5. Деревня Бухалово и ее обитатели
Таджик Миша высадил старух возле церкви и, обернувшись назад, громогласно объявил, оставшимся в маршрутке, пассажирам:
– Теперь едем к Вадику Печенкину!
– Слушай, друг, – сказал Мише дед Брюсли, невольно морщась от духа гниющей плоти, веявшего от Манчестера. – Как-то неудобно ехать к жениху без подарка. Где тут у вас можно отовариться?
– Какие проблемы, дорогой! – воскликнул таджик. – Это тебе не какая-нибудь глухомань-мухомань! Мы тут не лебеду жуем. У нас в деревне есть магазин. Бывшее сельпо. А по-современному: мегамаркет! Адын минут и подъедем.
Сказано-сделано.
Мегамаркет "Фрут и овощ" располагался в ветхой избушке на курьих ножках, единственным видимым плюсом которой было то, что она стояла к лесу задом, а к дороге передом. Миша остановил маршрутку прямо возле деревянного крылечка со стоптанными, как сапоги сельского почтальона, ступенями. Возле входа в магазин, озабоченно кудахча, бродили куры. Галки нахально разглядывали их с деревьев. Других обитателей деревни, кроме пернатых, видно не было.
В мегамаркет пошли дед Брюсли, Очкарик и Морковка. Доброе Утро остался в маршрутке сторожить Манчестера, хотя покойник все равно бы не сбежал. Но он мог внезапно упасть и напугать таджика.
Мегамаркет состоял всего из одной квадратной комнаты, похожей на темницу. Вдоль стен от пола до потолка громоздились полки, заваленные товаром. Возле маленького зарешеченного окошка стоял холодильник со стеклянной дверцей. На прилавке – электронная касса. Как видно и до Бухалово современная техника дошла на лыжах. За кассой сидела продавщица в синем форменном переднике, похожая на голодную мышь. По магазину негромко струилась "Роза чайная". (Киркоров. Филипп Бедросович. Радиостанция "Минус Европа").
Маленькая, тощая, с острой мордочкой продавщица вопросительно уставилась на вошедших. Дед Брюсли вежливо поздоровался:
– Добрый день, девушка.
Жующий жвачку Очкарик добавил:
– Здрасьте!
Морковка со словарем подмышкой буркнула:
– Привет, сестра! Чем торгуем?
Замухрышистая продавщица обрадовано запищала:
– У нас все есть: от исландской редиски до гренландской картошки! Бананы, авокадо. Даже яйца пекинской утки.
– А яйца птицы моа есть? – с подковыркой спросил Очкарик.
Продавщица глянула на холодильник, забитый куриными яйцами, но соврать не решилась.
– Честно скажу, молодой человек: в данную минуту нет.
– А бывают? – докапывался Очкарик.
– Редко, но бывают, – уверенно ответила продавщица.
– Покупать картошку в Гренландии и возить сюда, все равно, что носить дрова в лес. Слова Квинта Горация Флакка! – гордо произнес Очкарик.
– Ужоснах. Слышь, турбоботан. От твоей эрудиции нормальным людям становится противно, – рассеяно заметила Морковка, оглядывая полки. – А где сигареты?
Продавщица показал пальцем на ряд веселеньких разноцветных пачек, украшенных угрюмой надписью "Минздрав предупреждает…".
– Вот, курите на здоровье.
Между тем "Розу чайную" сменил древний хит "Я за тебя умру". Продавщица кинула влюбленный взгляд на радиоприемник и пропищала:
– Водичка минеральная есть. Наша, местная, очень вкусная.
– Что за водичка? – заинтересовался Очкарик. Он давно хотел пить, но только не дедов спорыш.
Продавщица обвела рукой полку с пластиковыми баллонами.
– Вот, "Бухаловская минеральная". Мы ее называем "Бухаловкой". Из подземного источника. Юрка Деркач у себя в гараже разливает.
– А где источник-то? – с подозрением спросила Морковка. – Тоже в гараже?
Продавщица тоненько захихикала.
– Ну что вы, девушка! Источник от гаража далече. Аккурат за кладбищем. Да вы не сомневайтесь, вода хорошая, берите!
