- Лично я - нет… В нашей семье рассказывали, что перед Великой Отечественной войной наш дед Магомет Доджиев, решил повезти многочисленную семью на свою родину, в Чечено-Ингушетию. Погостили у родни, но потом бабушка взмолилась, больше не могу в такой жаре жить, хочу обратно на родину. А после войны Сталин выселил ингушей с Кавказа. С тех пор, насколько мне помнится, никто из нашей чукотской родни даже и не мечтал переселяться на Кавказ…
- Вот не понимаю здешних людей - ну за что можно любить эту землю? Уж точно как в песне: двенадцать месяцев зима, а остальное - лето. Никаких растений, ни коров, ни лошадей, один морзверь…
Рыжков хотел было сказать, что и внешним обликом ему не очень нравится местное население, но вовремя остановился, вспомнив, что мама и бабушка Лизы чистокровные эскимоски. Он уже воображал себя владельцем двухкомнатной уютной квартиры в теплой, тихой Рязани. Кругом лес, поля, зеленые луга…
- Ну, насчет растений вы это зря. Особенно теперь, когда перестали привозить с материка овощи и фрукты. Мы запасаем зелень на всю зиму. Консервируем по старым рецептам, и этого нам хватает до весны. А летом на наших столах не переводится местная зелень, ягоды… Даже грибы вот недавно стали собирать. Но больше на продажу русским. Грибов раньше наши местные не ели и не собирали. А ведь этого добра в тундре полно. Теперь и грибы научились сушить, солить. Чукчи и эскимосы, особенно те, кто в селах, могут прожить без привозных овощей и фруктов.
Но Рыжков, поглощенный раздумьями, не очень слушал Лизу. Тем более, пожалуй, что на рязанском колхозном рынке недостатка в свежих овощах не будет. Он думал о том, какой процент проголосовавших за Базарова нужен начальству. В старое доброе время сто процентов считалось настолько естественным, что какие-то даже доли процентов "против" вообще не допускались. Отклонения от ста процентов объясняли плохой погодой, нездоровьем избирателя, но отнюдь не тем, что он высказался против кандидата, олицетворяющего политику партии и правительства. Но вот в условиях демократии да при наличии еще одного кандидата сто процентов выглядели бы очень подозрительно. Значит, требуется так сбалансировать цифры, чтобы они казались естественными и убедительными. Поэтому надо думать.
Лиза Доджиева закончила раскладку бюллетеней и поехала на машине в Люрэн. В Улак, Ванкарем, Нешкан и Инчоун выборную документацию отправили еще три дня назад пограничным вертолетом.
По пути Доджиева попросила шофера завернуть в Аккани, где жили Саша и Нина Захаровы. Раньше они проживали в окружном центре. Нина работала в педагогическом училище, преподавала чукотский язык, а Саша трудился на чукотском радио и телевидении. Время от времени Саша жестоко запивал и по нескольку недель не мог выйти из этого состояния. Он пытался лечиться, но безуспешно, пока не решил окончательно покинуть злачный Анадырь и вернуться на землю своих предков, в упраздненное селение Аккани, расположенное на полпути от районного центра в Люрэн. Саша Захаров построил дом, завел собачью упряжку и даже по случаю приобрел снегоход японского производства "Ямаха". Он вернулся к занятию своих предков и бросил пить.
Он редко появлялся в районном центре, лишь за тем, чтобы прикупить чай, сахар, еще кое-что, и спешил возвратиться к себе, в Аккани.
Захаровы встретили гостей с традиционным чукотским радушием и гостеприимством. Пригласили в жарко натопленный домик и предложили обед. Густой суп из нерпы, сдобренный специями, грудинка с рисом и крепко заваренный чай предшествовали разговору, обмену новостями.
Лиза рассказала о предстоящих выборах, о кандидатах на пост губернатора.
