Бойцы сражались как попало,
Обыкновенный мордобой.
И ничего не предвещало
В тот день развязки роковой.Должны в финальной паре биться
Два поединщика; один
Железный истукан-убийца,
Другой – гранитный исполин.Но почему они не бьются?
Откуда эта канитель?
Глаза, огромные, как блюдца,
И вдруг нашли! Гранитный дурень,
Как будто коноплей обкурен,
К Ивану кинулся; второй же,
Железный монстр с дебильной рожей,Немедля бросился туда,
Где Агафон Великолепный
Маг знаменитый белосветный
На скромном камне восседал…
Музыка и стихи, переплетаясь и дополняя друг друга, полились на головы и в уши внимающих недоверчиво, но жадно, недавних драчунов. И с каждой строфой неверие из глаз их улетучивалось, а рты раскрывались всё шире и чаще – то чтобы охнуть в изумлении, то хохотнуть над особо удачной строкой, то ухнуть, сочувствуя героям…
…Вмиг зрители, перепугавшись,
Из цирка кинулись гурьбой,
По мелким щелям рассосавшись.
И грянул бой, атланский бой!Иван и Олаф бились смело,
Мечом и топором круша,
И от големов пыль летела,
В лапшу гранитную крошаСиденья, крышу, пол и стены
Увеселительной арены…Да, много пыли было сбито
С големьих наглых козьих морд!..
Против железа и гранита
Бессилен меч, негож топор…
Кириан, оказавшийся в присутствии таких благодарных слушателей в первый раз за много дней, если не недель, купался во внимании и восторге. Перед протрезвевшим мысленным взором неизбалованной аудитории безвестный верзила в волчьей безрукавке медленно превращался в исполина, былинного героя, полубога, сошедшего со своего персонального облака исключительно с целью облагодетельствовать забубенные шахтерские головушки, благословляющей дланью своротив пару челюстей.
…А вы, трусливые уроды,
Големов хилых кукловоды,
Напрасно будете рыдать,
Прощенья от Ивана ждать.
Вам Олафу придется сдаться,
А он уж точно вас простит,
И топором номер двенадцать
В последний путь благословит!..
– А й…а… говорю… ш-што лютня… м-могучее…. м-могутнее… м-могучнее… м-меча…
– А й…а… говорю… пей…
– А й…а… говорю… й…а говорю…
Главный королевский лекарь звучно икнул, с грохотом опустил пустую кружку на стол и тупо уставился на нее.
Он только что что-то хотел сказать?..
Или нет?..
Или не он?..
Или не сказать?..
Нет, им же надо было куда-то идти… вроде…
Кого-то искать…
Зачем-то…
Фикус снова икнул, выдыхая сивушное облако, поморщился, и медленно поворачивая голову – глаза отчего-то в ней глядели теперь только вперед, будто приклеенные – обвел неподвижным взглядом сотоварищей.
Или собутыльников?
Или лучших друзей?..
Или… где-то я уже их до этого видел?..
– Крокус… Фокус… Покус… как там тебя… – бережно, но твердо легла на плечо медика немытая мозолистая лапа. – Ты эта… и в-вправду там… был?
Вопроса знахарь не понял, но интуитивно почувствовал правильный ответ, и кивнул.
– И так всё и эта… б-было? Там? – не унимался интервьюер. – К-как мужики… г-говорят?
Фикус не знал, как говорят мужики, и кто эти мужики были, и кому и что они сумели наговорить, когда и думать тут получается не лучше, чем танцевать на ушах, но снова, точно выписывая подбородком замысловатую фигуру, мотнул головой.
Мозги в ней как-то странно закачались и куда-то поплыли.
– Ну ты эта!.. Г-герой!!!.. – восхитился голос за спиной, и к одной ручище с въевшейся под кожу грязью присоединилась вторая: – За это надо… в-выпить!
Доктор, понявший бесплодность сопротивления еще несколько часов назад, ухватился за ручку кружки, попытки с пятой – чисто случайно – умудрился попасть ей не в нового поклонника, а в его кружку, и рывком поднес свою тару к губам.