Дед Брюсли посмотрел на своих спутников, но Очкарику пить расхотелось. "Я за тебя умру" как раз закончилась и под "Немного жаль" Морковка задала новый вопрос:
– Есть у вас казы, суджук, кабырга, другое мсяо?
Она любила казахстанские мясные изделия, но в Питере они попадались редко. Продавщица в недоумении покачала головой.
– Даже не слышала. Как вы сказали? Мсяо?
– А спорыш есть?
Это дед Брюсли решил пополнить свой запас.
– Да его у нас полно, мужчина! – захихикала продавщица. – Как выйдешь за деревню – вдоль дороги растет. Спорыша там не меряно!
Морковка порылась в большой корзине доверху наполненной домашними тапками. Тапок было много, хватило бы на целый китайский город.
– Эти я, пожалуй, возьму, – показала продавщице Морковка одну пару. Тапки были большие, белые, с загнутыми, как у турецких туфель, носами.
– Это для Манчестера? – удивился дед Брюсли.
– Для себя! – буркнула Морковка. – Скоро осень, а полы дома холодные.
– Спорыш нужно пить, чтобы ноги не мерзли, – обиделся дед Брюсли за свою квартиру.
– А вы к кому приехали? – заинтересовалась продавщица. – Я в деревне вроде всех знаю.
– У нас машина сломалась, – пустился в объяснения дед Брюсли. – Мы ищем хозяина автосервиса.
– Юрку, что ли? Так он на мальчишнике. У Вадика Печенкина.
– Мы туда и едем. К этому самому Вадику, – сказала Морковка, кладя перед продавщицей блок сигарет, тапки и лак для ногтей. – Сколько с меня?
– Заодно и нам посчитайте, – присоединился дед Брюсли. Он взял бутылку армянского коньяка, а Очкарик – мятную жвачку себе и пачку овсяного печенья для Доброго Утра.
Пританцовывая за прилавком под разбитную "Сколько-сколько", продавщица выбила чек.
– Ну что, поехали? – спросил всех дед Брюсли, пряча коньяк в пакет.
– Я вот все думаю: "А что мне там делать?" – вдруг проговорила Морковка.
– Вы на Мишке, что ли? – выглянув в окошко и разглядев грязно-желтую маршрутку, пропищала продавщица. – Вы правильно говорите, девушка. Не ездите туда. Мужики ведь! У них как? Найдут какую-нибудь, прости Господи, оторву, и будут ее во все места сношать! Что я на мальчишниках не была, что ли? Пойдемте лучше со мной на девичник к Дианке Перерослой. Там и подождете.
Морковка заинтересовалась:
– А это далеко?
– Да там же! Рядом. Они ведь соседи. Вадик с Дианкой-то. С малолетства он ее за косы таскал, а она ему щеки царапала. Вечно как кошка с собакой грызлись. А теперь в субботу регистрация. Сейчас магазин закрою на переучет и поедем. Я вас с нашими девчатами познакомлю. Меня Вера зовут.
Очкарик предупредил Морковку:
– Смотри, Алёна, не потеряйся. Попутаешь, как на заправке.
Морковка беспечно отмахнулась от него:
– Я вас по бейсболкам узнаю, мальчики. Вы только их не снимайте.
– А деда Брюсли?
– По лысине. У него на голове пять волосинок осталось.
Дед Брюсли возмущенно посмотрел на Морковку, пригладил ладонью пять коротких седых спиралек на макушке, но промолчал. Дослушав до конца "Посмотри, какое лето", продавщица выключила радио, вышла вместе с покупателями на крыльцо и заперла свою избушку на курьих ножках об одном окошке большим ключом. Потом все направились к микроавтобусу, в котором скучали Миша-Манучехр, Доброе Утро и Манчестер.
– Чего вы так долго? – нетерпеливо спросил Доброе Утро, когда пассажиры расселись по местам. – Мне уже несколько раз звонила знакомая. Та самая, которая попросила отвезти дядю Васю в Москву.
– Ну вот! Началось в деревне утро. И что ей надо? – недовольно пробурчала Морковка. Доброе Утро пожал пухлыми плечами.
– Я ничего не понял. Связь очень плохая.
Продавщица вмешалась в разговор:
– У нас сотовый телефон нормально берет только на горушке за деревней. Возле кладбища. Туда даже участковый Пал Палыч бегает, когда начальству нужно позвонить.
