- С кем я гулял?! А было что, так… Постыдно, противно, от боли. Видел, что тебя все прежняя жизнь-то потягивает… Вдумаешься, обидно! Вот и я от обиды… Понимаешь?! От обиды только. Чтоб в себе эту болячку заглушить, замарать себя тоже, что ли… И неприятно было всегда… Могла бы как-то понять… А ты же… в десять раз меня потом перекрыла.
- Дурак ты, Мишка. Ничего ты во мне не понял. И никто так, как я, тебя не полюбит и никто такой верной тебе не будет. Да что теперь об этом…
- Ты много во мне поняла…
Михаил взглянул на Ларису и умолк. Чего он, собственно, доказывает? Чего пытается вдолбить? Она же, Лариса, как струна натянута. Звенит внутри. Лопнет вот-вот эта струна. Вот он сейчас выйдет - и лопнет. Казалось, помудрела душа его, терпимее стала, пристальнее, ан нет - ковырнули больное, и прорвало, ошалел.
- Прости, Лариса, - помолчав, заговорил Михаил покаянно. - Прости… Давай хоть сейчас как-то по-разумному.
- Давай по-разумному. Как только? - притихла и Лариса. - Любила тебя, Миша, ревновала, хотела, чтоб только мой был, чтоб другие завидовали… До сих пор, Миша, душою с тобою не рассталась. Как ни поступала, а все казалось, рано или поздно вместе будем. А сегодня пришел - вижу, конец. Ошибка какая-то, Миша, над нами сотворилась. Страшная ошибка. Характер у меня дурной, знаю, все себе во вред… Давай попробуем по-разумному. Сложнее, Миша, это, чем раньше, но давай…
Договорились, что за Степкой Михаил зайдет на следующий день - забрал бы сейчас, хотелось побыть с сыном, но Татьяна тоже ведь не каменная, заденет ее: после случившегося сразу же помчался к Ларисе.
Побежал опять по магазинам: хотелось все-таки что-то жене подарить. И возле обувного магазина наткнулся на очередь - "давали" женские импортные сапожки. Редко когда Михаил пренебрегал очередью, не хватало наглости кого-то отталкивать, но при сегодняшнем внутреннем заряде не мог просто стоять, бездейственно. Да и времени, каждой минутки жалко. Хотя рвали за рукав, кричали, Михаил пролез в дверь, к началу очереди, приговаривая: "Жена там у меня, жена, товарищи… Я за деньгами бегал…" А дальше возбужденное чутье, желание заполучить сапожки эти на тонком высоком каблуке подсказало ход: сунул пареньку с пронырливой физиономией хорька червонец - и втиснулся, встал впереди.
А уж добравшись до коробок с сапогами, взял сразу две. Неожиданно пришла такая мысль - подарить сапоги и Лариске. Никогда же ничегошеньки при совместной их жизни красивого и добротного у нее не было. Как-то все собирался он, Михаил, приодеть жену, но не получалось. Концы с концами едва сводили: он уж и туда устраивался, и сюда, и на такси… А не хватало. Правда, Лариса почти не работала: то в положении была, то со Степкой, в садик его никак не могли определить. Ну, на шубенку из искусственного меха, на платьишки недорогие выкраивали, и уж дубленку, конечно, джинсы эти поганые - не видала. Знакомств оба заводить не умели, копеечку не берегли, продукты - с базара: есть - живем, нет - хлеб жуем. С Татьяной вот, хотя заработки у Михаила вроде особо не прибавились, получается так, что живут в достатке. Но справедливости ради сказать, Татьяна все-таки в магазине работает, кой-какие связи имеет, да и в квартире у нее вся обстановка была. Татьяна - не прижимистая вовсе, но и не расточительная, умеет приберечь. А у Ларисы - все сквозь пальцы… Так что пусть запоздало хоть подарит он ей, жене своей бывшей, сапожки эти - на барахолке, говорят, за две сотни такие с руками оторвут…
Сапоги - одну пару - занес к Сашке.
Вечером посидели с женой за бутылочкой вина. Сапожки Татьяну растрогали - женщина! Разговор пошел душа в душу: как станут хорошо жить. Про обиды, понятно, ни слова - забыто. Будут растить детей, заниматься ими больше, настраивать на серьезную трудовую жизнь - не как их, Татьяну с Михаилом, настраивали на какие-то неопределенные радужные ожидания от этого мира, а на мысль, что жить будет сложно, надо присматриваться, учиться жить… Степку Михаил чаще станет приводить: пусть девочки чувствуют его братом, а он их сестрами. Заживут. Сумеют…
А вечером следующего дня удался и поход в цирк. Накупил Михаил детям в буфете пирожных, конфет. Места, правда, достались неудобные, высоко и сбоку - да не важно. Важно - все вместе! Младшая дочка, Настенька, на коленях у него, справа Степка и Маша. За ними - Татьяна.