– В-выпить… – промычал он, засосал воздух, причмокнув, снова грохнул кружку на стол и заговорил, привычно и сбивчиво.
Они все хотели услышать это.
Так пусть слушают.
Так им и надо.
– Ты с-слышишь, ч-человек… Это… было уж-жасно… Они… здоровые… как… как… не знаю что… и тут я… с одним топором… и стетоскопом… наголо…
Вслед за выступлением Кириана компания их была вытащена из облюбованного ими тихого дальнего угла и пересажена с почетом за стол у окна, расчищенный отрягом с такой эффектностью. Виновник торжества, понуждаемый собственным конфузом и пинками товарищей, ретировался. А после этого каждый из воинственных еще десять минут назад шахтеров посчитал своим долгом если не посидеть рядом, то хотя бы выпить с кем-нибудь из них, похлопать восхищенно по плечу и задать какой-нибудь вопрос про битву в Арене, стремительно приобретающую окраску былинной эпичности даже в окосевших глазах королевского знахаря.
А поскольку артель на Седьмой Красногорской состояла из полутора сотен человек, половина из которых облюбовала в этот вечер "Скелет в шкафу", то мастер Фикус, пьяный, как первокурсник, с отбитым плечом и ретроградной алкоиндуцированной амнезией, моргал в неярком свете масляных светильников, точно впервые видел всё его окружающее, и непослушным заплетающимся языком рассказывал то, во что начинал уже верить сам.
Товарищи его вряд ли находились в лучшем состоянии: мировая с половиной артели атланских рудокопов – дело серьезное. А когда трактирщик, обрадованный бескровным исходом ссоры, спасением жены, а особенно – отменой угрозы лишения лицензии за смертоубийство в его заведении, объявил, что каждая вторая кружка чего бы то ни было – за его счет…
Где-то слева от Фикуса три рудокопа восхищенно заглядывали в лицо конунгу и норовили одновременно подлить ему из кувшинов в кружку: один – вина, второй – пива, третий – настойки. Олаф, красный не то от смущения, не то от выпитого, кружку неколебимо прикрывал ладонью и сконфуженно бормотал:
– Мне… это… вообще-то… боги п-пить… з-запрещают… б-больше пяти литров… з-за раз…
– Так это ить не зараза!
– Это з-зеленая н-настойка… на с-степных… д-дровах… т-травах!..
– И красненькое в-винцо… н-на винограде!.. Красненьком!..
– И ж-желтый эль!.. На эльфах?.. В-вамаяссьских?..
– Н-не, – мотал исступленно рыжей шевелюрой отряг. – Б-боги сказали н-нельзя… значит нельзя…
– Ув-важаем… – одобрительно гудели в бороды собутыльники и снова приставали – на этот раз с вопросами:
– А что, вашвеличество… ты… это… голема стального… натурально не забоялся?
– А чего его бояться… – пожимал покатыми плечами конунг. – Разозлился – да… А бояться… Не подумал чего-то про это.
– Во мужик… этот отряг! – восторженно лупили по прикрытой волчьей безрукавкой спине соседи.
– Нам бы таких! В ш-шахту! – пылко закивал напротив рудокоп в красной рубахе.
– Да на что он…. в ш-шахте-то? – хохотнул лысый. – Там големов нету!
– Черному призраку… по башке надавать… топором! В-вот на что!
– Да п-привиделось вам с Чинаром всё! – фыркнул сосед отряга справа.
– А вот и не п-привиделось! – покраснел под цвет рубахи мужик. – Два раза мы его видали… и два раза п-после этого… крепь падала!
– Криво поставили… вот и п-падала…
– Сам ты – кривой!..
– Это я кривой?!..
– Стойте, вы чего, атланы? За дружбу надо выпить! – торопливо применил второй известный способ улаживания конфликтов конунг, и предложение его было поддержано быстро и горячо.
