Когда он пересекал тридцатиярдовую линию, кто-то уже дышал ему в спину. Тодд ждал этого: он знал, что по крайней мере от двоих из "Ревизоров" ему не удастся убежать. Удивило его другое: мельком оглянувшись через плечо, он увидел Девэйна, стремительно приближающегося к нему поперек поля. Его короткие толстые ноги отталкивались от земли с карикатурной быстротой, как у героя мультфильма, а воздух вырывался из груди с хриплыми всхлипами. Следом за ним неслись, как Тодд и ожидал. Железный человек и азиат. Они бежали легко и грациозно, но лица их выражали мрачную решимость, и расстояние между ними и Тоддом стремительно сокращалось.
Он уже пересекал двадцатиярдовую линию, когда Девэйн вдруг резко развернулся и поставил азиату классический открытый блок. Краешком глаза Тодд видел, как они оба полетели на газон. Теперь соревнование на скорость шло только между ним и Железным человеком, и Тодд знал, что эту гонку ему не выиграть. Прикинув расстояние и угол движения, он решил, что неизбежно будет вытолкнут за границы поля где-нибудь в районе десятиярдовой линии.
Если только…
На пятнадцатиярдовой Тодд будто изо всех сил нажал на тормоз и сумел остановиться так неожиданно и резко, что Железный человек просто промчался мимо него с отчаянным воплем протеста, вылетел за границы поля и, споткнувшись, врезался лицом в синтетический газон. Теперь до самой конечной зоны перед Тоддом простиралось совершенно свободное пространство.
Он развернулся на пятках и, как триумфатор, вскинув мяч над головой, неторопливо пересек голевую линию. Этот жест всегда казался Тодду чересчур театральным и заносчивым, когда он видел его по телевизору в исполнении профессионалов, но, как сейчас выяснилось, был совершенно оправданным и даже необходимым, потому что позволял ему развернуться лицом к товарищам, которые с торжествующими криками уже бежали к нему навстречу. Тодд забросил мяч в небо, широко раскинул руки и ждал, глубоко дыша, словно старался впитать в себя всю эту ночь. Он жалел только о том, что Сара не видит его сейчас и никогда не узнает таким - не просто спортсменом-любителем, заработавшим решающие очки, но взрослым мужчиной в момент его величайшего триумфа и славы.
И в этот момент он увидел ее.
Тодд так и не понял, что заставило его посмотреть на пустые трибуны: интуиция, привычка, надежда или какой-то магнетизм, излучаемый ею, но Сара сидела там, в самом верхнем ряду, в тени комментаторской кабины. Она махала ему руками, и ее лицо сияло, а губы произносили неслышные слова, которые он понимал так ясно, как будто она стояла совсем рядом. Он и сам сказал бы ей эти слова, если бы через мгновение не был погребен под кучей ликующих потных тел.
* * *
- Куда, на хрен, подевался Тодд? - недоумевал Корренти. - Я бы его с удовольствием угостил.
Ларри пожал плечами:
- Он сказал, что придет.
- По-моему, он получил предложение поинтереснее, - усмехнулся Риччи Мерфи.
- Черт, ну и прорыв у него получился! - Барт Уильямс с восторгом покрутил головой. - Просто красавец! Шестьдесят пять ярдов на последней минуте так, как будто он один на поле. Такие прорывы надо по телевизору показывать.
- У него бы ни черта не вышло без помощи вот этого малыша, - напомнил Олафсон и любовно протер салфеткой и без того сверкающий череп Девэйна. - Видели, как он снес того засранца? Покатился по полю, как пустая бутылка.
- Старик Тодд бежал, как от смерти, - засмеялся Девэйн. - И правильно! Тот белый парень его в живых не оставил бы.
- Я лично его не виню за то, что он пренебрег нашей компанией, - объявил Барт. - После такого тачдауна парень заслуживает сладенького.
Корренти поднял бутылку с пивом:
- За Тодда! Хоть он и бросил нас ради какой-то цыпочки.
Ларри присоединился к тосту, хотя в глубине души ему не сочувствовал. Ему казалось, что Тодд поступил неправильно. Он должен был отпраздновать эту единственную в сезоне победу вместе с ними, тем более что он же и стал ее главным виновником. Без него праздник казался неполным.