- Я не понимаю людей, рвущихся во власть, - заметил Саша Захаров. - Вроде бы нормальные люди, а как в начальство - становятся безумными. Это какая-то болезнь. Вот мой земляк Пэлят - хороший парень. А стал большим начальником - в корне переменился. И эта предвыборная борьба. Как можно публично заявлять: я хороший, выберите меня? Это как Паниковский, который кричал: возьмите меня, я - хороший! А сравнишь их обещания - одно и то же. Какой тут смысл выбирать? Нет, я в таких выборах участвовать не буду! Тем более имею, как говорится, конституционное право.
- А мы тебе гуманитарку привезли, - попробовала задобрить его Лиза.
- Отдайте кому-нибудь! - сердито ответил Саша Захаров. - Пока у меня видят глаза и руки двигаются, я как-нибудь смогу обеспечить и прокормить себя и жену.
- Значит, к тебе не надо заезжать с урной? - осторожно спросила Лиза.
- Нет никакого смысла! - отрезал Захаров.
- Очень жаль, - поджала губы Доджиева. - Первые демократические выборы на Чукотке.
- Знаем мы эту демократию.
Хозяин провожал гостей до самой автомобильной колеи, которая пролегала километрах в двух от домика.
Несмотря на сытный обед и крепкий чай, душевное состояние Лизы Доджиевой осталось неудовлетворенным после визита к Захаровым. Оглядываясь на постепенно исчезающий дымок над крышей домика, она с тревогой думала о том, что у людей появилось резко выраженное неуважение к властям. Раньше, конечно, тоже было такое, но как-то скрывалось за усмешками, ироническим отношением к многочисленным начальникам, но чтобы вот так открыто… С демонстративным отказом от участия в выборах Лиза встречалась впервые. И появилась у нее в душе нехорошая мысль: а если многие вдруг последуют примеру Саши Захарова? Так можно напрочь прогореть с первыми демократическими выборами на Чукотке. Правда, со стороны Рыжкова таких опасений не наблюдалось. Либо он скрывал их, либо был твердо убежден, что явка будет стопроцентной.
На выборы было выделено достаточное количество спиртного, которое было предписано продавать в специально открытых буфетах при избирательных участках. Указано также, чтобы бутерброды с сыром и колбасным фаршем подавать бесплатно как бы в подарок от кандидатов в депутаты. Конечно, многие соблазнятся, но тревога оставалась.
Председатель участковой избирательной комиссии села Люрэн Сергей Анканто только что вернулся с моря с двумя нерпами. Он, как Лиза, многие годы состоял членом многих комиссий, возглавлял их.
- Буфет - это хорошо, - сказал он обнадеживающе. - С завтрашнего дня запрещаем продавать спиртное в магазине и даже самогонщиков предупредим. Чтобы к началу открытия избирательного участка двадцать первого декабря жажда достигла нужной кондиции. Возникает вопрос - надо ли всем давать бесплатные бутерброды? Ведь многие привыкли ходить на выборы семьями, с детьми. Для них это как бы праздник.
- Детям - конфеты, печенье, леденцы, чупа-чупс. Ну, а взрослым придется всем давать закуску.
Осмотрев помещение для голосования, проверив списки и сдав под расписку Сергею Анканто формы протоколов и избирательные бюллетени, Лиза Доджиева решила переночевать на Горячих Ключах и заодно искупаться в бассейне.
Хозяйка небольшой гостиницы уже собиралась ложиться спать, но обрадовалась гостям. Она выдала чистое постельное белье и поставила чайник. Мария Семеновна Демиденко приехала на Чукотку лет двадцать назад из села Калиновка под Киевом - налаживать птицеводческое хозяйство в совхозе имени Ленина. Поначалу предприятие процветало, возили яйца и курятину в районный центр и даже в отдаленные села - Нуилигран, Энмелен, Улак и Неткан. Но потом началась разруха, перестали возить корм, куры подохли, и в довершение всех бедствий случился пожар, который погубил не только птичник, но и теплицу. До сих пор возле пожарища пахло горелым пером. Марии Семеновне удалось спасти трех кур-несушек и петуха Космонавта. Она так и оставалась у разоренного пожарища уже три года не получая зарплаты, питаясь только тем, что привозили щедрые посетители из района, да редкие теперь почетные гости и иностранцы.