После испытания дармовщинкой единственным человеком, пьяным всего лишь в половину от остального контингента трактира, оставалась только царевна Лесогорская и Лукоморская. И поэтому именно она начала собирать друзей для продолжения теперь уж если не поисков – какие тут поиски, самих себя бы по дороге не потерять! – то хотя бы для своевременного возвращения к Олеандру. Что подумает, скажет и – самое болезненное – что не скажет Иванушка по поводу столь длительного отсутствия по столь уважительному поводу в столь веселое время, ей думать даже не хотелось. Поэтому она, опираясь на руки, поднялась из-за стола и потрясла за воротник Кириана:
– Эй, с-сикамбр… мы ух-ходим…
– С вызволения вашего пеличества… пашего величества… меня зовут не Сикамбр… Я С-самшит… трактирщик… п-помните?
– Конечно п-помню, – уверенно соврала царевна. – С-самшит… собирай наших… нам надо… идти.
– Куда вы пойдете… на ночь глядя?
– Д-домой, – решительно мотнула головой Сенька.
– У вас нет тут дома! – торжествующе потряс указательным пальцем перед ее носом Самшит. – Вы – иногородние!
– Т-тогда – не домой!
– Оставайтесь, ребята! В-величества! В-ваши! И не ваши! И в-вообще все! У м-меня – комнаты им…меются!
– Не, меня муж ждет… кабуча…
– Муж-кабуча – эт…то… к-кабуча!.. – сочувственно покачал головой Самшит, за время пребывания гостей успевший понять, что "кабуча" – это ничего хорошего.
– Н-не-е-е-е!!! – повторила маневр трактирщика царевна. – Муж мой – не кабуча! Он – пуська! И лапка! И вообще… дай тебе… Бог… такого мужа… как у меня… в-вот…
– А где тогда кабуча? – справедливо не понял атлан.
– В-везде – кабуча… – вздохнула Серафима. – Полная… Вот такая…
И она развела руки, насколько хватало, шлепнув в процессе Олафа по затылку, а какого-то бородатого шахтера, увлеченно беседующего с Кирианом – по уху.
Никто из них ничего не заметил.
– Эт…то… должна быть… очень большая… к-кабуча… – озабоченно сложил губы подковкой Самшит.
– Эт…то… оч-чень… очумительная… к-кабуча… – вздохнула царевна.
– П-помочь я могу? – отважно выкатил грудь и живот колесом атлан.
– Не-а, – мотнула растрепанной прической Сенька. – Тут… не знаю даже, кто помочь м-может…
– А чего?..
– А-а… Человека мы… ищем…
– Ха!!!.. – голова трактирщика откинулась в приступе беззвучного и – с точки зрения царевны – ничем не обоснованного смеха.
– Чего – ха? – подозрительно насупилась она.
– Ха, иноземцы… г-говорю! – не переставая улыбаться и подхихикивать, подбоченился Самшит, гордо выпячивая округлый животик, обтянутый синим фартуком. – Вы всегда… делаете… из п-проблемы… это… слона! Если вам нужно в Атланик-сити найти ч-человека… всего-то надо з-знать… у кого с-спросить…
– А ты з-знаешь? – моментально прищурилась, словно охотник на дичь, Серафима.
– Я – знаю! – трактирщик самодовольно хмыкнул, словно это была его величайшая заслуга из заслуг.
– И у к-кого?
– С-спросите… у меня!
Сенька набрала полную грудь воздуха, прикинула, стоит ли открываться незнакомому человеку, решила, что хуже уже будет вряд ли, по крайней мере, ее богатая, да еще и простимулированная фантазия вариантов не предлагала… И выдохнула:
– Т-ты про матушку Грушу… с-слышал?..
– С-слышал, – не задумываясь, подтвердит атлан. – А вам ее… з-зачем?
– Н-надо, – сурово нахмурилась царевна.
– В двух к-кварталах отсюда… ж-живет. П-проводить?
– Н-не, – покачала головой Серафима. – Н-не живет она там… больше.
– У с-соседей с-спрашивали?
– Не з-знают.
Трактирщик задумался, пожевывая губами и морща лоб так и эдак, словно вычислял формулу секрета бытия и, наконец, промолвил:
– В-вы… про Д-демона когда-нибудь… с-слышали?
– Горного?
Самшит снова расхохотался, точно услышал самую остроумную шутку тысячелетия.
– Нет, хуже, – отсмеявшись, проговорил он, утирая глаза.
– А он з-знает?
