Однако в суде все пошло наперекосяк. Начать с того, что судьей назначили старую грымзу в очках, похожую на учительницу начальных классов, а заседателями – пенсионеров номенклатурного вида, которые с явной неприязнью поглядывали на истицу и с сочувствием и пониманием на ответчика. А главное – Егор Альфредыч неожиданно учинил встречный иск: за сексуальную провокацию. Оба иска рассматривались одновременно.
После того, как выступил Люсин адвокат, изложивший суть дела и представивший как вещественное доказательство видеозапись, слово дали защитнику гендиректора.
– Мы ничего не отрицаем, – сразу же заявил тот. – Но разве не ясно, что мой подзащитный всего лишь поддался на сексуальную провокацию? Кстати, опасную для здоровья и даже жизни! Вот свидетельство академика, доктора медицинских наук профессора Титяева: подобные искушения вызывают у мужчин стрессовое состояние, что в пожилом возрасте может выразиться в инфаркте или инсульте. Природа, господа! Такова уж природа человека. А природу-матушку, как учит нас "Гринпис", надо уважать и любить…
В заключительный день процесса небольшой зал районного суда был набит битком. Вокруг оцепленного милицией здания шастали пикетчики: юные девицы с голыми пупками и плакатиками типа "Люся, мы с тобой!", "Смерть старым козлам!" и "Все мужики сволочи!" и шустрые старушонки с транспарантами "Тут вам не там!", "Долой Америку, секс и мини-юбки!", а также неизменным "К ответу оккупационную власть!".
Судья читала приговор долго и нудно. В конце концов, выяснилась суть: Егора Альфредыча оправдать, Люсю, наоборот, признать виновной и приговорить к штрафу в размере десяти минимальных окладов…
Пробиваясь к выходу сквозь толпу журналюг с микрофонами и телекамерами, гендиректор столкнулся нос к носу с Люсей. Толпа прижала их друг к другу, Егор Альфредыч нежно погладил девушку по попке и прошептал в розовое ушко:
– Ну, так что, Люсенька, может, все-таки пообедаем где-нибудь?
Но Люся только яростно зыркнула в улыбающееся лицо несостоявшейся жертвы, прошипела сквозь зубы "С-старый коз-зел!.." и с утроенной энергией стала пробиваться к выходу.
Творцы истории
Позднее утро. В большой светлой комнате сидят два молодых человека. Это ВАСЯ и ПЕТЯ, недавние выпускники сценарной студии. Они сочиняют синопсис очередного фильма исторического сериала "Как изгалялась шваль". Фильм посвящен строительству Днепрогэса.
ВАСЯ. Ну что? Стартуем с совещания в Кремле, где Сталин дает задание начать строительство?
ПЕТЯ. Ты что! Ясно же сказано: Сталин – людоед и преступник, а все победы и достижения – дело рук народа.
В. Тогда так: в маленькой хатке за поздним ужином сидит семья – Тарас и два его сына, Остап и Андрий.
П. Точно! В хате темно, горит только лучина.
В. Слышь, а лучина это что? Как она горит?
П. Откуда я знаю? Это пусть режиссер с консультантом разбирается… Ну вот, и Тарас вдруг говорит: "А что, хлопцы, хреново без света?" – "Хреново, батька, – дружно откликаются сыновья. – Ни телик поглядеть, ни Интернет подключить. И чтоб мобилу зарядить, в район надо ездить…"
В. Постой! А в деревне тогда какой Интернет был? Кабельный или вай-фай?
П. Откуда я знаю! Это пусть консультант подсказывает.
В. А если решат сэкономить на консультанте?
П. Тогда и хрен с ним! Как напишем, так и будет. Кто на такие мелочи внимание обратит?.. Значит так, дальше Тарас говорит: "Тогда вот что, хлопцы, связывайтесь со своими друганами. Подымайте народ на стройку. Будем сооружать Днепрогэс…" Хлопцы переглядываются, вынимают мобильники. Тарас: "Нет, хлопцы, мобильники НКВД прослушивает. А надо действовать так, чтобы начальство ничего не почуяло. А то ведь они, душегубы, мигом всех нас в ГУЛАГ запрут. Вы вот что – идите прямо сейчас по хатам, пусть соседи собираются, идут по соседним селам. И потихоньку, поодиночке, задами, задами всем миром к Запорожью…"
В. А как это "задами"? Спиной вперед, что ли?