- Ты уверен, что это не его жена? - спросил Олафсон и нахмурился. Он считался настоящим пуританином, никогда не смотрел эротических фильмов, воздерживался от алкоголя и так и не простил Клинтону историю с Моникой.
- Могу открыть тебе маленький секрет, - ухмыльнулся Корренти. - Если хочешь подержать за жопу собственную жену, не обязательно делать это среди ночи на стадионе.
Ларри, конечно, не был таким ханжой, как Олафсон, но подобное пренебрежение к приличиям шокировало даже его. После игры он ненадолго потерял Тодда из виду, потому что не смог отказать себе в удовольствии понаблюдать за тем, как пристыженные "Ревизоры" в сопровождении своих сексуальных подружек уныло покидают поле, и обнаружил, что его пассажир куда-то пропал, только на парковке.
- Кто-нибудь видел Тодда? - громко спросил он.
Девэйн кивнул на поле, в конце которого две темные фигуры обнимались, будто очумевшие от гормонов подростки. Даже с такого расстояния Ларри понял, что эта женщина - не жена Тодда. Год назад он как-то видел Кэти в супермаркете и, хотя, несомненно, оценил ее красоту, все-таки посчитал ее чересчур высокой, то есть выше его самого. Женщине, которая сейчас стояла рядом с Тоддом, приходилось вставать на цыпочки и вытягивать шею, чтобы поцеловать его.
Из деликатности Ларри решил дать им пару минут, но они, похоже, не собирались отрываться друг от друга. Он вовсе не желал стоять здесь всю ночь и наблюдать за тем, как приятель тискает задницу этой коротышки, поэтому решительно вернулся на поле и подошел к самозабвенно целующейся парочке. Остановившись метрах в двадцати от них, Ларри громко откашлялся.
- Что? - Тодд явно не обрадовался его появлению. - Что тебе?
- Ребята собираются в "Кэйси". Ты с нами?
- О господи. - Вздох Тодда был слышен даже с двадцати метров. - Я немного опоздаю. Ты пока иди, я подойду позже.
- Но ты точно придешь? Надо же отпраздновать.
- Да, да, приду. Минут через пятнадцать-двадцать. - Он замолчал, и, кажется, женщина что-то прошептала ему. - Максимум через полчаса.
- Точно?
- Господи, Ларри, я же сказал.
- Не хочу тебе мешать, но просто… Я потом хотел заехать на Блуберри-Корт и надеялся, что ты составишь мне компанию.
- А другие парни? Почему ты не попросишь кого-нибудь из них?
- Они полицейские. Им нельзя в это впутываться.
Тодд отпустил женщину и сделал несколько шагов в сторону Ларри:
- Послушай, сделай самому себе одолжение. Держись подальше от Блуберри-Корт. Тебя ведь опять арестуют.
Несколько секунд Ларри пристально смотрел на женщину, пытаясь вспомнить, где он мог ее видеть. Эти спутанные волосы и недовольное выражение определенно были ему знакомы. "Она больше подходит такому как я, - подумал он, - чем такому как Тодд".
- Мне наплевать. Пусть арестуют. Если хотят посадить меня в каталажку за то, что я пытаюсь защитить своих детей, пусть сажают. Пусть, твою мать, делают из меня мученика.
* * *
После того как все "Стражи" разошлись, Ларри еще долго сидел на капоте своего минивэна на стоянке у бара "Кэйси" и, как покинутый любовник, ждал Тодда. Он уже понимал, что тот его обманул, но все-таки надеялся.
Дело было не в том, что ему требовалась помощь. Действовать в одиночку было даже удобнее. Тодд все равно всегда только сидел в машине и отговаривал Ларри от всего, что тот собирался сделать. Уже поздно, Ларри. Не надо звонить в дверь в это время. Ты что, в самом деле хочешь поджечь этот мешок с дерьмом, Ларри? Послушай, дай этой старой леди отдохнуть. Она-то ведь не преступница. Но может, именно в этом Ларри и нуждался - в голосе разума, нашептывающем здравые доводы ему в ухо и удерживающем от самых безрассудных поступков, о которых он в последствии мог бы пожалеть. Если бы Тодд был рядом с ним в церкви Святой Риты, возможно, Ларри сумел бы сдержаться и не наделал бы всех тех глупостей, за которые теперь приходилось расплачиваться.
