– Нельзя принимать их здесь с показом молочника, Остап Ибрагимович, – встал и сел Козлевич, не трогая своих усов на этот раз, что говорило о его сосредоточенности.
– Ни в коем случае, командор.
– Вот и подскажите, сто делать, как быть? – спросил Бендер, опускаясь на стул.
В комнате воцарилось молчание всех троих.
– А что если поехать с ними и показать в их автомобиле? Командор?
– Или в гостинице, Остап Ибрагимович?
– Отпадает. Сразу же возникнет у них подозрение, что краденный.
– А если пригласить их в нашу комнату ВУАКа? – смотрел на своего командора Балаганов.
– Нет, там эта глазастая кастелянша… Да и подслушать может наш торговый разговор с ними.
– Да, Остап Ибрагимович, наши апартаменты не подходят для приема немцев.
Бендер молчал. Продолжал ходить. Глядя на него, молчали и его компаньоны.
– Значит так, камрады. Адам, завтра вы ставить машину у входа так, чтобы авто немцев было постоять у входа магазина игрушек. А когда гости войдут в нашу контору, сразу же уезжаете. А Балаганов вывешивает табличку "Закрыто. Ушли на раскопки", и закрывает прочно входную дверь.
– Ясно командор.
– Принял к исполнению, Остап Ибрагимович, – произнес необычно такую фразу автомеханик.
– На том и решили, друзья-товарищи, – закурил Остап папиросу из коробки "Южные". – Поясню вам и себе еще раз, – заговорил Остап. – Первое. Дверь заперта, табличка, автомобиля иностранцев у входа нет, не будет и подозрений у Доменко, если он явится, когда немцы будут у нас. Такое же понимание и у рисовальщика Лоева будет, если он заявится. Правильно?
Раздались два голоса компаньонов Бендера.
– Да, предусмотрительно, Остап Ибрагимович.
– Правильное решение, командор.
– Никто не должен помешать нам в таком серьезном деле, дорогие мои камрадушки.
На следующий день все было сделано по сценарию начертанному великим предпринимателем.
Немцы приехали в десять утра, оставив свой автомобиль марки "пикколо" у входа в магазин игрушек. И когда вошли в "Доларх", то было радушно встречены Бендером и Балагановым.
После обмена приветствиями гости прошли в комнату музея и уселись у стола. Бендер осторожно распаковал сверток и перед нетерпеливыми взорами немцев предстал в своей красе молочник и его чашечки.
Высокий и полный представители Общества Красного Креста начали трепетно осматривать эту чудесную ценность. Переводчик стоял за их спинами и тоже внимательно смотрел на эти прекрасные изделия.
Наконец полный немец что-то произнес, другой ответил ему кратко и, хотя говорили по-немецки, но было ясно, говорили о донышках изделий, показывая донышки молочника и чашечек друг другу.
– Они говорят, что-то в изделиях не так? – с заметным волнением в голосе спросил переводчика Бендер.
– Да, уважаемый, – ответил тот.
Немцы один за другим заговорили быстро и разочаровано. Переводчик перевел.
– Они говорят, что эти изделия не Фаберже, товарищ археолог.
– Как не Фаберже?! – вскричал Остап.
Немцы продолжали говорить переводчику, показывая Остапу донышки изделий, поясняя.
– Как же так, если по справедливости, не Фаберже? – задавал дважды вопрос Балаганов, обводя всех расширенными глазами. – Не Фаберже?
Переводчик переводил то, что говорили немцы, а говорили они вот что:
– Эти изделия не великого мастера Фаберже. Это подделка. Вензеля Фаберже из двух крохотных букв Ф и Г, что означает Фаберже Густавович. Мать Фаберже датчанка, отец немец, Фаберже родился в Петербурге… И еще, золотые узоры на молочнике и его чашечках не золотые, а бронзовые. Вот подделка. Могут ее купить за сто рублей, товарищи археологи…
Бендер и Балаганов сидели и молчали. Вид их был удручающий до крайности. Пожалуй, такой же, когда они узнали, что сокровища графини Воронцовой-Дашковой достались государству.
Немцы перекладывали изделия с места на место, осматривая их, и тихо переговаривались между собой.