– Это где источник с минеральной водой? – спросил дед Брюсли.
– Источник под горушкой. А на самой вершине телефон хорошо работает.
– Придется мне туда топать, – с кислым видом проговорил Доброе Утро.
– Наверное, и мне стоит с тобой пойти, – нерешительно сказал Очкарик.
– А тебе зачем? – удивился Доброе Утро.
– В "кулёк" позвонить. Предупредить, что на пересдачу не приду.
– Погоди раньше времени "очком" играть, – попытался успокоить Очкарика дед Брюсли. – До Москвы осталось всего четыре-пять часов хода. Если до вечера мою "ласточку" починят, то к ночи мы доберемся до столицы, переночуем у Морковкиной родственницы и завтра вернемся в Питер. В котором часу у тебя пересдача?
Очкарик вздохнул.
– С утра. Не успеем. Да я еще и не учил ничего.
– Учение непальских мудрецов гласит: "Жизнь не спросит, что ты учил. Жизнь спросит, что ты знаешь", – назидательно произнес дед Брюсли и посмотрел на Манчестера, который, пристроив голову на плечо Доброго Утра, тусклыми роговицами созерцал спину таджика Миши.
– Я ничего не учил, потому что у меня нет конспекта, – объяснил Очкарик.
– А почему у тебя нет конспекта, горе-студент? – тут же прицепилась к нему Морковка.
Очкарик снисходительно посмотрел на девушку.
– Его нет потому, что мне некогда было ходить на лекции.
– А почему ты не взял конспект у кого-нибудь из однокурсников? – не отставала Морковка.
Очкарик нервно поправил очки.
– Мне никто конспектов не дает. Они все противные.
– А почему ты не взял учебники в библиотеке? – не сдавалась Морковка.
Очкарик удивленно посмотрел на девушку и с возмущением сказал:
– Я считаю, что брать учебники в библиотеке – это нечестно!
– О, Господи! Это почему же?
– А зачем тогда лекции?
Логический круг намертво замкнулся. Морковка обессилено замолчала, отвернулась к окну, вставила в уши наушники. На время она ушла из этой реальности в бушующий мир говнорока. Миша врубил на полную мощность магнитофон и покатил по деревне, одним ухом слушая указания писклявой продавщицы, а другим – чудовищно назойливый родной напев.
6. В раю
Домишко Вадика Печенкина был такой старый и ветхий, что хотелось застраховать свою жизнь и здоровье, прежде чем в него входить. Мальчишник пел и гулял. Даже на улице была слышна протяжная застольная песнь, доносящаяся изнутри. Пьяные голоса нестройно выводили заунывный экспромт о том, как глухонемой Стенька Разин утопил в Волге персидскую сучку Анну Каренину.
Внутри домишко походил на кротовую нору и состоял из цепи маленьких темных комнатушек соединенных между собой узкими коридорами. В целом, все это создавало безнадежный лабиринт. Тем не менее, участники автопробега довольно скоро оказались в помещении, в котором происходило мероприятие. Первым уверенно шагал таджик Миша, за ним семенил дед Брюсли с коньяком и спорышем, а замыкал Манчестер, висящий на плечах Очкарика и Доброго Утра. Морковка отсутствовала. Она, ведомая продавщицей Верой, отправилась в соседний дом, где собрались бухаловские девчата пропивать свою подружку Дианку Перерослую.
В тесной комнате яблоку негде было упасть. В густом табачном дыму видно было плохо, но вошедшие все же разглядели длинный стол, стоящий посреди комнаты, разномастные стулья, собранные по соседям, деревянные скамейки, накрытые клетчатыми скатертями. За столом сидели люди, которые пели, пили, курили, орали, перебивая друг друга. Множество бутылок водки и "Бухаловки" служили украшением застолья. Водки явно было больше, чем пирующие могли перенести, поэтому общество нуждалось в подкреплении.
