– Может, это у вас в Гвенте люди прячутся там, где живут… – с неожиданной брюзгливостью проговорил лекарь.
– Не волнуйся, – твердая рука Сеньки уверенно легла на плечо Фикуса. – Мы заберем ее и сразу покинем страну. Больше она сюда не вернется, если не захочет. И, кстати, все ее родственники могут присоединиться к ней в любое время. Денег на дорогу мы дадим.
Королевский медик отрывисто кивнул, и царевна почувствовала, что малая доля напряжения спала с его души.
– А если хочешь, то и ты со своими… кто у тебя там есть… можешь уехать с ней, – вовремя подхватил отряг. – Хороший знахарь пригодится везде!
– Ну с легендарным Друстаном мне уже точно не сравниться, – кривовато усмехнулся атлан, не отвечая на предложение.
Еще несколько шагов – и он остановился у серой глухой стены неказистого, но крепкого дома на углу и поднял в предупреждении руку:
– Дальше не надо ходить, ваше величество, ваше высочество, менестрель… Подождите меня здесь, пожалуйста.
– А может, нам поближе постоять? Ты уверен?.. – поиграл пальцами на рукояти топора конунг.
– Что матушка Груша не причинит мне вреда? – невольно хмыкнул врач. – Да, уверен, ваше величество.
– Ну смотри, – героически выпятил нижнюю губу и отставил ногу менестрель. – А то ведь нам не долго…
– Обязательно буду смотреть, – послушно склонил голову Фикус, без дальнейших слов завернул за угол и пропал из виду.
– Будет, как же… – недовольно пробурчала под нос Серафима и, чуть отойдя от стены, как бы невзначай выглянула в пересекающий их улочку переулок.
– Он сказал ждать его здесь! – прочитав намерения, написанные у царевны не то, что на лбу – на всей ее поверхности крупными буквами жирным шрифтом, брюзгливо напомнил Кириан.
– Так для его же блага стараюсь… – вздохнула непонятливости товарища царевна.
– Мы обещали, Сима, – сурово, хоть и без особого убеждения поддержал миннезингера Олаф.
– Ну хорошо… уговорили… – Сенька мученически завела под лоб глаза и прислонилась к стенке рядом с друзьями. – Пойду минут через пять …
– Десять, по-хорошему, – покачал головой отряг. – Должен же он с хозяйкой дома поговорить сначала, о здоровье спросить, о жизни поинтересоваться, о соседях… Неприлично сразу к делу переходить.
– Угу, – угрюмо промычала Сенька. – Здоровье, соседи, Жучка, внучка… а потом пироги еще сядет есть…
– Пироги?.. – что-то болезненно ёкнуло в желудке менестреля. – С картошкой и грибами, поди еще?
– Да с мясом тоже ничего бы было… – забыл про этикет и загрустил Олаф, не к месту и не ко времени вспомнив, что обедали они в двенадцать, а время уже скоро восемь.
– Эгоисты эти атланы, – сурово приговорил Кириан под аккомпанемент желудочного оркестра, варящегося в собственном соку при одном упоминании волшебного слова "пироги".
– Почему? – не поняла царевна, прогоняя жестоким усилием воли собственные фантазии на тему разнообразной выпечки.
– Мог бы нас с собой пригласить, вот почему! – менестрель обиженно прищурил подбитый дважды глаз, отчего тот вовсе скрылся из виду.
– Может, он пугать ее не захотел? – с сомнением предположила Серафима, оглядывая товарищей.
– А чего ей нас пугаться? – на опухшей физиономии барда, больше всего похожей сейчас на морду панды, как могло, отразилось недоумение.
– Вот и я о том же… – машинально поправил съехавшие с плеча ножны заспинных топоров рыжий воин.
– Ну может, он догадается пирожков с собой прихватить? – неуверенно предположила Сенька.
– Жди да радуйся… – ворчливо выдавил музыкант.
– Может, ему намекнуть? Я могу им в окошко постучать! – осенило конунга, и он с готовностью подался вперед.