– Что они говорят!? – прервал свое тягостное молчание Бендер.
– Да все тоже, товарищи, хваля такую искусную подделку.
– Подделку… – прошептал Балаганов.
– Если согласны, то заплатят, как они сказали, сто рубликов. Могут надбавить еще, – говорил переводчик.
– Нет, нет, – быстро встал Бендер и начал упаковывать заветный молочник и его чашечки, – Нет, камрады немцы. До свидания.
– Ауфвидерзейн, – встали один за другим покупатели.
– Ауфвидерзейн, – повторил еще раз полный немец.
– Ауф, ауф, – закивал им Бендер, указывая на выход.
Проводив немцев-покупателей, не до машины, как в прошлый раз, а только до выхода, Остап и Балаганов, встретив спешащего к ним Адама Казимировича, вернулись в контору.
– Удар, – бросил слово Адаму Остап.
– Как и дворец графини, – буркнул Балаганов.
– Что?!
– Фальшивка этот молочник, Адам, – со вздохом произнес Остап.
– Как фальшивка?! – громко спросил автомеханик. – Как фальшивка?!
– А так, Адам Казимирович, – опустился на стул Бендер и поведал все, что он и его эксперт узнали о Фаберже, о его вензелях и кто такой этот самый Фаберже.
Козлевич, молча, все выслушал и сказал:
– Не надо расстраиваться, Остап Ибрагимович. Это хороший признак. После двух наших неудач, последует третья, очень большая удача, друзья-товарищи. Это такой признак, так говорила моя матушка.
– Дал бы Бог, Адам Казимирович, – посмотрел на него Бендер.
– Вот именно, командор. Бог даст нам удачу в наших трудах.
– Трудах… – повторил Остап.
– Трудах, – повторил и автомеханик.
В комнате на какое-то время воцарилось молчание трех концессионеров. Бендер сказал:
– Решено. Отнесу молочник в ОГПУ, товарищу Шаврову.
– Как?! – воскликнул Балаганов.
– Это дело, Остап Ибрагимович, – добавил Адам.
– Как? Спрашиваете вы, Шура. А так. Мы еще раз завоюем доверие и благосклонность органов. А это нам крайне необходимо для дальнейших наших операций, ведущих к осуществлению моей хрустальной мечты юности, да и вашей, если не такой, но все же…
– Да, командор, правильный ход, я понял. Так, Адам Казимирович?
– Я и говорю, что правильный ход, братец.
– Вот и хорошо, друзья, вот и хорошо, товарищ эксперт, что до вас дошло такое решение. Значит так. Молочник принес паренек. Слушайте, товарищ Шура, и мотайте на ус. Паренек принес, когда нас с Адамом не было в комнате. Мы на раскопки ездили. Паренек запросил сто пятьдесят рублей. Вы, Балаганов, поторговались с ним в цене сто рублей. Хотели задержать паренька, но он выхватил деньги и выскочил из конторы. Вы погнались за ним, но он, как заяц, вскочил на подножку трамвая и уехал. Ясно?
– Ой, ясно, командор, чего уж не ясно.
– Все, – встал Остап, – отправляюсь к Шаврову. Поехали, Адам.
Часть вторая
Вторая неудача Остапа Бендера и его компаньонов
Глава IX
Подарок Бендера начальнику ОГПУ Шаврову
Посещение Киевского ОГПУ проходило по уже известным правилам. К кому? По какому делу? Пропуск. Ожидание в приемной. И, наконец, секретарь сказала, после звонка из кабинета своего начальника:
– Войдите, товарищ Бендер.
С улыбкой на лице Остап вошел в кабинет и радостно провозгласил:
– Здравствуйте, товарищ Шавров!
– С чем пожаловал? – указал рукой на стул у стола.
– А вот с чем, – победоносно заявил Остап, разворачивая на столе свой сверток. – По вашему указанию объявления в газетах сработали, Семен Гаврилович. Купили украденный молочник Фаберже! – громким радостным голосом заявил Остап, – выставляя на стол заветный молочник и две чашечки к нему.
– Ну?! – вскочил Шавров. – Неужели?! – начал он рассматривать чудесное изделие, выставленное Остапом из тряпично-полотенечной упаковки. Шавров громко, после нажатия кнопки звонка секретарше:
– Меня нет, ни для кого нет!
