еще больше разозлить Ларри, педофил тоже улыбнулся.
"Не смей! - подумал Ларри и, вместо того чтобы выйти в вестибюль, направился к алтарю, к своей семье и к ухмыляющемуся извращенцу. - Не смей, твою мать, улыбаться мне!"
* * *
Ларри совсем не хотел, чтобы случилось то, что произошло вслед за этим. Он собирался просто вежливо попросить Макгорви удалиться, но негодяй отказался. Потом вмешалась старая леди и сказала, что Ларри должно быть стыдно за то, как он ведет себя в святом храме. А потом к ним присоединилась Джоанни, умоляя его остановиться и не делать глупостей на глазах у мальчиков. "Как будто вся проблема во мне", - с горечью подумал Ларри. Он схватил Макгорви за руку, но сукин сын вырвался, плюхнулся на пол и спрятался за ногами своей матери, вцепившись в подставку для коленопреклонения.
- Веди себя как мужик, - приказал Ларри. - Встань и выйди. Не заставляй меня выводить тебя.
- Оставьте его в покое, - кричала старушка. - Он ничего плохого вам не сделал.
- В самом деле, - поддержала ее Джоанни. - Сейчас не время и не место.
У Ларри не оставалось другого выхода, как только протиснуться между скамейками и ухватить Ронни за лодыжки. Он резко потянул, но Макгорви цеплялся за подставку изо всех сил.
- Пожалуйста! - умоляла старая женщина. - Не бейте его!
- Служка! - скомандовал священник. - Выведите его!
Ларри не был уверен, кого он имеет в виду, и потянул сильнее.
- Лоренс Мун, - вступила Джоанни, раздельно и четко произнося слова, как делают, когда говорят с сумасшедшими или маленькими детьми. - Прекрати это немедленно.
Ларри поднял на нее глаза.
- Еще минуточку, Джоанни. - Он дернул еще раз и почувствовал, что извращенец сдается. - Сейчас я его вытащу.
- О господи! - истерически взвизгнула старуха. - Не смейте этого делать!
Ронни опустил глаза и сразу же понял, что так взволновало миссис Макгорви. Оказывается* он вовсе не отдирал Ронни от подставки, а просто стаскивал с него штаны. Прямо у него перед глазами возникла волосатая расселина и непристойно бледные ягодицы извращенца. Ларри вывернул шею, стараясь не смотреть на эту мерзость.
- Боже мой, - простонал он и выпустил лодыжки Макгорви так резко, что сам едва не упал.
Багровый от стыда Ронни, подхватив штаны, неловко поднялся на ноги. Он смотрел на Ларри, словно собирался заплакать.
- Ты сам извращенец! - крикнул Макгорви. - Ты что, изнасиловать меня хотел?
- Заткни свою грязную пасть, - рявкнул Ларри.
Он несмело оглянулся на Джоанни, взирающую на него с нескрываемым возмущением. Она прижимала мальчиков к себе и даже закрыла им ладонями глаза, словно защищая от всего этого ужаса.
- Мне очень жаль, - пробормотал Ларри. - Я не собирался снимать с него штаны.
Он обернулся, почувствовав чью-то руку на своем плече. Это был служка, старик с испуганным лицом.
- Пожалуйста, - робко попросил он. - Пожалуйста, уходите.
- Мы уйдем вместе, - отрезал Ларри.
Он схватил Ронни за ухо и вытащил его в проход, не встретив, к своему удивлению, никакого сопротивления.
Зажав хрящевой отросток между большим и указательным пальцами, как делали когда-то монахини, он быстро шел к выходу, таща за собой покорного извращенца, словно провинившегося школьника. Прихожане глядели на них изумленно, но не без одобрения. Выходя в вестибюль, Ларри заметил, что его соседи - дохлый парень, женщина с астмой и печальный старик - удовлетворенно кивают, вероятно соглашаясь с тем, что зло должно быть изгнано из Дома Господа.
- Очень по-христиански, - пробормотал Ронни, неловко вывернув голову.
- Вот тут ты ошибся, парень, - ответил Ларри, выталкивая его в дверь. - Я не лучший христианин, чем ты сам.
После полумрака церкви утреннее солнце ослепило его, и Ларри на мгновение растерялся. Нельзя же выволочь кого-то за ухо из храма, а потом просто отпустить, будто ничего не случилось. Надо что-нибудь сделать или, по крайней мере, сказать, чтобы у драмы получился достойный финал. Но в голову ничего подходящего не приходило. Ларри растерянно остановился на верхней ступеньке лестницы и щурился от безжалостного света.