– Стой!!! – спешно воскликнула царевна в отчаянной попытке предотвратить если не катастрофу, то сердечный приступ у старушки – наверняка. – А… может у нее на ужин сегодня не пироги, а… какой-нибудь суп! Из шпината и сельдерея!
– С мясом? – остановился отряг.
– Без! – решительно сообщила Серафима и принялась наносить превентивные удары, отсекая возможности оппонента к маневрированию. – И без лука! И без рыбы! И без курицы! И даже без соли!
– Ну и гадость… – скривился Олаф и вернулся на место.
Кириан, который шпинат признавал лишь в качестве оберточного материала для пудинга, с негодованием кивнул.
– Точно, гадость! Сама ест, что попало, да еще гостей приглашает… В который раз убеждаюсь, какие всё-таки эгоисты, эти атланы!
Пока мужчины сурово затихли, переваривая вместо пирожков новые представления об атланском характере, Сенька как бы невзначай сделала несколько шагов на середину улицы, стрельнула глазом налево, отсчитывая от угла пятый дом…
Беспокоиться об этом ей было не нужно.
Потому что за проволочным забором одного из домов около низенького крылечка как-то странно, будто лунатик или пьяный, топтался Фикус. Он то поворачивался вокруг своей оси, направляясь к калитке, то останавливался, сделав несколько шагов, тряс головой, тер ладонями виски, снова шел к крыльцу, заходил на него, брался за дверную ручку, и почти сразу же снова разворачивался и плелся сначала во двор, а потом к калитке, и снова поворачивал к дому – и всё повторялось сначала.
– К-кабуча… – прошептала Серафима с таким видом, что спутники ее, моментально забросив свою ученую дискуссию, насторожились.
– Что там? – хрипло прошептал Олаф – брови грозно сведены над переносицей, рука на рукояти топора номер двенадцать.
– Кабуча… – повторила царевна, словно в порядке пояснения. – А тетка-то наша непростая…
– У ней ручка золотая? – не удержался от рифмования Кириан.
– Скорее, язычок… – пробормотала Сенька и, не дожидаясь вопросов, коротко пояснила: – Кажется, она у нас колдунья.
– В смысле, ведьма? – дрогнуло что-то в лице конунга, будто ожидал он, что вот-вот из-за угла матушка Груша, не доевши шпинатного супа, с гиканьем вылетит на помеле.
– В смысле, кабуча драная, – вздохнула царевна. – Не знаю, дома она или нет, но на крыльцо наложено заклятье склероза… или как там оно по-научному называется… Это когда каждый, кто приходит без приглашенья, забывает, зачем пришел и уходит со спокойной душой восвояси.
– Так ведь это же далеко!!! – в ужасе расширились очи менестреля. – Вот хрычовка!..
– А Фикус где сейчас? – шагнул вперед отряг, не дожидаясь ответа на собственный вопрос.
– Наш эскулап еще держится, – Сенька хмуро мотнула головой в сторону медика, блуждающего под недоуменными взглядами соседей. – Значит, внутренняя мотивация визита у него была очень высокая.
– То есть, если мы сейчас туда придем, то не просто развернемся и попремся в Вамаяси…
– Восвояси, – дотошно поправил Олаф.
– … а будем шарахаться туда-сюда как он? – не расслышав конунга, осторожно, боком выдвинулся на перекресток бард.
– Да. То есть, нет, – задумчиво проговорила царевна. – Как раз на такой интересный случай научила меня бабушка одной полезной штуке…
Если соседи матушки Груши, высыпавшие из своих домишек поглядеть на придурковатого гостя, думали, что развлечение их на сей вечер закончилось, то они глубоко ошибались. Потому что из-за угла с перекрестка вдруг появилось чудо: выступая важно, словно на параде, по самой середине улицы шествовал двухметровый громила с лютней и в женской куртке, натянутой с горем пополам на одно плечо. За ним следовал упитанный светловолосый тип с помятой физиономией, в потрепанной волчьей безрукавке с плечами до локтей и длиной до коленок, и с мечом и луком в руках. Замыкала колонну то ли девица, то ли парень в ярком трехцветном жакете размеров на шесть больше, сгибающаяся почти пополам под тяжестью навьюченных на плечи пяти разнокалиберных топоров.