– Если он не з-знает… н-не знает… никто!
– И где найти его ? – вперилась ему в лицо хищным взглядом моментально протрезвевшая Сенька.
– С-собирайтесь, пошли… – загадочно подмигнул атлан. – Есть у меня как раз… один знакомый… человечек… который з-задолжал мне… ус-слугу…
Не без труда герои дня были вырваны из дружеских объятий Седьмой Красногорской, собраны в крепко держащуюся друг за друга кучу и выдворены на улицу. Прохладный вечерний воздух омыл разгоряченные головы и лица. Глаза, привыкшие к неровному масляному освещению, удивленно заморгали, оглядывая опустившуюся на город тьму, испещренную желтоватыми прямоугольниками окон, сентиментально воззрились на бездонное небо, полное золотых точечек-звезд, вдохнули полными грудями июньскую ночь…
– Открылась з-звездна… бёзд п-полна… – менестрель попробовал процитировать под аккомпанемент нечто подходящее по духу к волшебному моменту, прислушался к сказанному, странным эхом повисшему средь примолкшей компании, и озадаченно поджал губы.
Вроде, у классика было как-то иначе?..
Но как?..
Хихиканье аудитории быстро привыкшему купаться в обожании барду определиться с ответом тоже не помогало.
– Вы… это… ваши величества… не обижайтесь на нас… а?.. – извиняющимся тоном заговорил Самшит.
Враз лишенного родимого стула и стола, его качало и бросало из стороны в сторону, как корвет в бурю, но он терпел и сражался с непогодой, так и не решаясь ухватиться за спутников. Наконец, Олаф сжалился над бедолагой, ухватил за плечо и пришвартовал к своему боку как к тихой гавани.
– Да мы и н-не обижаемся … – добродушно пробасил он.
– Ч-чего… на дураков об-бижаться? – пробурчал под нос менестрель.
Ресторатор, не услышав вторую ремарку, с облегчением выдохнул и продолжил:
– Этого Явора свои… это… тоже… не слишком ув-важают… И если бы это… еще бы он чего себе позволил… они бы сами ему… это… указали… значит… Но вы… иностранцы… понимаете, да? А от пришлых никакой атлан… т-терпеть не будет… хоть он на него накатит… хоть на д-других… хоть на с-страну…
– Так по сп-праведливости же! – несколько уязвленно отозвался отряг.
– А не играет… значения… – помотал лысеющей головой Самшит. – Мы… атланы… такие…
– Чудики? – мягко предположила Сенька.
– П-патриоты, во!.. – с гордостью вспомнил нужное слово трактирщик. – Мы за Атланду… или город… или своих… всем башки пооткручиваем… Вот… Извините… вашвеличес-ство… Такой уж у нас… этот… н-национальный…
– Б-бзик? – подсказал бард.
– …х-характер!
– Целая нация больных на голову… такого я еще… н-не видел… – пробормотал на всю улицу миннезингер, поправляя подмышкой так и норовящую вывалиться лютню.
– А к-куда это… мы й…идем… с-спрашивается… в-ваше высоч-чество?.. – Фикус снова вынырнул из царства хмельных видений в окружающую действительность.
– С-самшит… куда, говоришь… мы идем? – переадресовала вопрос трактирщику царевна.
– К одному… ч-человечку… – уклончиво отозвался труженик атланского общепита.
Показалось Сеньке или нет, но теперь голос их проводника содержал гораздо меньше энтузиазма и уверенности, чем раньше.
– К-к-к-к-какому? – выговорил, наконец, трудное слово Олаф.
– Э-э-э… к одному, – исчерпывающе уточнил атлан.
– А з-зачем? – строго сдвинул брови придворный лекарь.
Отбивая подкованными каблуками ритм, мимо прошел, покосясь, но не задавая вопросов, патруль ночной стражи. Воркуя что-то неразборчиво, но беспрестанно, пошла на обгон влюбленная парочка – он с губной гармошкой, она с пестрым кульком сладостей. Шаркая, проплелся вдоль стенки навстречу сутулый дедок с ведром и удочкой.
Трактирщик молчал.
– Эй, Самшит… – потрясла его за плечо Серафима. – Ты не спишь?