- Может, отпустишь мое ухо? - попросил Ронни.
- Пока нет.
Они постояли так еще несколько секунд - задумавшийся палач и его жертва, безропотно переносящая боль и унижение. Даже эта покорность раздражала Ларри. Не придумав ничего лучшего, он сильнее выкрутил ухо, мимолетно удивившись эластичности человеческих хрящей. Ронни тихо ахнул, и его колени подогнулись.
- Это тебе за маленькую Холли, - прошипел Ларри.
"Вот тот момент, которого я так долго ждал", - удивленно подумал он. Макгорви в его власти, и никто им не мешает. Ларри уже несколько месяцев копил слова, которые собирался бросить ему в лицо. Но почему-то сейчас он мог думать только о похоронах отца.
В то утро светило такое же ослепительное солнце, как и сегодня. Ларри хорошо помнил то ощущение ужасной потерянности, которое испытал, выйдя на яркий свет после заупокойной службы, увидев катафалк и скучающего водителя, ожидающего у распахнутой задней дверцы. Это пронзительно тоскливое мгновение навсегда впечаталось в его память, впиталась в кровь, стало такой же его частью, как зубы или волосы.
- Если хочешь, я могу еще раз показать тебе задницу, - предложил Ронни.
Ларри не помнил, как толкнул его, - только мгновенную вспышку гнева и стук тела, катящегося по ступенькам, и печальный звук, с которым оно ударилось об асфальт. И то, как ужасно оно там лежало: совершенно неподвижно, с руками и ногами, вывернутыми под странными углами.
Он едва успел ужаснуться тому, что сделал, - О господи только не это! - когда за спиной послышался шум, дверь церкви распахнулась и на крыльцо высыпала толпа сердитых людей, голоса которых слились в один обвинительный хор. Отец Мугаба резко схватил его за плечо и потребовал объяснить, что тут произошло.
- Я не хотел убивать его, - пробормотал Ларри, и эти слова показались фальшивыми даже ему самому. То же самое он, кажется, говорил в Торговом центре, глядя в искаженное ужасом, мертвое лицо Антуана Харриса.
Набравшись мужества, он наконец оглянулся и, к своему огромному облегчению, обнаружил, что Ронни жив и, кажется, даже не очень сильно пострадал. Он сидел на тротуаре, раскинув ноги, и его правая рука неподвижно свисала поперек груди, как будто он тянулся за шпагой. Ронни слегка приподнял ее за локоть, ладонью кверху, точно обращаясь к зрителям. Кажется, ему было очень больно, но все-таки он смог улыбнуться.
- Я вкачу тебе такой иск, - пообещал он Ларри, - что, когда выйдешь из тюрьмы, будешь жить на одно подаяние.
Причины, по которым это может оказаться правдой
Первой реакцией Кэти было облегчение. Уже больше недели она не находила себе места из-за этой таинственной Сары, мамы Люси, с которой у Тодда, похоже, роман. Но стоило ее мнимой сопернице войти в дом, таща за собой маленькую дочь и немолодого мужа, как все эти страхи показались Кэти просто плодом разыгравшегося воображения. Несмотря на множество настораживающих знаков (шесть, если говорить точно: она пересчитала их вчера во время перерыва на ланч в госпитале), Кэти трудно было поверить, что Тодд может изменять ей с такой неинтересной и заурядной женщиной. Это на него совсем не похоже. Все девушки, с которыми он когда-то встречался, - Кэти в свое время поинтересовалась и выяснила про них все - были красотками, одна эффектнее другой (без ложной скромности включая и ее саму), а, как известно, от подобных привычек трудно отказаться.
- Добро пожаловать, - сказала она с дружелюбием, удивившим ее саму. - Очень рада наконец с вами познакомиться.
Сара неловко шагнула вперед, продолжая тащить за собой живые кандалы. От влажности ее волосы закрутились мелким барашком, а красная губная помада решительно не гармонировала ни с цветом лица, ни с одеждой, будто у девочки-подростка, еще не освоившей взрослое искусство украшать себя. Кэти почти пожалела бедняжку за то, что та столь явно не соответствует созданному ее воображением образу Другой Женщины - неработающей сексуальной красотки, демонстрирующей загар публике у городского бассейна.
- Это вам. - Сара протянула бутылку охлажденного белого вина.
- Спасибо. - Кэти мельком взглянула на этикетку: австралийское "шардонне", гораздо дороже того, к которому они с Тоддом привыкли. - Очень мило с вашей стороны.