За поздним чаем Мария Семеновна рассказала, как ей с огромным трудом удалось отправить мужа на родину.
- Денег уже на второй билет не хватило, - жаловалась она. - Приняли его там, в Калиновке, как уже иностранца. Что теперь делать, не знаем. Все бросить и уехать, а как же заработанное за три года? Изрядная сумма набегает, жалко оставлять.
Лиза Доджиева знала, что большинство приезжих и рады были бы уехать, но, во-первых, денег на билет не набрать, второе - худо-бедно, какое-то имущество нажито, а у многих уже упаковано в контейнеры, да и невыплаченная зарплата…
- Вот Базаров обещает, если его изберут, то уже в эту навигацию многие могут отправить свои контейнеры. А там, глядишь, и деньги выплатят.
- Хорошо бы… - вздохнула Мария Семеновна. - Вот только мужик мой пишет: на родине делать нечего. Работы нет. Денег нет. Пьянство сплошное. Советует не торопиться с отправкой контейнера. Может, еще вернется. А буду я голосовать за Базарова. Пэлят тоже хороший мужик, но местный. Чукча и есть чукча, наверное, в Москве к нему настоящего уважения нет.
Лизе стало немного обидно от этих слов, и она даже подумала: а не проголосовать ли самой, в знак протеста, за Пэлята? Она ведь, как ни говори, тоже местная, в паспорте записана как эскимоска, хотя языка не знает.
День выборов выдался тихий, безоблачный по всему огромному Чукотскому району, площадью равному большому европейскому государству.
Это радовало сердце Рыжкова, и он еще более уверился в благополучном исходе голосования. Избирательные участки по всему округу открылись в намеченный час, в восемь утра. Были предложения сдвинуть начало голосования на час позже, но многие охотники рано утром отправлялись на промысел нерпы. Связь работала отлично, и уже через час начали поступать первые сообщения. К полудню в большинстве сел проголосовало сорок процентов избирателей. Правда, приходили и неприятные известия: в Нешкане так бурно штурмовали буфет, что поломали мебель и растоптали заранее приготовленные бутерброды. В Люрэне милиция зафиксировала сразу три драки. Получив это донесение, Рыжков первым делом поинтересовался, успели ли задержанные проголосовать. Оказалось, успели, и это успокоило председателя избирательной комиссии.
А в общем и целом все шло неплохо. И по всему Чукотскому автономному округу первые демократические выборы первого губернатора проходили на удивление организованно и дружно, как в добрые, старые, советские времена.
После трех часов пополудни Рыжков, получив сведения о том, что процент проголосовавших перевалил за пятьдесят, облегченно вздохнул и поспешил в свои кабинет выпить чаю. Пригласил он с собой и Лизу Доджиеву.
- Считай, что мы с тобой эти новые выборы провели успешно, - удовлетворенно произнес он.
- Но мы еще не знаем, кто победил, - заметила Лиза.
- Ну, это, так сказать, уже дело техники, - Рыжков загадочно подмигнул, что было совершенно не в его манере. И тут же поправился: - Воля народа - есть воля народа.
К концу рабочего дня почти во всех селениях выборы закончились. Кое-где уже начался подсчет голосов, и результаты сообщались по телефону. Вот здесь картина была тревожной. Чукотский район преимущественно сельский, основное население - чукчи и эскимосы, и поэтому, естественно, они отдавали предпочтение своему земляку Пэляту. Так было в большинстве сел.
- Цифры в протоколах пишите и проставляйте простыми карандашами! - гремел по телефону Рыжков. - Здесь мы все пересчитаем и поставим окончательные данные. Завтра к вам вылетают вертолеты и забирают бюллетени и протоколы. До окончательного подсчета все сведения считаются секретными! Не разглашайте, иначе вам придется строго отвечать!