П. Балда, в Даля заглядывать надо! "Задами" – это значит по задворкам.
В. А-а…
П. Ну и вот сыновья подымаются и с песней уходят.
В. А какую песню они поют?
П. Я думаю на музыку Берковского: "Я хату покинул, пошел працювать, чтоб вольты-амперы с Днепра добывать…"
В. Годится!.. Ну, середина проще простого. Народ трудится. Власти пытаются разведать, что именно там творится, засылают шпионов и вредителей. А народ их разоблачает и – к ногтю!
П. Не всех. Некоторых перевоспитывает. Там же гарные дивчины тоже работают. Они любого коммуняку сделают ангелом с крылышками. Представляешь, какие сюжеты можно закрутить? Тут тебе и страсть, и ревность, и соперничество, и диверсии, и перестрелки со смершевцами. Шекспир отдыхает!
В. А стройка?
П. А что стройка? Кому она интересна? Строят и строят… Теперь главное – концовка.
В. Давай такой финал сделаем: кабинет в Кремле. Ночь, Москва спит. Сталин, покуривая трубку, бесшумно ходит по кабинету в своих мягких сапогах и френче. Время от времени он подходит к столу, где громоздятся расстрельные списки, чтобы поставить свою подпись.
П. Точно! И тут вдруг дверь без стука распахивается и в кабинет, роняя пенсне, влетает Берия…
В. Нет, погоди. Сталин подходит к окну, глядит на спящую Москву. Камера берет панораму темных улиц, по которым движутся десятки автомобильных фар. Это "черные воронки" забирают новых репрессированных…
П. Потом камера спускается вниз, к перекрестку, где остановились два "воронка". Водители выходят из кабин, здороваются…
В. "Здорово, Диман!" – "Здорово, Серый! Закурить найдется?" – "Держи". – "Ух, ты, иностранные! – читает по буквам: – Лу-цки стри-ке… Где взял?" – "Где-где – в Караганде! У шпиона, конечно! У меня была наводка на 16-ю квартиру, а там никого. Ну, я к соседу. Ты, спрашиваю, Иванов Петр Иванович? Он – нет, говорит, я Петров Иван Петрович…"
П. … "Ага, говорю, успел, гад, в подполье уйти! Тут у вас, выходит, целое змеиное кубло. И глядь – у него на столе целый блок этих сигарет лежит. Где, говорю, взял? А он мне этак бесстыже: я, дескать, дипкурьер, летал в Америку, там и купил. Я говорю: всё понятно, собирайся, соколик, долетался…"
В. И тут мобильник начинает играть вызов: "Ши-ро-ка-а стра-на моя родна-ая…" Диман подносит трубку к уху: "Слухаю, товарищ сержант госбезопасности!" Из мобильника строгий голос: "Ты где, Васильков? Расстрельная команда уже весь спирт выпила, а тебя все нет и нет". – "Виноват, товарищ сержант госбезопасности! Через десять минут буду! Ну, ладно, Диман, держи пять"…
П. Камера отъезжает, плавно переходит опять в кремлевский кабинет. Вдруг дверь без стука распахивается и в кабинет, роняя пенсне, влетает Берия…
В. "Коба! – кричит он. – Только что поступило сообщение: эти сволочи Днепрогэс построили!" Сталин спокойно отвечает: "Таваришч Бэриа, далажитэ спакойна, что там у вас в странэ праизашло". Берия, взяв себя в руки, сообщает, что по оперативным донесениям в эксплуатацию только что сдан нелегально построенный на Днепре гидроузел, который уже дает ток.
П. Сталин на минуту задумывается, потом говорит: "Так, таваришч Бэриа, всэх страитэлэй расстрэлять… Днэпр, это гдэ?" – "На Украине, товарищ Сталин…" Сталин подходит к огромному глобусу, ищет Украину. Добавляет: "Всё рукаводства Украины тоже расстрэлять… Хатя нэт, нэ всё. Никиту аставьтэ, он гапак харашо пляшет".
В. На лице у Сталина появляется улыбка. Из-под густых усов выдвигаются длинные белоснежные клыки.