Во главе стола сидел жених Вадик Печенкин: маленький толстый деревенский парень с простым четырехугольным лицом. Его фигуру, напоминающую подушку, плотно облегал слишком модный черный костюм. На ногах диссонансом белели спортивные кроссовки. Чтобы жених не вздумал сбежать, с обеих сторон его надежно охраняли родственники Дианки Перерослой: участковый Пал Палыч Черноскутов – капитан артиллерии в отставке (соответственно глухой как тетерев) и старый Деркач – вытиран-танкист с парой медалей на потертом пиджачке фасона "прощай молодость". На всякий случай, седой как ковыль старик не выпускал из корявой руки строгую суковатую палку. Рядом с отцом сидел хозяин авторемонтного заведения Юрка Деркач – лопоухий, с крупным кадыком. Дальше жадно курил его помощник Иван Кальсонов – весь обескровленный, с широко раскрытыми от ненависти или выпитой водки, или от того и другого вместе, глазами. Вампир в чистом виде. Дед Брюсли даже непроизвольно обернулся на Манчестера. Сравнил. Иван Кальсонов выглядел хуже. За участковым гнездились три верных друга: Члек, Пукалов и Юфкин. Это они терзали слух и рвали душу всем, кроме Пал Палыча и Манчестера, фальшивым вокалом. В общем, вместе с таджиком Мишей и его пассажирами на мальчишнике собрались тринадцать человек, но если Манчестера не считать за человека, то двенадцать.
Миша-Манучехр сердечно пожал всем руки и показал на своих спутников.
– У ребят машина сломалась на трассе. Я их к тебе притащил, Юрка. Помоги, дорогой.
Юрка Деркач хотел что-то ответить, но Вадик Печенкин его опередил:
– О чем речь, Мишка? Конечно, Юрка поможет. Все поможем! Но не сегодня. Сегодня у меня мальчишник. В субботу навсегда теряю свободу. В рот компот! Значит, нужно незабываемо проводить молодость! Садитесь, мужики, с нами. Я угощаю!
Дед Брюсли вздохнул. Грубая действительность снова не предоставила выбора. Голос усталости коварно нашептывал, что пора обедать и отдыхать. Сдавшись, Дед Брюсли шмыгнул за стол. Вадик Печенкин передал ему блюдо с жареными курами, тарелки с оливье, картофельной толченкой, посыпанной луком и укропом, селедочкой. Дед Брюсли сразу почувствовал себя уютно. Такая грубая действительность ему понравилась.
Пока дед Брюсли примирялся с ситуацией, Очкарик и Доброе Утро усаживали Манчестера на продавленное кресло в самом темном углу.
– Что же вы друга-то за стол не пускаете? – спросил старый Деркач.
– Это мой дядя. Дядя Сережа, – залепетал Доброе Утро. – Его в машине укачало, поэтому он чувствует себя не очень хорошо. Ноги совсем отнялись. Пусть посидит в сторонке, оклемается.
– А ты налей дяде водочки для поправки здоровья, – радушно посоветовал старый Деркач. – Он враз и встрепенется.
– Дядя не любит водку.
– Тогда налей смородиновой настойки. Мать Вадика отчаянную настойку говнякает! На чистом спирту.
– Он не любит настойку.
– Ну, налей ему пива. Что-то же он должен любить?
– Наливай, братан, – поддержал старого Деркача молодой. – Пусть дядя чувствует себя, как дома.
Доброе Утро налил пива и поставил стакан на подлокотник кресла. Пока он возился с Манчестером, Очкарик уже вынул жвачку изо рта и приготовился к трапезе. Таджик Миша налил всем присутствующим водки.
– Пусть Мишка тост скажет! – стукнул палкой о пол старый Деркач. Таджик встал с рюмкой в руке.
– Наши старики рассказывают такую легенду. Однажды на Памире чабан пас отару овец. Высоко над ними в голубом небе парил орел. Он увидел овец, сложил крылья и камнем упал на самого большого барана. Орел схватил барана и понес его в свое гнездо. Чабан поднял ружье, прицелился, выстрелил и попал в орла. Гордая птица упала на дно самого глубокого ущелья, а глупый баран полетел дальше!
Миша звонко чокнулся с Вадиком и закончил:
– Так выпьем же за то, что бы орлы никогда не падали, а бараны никогда не летали! Дернули?
За это стоило "дернуть". Все с достоинством приняли на грудь и, постанывая от наслаждения, занялись закуской.
– Что ты делаешь? – спросил старый Деркач деда Брюсли, заметив, как тот, проглотив водку, приложился к фляжке.