– Я?.. Н-нет, конечно!.. Что я, л-лошадь, на ходу с-спать… ваше величество?
В голосе Самшита просквозило сожаление. Лошадям, даже не спящим на ходу, не задают провокационных вопросов и не требуют от них исполнения неосмотрительно данных обещаний.
– Так куда мы идем? – более сурово повторила Серафима. – Кто этот твой… Демон?
– Тс-с-с…
Атлан нервно огляделся по сторонам, проводил мутным, но встревоженным взглядом удаляющуюся неспешно стражу, прохожих, и даже в открытые окна попытался заглянуть – во все и сразу… Убедившись, что за ними никто не подсматривает, не подслушивает, и вообще всем глубоко всё равно на их существование, как выразилась бы Сенька в приличном обществе, Самшит втянул голову в плечи и засунул руки в карманы, точно ему стало внезапно холодно.
– Мы… это… к т-торговцу одному… идем… – еле слышно, так, что расслышала одна Сенька, выдавил он из уголка рта.
– Нам ничего не надо… п-покупать, – сердито тряхнула она головой.
– Это… – трактирщик снова неуютно поежился. – Д-другой торговец… Н-не такой… Он это… особенный… Он… должен з-знать… как н-найти Демона.
– Слушай, ты можешь внятно объяснить, откуда этому Демону, кем бы он у вас ни был, известно, куда подевалась Груша?! – не выдержала Серафима.
– Он что, г-гадалка… или п-предсказатель?.. – сердито повернулся к ним Кириан, едва не выронив лютню на мостовую.
– Тс-с-с-с!!! – споткнулся и испуганной кошкой прошипел Самшит, разве что не юркнув в подвальное окошко. – Я с-скажу… только не надо вот так… орать… на в-весь город…
– Ну… и ч-чего? – нетерпеливо сдвинул брови отряг.
– М-муж дочери Груши… покойной В-вишни… п-последний муж, я имею в виду… который сейчас на каторге в к-королевских рудниках… б-был… к-контра…басистом… контра…баптистом… контра…батистом…
– Контрабандистом, – сочувственно подсказала Серафима, и атлан с благодарностью кивнул, не забыв опасливо оглянуться.
– Ага… А они с-своих… не бросают… – договорил он, и поспешно добавил, отводя от себя всяческие подозрения: – Как г-говорят. С-слухи.
– Ну, к-контрабасисты ли… к-контрабандисты… – пробубнил занудно менестрель, пристраивая подмышкой инструмент поудобнее, – какая к с-сиххё лысому разница… лишь бы с-сказали… где у вас тут Г-груши… водятся… и д-дело… с концом…
Куда неожиданно подевалось рвение и самоуверенность Самшита, стало понятно через полчаса.
По мере их продвижения по Атланик-сити кварталы одноэтажных коттеджей небогатых, но респектабельных горожан сменились неопрятными двух и трехэтажками, пустые улицы как по волшебству заполнились подвыпившими гуляками в самых странных одеждах, а шумный "Скелет" по сравнению с попадавшимися теперь заведениями представал в памяти путников тихим и немного скучным уголком на краю цивилизации.
Налетевший с севера ветерок принес резкий запах разлагающихся водорослей и городских отбросов, не доеденных рыбами, с экзотическими полутонами смолы, пеньки и дальних странствий.
– Порт… – в порядке пояснения тихо бросил через плечо почти протрезвевший Самшит.
– Тут всегда до утра куролесят… – неодобрительно – то ли в адрес куролесящих до утра, то ли в самшитов, что привел их сюда, то ли в свой – что ввязался во всю эту авантюру – пробормотал королевский знахарь.
Несколько веселеньких компаний собирались было позадирать странную молчаливую группку, но один вид олафовой коллекции топоров и его разбойничьей физиономии каждый раз заставлял искателей приключений подумать еще раз, пока было, чем. Ошибок при повторном выборе ответа не было ни у кого.
– Я надеюсь, мы когда-нибудь куда-нибудь сегодня придем? – с тоской провожая взглядом очередную таверну, вздохнул Кириан…
И вдруг они пришли.