Хотя, если говорить честно, он нисколько не жалел о том, что спустил Макгорви с лестницы, и не собирался проливать слезы над его сломанной рукой, и, кстати говоря, его чувства разделяло большинство горожан. Дело, возбужденное против главы Комитета обеспокоенных родителей, возмущало их гораздо больше, чем тот факт, что человек, отсидевший срок за надругательство над детьми, заработал несколько синяков, падая с лестницы. В редакции на каждое письмо с осуждением "недопустимой грубости и насильственных методов" Ларри и требованием указать, кто назначил его "судьей, присяжным и исполнителем наказаний", приходилось два, в которых его поведение называлось "естественной и вполне оправданной реакцией", и еще третье, в котором он провозглашался героем.
Два года ледникового периода, полные позора и самобичевания, похоже, подходили к концу, и Ларри чувствовал в воздухе явные признаки потепления. Женщины на улице кивали и улыбались ему, мужчины специально переходили дорогу, чтобы пожать руку. Он будто вступал в новую фазу жизни, скинув, как старую кожу, образ полицейского-убийцы, склонного к жестокости и, возможно, к расизму. Новый Ларри Мун был гораздо симпатичней - любящий отец, защитник невинных и благородный мститель, воплотивший в жизнь то, о чем все остальные жители города только мечтали.
- Не сдавайся, - говорили ему соседи. - Продолжай бороться.
Именно это он и собирался сделать сейчас. Жаль только, что Тодда не будет с ним. Возможно, все дело просто в ностальгии по тем дням, когда у Ларри был напарник и он твердо знал, что спину ему прикрывает парень, которому он целиком доверяет. Сегодня об этой роскоши придется забыть.
* * *
- ПРОСНИТЕСЬ!
На одно мгновение - странное мгновение между сном и бодрствованием - Мэй Макгорви показалось, что это Глас Божий окликает ее с небес, призывая к себе.
- ПРОСНИТЕСЬ! - повторил Глас.
- Сейчас. - Мэй села в кровати. Сердце выпрыгивало из груди, но ей было совсем не страшно. - Я уже проснулась.
- ОТКРОЙТЕ ГЛАЗА! - Глас Божий оказался грубее, чем она ожидала. - ВЫТАЩИТЕ СВОИ ЧЕРТОВЫ ГОЛОВЫ ИЗ ПЕСКА!
"Мои головы? - испугалась Мэй. - Мои чертовы головы?"
Она слишком быстро вскочила на ноги, и ей тут же пришлось присесть и подождать, пока перестанет кружиться голова. Когда Мэй наконец подошла к окну, она уже ясно понимала, что слышит совсем не Глас Божий.
- ЛЮДИ, НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ЛЮБИТЕ СВОИХ ДЕТЕЙ? НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ХОТИТЕ ЗАЩИТИТЬ ИХ ОТ ЗЛА? И ПОЧЕМУ ВЫ ТОГДА НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТЕ?
Мэй подняла жалюзи. Этот ужасный человек стоял перед ее домом и разбрызгивал яд через какой-то рупор.
- ЖИТЕЛИ БЛУБЕРРИ-КОРТА, СРЕДИ ВАС ПОСЕЛИЛСЯ МАНЬЯК!
Он не имеет права. Он не имеет никакого права ходить по ее газону, мять ее траву и выкрикивать все эти ужасные вещи после того, что он натворил в церкви.
- ВАШИ ДЕТИ В ОПАСНОСТИ!
Мэй не особенно хорошо чувствовала себя в последнее время: ноги совсем ослабли, и что-то случилось с дыханием, а сил от нее требовалось все больше, особенно после того, как Ронни сломал руку. Он не мог сам завязать себе ботинки, застегнуть рубашку, нарезать мясо. Он словно опять стал ребенком, и мать постоянно была нужна ему. Она очень устала. Еще никогда в жизни она не уставала так сильно.