Надетые накосулю сапоги тоже не способствовали бодрости их шага.
Не обращая внимания на восторженный визг ребятишек и ехидные шуточки мужиков, троица вальяжно проковыляла к калитке, за которой топтался, как ополоумевший, дородный незнакомец в черном с красными вставками камзоле лекаря.
Субъект с топорами остановился на крыльце перед закрытой дверью с висячим замком, которая через несколько секунд превратилась в дверь открытую с замком лежачим, громила подхватил под руку знахаря, и все четверо дружно ввалились в дом, гулко захлопнув за собой окончательно деморализованную вторжением дверь.
Еще через пару секунд зеваки тупо заморгали, переглядываясь изумленно и дивясь, на что это они могли тут пялиться, сконфуженно пожали плечами и вернулись кто к своим делам, кто к их отсутствию.
В избушке что-то звонко грохнуло.
– Как… ты их… всё время… таскаешь… – прохрипела Сенька, наваливаясь без сил на спинку ажурного чугунного стула.
Олаф стянул с себя серафимину куртку, вытряс вежливо Кириана из волчьей безрукавки, подобрал сваленные в кучу топоры и бережно развесил их по своей персоне.
– Пожалуй, ты права… – задумчиво промычал он, поводя так и эдак плечами. – Один не сбалансирован, перетягивает… Нужно шестой подыскать – для равновесия.
– Или сразу уж еще пять, – пробрюзжал бард, взволнованно пробегая пальцами по струнам лютни и подстраивая тона и полутона, сбившиеся под касанием огромных лап воина.
– Нет смысла, – горделиво усмехнулся отряг. – Как правило, хватает четырех.
Серафима тем временем быстро прошлась по кухне, двум комнаткам, завернула в погреб, на чердак, выглянула на задний двор…
Сомнений не оставалось: в доме они были одни.
– Мастер Фикус? – потрясла она за плечи застывшего словно в ступоре лекаря. – Эй, мастер Фикус?
Атлан заморгал непонимающе, будто и впрямь был пьяным, или заснул на ходу, тряхнул головой, едва не свалившись, неуклюже поднес руки к лицу и принялся энергично растирать его.
– Где… я?.. – наконец, проговорил он и обвел вопросительным взором немудрящий интерьер и ожидающих его пробуждения спутников. – Я… мы… вы… Бабушка Груша?.. Где бабушка Груша?
– Никого нет, – коротко ответила царевна, пока не вдаваясь в подробности.
– Вы… ее напугали! Я же просил вас не приходить!.. – обвиняюще уставился на них знахарь, спохватился, ужаснулся собственной смелости, опустил глаза и спешно протараторил: – Ваше величество, ваше высочество…
– Да не было тут никакой бабушки, и дедушки тоже не было! – раздраженно звякнул лютней менестрель. – А если бы не мы, ты бы до сих пор по двору бродил как привидение!
– И ты не сказал, что мать Вишни – ведьма, – с упреком воззрился на медика Олаф.
– В…ведь…ма?.. – распахнулся настежь рот королевского лекаря. – Бабушка Г-груша?..
– А ты не знал? – поднялись домиком брови Сеньки. – Она наложила на свое крыльцо заклятье, чтобы незваные гости не ходили.
– Бабушка Груша?.. – словно оглохнув, тупо повторил знахарь. – Ведьма?..
– Да! – нетерпеливо буркнул Кириан.
– Нет! – решительно замотал головой атлан. – Нет! Что ты такое говоришь! Да она даже за лечением всегда обращалась или ко мне, или к местной ведунье!
– Может, дар не всегда проявляется в детстве или в юности? – неуверенно предположила царевна.