Лиза слушала и примечала, как сильно напуган председатель избирательной комиссии. Она поняла, что села не поддержали кандидатуру Базарова, а это уже скандал. Эти тангитаны так до конца и не поняли душу чукотского аборигена. Думали, что достаточно будет задобрить его гуманитарной банкой сгущенного молока, килограммом крупы и пачкой маргарина, дать ему выпить на избирательном участке и сунуть в рот бесплатный бутерброд, и он проголосует как надо. Как бы не так!
Она знала, что телефонные разговоры прослушивает на телеграфе Анна, жена Чейвуна, да и у самого Владимира была собственная радиостанция, стоявшая на кухонном буфете и всегда подключенная к частоте, на которой велись телефонные переговоры между селами Чукотского района.
Первым порывом было сообщить обо всем этом Рыжкову, но, подумав, Лиза Доджиева решила промолчать и не выдавать своих земляков. После закрытия избирательных участков, когда она пила чай с Рыжковым, видела, как тот взволнован. Только что он побеседовал с председателем окружной избирательной комиссии в Въэне, с Франтовым, который зашел к Рыжкову в кабинет и о чем-то долго с ним совещался.
На следующий день вертолет облетел села, становища и стойбища и привез запечатанные конверты с бюллетенями и протоколами. В Люрэн за выборными документами на машине съездил Василий Доджиев.
Забрав все бумаги, Рыжков заперся в своем кабинете, отпустив домой членов избирательной комиссии.
После полудня следующего дня, он собрал соратников в полном составе. За эти дни Рыжков заметно осунулся, глаза ввалились, в голосе появилась хрипота.
- Вот что, друзья, - сказал он. - Я не стал вас загружать этой работой: все вы люди семейные, у вас есть домашние дела, поэтому весь этот нудный и рутинный труд я взял на себя. Я все перепроверил, пересчитал.
Он оглядел присутствующих, остановив взгляд на Лизе Доджиевой: она жила одна, взрослые дети давно разъехались, муж умер. Быстро отведя глаза, Рыжков продолжал:
- Вот какая картина получается: за Базарова отдали голоса шестьдесят семь и восемь десятых процента явившихся на избирательные участки, а за Пэлята - тридцать два с копейками. Испорченных и, следовательно, недействительных бюллетеней двенадцать штук, так что наш район дружно проголосовал за Базарова. Но вот что я должен отметить: его соперник Владимир Михайлович Пэлят набрал тоже изрядное количество голосов, что говорит о большом доверии населения к своему земляку. Вот бюллетени, вот протоколы. Можете проверить и подписать.
Лиза машинально взяла несколько бюллетеней и с удивлением заметила, что везде они помечены шариковой ручкой, синенькой, стойкой линией. Ни одного с карандашной пометкой.
- Я хочу от имени окружной избирательной комиссии и ее председателя поблагодарить всех вас. Я сегодня разговаривал с Въэном, там уже есть предварительные итоги. По ним можно судить о победе нашего кандидата Виктора Александровича Базарова с существенным отрывом от его соперника. Еще раз большое спасибо за работу!
Лиза Доджиева поспешила домой. Начиналась пурга. Она может продлиться до Нового года, но природа уже бессильна помешать первым демократическим выборам первого губернатора Чукотского автономного округа.
Глава десятая
Самолет из Нома произвел посадку в Гуврэльском международном аэропорту. Пассажиров было только двое - Антонина Тамирак и Роберт Карпентер. Пограничники проверили их документы, таможенники досмотрели багаж - четыре огромные сумки и три чемодана, и только после этого пассажиров впустили в зал ожидания. Встречал гостей Михаил Меленский.