После цирка жена поехала с девочками домой. А Михаил повез Степку - завтра мальчишке в школу. Надо же, его, Михаила, сын - и уже в школу!
Попутно заскочил и за сапогами для Ларисы, к Сашке. Друг был дома, повидались наконец, обнялись, нашлось выпить по маленькой, разговор оставили до другого раза, чтобы - с толком и расстановкой.
Лариса притихла вся, растерялась, взяв подарок. Примерила.
- С чего это вдруг?..
- Так… - сиял Михаил, - увидел, подумал, хорошо на тебе будут.
- Хм, спасибо, - млела Лариса, вертела ножкой, - правда, хорошо. Хорошо?
- Отлично.
Лариса прошлась, встала чуть откинувшись назад, упираясь рукой в бедро, как манекенщица.
- Отлично, - еще раз оценил Михаил, возбужденно потоптался, вздохнул: - Ну… я пошел.
- Пошел?.. - обмякла Лариса. - А… Конечно. Счастливо добраться.
Он помялся, покивал, шагнул к сыну, потрепал по волосам:
- Ну, до завтра. Завтра утром к школе подойду.
И направился к двери.
- Погоди! - нагнал резкий оклик.
Лариса судорожно расстегивала молнии и стягивала сапоги.
- Забери!
- Почему?
- Пусть она носит… твоя бессловесная, хорошая.
- Лариса… Зачем?.. Я же просто… На тебе хорошо…
- На ней будут тоже хорошо - длинноногая!
- Перестань. Носи.
- Не надо мне!.. Или ты, может, и ей тоже купил?..
- Купил, есть… - понял, не надо было этого говорить.
- Обеим?! Ха-ха, - Лариса взорвалась, понесло в истерику. - Вот молодец, хороший муж, ничего не скажешь! Обо всех заботится! И ей, и мне купил!.. Ха-ха!.. Возьми! Возьми! И давай отсюда со своими сапогами! Пусть у Танечки сменная пара будет! Или сразу на ноги и на руки их оденет и ходит как корова!.. - швырнула она в Михаила сапоги. - Забери и катись!
Он посверлил ее взглядом. Потряс головой, будто что-то сказать хотел, слово подыскивал, да так и не нашел. Повернулся, пнул ногой сапоги, хлопнул с силой дверью, побежал вниз по лестнице. Но дверь за спиной раскрылась, и снова полетели в него сапоги. Мелькнула в проеме огненная грива, дверь захлопнулась, и щелкнул замок на два оборота. Михаил постоял, подобрал сапоги. Позвонил. Постучал.
- К тебе как к человеку, а ты!.. - проговорил напоследок. И пошел с сапогами.
Степка уже спал. Что на душе и в мыслях этого маленького человека? Не скажет, не допросишься. "Папа хороший", "Ты тоже хорошая". Все молчком. Мужчина! - один настоящий мужчина из всех знакомых и есть. Лариса прилегла рядышком с сыном. Жалость охватывала к нему и к себе. И слабость - знакомое, непреодолимое бессилие… Михаил все считает ее больно разворотливой, хваткой - что она интересно сумела ухватить?! Одинокие всхлипы в подушку? А Таня, выходит, не хваткая: одного мужа похоронила, другого у живой жены и ребенка отняла… Тихая, бессловесная! Была разворотливая, была энергия, когда любила, в Москву, в армию к нему летала через каждый месяц - в одежде, в еде отказывала себе, на дорогу берегла! Была, да вся вышла… Слишком бесперспективна жизнь! Слишком все обесценилось в душе! Ну да, можно себя утешить тем, что вырастет сын, женится, пойдут внуки… Да, собственно, тем и утешается…
Перестукивало сердце в городской ночной тишине с далекими глухими ударами заводского пресса. "М-бах - м-бах" - бьет ритмично и четко молот. "Ба-бах-бах" - успевает дважды под каждый его удар сердце. Лифт загудел в подъезде.
Лариса поймала себя на том, что мгновенно подобралось все внутри в ожидании… В ожидании кого?! Михаила?.. Нет. Нет! Он ушел, предал, с ним кончено, лучше одной сдохнуть от тоски! Да и не пользуется почти никогда Михаил лифтом…
Лифт пошел вниз. И опять у нее в силах угасание… Если перед собой честно, что ждет она - кого угодно. Лишь бы отвлечься, уйти от мыслей - от одиночества.
Было ведь: на колени перед Мишкой вставала, не уходи, умоляла, подумай о сыне - перешагнул и пошел!