Чем же объяснить такое странное поведение начальника Киевского ОГПУ? Учитывая его высокую должность стража защиты интересов государства? Он должен был, приняв Бендера с заветным драгоценным молочником, тут же скомандовать секретарю:
– Срочно Ботанова ко мне!
И когда вызванный им, вбежал в кабинет, то Шавров сказал бы:
– Вот полюбуйся.
– Вот это да! – воскликнул бы его заместитель – Молочник?! Как на том натюрморте?! Фаберже?!
– Натуральный и реальный его вид, товарищи, – заявил бы Остап.
– Надо доложить, Семен Гаврилович, – сказал бы исполнительный зам.
– Не спеши, Петр Иванович. Давай придем в себя после такой удачи, обдумаем, остановил бы его осторожно Шавров.
– А того, кто принес, задержали? – спросил бы Батанов.
– Не удалось. В конторе был только мой эксперт Балаганов. Заплатил деньги и хотел закрыть дверь, но тот вырвал деньги и бросился вон, вскочил на подножку трамвая и укатил.
– Ну, хорошо, это не столь важно, главное, главное, что вещь у нас, а это деньги для государства, – сказал бы Шавров.
– И не малые, Семен Гаврилович, – потер бы руки Батанов.
– Ну, Остап Ибрагимович, награды заслуживаете, – сказал бы Шавров.
– Заслуживаете, Семен Гаврилович, принес, не утаил, – отметил бы и Батанов.
– Да, как можно, дорогие товарищи, как можно. Мой отец всегда говорил и учил меня наставительно: "Ося, не тронь чужого, нашел, отдай". А тут государственный интерес, товарищи, как можно… – дельно с волнением заявил бы Бендер. – Для моей родины надо… – добавил бы он.
– Похвально, похвально, Остап Ибрагимович, – произнес бы Шавров.
– Что нам с ним, а? – указал бы на Бендера Ботанов.
– А давайте возьмем его, Петр Иванович, в наши вольнонаемные сотрудники, – предложил бы Шавров.
– Как это? – удивился бы Остап.
– А так, Остап Ибрагимович. Петр Иванович вам разъяснять. Это высокое наше доверие к вам. Так, свободны, Остап Ибрагимович. Мы вас пригласим для детальной беседы. До свидания.
– До свидания товарищи, – сказал бы Бендер, уходя.
Но это все описанное так не произошло. Действия Шаврова пошли по иному пути. А почему? Здесь необходимо пояснить причину, почему это он притаил дорогостоящую ценность? Превратился в похитителя?
За несколько дней до прихода Бендера с заветным молочником к Шаврову, к нему приехал из Москвы его друг, с которым он начинал работать в ЧК. Дружба у них была крепкая. Не раз они выручали друг друга со сложной и опасной работы чекистов. Звали этого московского, уже бывшего чекиста, а теперь гэпэушника на большой должности Сидоров Николай Игнатьевич. После служебных дел Шавров пригласил друга домой, чтобы отметить, как полагается, встречу верных друзей. Выпроводив жену на прогулку с собачкой, друзья уселись за изобильно накрытый стол и начали выпивать за встречу и за все хорошее. Затем беседа пошла по-дружески откровенному содержанию. Шаврова интересовали московские новости, что делается в Наркомате внутренних дел, а значит и в ОГПУ – Объединенном Главном Политическом управлении. И когда еще больше выпили, Сидоров сказал:
– Как другу, не могу утаить, Семен. Идет чистка органов и в самом комиссариате и в его отделах. Снимают новых совсем, как говорится, не обстрелянных.
– Правда, что уже до сотни заменили новичками?
– Э-э, Сеня, не сотни, а уже и за тысячу, наверное, перевалило. Сейчас перейдет чистка и на областные и районные отделы.
– И меня может это коснется, Коля?