П. Точно! Потом Сталин приказывает: "Днэпрагэс обэспэчьтэ рабсилой… И пускай он тэпэр называэтся Днэпрагэс имэни Владымыра Ильича Лэнина". Берия радостно восклицает: "Бусделано, товарищ Сталин!" И улыбается в ответ. У него изо рта тоже проглядывают клыки, только калибром поменьше.
В. Камера плавно переходит на кремлевские звезды, истекающие багряной кровью невинно убиенных страстотерпцев. Звучит мелодия "Интернационала"… Конец фильма!
П. Класс! Значит, ты пиши первую серию, а я берусь за вторую.
В. Лады!
Друзья хлопают друг друга по ладоням и, открыв ноутбуки, дружно набрасываются на клавиатуру. В дальнем темном углу, крепко обнявшись, безутешно рыдают Клио и Мельпомена.
Судебный иск
– Иду подавать судебный иск! – нанося боевую раскраску, громогласно сообщила Елена Петровна, менеджер по сбыту, энергичная дама самого опасного возраста.
– Ой! – испуганно вскрикнула ее коллега и ближайшая подруга Тоня. – А на кого?
– А вот на него! – Елена Петровна кинула на стол газету, где под броским заголовком "Кандидат идет в народ" красовалась обширная фотография.
– Ой! А за что?
– За сексуальное домогательство! – гордо бросила Елена Петровна.
– Ой!.. А какое?
– А вот такое! Когда мы с ним учились в третьем классе, нас посадили за одну парту. Так он целый год мне житья не давал. То ущипнет за ляжку, то за косичку дернет… А то специально уронит ручку и шарит по полу. А сам мне под юбку заглядывает… У меня и свидетели есть. Из бывших одноклассников.
– И чего ты требуешь?
– Да так, мелочь! Всего десять тысяч…Баксов, естественно.
– Ой! Так много?
– Чего ты заладила – ой да ой? Разве это много? А ты помнишь, сколько заломила какая-то американская стерва, когда ихнего кандидата в президенты обвинила в приставании? Вот то-то! Так что пусть этот хмырь еще спасибо скажет, что я такая добрая!.. А не заплатит – я ему такой сабантуй устрою! Перед всем народом наизнанку выверну!
И Елена Петровна, защелкнув сумочку, неумолимо и победоносно, точно бронетранспортер на безоружных пикетчиков, двинулась навстречу светлому будущему.
Ахиллес без пятки
Чудаки эти американцы, ей-богу! Целую науку придумали, как подбирать кадры. Экзамены кандидатам на должность устраивают, тестами голову морочат, через детектор лжи пропускают.
Наши начальники, когда слышат про всю эту хреновину, только ухмыляются. У нас-то система давным-давно устаканена. И работает, как часы.
Примерно таким макаром…
Перед бригадиром стоит добрый молодец. Былинный разворот плеч, героический лик, чистые, как спирт-ректификат, глаза, выпуклый лоб мыслителя. Бригадир молча его рассматривает, потом интересуется:
– Какой, говоришь, разряд?
– Шестой.
– Да ну? Ас!.. Пьешь?
– В рот не беру… Разве что по праздникам. Не больше стопочки.
– Значит, по бабам ходок?
– Что вы! У меня жена, двое детей… Живем душа в душу.
– Та-ак… Жилищные условия? Небось, плохие?
– Да нет, все нормально. Отдельная трехкомнатная с телефоном в хорошем районе. И дача имеется.
– А как насчет чаевых? В смысле – с клиента не прочь слупить сотенку-другую сверху?
– Ни в коем случае! Всегда беру строго по прейскуранту.
– Ну, хоть в рабочее время пошастать любишь?
– Никуда не отлучаюсь. Даже на перекуры не выхожу. И вообще не курю.
– Да ты прямо ангел с крылышками!.. Будильник у тебя не шалит? В смысле – не опаздываешь?
– За всю жизнь ни разу!
Бригадир задумчиво скребет недельную щетину на подбородке.
– Да-а, герой… Нашей команде, вообще-то, разнорабочий требуется. Ну, там – подай-принеси. Так что тебе, думаю, не с руки.
Добрый молодец недоуменно пожимает плечами.
– А мне сказали – нужен специалист высокой квалификации…
Он разводит руками, вежливо прощается и уходит. Бригадир берется за телефон.