– Конечно, ваше высочество, я ничего не знаю о магах и их способностях… – потрясенно развел руками Фикус, – Но… я никогда не предполагал… что первые таланты у них могут заявить о себе лишь в шестьдесят восемь лет!..
– Шестьдесят восемь?! – дружно вытаращились три пары глаз. – Шестьдесят восемь?!
– А сколько тогда лет Вишне?!
Атлан коротко задумался, загибая пальцы.
– Сорок семь. А что? Это что-то меняет?
– Н-нет, абсолютно ничего… – покачала головой царевна. – Просто… когда говорили, что…
И тут новая мысль ударила в голову, словно вся коллекция топоров Олафа.
– Погоди!.. А сколько тогда лет было Дубу Третьему?!
– Сорок, ваше высочество, – всё еще не понимая, в чем суть проблемы, сообщил доктор.
– Слушай, лебедь, чего ты нам сказки рассказываешь? – подбоченившись, сердито фыркнул миннезингер. – Как дочь может быть старше отца?!
– Насчет Вишни ты это пошутил, что ли? – недобро нахмурился конунг.
– Дочь?.. Отца?.. Пошутил?.. – Фикус недоуменно сморгнул, и только тут до него дошло. – Ах, вы про это!.. Нет, конечно, нет! Вишня – дочь Дуба! Но Дуба Второго! Отца покойного короля!
– Ладно, хоть деда, лишь бы дочь, – с облегчением выдохнула Серафима и снова огляделась по сторонам, точно рассчитывая из расположения мебели и неубранной посуды на столе вычислить местонахождение неуловимой Наследницы. – И лишь бы найти…
– А заклинание она могла купить у Кизила, его мастерская всего в трех кварталах отсюда! – отметая остатки сомнений, предположил лекарь. – Правда, это недешево, совсем недешево, но он иногда дает их в рассрочку, если человек хороший знакомый и очень надо…
– Могла… – рассеянно кивнула Сенька, не отрывая глаз от корыта, доверху заваленного грязной посудой вперемешку с остатками еды.
– Груша жила не одна? – вслед за царевной принялся изучать комнату менестрель.
– Если бы у моей бабушки был такой кавардак, дед выгнал бы ее из дому, – разглядывая истоптанный пол и рассыпанную перед поддувалом плиты угольную крошку, неодобрительно произнес конунг.
– Нет, одна… Всегда… обычно… – впервые обратив внимание на беспорядок, неуверенно выдавил придворный врач. – Вишня приходила ее навещать… иногда… но… но…
– Может, старушка болела? – предположил Кириан.
– Соседи помогли бы ей! – не задумываясь, ответил атлан. – Очень добрые и внимательные люди, я сам когда-то, давно, правда, жил через два дома отсюда, я знаю! Они всегда так делали: если кому-то неможется, то принести воды, помыть пол, посуду или сварить обед их не надо было и просить!..
– Или покормить птичку… – продолжила ряд добрых дел Сенька.
– Да, конечно… – кивнул, обрадованный пониманием, знахарь, и замер. – Какую птичку?
– Голубую, – неопределенно мотнула головой куда-то вверх царевна. – Которая в клетке на чердаке.
Если бы она сама превратилась вдруг в птицу, изумление лекаря не было бы таким внезапным и полным.
– Птичку?! Голубую?! На чердаке?!
И, не дожидаясь пояснений, он с уверенностью человека, не однажды бывавшего в доме на правах близкого друга, стремительно проскользнул мимо конунга, юркнул в соседнюю комнату, из нее – в другую, откуда на крошечный чердак вела спиральная лестница, и грузно затопал по кованым ступеням наверх.
Когда маленький отряд добрался до лестницы, в проеме чердачного хода уже маячил встревоженный Фикус. В руке его была большая медная клетка. А в клетке – голубь необычного небесно-голубого цвета.
– Это он… он… он… – потрясенный до глубины души, бормотал без остановки лекарь, тряся головой, словно надеясь, что наваждение, каким бы оно ему не представлялось, от этого рассеется и сгинет.