– Данных у меня нет, что коснется, но к этому надо готовиться, Сеня. Менжинский скоро уйдет, фигурируют другие имена. А как будет трудно предположить, друг. Валентин как-то не сообщил, он работает в Совете народного хозяйства, что намечается изменения территоритональстей. Возможно, столицей Украины будет не Харьков, а Киев. Вот и подумай. Оттуда придут сюда столичники на руководящие должности, а работающие сейчас здесь, как и ты, Сеня, окажутся лишними. Первое, или переведут в Харьков, уже не столичный, второе переведут на должность пониже, третье, или вовсе выведут из органов… Или…
– Или?
– Или обвинят, как это делается.
– А обвиненных, что с ними?
– В лучшем случае лагерь, а в худшем…
– В худшем, тройка, как я понимаю?
– Правильно понимаешь. Сеня. Уже много моих московских друзей ушли через трибунал. Ты же знаешь, как это делается, "враг народа" и все. Давай выпьем, Сеня, чтобы нас миловала это жестокая чаша.
Пили много, до черна, как говорится. А когда москвич Сидоров уехал, Семена Гавриловича обуяло беспокойство не только за должность в ОГПУ, но и обвинения, ни за что, ни про что. Уберут, и хорошо будет, если с отстранением, а если под трибунал и конец.
Вот почему он, руководитель Киевского ОГПУ начал искать пути к изменению своего служебного положения, а короче, говоря, изменить судьбу каким только можно способом. Но как? Каким способом?
А тут приходит Бендер с молочником Фаберже! И он увидел еще туманно путь, если не к спасению, то с целью оградить себя от напасти.
Вот почему он, увидев дорогостоящее изделие на своем столе, громко приказал секретарше:
– Меня нет! Ни для кого нет! – И к Остапу: – Кто знает, что молочник найден?
– Никто, никто, Семен Гаврилович. Я и мой эксперт.
– Это хорошо, – открыл он сейф и извлек оттуда рисунок натюрморта с этим молочником.
Лоев, как уже говорилось, по памяти нарисовал три экземпляра. Один такой рисунок следователь Доменко унес своему начальнику. И тот сейчас сравнивал его с настоящим изделием, доставленным ему Бендером.
– Он, он, Семен Гаврилович. Смотрите, – перевернул Остап молочник и показал на его донышке букву "Ф" – И на чашечках такие же буквы, – показывал Бендер Шаврову донышки их.
– Очень хорошо, Остап Ибрагимович, значит, кроме вас и вашего эксперта никто?
– Никтошеньки, Семен Гаврилович. Зачем же это знать кому-то, – заверил Остап.
– Упакуйте все так. Чтобы не повредилось.
– Конечно, конечно, Семен Гаврилович, – начал заворачивать изделия в тряпочки и мохнатое полотенечко.
– Вот и ладно, Остап Ибрагимович, – взял осторожно драгоценнейший сверток Шавров и положил его в сейф, закрыл дверцу и повернул трижды ключ замка.
Все действия Киевского начальника ОГПУ Бендер наблюдал с интересом и в то же время с непониманием к чему, когда, глубоко вздохнув, как после тяжелой работы, Шавров сказал:
– Мы вас оформим вольнонаемным сотрудником ОГПУ, согласны?
– Еще бы! – воскликнул Остап, вставая.
– Сидите, – приказным тоном произнес гэпэушник и поднял трубку телефона: – Соколенко, сейчас прийдет к тебе Бендер, оформи его нашим вольнонаемным сотрудником. Что? Никаких сложностей, оформить и точка! – бросил трубку Шавров. – Ясно? – уставился он на Остапа.
– Так точно, Семен Гаврилович, – встал и вытянулся по-военному Бендер. – Удостоверение мне выпишут, Семен Гаврилович?
– Как положено, присядьте еще, Остап Ибрагимович, – указал жестом руки на стул Шавров.
– Спасибо за доверие, уважаемый Семен Гаврилович.
– Доверие надо не только заслужить, Остап Ибрагимович, но и закрепить его в дальнейшем. Вы что-то хотели мне сказать? Или я ошибаюсь?
– Да, Семен Гаврилович, как вам известно, мое открыточное производство сократилось, поэтому ушли и…
– Ушли и доходы, как я понимаю.
– Так точно, Семен Гаврилович, – тяжело вздохнул Остап. – Мое добровольное общество археологов, как известно, не приносит должной прибыли. Членские взносы – это мизер. А поездки к месту раскопок требуют затрат. Поэтому прошу вашей помощи, чтобы открыть таксомоторный парк, – выпалил Остап.