Лариса поднялась. Закурила сигарету на кухне. Проглотила таблетку элениума. Достала с антресолей коробку со старыми письмами. Взяла первое попавшее. В армию Мишке писала:
"Мишенька, милый мой, почему я не знаю, любишь ты меня искренне, на всю жизнь и я для тебя единственная? Не мучай меня, родной мой. Я вся исхудала, подурнела, потому что каждый день только и делаю, что жду тебя, жду… Мне кажется, я скоро умру. Может, я с ума схожу? Я боюсь жизни. Надо увидеть тебя. Закажи переговоры…"
А вот другое:
"…как хорошо, что мы встретились, я тебя полюбила, и ты ответил мне взаимностью. Какое это счастье!"
А это уже позднее, Михаила посылали в колхоз, на уборочную:
"…Миша, Степка уже улыбается. Только не мне. Я читала, что ребенок начинает улыбаться матери, отличая ее голос от других. А тут я с ним одна да одна, так он мне не улыбается, а соседка зашла, чужому голосу заулыбался… Мне мать ничего про меня не рассказывала, вот Степка вырастет, я ему буду рассказывать, я все-все постараюсь запомнить…"
А это от Михаила, его писем гораздо меньше:
"…Ты три дня как уехала, а мне кажется, что это было давно. Как во сне. Я уже начинаю ждать письма. Хотя его еще не может быть…"
"Мишка, Мишка, где твоя улыбка? - вспомнились Ларисе слова старой песни. - Полная задора и огня…" Элениум ей не помогал…
14
Михаил подходил к дому друга. На душе не то чтоб легчало, но становилось веселее от мысли, что вот сейчас возьмет и подарит Сашкиной жене модные импортные сапожки на высоком каблучке. Просто так, подарит! Хоть кого-то в этой жизни, может быть, обрадует! Уже за угол дома сворачивал - вынырнул из темноты на свет парень с огромной овчаркой.
- Стой! - преградил путь. - Откуда сапоги?
Молоденький паренек, ушастый, угрястый, в пиджачке сереньком - чего ему?..
- Твое какое дело? - приостановился Михаил.
- Документы!
Михаилу сразу очень захотелось врезать ему и пойти дальше - терпеть не мог этих вездесуйных. Да псина с ним больно грозная.
А тем временем этот, в сереньком, достал красные корочки.
- Тебя только не хватало на мою голову, - вздохнул Михаил. Деваться некуда, стал объяснять молоденькому милиционеру, что да почему, говорил правду. Но тот в ответ лишь узил недоверчиво глаза. Скомандовал:
- Пошли в отделение.
- Да говорю же тебе: жене купил сапоги. Бывшей жене. Она не взяла…
- А почему без документов ходишь? Ночью?
- Ну, вот так, без документов… Ты что, всегда документы с собой носишь?
- Обязательно. А может, у тебя их просто нет?
- Слушай, друг, я же тебе человеческим языком все объяснил. К жене бывшей приходил, она меня без документов знает.
- Она - знает, а я - нет. И не пудри мне мозги: зачем бы ты бывшей жене сапоги покупал?! Пройдем. Там разберутся.
- Чего разбираться-то?! - у Михаила зудела рука, едва сдерживался. - Ты же видишь, я трезвый. А ты, между прочим, выпивший малость…
- Я не на дежурстве, выходной. Имею право, как все люди.
- А не на дежурстве - так чего нос совать?
- Отставить разговоры, следуй за мной!
- Хочешь говорить - говори по-людски. Я тебе не нарушитель. Говорю же еще раз. Вот дом, там живет мой друг. С семьей. У них есть документы. Подтвердят, кто я. Запишешь данные.
- А вдруг там у вас банда? А я без оружия.
- У тебя же собака!
- Не пойду же я с собакой ночью в квартиру. Там, может, дети.
- Что в лоб, что по лбу!..
- Пройдем. Разберутся. Не виноват - отпустят.
- Да какой тебе прок? Тащиться куда-то среди ночи!
- Я все равно Рольфа прогуливаю. А ты чего боишься?.. Бои-ишься… Чего, а?
- Знаешь, если тебе охота из себя сыщика разыгрывать - давай. А я пошел.
- Рольф!
Рольф зарычал.
- У, псина… - Михаил постоял, вздохнул. - Ну что ж, может, ты и прав… Пошли.
Ночь была хорошая, теплая. Утихал транспорт…
- В такую погоду самое время прогуляться в хорошей компании, с Рольфом… В милицию.
- А чем тебе Рольф не нравится? - парень заговорил улыбчиво, с легкой издевочкой. - Лучшая служебная собака в отделении. Медалист.
- Очень приятно, очень… - отвечал тоже улыбчиво Михаил, - какого рожна ты с ней возишься только, если она служебная?.. Делать больше нечего?
- А мне за него, между прочим, тридцать рублей платят, да на мясном довольствии он состоит.
- Поня-ятно…
- И, между прочим, если ты сапоги эти украл, мне тридцать рублей премии дадут… Понятно?