Он поначалу не узнал Антонину Тамирак. Перед ним стояла элегантная дама в норковой шубе, в изящных меховых полусапожках, в меховой шляпке. Но поразительной была не одежда, а сам внешний облик бывшей санитарки районной больницы. Прекрасный цвет лица, легкий макияж и ровные белые зубы! Улыбка Антонины Тамирак больше не напоминала раскрытое стальное лезвие.
Антонина заметила легкое замешательство земляка и смущенно спросила:
- Что, изменилась?
- Не то слово! - воскликнул Меленский. - Ты стала настоящей американкой!
- Ну, до американки мне еще далеко, - Антонина засмеялась.
Она стала раскованнее, на ее лице вместо вечно виноватого выражения появились уверенность и достоинство.
Каким-то неведомым способом весть о возвращении Антонины Тамирак дошла до районного центра, и встречать ее собралась довольно большая толпа, в которой большинство было просто любопытствующих.
- Какомэй! Антонина! Заграничная женщина! Не узнать! Шуба-то, наверное, миллион долларов стоит! А сколько багажа! Богатая стала! А зубы-то, зубы! Как у молодой моржихи!
Пока молодые поселились в гостевой квартире, тем более что Роберт Карпентер оплачивал ее долларами. Но в тот же вечер Антонина сказала Меленскому, что собирается купить квартиру. Двухкомнатную.
- А разве ты не собираешься жить с мужем в Америке? - удивился Меленский.
- Пока здесь, - ответила Тамирак, - в Кытрыне. Иногда в Америке. А что, нельзя?
- Наверное, сейчас можно и так, - неуверенно протянул Меленский. - А где собираешься работать?
- Здесь же, в больнице.
- Санитаркой?
- А что тут такого? - пожала плечами Антонина. - Вот интересно. Всю жизнь нас учили, что всякий труд в нашей стране почетен. И это было только на словах. На самом деле были работы престижные и непрестижные. Особенно почитались должности при райкоме и райисполкоме. Пусть маленький, но начальник! А вот в Америке даже простой санитаркой быть не стыдно. Главное, чтобы человек собственным трудом содержал себя, не воровал, не грабил ни другого, ни государство.
- Но зарплата здесь просто нищая, да и нерегулярно платят.
- А мне эта работа нравится. Потому что я вижу благодарность в человеческих глазах. Не зависть, не страх, не заискивание, а благодарность.
- Странная ты стала, Антонина, - задумчиво проговорил Меленский.
- А я всегда была такая.
Антонина переоделась в своей каморке в купленную на Аляске специальную одежду и вышла оттуда вся в голубом, с ведром, шваброй и тряпками. Поглядеть на нее сбежался не только весь медицинский персонал районной больницы, но и все ходячие больные. Только повариха больницы, женщина без возраста и фигуры, баба Роза откровенно протянула:
- Ну и дура ты, Тонька, форменная дура. Чукча и есть чукча!
- Эскимоска я, баба Роза. Во мне ровно половина крови нувуканских эскимосов и столько же уныинских или чаплинских.
Главный врач Шлаков заперся в своем кабинете и позвонил Франтову. Объяснив положение, спросил:
- Что делать?
- А она трезвая?
- Совершенно, ни в одном глазу!
- А у тебя нет приличной вакансии?
- Вакансий полно, но не могу же я предложить ей место районного гинеколога?
- Думай сам! - отрезал Франтов и положил трубку.
Уставившись на замолчавший телефонный аппарат, Шлаков посидел в раздумье и покинул кабинет. Антонина усердно терла полинявший линолеум в длинном коридоре. Двери в палатах были распахнуты, и больные переговаривались с санитаркой, расспрашивая об американской жизни.
- Зачем же они на охоту ходят, если и так еды полно? - удивлялся Росхитагин из Нешкана.
- Тамошние наши соплеменники считают, что традиционная еда очень полезна для здоровья. Потому что мы так созданы Богом, и наша еда - это морской зверь и то, что растет в тундре.
- Они верят в Бога?