- В ЭТОМ ДОМЕ ЖИВЕТ УБИЙЦА! НЕУЖЕЛИ ВАС ЭТО НЕ ВОЛНУЕТ?
"Ублюдок, - подумала Мэй. - Я вижу, чего ты добиваешься".
Волна праведного гнева подхватила ее тело и подействовала как волшебное лекарство. Ноги уже не дрожали, когда она спускалась по лестнице, а дыхание стало ровным и глубоким. Чувствуя себя молодой и здоровой, Мэй распахнула дверь и выскочила на улицу.
* * *
- Ты, грязный сукин сын! Убирайся с моего газона!
Старая леди, словно обезумев, босиком ковыляла к нему по траве. Короткая ночная рубашка едва прикрывала ей ноги, а огромная грудь тряслась так, что Ларри было неловко смотреть на нее.
- Кем, черт возьми, ты себя считаешь? Господом Богом?
Ларри решил не обращать на нее внимания.
- ИЗВРАЩЕНЦАМ НЕ МЕСТО НА ДЕТСКОЙ ПЛОЩАДКЕ! ИЗВРАЩЕНЦАМ НЕ МЕСТО НА ДЕТСКОЙ ПЛОЩАДКЕ!
- Думаешь, ты Бог? - кричала старуха, и ее беззубое лицо превратилось в страшную маску ненависти и гнева. - Ты не Бог! Ты далеко не Бог!
- Я ЗНАЮ, ЧТО Я НЕ БОГ, - прокричал в ответ Ларри, забыв убрать ото рта мегафон. - Я НИКОГДА И НЕ ГОВОРИЛ, ЧТО Я БОГ.
Старая леди ядовито улыбнулась. Ее голос стал вкрадчивым, хоть и дрожал от злости:
- Ты убийца. Ты убил того мальчика в Торговом центре.
Ларри наконец опустил мегафон.
- Я никого не убивал, - сказал он, изо всех сил стараясь сдержать гнев. - А вам лучше вернуться в дом и что-нибудь на себя надеть.
Совершенно неожиданно для него старая ведьма вдруг быстро наклонилась, вцепилась в широкий край мегафона и попыталась вырвать его из рук Ларри. К счастью, он держался за рукоятку достаточно крепко.
- Ты застрелил его в шею, - сказала миссис Макгорви и, пошире расставив ноги, еще раз дернула рупор. - Я сама читала в газете.
Ларри потянул его назад, но старуха оказалась сильнее, чем он ожидал. Возможно, все дело было в злости.
- Это была ошибка, а не убийство, - возразил он.
Упершись каблуками в траву он еще раз попытался вырвать мегафон у нее из рук, и скоро они уже всерьез боролись, низко пригнувшись к земле и описывая круги по газону. Ларри почувствовал, что хватка старухи начинает слабеть, и в тот же момент услышал незнакомый голос:
- Вам лучше уйти отсюда, мистер.
Он оглянулся и обнаружил на тротуаре двух мужчин: крупного парня в легкой пижаме и коротышку в брюках от костюма и майке. Голос принадлежал большому парню.
- Полиция уже едет, - добавил коротышка.
Большой парень сердито смотрел на Ларри:
- Вы перепугали моих детей. Я прошу вас прекратить это.
- Вашим детям есть чего бояться, - огрызнулся Ларри, крепче сжимая рукоятку мегафона. - Они живут через дорогу от убийцы.
Он услышал звук приближающейся сирены и собрал силы для последнего рывка. Но прежде чем он успел его сделать, старая леди вдруг сама выпустила мегафон, и, прижимая его к груди, Ларри свалился на траву.
Когда он поднялся на ноги, двое мужчин, низко склонившись, смотрели на старуху и качали головами. Она лежала на спине, словно боксер, отправленный в нокаут.
- Смотрите, что вы наделали, - сказал коротышка, когда Ларри приблизился к ним.
Чувствуя, как от страха холодеет спина, Ларри посмотрел на мисси Макгорви. По крайней мере, она была жива, ее руки и ноги странно подергивались, а из глубины горла доносилось какое-то ужасное бульканье. Широко открытые глаза смотрели прямо на Ларри. Губы тоже двигались, но вместо слов из них выходили большие пузыри слюны.