– А что, можно, ищите место, где, что и как, дадим указание нужным инстанциям, чтобы без проволочек.
– Вот славно, вот славно, Семен Гаврилович, вот спасибо, – вскочил Остап.
– И что, сам будете руководить этим таксомотором?
– О нет, я не спец, у меня есть автомеханик первого класса. Это наш шофер, на том "майбахе" помните, вам рассказывали о бандитском нападении на нас там, под Севастополем?
– Как же, благодаря чему вы спасли моего симферопольского коллегу и разоблачили бандитку в органах.
– Вот-вот, так этот водитель и возглавит наш таксомоторный парк, Семен Гаврилович.
– Наш?
– Да, наш… – запнулся Бендер.
– Уж не думаете, что я вступлю в пайщики вашего нового предприятия? – засмеялся Шавров.
– Вы меня великодушно извините, Семен Гаврилович, но вы… меня поймите правильно.
– Понимаю, тогда посмотрим что к чему.
– Мой автомеханик, Семен Гаврилович, непревзойденный мастер своего дела. Он поляк…
– Поляк? – удивился Шавров. – Это интересно, – хлопнул ладонью по столу он. – Поляк он, вы говорите?
– Поляк, – настороженно повторил Остап, не понимая еще хорошо это или плохо.
– И есть у него родственники за рубежом?
– Да, наверно, выясним это.
– Выясните, это интересно, очень интересно, Остап Ибрагимович. – Таксомоторный, так таксомоторный. Открывайте, поможем. Все. Свободны. Зайдите в отдел кадров к товарищу Соколенко, он скажет, что нужно для оформления вольнонаемным сотрудником ОГПУ. До свидания.
Распрощавшись с Шавровым и побывав у начальника кадров Соколенко, Остап вышел к машине, в которой с превеликим нетерпением ожидали его друзья.
– Ну, детушки! Ну, мои концессионеры! Ну, мои единомышленники! – затараторил Бендер, усаживаясь в машину. – Поехали, поехали, Адам, сейчас все расскажу. Мой визит в ОГПУ можно назвать великой сенсацией, Адам, открываем таксомоторный парк!
– Ну?! – вскочил Козлевич, резко затормозив ход автомобиля. – Таксомоторный?! Остап Ибрагимович?!
– Да, Адам Казимирович, подыскивайте место в городе для него, так как директором парка назначается Адам Казимирович Козлевич! – торжественно объявил Бендер.
– Остап Ибрагимович, Остап Ибрагимович! Остап Ибрагимович! – затараторил автомеханик, со слезой в голосе.
Остап и Балаганов с улыбками смотрели на него.
– Это такое же счастья, друзья, как покупка автомобиля моей мечты "фраскини изотты", ой, да еще больше, еще больше, друзья!
– Поехали, Адам, поехали, расскажу все по порядку в пути.
И Остап подробно, где надо немного приукрасил, поведал все о своем визите с молочником к Шаврову.
– Командор, а кто это такой вольнонаемный сотрудник ОГПУ?
– Да, Остап Ибрагимович, и я не знаю, что есть такие?
Остап рассмеялся и ответил:
– И я не знаю, меня пригласят и тогда все станет ясно, друзья.
– Интересно, если по справедливости.
– Конечно, братец Шура, – ведя автомобиль, согласился Адам.
У конторы их ждал бывший учитель рисования Семен Михайлович Лоев. После приветствия он сообщил, что ему повезло устроиться на работу воспитателем в детдом.
– И когда понадоблюсь для музея, Остап Ибрагимович, я к вашим услугам.
– Хорошо, договорились, Семен Михайлович, – пожал руку рисовальщику Остап, – Всегда милости просим.
На этом они и расстались. Войдя в контору, Бендер сказал своим компаньонам:
– Все, рисовальщик выбыл из игры с его молочником.
– С двумя чашечками, командор, – рассмеялся Балаганов.
– Надо как-то его отблагодарить, Остап Ибрагимович, – посоветовал Козлевич.
– Да, камрады, большую услугу он оказал нам, сам того не сознавая и не зная, конечно.