- Чего ж тут не понять…
Некоторое время шли молча, Рольф бежал впереди.
- Слушай, ты женат? - Михаил заговорил.
- Женат, - с теплотой вздохнул парень. - Два месяца уже. - Но тотчас тон его посуровел: - Только в отличие от тебя жена из дому не выгоняет.
- Это хорошо! На сапоги, - подаришь жене! Бери, не бойся, не ворованные…
И парень сапоги взял. И злобно прищурился, насквозь как бы видя падлюку эту перед собой, Михаила то есть.
- А ну, иди впереди! Таких, как ты… Не думай, что в милиции вороны работают. Иди, иди!
В отделении Михаил написал на листочке бумаги, который выдал ему дежурный милиционер, что он, Михаил Александрович Луд, пятьдесят второго года рождения, водитель первого класса первого автопарка…
- Садитесь, ждите, - взяв писанину, сказал дежурный.
Группа задержанного люда на скамеечке дружно потеснилась. Михаил сел с краешку. Стал ждать.
Дежурный с каждым задержанным разбирался отдельно, расспрашивал, наводил справки… Время шло.
А дома ждала Татьяна! У нее по поводу его продолжительной задержки наверняка возникла своя версия. Михаил стал подумывать: что бы предпринять? Бежать - глупо! Вспомнил: один известный в городе человек, которому он помогал ремонтировать машину, давал ему визитку. С виньеточками такая, с каллиграфической надписью.
Михаил запустил пальцы в потайной отсек бумажника, куда обычно клал листочки с номерами телефонов, адресами, заначку. И выудил фотографию. Правильно: эту фотографию Михаил забрал у родственников в свой последний приезд, сунул в бумажник и забыл.
На фотографии отец, его друг дядя Коля и он, лет девяти. Дядя Коля в фуфайке и кирзовых сапогах - снимались около его дома. Отец в добротной шинели, в каракулевой шапке и получесанках - модная тогда была обувь. Он в тряпичной шапке-ушанке, в зимнем пальто и кирзовых сапогах. Михаил не помнил, что носил кирзовые сапоги. Вот резиновые, материны, на себе помнит хорошо. Стыдился этих сапог - женских - и запомнил! И не помнил он сейчас, когда и зачем приходили с отцом к дяде Коле, в какое точно время фотографировались - сколько ему здесь лет? Лишь смотрел и удивлялся простой и тоскливой мысли: "Неужто это было? Неужто это я?" Мальчик на фотографии очень напоминал сына, Степку. Он даже воспринимался именно Степкой: так же выставил ногу, чуть склонился на правый бок, улыбался… Улыбался похоже, но иначе. Мальчишка с фотографии был, по всей видимости, радостным, открытым, озорным! Степка так не улыбался. Хотя, сколь помнил Михаил, он в детстве никогда не казался себе особенно веселым и счастливым.
Фотографировала дяди Колина дочь, Надя. Она на отлично училась в школе, была высокой, хрупкой, бледнолицей. Всегда очень доброй и безупречно опрятной. Почему такие люди часто умирают в юности? После ее смерти фотоаппарат "Любитель" и все фотопринадлежности дядя Коля отдал тогда двенадцатилетнему Мишке. Он, конечно, был очень рад.
Теперь уже давно нет и отца - после его смерти скоро и переехали они с матерью из маленького своего родного городка в крупный, где жил престарелый одинокий брат отца. Жив ли дядя Коля? Михаил не зашел к нему в последний свой приезд на родину, даже не спросил о нем родственников. Все некогда. В ресторанишко успел наведаться, на шашлыки со своим школьным другом выезжал. Блаженствовали! Что ты!.. Товарищ теперь снабженец, большая фигура, все начальство в друзьях! Приехали - на берегу реки уже сухие дрова для костра уложены, ребята, прибывшие пораньше, шоферы начальников, только что зарезанного барана разделывают! Правда, покалывало иногда самолюбие и, как это говорят, классовое чувство, когда сели одним кругом начальники, друг Михаила и Михаил, а другим, в сторонке - шоферы. Михаил-то по своему положению должен быть там, в сторонке. Но… Хоть раз побарствовал!
Не зашел к дяде Коле. Не зашел и… к отцу. Ехал, рассчитывал памятник, оградку на его могилке покрасить. Были мысли и добрый памятник поставить. Да вроде с деньгами туго. Хотя того, что прогулял за отпуск, с остатком хватило бы на памятник из литого мраморного щебня! Гулять любим, праздновать! Вот истина! - как воскликнул бы философ. И институт Михаил поэтому не окончил, а не потому что семья, ребенок, как не раз говорил и даже Лариску укорял. Гулять хотелось! Балдеть! Это слово вошло в обиход во время его юности. Тогда много возникало модных словечек…