- О боже, - пробормотал Ларри. - Только этого мне не хватало.
* * *
Они лежали на спине прямо на пятидесятиярдовой линии и смотрели в небо, как будто ожидали найти там ответ на незаданный вопрос - сияющие желтые буквы на черном фоне бесконечной вселенной. Тодд на ощупь нашел влажные пальцы Сары и сжал их.
- Я не хочу идти домой, - сказал он. - Я хочу остаться здесь навсегда.
Она не ответила. В этом не было необходимости. Они сказали друг другу все, что хотели, в первые пять минут, а остальные два часа только бесконечно повторяли одно и то же.
- Слава богу, что ты пришла, - добавил Тодд.
Сара перевернулась на бок и посмотрела на него. В ее глазах стояли слезы, а голос охрип от эмоций.
- Я думала, что сойду с ума.
- Я тоже. - Он поднял голову и поцеловал ее в опухшие губы. - Когда я посмотрел на трибуну и увидел тебя…
Он замолчал. Не стоит даже пытаться описать словами все волшебство того момента и то, что она показалась Тодду физическим воплощением его счастья, словно вызванным на трибуну при помощи магического заклинания. Он вздохнул и опять опустил голову на искусственный газон.
- Я не могу так больше, - сказал Тодд. - Я не вынесу еще одну неделю без тебя.
Выражение ее лица едва заметно изменилось, и Тодд вдруг почувствовал тревогу, как будто неожиданно налетевший ветер мгновенно развеял туман и небо стало безжалостно ясным. Как будто все это лето, а может, и вся его жизнь, незаметно сужаясь, подвели его к этому моменту, к слегка расширившимся зрачкам Сары, к ее на мгновение остановившемуся дыханию, к внезапному осознанию того, что они только что пересекли черту, такую большую и яркую, что непонятно, как мог он не заметить ее приближения.
Четвертая часть
Встретимся на детской площадке
Ты меня покачаешь?
План получился замечательным по свой простоте. Оставив в таких местах, где их обязательно должны найти, записки, объясняющие их отсутствие, Сара и Тодд незаметно выскользнут каждый из своего дома, встретятся на детской площадке у школы Рейнберн и на несколько дней поселятся в каком-нибудь приморском отеле на севере, дав таким образом всем заинтересованным сторонам время для того, чтобы смириться с неизбежным и начать нелегкий процесс адаптации к новым семейным обстоятельствам.
Для беглых любовников, разумеется, этот период адаптации станет и медовым месяцем - преждевременным, с одной стороны, и запоздавшим, с другой, - и праздником единения, а также возможностью в полной мере насладиться плодами своей решительности. Как минимум три дня у них не будет других занятий, кроме еды, сна и любви, при полной свободе от утомительной заботы о детях и бесконечных домашних обязанностей. Эта перспектива казалась такой невероятно прекрасной, что Сара с трудом в нее верила.
Сначала Тодд предложил совершить побег в понедельник, но от этого пришлось отказаться. В понедельник вечером Ричард должен был вернуться из трехдневной командировки в Калифорнию и мог оказаться дома в лучшем случае в полночь. Зато после понедельника никаких помех не предвиделось: у мужа начинался двухнедельный отпуск, а значит, он сможет побыть с Люси столько, сколько Саре понадобится. Поэтому отъезд пришлось отложить на вторник, хотя им обоим и не терпелось как можно скорее покончить с тяжелой частью плана.
Сара провела мучительные выходные наедине с Люси, едва слыша ее бесконечные вопросы (Какой у тебя любимый цвет? А почему изюм называют изюмом?) и экстравагантные требования (Подержи меня вниз головой. А теперь урони на диван). Тем не менее, не видя иного выхода, она послушно отвечала на все вопросы (Голубой и Я не знаю, просто так назвали), а потом хватала Люси за лодыжки, несла в гостиную и там роняла на диван, и повторяла все пять раз подряд без перерыва, и в это время думала только о том, что через два дня она окажется в отеле на берегу моря с мужчиной, которого любит, и станет тогда совсем другим человеком, и будет наконец счастлива.