– Спорыш пью, – охотно отозвался дед Брюсли. – Совет тибетских мудрецов: "Запивай водку спорышем и никогда не опьянеешь!"
– Я перебью! – вмешался Иван Кальсонов, глядя своими сумасшедшими глазами на деда Брюсли. – Даже с самолета видно, что вы городские.
Дед Брюсли согласно кивнул. Кальсонов тоже машинально кивнул и продолжил:
– Тогда ответьте мне на один вопрос.
Дед Брюсли хотел ответить, но рюмки снова были полны. Теперь с места поднялся Юрка Деркач.
– Дорогой Вадик! – начал он и замолчал. Юркины глаза уперлись в большую школьную карту двух полушарий, кнопками пришпиленную к стене напротив. Юрка неотрывно смотрел на карту, как будто пытался определить свое местоположение и больше ничего не говорил.
– Юрка, не томи! – привел сына в чувство старый Деркач.
– А вот за это и дернем! – парадоксально закончил свой тост Юрка и одним глотком опустошил рюмку. Все поддержали.
– Тост на все времена, – заметил Очкарик, расправляясь с куриной ножкой.
– Я перебью! – с нажимом произнес Иван Кальсонов. – Я так и не услышал от вас внятного ответа на свой простой вопрос. Значит, я так понимаю, вы не хотите со мной разговаривать? Мол, ничтожная личность, деревенщина. Что с него взять?
– Не бузи, Иван, – сказал Пал Палыч, пожимая широкими, как физкультурный турник, плечами. Он, разумеется, не расслышал о чем идет речь, но по бесноватому выражению лица Кальсонова догадался, что назревает конфликт. – Ты не прав. Они люди приезжие. Могут же они ошибаться?
Тем временем, рюмки были налиты по новой. Настала очередь старого Деркача говорить тост. Зазвенев медалями, старик встал. В одной руке он сжимал рюмку, в другой палку. Палкой старый Деркач погрозил Вадику Печенкину.
– Вот я тебе! Я на тэ двадцать шестом! Я свое дело знал туго! Однажды пять суток в танке не ел, не пил, не спал, не срал, панимаш!
– Дернули! – поддержал отца Юрка. За это не выпить было нельзя. Святое. Все и выпили. Дед Брюсли запил "горькую" спорышем.
– Гомики вы там все, в своем Питере! – грохнул по столу кулаком Иван Кальсонов. – Только гомики увиливают от прямого ответа на прямой вопрос!
Члек, Пукалов и Юфкин затянули еще одну тягучую балладу. Про Ермака-омулёвую бочку, который на Байкале служил ямщиком. Дед Брюсли вдруг почувствовал, что у него открылся третий глаз. Ему стало очень хорошо – легко и тепло. Так же, как, наверное, будет в раю. Даже Иван Кальсонов со своими несостоятельными предположениями уже не казался таким нудным уродом.
– Теперь ты, мил человек, что-нибудь пожелай нашему Вадику, – сказал старый Деркач. Дед Брюсли послушно поднялся на подгибающихся ногах.
– От себя лично и моих квартирантов желаю тебе, дорогой Вадик, чтоб движок всегда тянул, и дома ждали, – вязко произнес дед Брюсли. Он выпил водку и упал на скамейку. Доброе Утро тут же сунул ему под нос фляжку со спорышем. Он был заботливым челом.
– Спасибо, пацаны, – сказал Вадик Печенкин, сделав над собой усилие, чтобы не икнуть. – Я тронут. В рот компот!
– Я перебью! – напомнил о себе Иван Кальсонов. – Вадик, у меня есть миротворческая идея. Если городские не могут ответить на мой вопрос, тогда с них коньяк! Пусть проставляются, раз "очко" жмет!
Члек, Пукалов и Юфкин оборвали свою бесконечную песню. Все деревенское общество выжидательно уставилось на городских. Те в свою очередь посмотрели на своего командора. Дед Брюсли пошарил под скамейкой и важно выставил на стол бутылку коньяка из мегамаркета.
– От нашего стола, так сказать, вашему столу!
Не дожидаясь радостного отклика, Дед Брюсли разлил по рюмкам содержимое бутылки. Армянская жидкость цвета жасминового чая была так же похожа на коньяк, как пинок под зад на эротический массаж, хотя, действительно, здорово шибала настоящими клопами.