– Але! Герасим Эдуардыч? Ты что же это, мил-друг, прислал мне Ахиллеса без пятки? Какого Ахиллеса? А был такой когда-то в Греции. Сам весь непрошибаемый, одна только пяточка слабая… Вспомнил? Во-во! Так вот мне как раз такой и требуется – с пяточкой. Чтобы все было у него распрекрасно, но если, не дай Бог, начнет права качать, всегда можно было его за эту пяточку прищучить. Да ты сам знаешь, что мне тебя учить! Так что давай, подыскивай. Договорились? Ну, бывай!..
Вот такая у нас система. Министров как, по-вашему, набирают? А всяких там мэров, спикеров, прокуроров? А в ого-го каком кресле кто сидит, как вы думаете?.. Крутой! Хитромудрый! Всезнающий! Но – Ахиллес! С пя-а-аточкой…
Рекорд для "Книги Гиннеса"
Густопопсовый певец Геша Синеглазов, которого официальные бумаги упрямо именовали Геннадием Николаевичем Гнилозубовым, осторожно отодвинул штору и с опаской выглянул в окно. Музыканты его группы рассредоточились по комнате, хмуро зыркая на шефа. Только клавишник Аркаша, носастый анекдотчик и проныра, неспособный усидеть в неподвижности больше полутора секунд, старательно изображая на продувной физиономии вселенскую скорбь, бесшумно и виртуозно выписывал ногами замысловатые кренделя то ли заморского степа, то ли родимой "цыганочки".
От входа в гостиницу, теряясь где-то в отдалении, змеилась необычная очередь. Насколько Геша мог разглядеть, ее составляли девчонки лет семнадцати с ребятишками-грудничками. Часть младенцев мирно посапывала в колясках, других, орущих на разные голоса, мамаши, подхватив на руки, тетешкали, стараясь утихомирить. В морозном воздухе клубился густой пар от дыхания сотен ртов и носов. Смешиваясь с неразборчивым говором, он поднимался вверх и, казалось, просачивался сюда, в гостиничный номер "люкс", переполняя его истерично-веселым напряжением и угрозой.
"Вот не было печали!.." – с тоской подумал Геша, почему-то на цыпочках отходя от окна и ныряя в уютное кожаное кресло…
Ровно год назад и именно здесь, в Краснотайгинске, многолетняя Гешина борьба за выживание в шоу-бизнесе наконец-то увенчалась успехом. Тогда перед самым Новым годом, на католическое Рождество, в город неожиданно нагрянули американцы, чтобы почтить своим присутствием открытие какого-то образцово-показательного колледжа. Местные власти загорелись идеей устроить по такому случаю приличный концерт. А Геша как раз в очередной раз "чесал" провинцию, не гнушаясь даже самыми захудалыми кабаками и сельскими клубами. И подвернулся под руку…
– Шеф, – врываясь в номер, громко доложил Толян, друг детства, выполнявший при Геше роль менеджера и начальника охраны. – Все к тебе. Всем охота показать тебе твоего сыночка… Или дочурку.
Геша поморщился, сильно потер суставами пальцев виски.
– Слышь, Толь. Ты вот что… Проверь-ка толком, с какой такой радости они мне всю эту ораву на шею вешают…
– Есть! – Толян, изображая усердие, отдал пионерский салют и покинул номер.
Геша откинулся на спинку кресла и закрыл глаза…
Тогда, на Рождество, его выступление неожиданно произвело фурор у сильно подогретой публики. Особенный восторг вызвал только что сочиненный гитаристом Серегой шлягер с лихим припевом:
Эй, девчонка! Ты откелева?
Краснотайгинская?
Ну, так ложись!
Малолетки обоего пола, заполнившие большую часть зала, орали, визжали и пять раз вызывали Гешу на бис. Назавтра ему предложили для очередного концерта местный Дворец спорта. И снова случился триумф.
Правда, тогда он еще выкладывался по-честному, обходясь без "фанеры". В антракте у него даже пошла носом кровь. Пришлось вызывать скорую. Пока приехал врач, пожилой очкарик со смешной пегой бороденкой, махровое банное полотенце из белого почти сплошь стало ярко-красным.