Но, похоже, ни рассеиваться, ни пропадать морок не собирался, и потерянное бледное одутловатое лицо странным маятником качалось в полутьме чердака.
– Он – это кто? – не выдержала первой Сенька.
– Королевский… почтовый голубь… – точно всё еще не веря себе, медленно проговорил атлан. – Специально выведенная магами порода… очень малочисленная… Каждая птица ст о ит как взрослое дерево… Есть только у короля… Может отыскать любого человека в стране… даже если никогда его раньше не видел… и не знает места, где он живет…
– Как? – не понял отряг.
Фикус задумался.
– По запаху, может?
– Как собака? – недоверчиво выпятила губу царевна.
– А чем королевский голубь хуже какой-нибудь помоечной шавки? – обиделся лекарь. – В любой точке страны и даже за границей!
– С дуба падали листья ясеня… – присвистнул Кириан, и лютня его с тихим изумлением звякнула в такт словам хозяина.
– Но зачем королю присылать матери покойной кухарки волшебного голубя ценой в дуб? – в непонимании наморщил лоб Олаф.
– Которая после этого сбегает из дому, наложив на крыльцо заклятье?.. – продолжил менестрель.
Как не замедлил бы выразиться отсутствующий Ахмет, масло растерянности царевны можно было черпать ложкой оторопи и намазывать на лаваш недоумения.
– Вот бы знать… вот бы знать…
Голубая птица массового поражения была спущена с чердака в дом с приличествующей ее стоимости церемонностью. Поискав глазами вокруг и не найдя, куда бы можно было поставить просторную клетку, незваные гости вернулись на кухню, она же прихожая, отодвинули на край стола тарелки с недоеденным то ли обедом, то ли завтраком, и водрузили птицу на усеянную крошками столешницу.
– А разговаривать, часом, он не умеет? – глянул с надеждой сначала на голубя, потом на атлана менестрель.
– Н-не думаю… – без особого убеждения пробормотал окончательно растерявшийся медик.
– Хотя при его цене мог бы не только говорить, но и пирожки жарить, и на скрипке играть, и крестиком вышивать, – заметила Сенька.
Птичка, похоже, соображений царевны не разделяла, потому что коротко буркнула что-то себе под клюв и демонстративно повернулась к честной компании тылом.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что к лапке голубя был прикреплен небольшой цилиндрический футлярчик – увы, пустой.
– Значит, он письмо сюда принес, – глубокомысленно почесал подбородок отряг. – Которое старушка достала, прочитала…
– И убежала, – снова добавил Кириан. – Предварительно превратившись в ведьму.
– А может, ведьма уже была с ней? – Сенька кивнула на задвинутый к стене ассортимент тарелок. – Для одного человека – многовато.
– И они вместе убежали? – уточнил бард.
– Может, вместе. Может, по отдельности… – вздохнула царевна. – Главный вопрос теперь в том, вернется ли бабулька обратно…
– А если вернется, то когда, – резонно подытожил конунг. – Нам ждать недосуг.
– Хм-м-м… – хмуро скрестила руки на груди Серафима, обдумывая возможные варианты развития событий – один другого кислее.
Вдруг глаза Кириана зажглись.
– Слушай, Фикус!
– Да, музыкант? – настороженно покосился на него лекарь.
– А ты умеешь этими птичками пользоваться? – бард ткнул пальцем в голубя, апатично восседавшего на жердочке, словно происходящее вокруг его совсем не касалось.
– Нет, – покачал головой атлан. – Этим занимается исключительно королевский голубятник, волшебник, перенявший секреты ремесла у своего учителя лично. Да я и не думаю, чтобы почтовые голуби стали слушаться простого человека…
– Жалко, – поджав губы, хмыкнул менестрель. – Значит, отправить его с запиской к Вишне или Груше не удастся…
– И что теперь делать будем? – вопросительно пробасил отряг.
– Как всегда в таких случаях, – вздохнула Сенька, – поступим предельно тупо.
– Это как?