Муж Сары протянул руку и объявил, что его зовут Ричард Пирс. Это был худой мужчина с небольшим животиком, коротко подстриженными волосами и аккуратной седоватой бородкой, одетый в темно-синие шорты с заутюженной стрелкой, розовую рубашку от Ральфа Лорена с закатанными рукавами и кожаные туфли на босу ногу. Взятый в отдельности каждый предмет его гардероба вряд ли заслужил бы одобрение Кэти, но на нем все это смотрелось вполне достойно и даже благородно.
- У вас славный домик, - вежливо заметил он, явно покривив душой.
- Мы только снимаем половину, - объяснила Кэти. - Конечно, хотелось бы купить что-нибудь свое, но пока мы к этому не готовы.
- Да, сейчас неудачный период для покупки недвижимости, - посочувствовал Ричард. - Даже самые маленькие дома уходят по заоблачной цене.
- Мне можете об этом не рассказывать. Даже за аренду приходится платить столько, что мы никак не накопим на первый взнос.
Кэти отвернулась от Ричарда и обнаружила, что из-за маминой ноги осторожно выглядывает Люси - нежный эльф с розовыми щечками и светлыми шелковыми волосиками, совершенно не похожая на свою темноволосую кудрявую мать, которая, несмотря на невысокий рост, казалась по-крестьянски крепкой. Кэти, стройная дочь полных родителей, хорошо знала о причудливости генных мутаций и поэтому никак не прокомментировала явное отсутствие сходства. Она опустилась на одно колено и заговорила с Люси:
- А кто же эта милая девочка?
Вместо ответа Люси спрятала лицо за бедром матери.
- Она у нас немного застенчивая, - объяснила Сара.
- Ну, я знаю кое-кого, кто очень ждал твоего визита.
Кэти оглянулась на Эрона, который наблюдал за происходящим из комнаты, старательно изображая лицом отчаяние и ужас.
- Ну иди же сюда, милый. Поздоровайся.
Мальчик отчаянно замахал руками и замотал головой, как будто Люси была громилой, явившимся взыскивать с него долг.
- Эрон, ты же весь день так ждал Люси!
Ричард тоже опустился на колено и положил руку на плечо девочки. Его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Кэти, и она успела заметить, что бородку он отрастил для того, чтобы скрыть слабый подбородок.
- Это ведь твой маленький дружок? - спросил он у дочери и хитро подмигнул Кэти.
Заставив себя улыбнуться, она поспешно встала. Кэти не любила, когда ей подмигивают, тем более немолодые бородатые мужчины. В госпитале для ветеранов это происходило постоянно, как будто его охватила какая-то эпидемия. Подмигивали все - старые, насквозь больные, израненные калеки без рук и ног, беззубые, контуженные, безумные и роняющие слюну, - все они подмигивали ей, наподобие противного ведущего знаменитой британской телевикторины. А сейчас еще и этот, в ее собственном доме!
- Не дружок, - заявила Люси с горячностью, словно ее обвинили в преступлении.
Кэти улыбнулась Саре.
- Просто они вместе спят днем, - пошутила она, - но это же не повод для знакомства.
Сара улыбнулась ей в ответ, но как-то неуверенно и не сразу. Странно, подумала Кэти. На ханжу она не похожа.
- Тодд пошел за пивом, - сказала она. - Вот-вот должен вернуться.
* * *
Кэти никогда не принадлежала к числу тех девушек, которым нравятся мужчины старше их. Рассказы подруг о влюбленности в какого-нибудь седовласого профессора или романе со старшим коллегой вызывали у нее даже брезгливость. Она не понимала, зачем лишать себя лучших лет жизни из-за своего любовника и добровольно делать скачок во времени вперед, к периоду увядания и распада, обвисшей кожи на груди и раздавшейся талии, лекарств от холестерина и давления, обязательного громкого храпа, седой поросли в ушах и ноздрях и необходимости проявлять сочувствие и понимание в случае "сбоев в работе системы".
Но самой ужасной ей казалась мысль о том, что у пожилого партнера во время акта может случиться сердечный приступ и, подобно Нельсону Рокфеллеру, он умрет, еще находясь внутри любовницы. Обычно все смотрят на такую возможность с точки зрения мужчины и даже считают это его последним триумфом. (Какая прекрасная смерть, вздыхают все. По крайней мере, он умер счастливым.) А кто-нибудь подумал о бедной женщине? Что может быть ужаснее такой ситуации? Она ведь, наверное, даже не сразу поймет, что случилось, решит, что у него просто особенно сильный оргазм, и будет шептать какие-нибудь нежности в волосатое ухо остывающего трупа. Одной этой мысли должно быть достаточно для того, чтобы навсегда переключиться на подростков.