А через неделю открытие колледжа показали в одной из программ центрального ТВ, и Геша из болота безвестности мигом взлетел на звездную высоту. И сумел там удержаться. В знак благодарности Краснотайгинску он и решил, широко оповестив прессу, каждый год праздновать здесь свой "второй день рождения"…
– Шеф!
Толян вошел на этот раз неспешно, подталкивая перед собой белобрысую пигалицу в длинной черной шубейке и пушистой норковой шапке. Пигалица бессмысленно таращила густо подведенные глазенки, ее щедро измазанный почти черной помадой рот кривился в испуганной полуулыбке. Перекосившись, пигалица с трудом удерживала в охапке огромный сверток, сооруженный из голубого стеганого одеяла с кружевной оторочкой. Толян бережно откинул уголок одеяла, оттуда выглянуло безмятежно-розовое личико спящего младенца.
– Шеф, – сказал Толян, – дело-то серьезное. Вот гляди, чего я у нее обнаружил.
Он сунул Геше какую-то строгую бумагу с плотным текстом, штампом, печатью и размашистыми учеными подписями. Геша стал было читать, но споткнулся на заковыристом термине и махнул рукой.
– Давай растолкуй своими словами.
– В этом документе, – пояснил Толян, – подтверждается, что это твой сын. На основании генетической экспертизы.
– А где делали экспертизу?
– В Москве. В самом главном по этим делам институте.
Геша вскочил на ноги, вплотную приблизился к девчонке.
– Ну-ка! – грозно выпалил он. – Колись, чего у вас тут происходит! Ну!..
Девчонка вздрогнула, но не издала ни звука. Только лупала накрашенными ресницами да громко глотала слюни.
– Шеф, ты полегче, – посоветовал Толян. – А то еще лужу тут нам напустит.
Геша сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, взял пигалицу за плечи и аккуратно опустил в кресло.
– Не бойся, ничего с тобой не случится. Сделаем так: я спрашиваю – ты отвечаешь. Лады?
Девчонка кивнула.
– Ну, вот и хорошо… Итак, почему ты считаешь, что это мой ребенок?
Пигалица сморщилась, словно собираясь заплакать, но вдруг улыбнулась сквозь слезы и пискнула:
– Ваш!
– Да откуда он взялся-то? – прошипел Геша. – Мы что, спали с тобой? Трахались?
Девчонка густо покраснела, замотала головой.
– Тогда что? Ветром от меня надуло?
Пигалица пошлепала губами, громко проглотила слюну и наконец пропищала:
– Это… Это новое слово науки…
– Ребенок из пробирки? – подсказал Толян, успевший в прошлой жизни окончить философский факультет.
– Не-а, – мотнула головой пигалица. – Пал Андреич открыл новый способ.
– Какой еще Пал Андреич?
– Доктор… И ученый… Он гений, – убежденно проговорила пигалица.
– Погоди, погоди, – холодея, пробормотал Геша. – Это такой длинный, тощий… В очках… У него еще борода странная: на щеках черная, а под губой – рыжая с проседью… Он?
– Да-а…
– Ну, гад! – Геша, сжав кулаки, забегал по номеру. – Ты помнишь? – обратился он к Толяну. – У меня кровь носом шла. А он полотенце потом с пятнами с собой прихватил. Нам за него еще платить пришлось … – Толян молча кивнул. – Ну, гад! Поймаю – убью! – Геша еще побегал туда-сюда по номеру, снова остановился перед пигалицей. – Лет-то тебе сколько?
– Ше… Шестнадцать…
– А ну не ври!
– Через восемь месяцев будет…
– Нет, ну не гад, а? Ну, подо-онок! – Геша опять пустился бегать по номеру.
– А сколько еще девчонок родило? – спросил Толян.
– Девятьсот двадцать семь…
– Во до чего прогресс дошел! – восторженно прошептал из дальнего угла уставший от долгого молчания Аркаша.
– А ты откуда знаешь? – не отставал Толян.
– Пал Андреич говорил… – пигалица, похоже, немного освоилась, заговорила спокойнее. – Он сказал, что проводит экс… экс-пе-римент. И пригласил всех девчонок из нашего лицея и других школ в нем поучаствовать… Пал Андреич сделал ровно тысячу операций. Но забеременели не все. Потом у кого-то случился выкидыш, кто-то родил мертвого…
– По сколько брал? – деловито уточнил Толян.
– Чего?