- Ну что ты находишь в этих старперах? - возмущалась она, когда подруга Эмми делилась с нею эротическими мечтами, в которых ее соблазнял шестидесятивосьмилетний свекор. - Неужели вокруг мало здоровых молодых парней?
- Но в нем столько жизни и силы, - возражала Эмми. - И он столько видел и столько успел сделать. И научился по-настоящему ценить хорошее: хорошую еду, хорошие книги, энергичные прогулки по утрам. Я уверена, что так же он сумеет оценить и молодую женщину. Он будет внимательным, благодарным и, возможно, страстным, и при этом не утратит достоинства.
К собственному удивлению, Кэти вспомнила об этом давнем разговоре, слушая рассказ Ричарда о том, как он консультирует владельцев новой сети ресторанов. Несмотря на претенциозную одежду, слабый подбородок и неприятную манеру подмигивать, в нем была непринужденная уверенность и легкость, даруемая только опытом, что напомнило ей еще об одном высказывании Эмми о своем свекре: "Понимаешь, он много жил и много знает. Парни нашего возраста просто не могут быть такими… как бы значительными".
Тодд таким точно не был. Ему исполнился тридцать один год, и до сих пор все его достижения заключались в том, что он сумел зачать ребенка и увиливать от оплачиваемой работы намного дольше, чем Кэти раньше считала возможным. Ричард явно переигрывал его, и не потому, что он достиг каких-нибудь невероятных профессиональных высот или финансового благополучия, а потому, что у него был опыт, которым он мог делиться, и истории, которые можно было рассказывать.
А Тодду оставалось только сидеть, слушать и время от времени задавать вежливые вопросы:
- Так эти ребята китайцы?
- Нет, разумеется, - объяснил Ричард. - В этом-то и вся прелесть. Просто группа разбогатевших авантюристов из Теннеси. Но они уверены, что могут создать сеть ресторанов, похожих на китайские достаточно, чтобы обдурить среднего американского обывателя. В конце концов, люди нажили немалые деньги, проделывая то же самое с мексиканской и итальянской кухней. А почему бы и не с китайской?
- Это как-то неправильно, - задумчиво возразил Тодд. - Китайскими ресторанами должны заниматься китайцы.
- Поэтому они и хотят назвать их "Палочки Чарли", а на рекламе изобразить китайца с торчащими передними зубами и этот же образ использовать в телевизионных роликах. Считают, что в этом случае клиенты поверят, будто все дело затеяно китайцами. Я уже устал объяснять им, что такую рекламу немедленно объявят расистской и у них будет масса неприятностей, но до них все не доходит. Они спрашивают: а что расистского в торчащих зубах? А в Чарли? Это просто имя, и Вьетнам здесь совсем ни при чем. Я им говорю: а вдруг кто-нибудь в Нью-Йорке назовет ресторан "У техасского жлоба"? Вам это понравится? А они потирают руки и говорят - отличная идея! В будущем году надо попробовать!
- А взамен вы им что-нибудь предложили? - поинтересовалась Кэти.
- Конечно, это же моя работа. Я предложил им сотню вариантов. Мне лично больше всего нравится "Жуй-У-Нас". Звучит вполне по-китайски, и всем все понятно. По-моему, то, что надо, но клиенты наотрез отказались.
- А мне нравилось "Председатель Маус", - вмешалась Сара. - Это забавно.
Ричард печально покачал головой:
- Можете себе представить, как они это восприняли. Сказали, что никто ничего не поймет и вообще они не собираются называть свои рестораны именем коммунистического диктатора. Я говорю, если хотите что-то американское, тогда, может, "Вок-н-ролл"?
Тодд засмеялся:
- А еще можно "Вок эраунд зэ клок" или "Рок эраунд зэ вок".
- У меня целых две страницы вариантов с "вок", - кивнул Ричард.
Сара нежно улыбнулась мужу:
- Ты вкалывал, как китаец, милый.
Шутка была слабенькой, но Кэти все-таки рассмеялась. Она прихлебывала прекрасное вино, принесенное гостями, и думала о том, что уже очень давно они не знакомились с новыми людьми и не проводили вечера за интересными и взрослыми разговорами, вместе с детьми, которые не мешали, а тихо играли во что-то на полу. Обед получился совсем не таким, как она ожидала, ни одно из опасений не оправдалось, и Кэти на минуту почувствовала себя счастливой, потому что ошиблась и потому что целую неделю изводила себя из-за ерунды.