Видимо, мой вид представлял собой картину растерянности и сомнений. Митя смотрел на меня недоверчиво, а Саня прихлопнул по плечу своей твёрдой рукой, и уверено произнёс:
- Нормально, братан. Нормально…
Мои коллеги-товарищи ушли.
Мой первый рабочий день окончился.
Я сидел к холле ночного клуба "Зелёная птица". Моя рука лежала в кармане брюк, а в кулаке были зажаты двести долларов. Ровно столько, сколько смогла дать мне мать, когда я уехал из дома.
Она откладывала по копейке с полгода, чтобы скопить двести баксов.
Мне хотелось плакать. Деньги-то были ворованные, и они прожигали мой карман. Отказаться я не смог…
Заповедь: "Не укради" помахала мне ручкой, вместе с семинарией. Легко же оказалось меня уломать!
Я сидел до тех пор, пока уборщица не подвинула шваброй мои ноги.
- Чего домой не идёшь? - спросила она.
Кстати, я даже не спросил, где находится та самая подсобка, где я мог пожить. Спрашивать уборщицу мне было стыдно, и я решил, что переночую ещё пару ночей у тёти Веры. Я уже понял, что смогу снять себе комнату. И даже - квартиру.
Но мне было грустно…
Я купил в супермаркете разных вкусностей, торт и бутылку шампанского. Всё это, прямо в кульке, я отдал тёте Вере, и сказал ей, что устроился на хорошую работу, и что скоро уйду от неё на квартиру.
- Что же это за работа такая? - поинтересовалась тётя Вера.
- Не могу пока сказать, - напустил я туману на ясный день. - Оплата хорошая.
- Смотри, не влипни в какую-нибудь аферу, - взялась предостерегать меня мамина подруга. - Сейчас в Москве каких только жуликов нет!
- Всё в порядке, - как можно бодрее отозвался я.
- Смотри, чтоб не было связано с наркотиками! - продолжала тётя Вера.
Тут уж я смог ответить ей совершенно честно:
- Нет, что Вы…
Это было совершенно нормально.
Глава 21
После второй смены в "Зелёной птице" у меня появился мобильный телефон, новые кроссовки, новые джинсы и пра футболок. А после третьей - я снял комнату в коммунальной квартире и переехал от тёти Веры, сопровождаемый советами и напутствиями.
После четвёртой смены я выслал матери перевод на сумму, равную примерно двустам долларам.
- Сынок, смотри! - кричала мне мать в мобильный телефон. - Не надо мне денег никаких! Смотри, не свяжись там ни с какой компанией!
- Мам, всё в порядке, - успокаивал я мать.
- Кто тебя устроил на работу? Ты был там? У отца… ты был?
- Да… - я не стал обманывать мать.
Она имела право знать о том, где отец.
Я рассказал матери, что отец сидит.
История со сроком отца была тёмная. В историю, видимо, влип не отец, а его женщина, которую звали Натальей Викторовной.
Наталья сама сказала мне, что была виновата. Когда они с Мишей приезжали в клуб на выступление не кого-нибудь, а "Машины перемещений во времени".
Примерно через месяц после того, как я начал работать. Осенью.
До этого в клуб приезжал только Миша. Иногда он сам забирал деньги.
На меня Миша смотрел волком. Но прикопаться в моём хозяйстве было не к чему. У меня всё было в порядке. Я приобрёл такой навык в пересчёте и фильтрации денежных потоков, что даже сам себе удивлялся.
Даже менеджер Митя это ометил.
- Тебе надо в какой-нибудь бухгалтерский институт поступать, - сказал он через пару недель моей работы. - В финансово-экономический!
В моей смене уже все знали, что я вылетел из технического ВУЗа в кнце второго курса, и по идейным соображениям. Это прибавило весу моей персоне.
- Вот поднакоплю деньжат, и подумаю, - ответил я.
Кстати, вариант был весьма правдоподобен. Насчёт "поднакопить". А вот насчёт финансово-экономического - тут надо было ещё подумать…
Итак, мы стояли с Натальей Викторовной в дверях, у входа в зал и слушали, как поёт Макаревский, солист "Машины перемещений". Наташа вышла, вреде бы в туалет. Она просто оторвалась от своего Миши, чтобы поговорить со мной.
– В том, что сидит твой отец, есть доля моей вины… я тоже знала, что бумаги фальшивые… - говорила Наташа, когда Макаревский пел потише.
Я всё равно не мог бы разобраться в деталях. Я понял только одно: отец взял вину на себя и сел на пять лет, по статье - "мошенничество в крупных размерах". Произошло это два года назад.
Клуб, в котором я сейчас работал, изначально принадлежал моему отцу. Как и еще несколько кафе, и два ресторана. Сейчас - владельцем была Наташа. Отец успел переписать всё имущество на неё.
Миша занимал должность генерального директора. Сначала - у отца, затем - у Наташи. Безутешная Наташа уже через год после ареста отца спокойно жила с Мишей в той самой квартире, которую купил отец.
Почему-то мне сразу показалось, что к аресту отца Миша приложил свои шаловливые ручонки. Такое сложилось у меня впечатление. Может быть, потому, что я испытывал к Мише однозначное чувство ревности. Всё таки - Наташа была женщиной моего отца.
Что с того, что я не видел отца десять лет?
Что с того?
- Когда будешь отцу писать, - шептала мне в ухо Наташа, - про Мишу не пиши. Это моё дело. Я сама разберусь!
Кстати… Я не мог понять, что она в Мише нашла… Наташа была мне симпатична. И ко мне она отнеслась как-то… по-человечески.
Но что такие, как Наташа, находят в таких, как этот Миша?
Наверное, что-то находят…
Я обещал, что не буду ничего писать отцу.
Это мне было легко. Я не то, что о Наташе - о себе не мог ничего написать. Я вообще не мог никому ничего писать, тем более - отцу!
Сколько раз я прокручивал в своей голове это письмо… И каждый раз тормозил.
"Дорогой отец"?
"Папочка"? "Папуля"?
Тьфу! Я даже не знал, как мне начать…
Глава 22
"Привет, отец!
Пишет тебе твой сын Василий. Помнишь ли ты, что у тебя есть сын?
Я приехал в Москву, но в институт не поступил. Потому, что я гражданин другой страны. Для граждан других стран - всё платно. Я нашёл Наташу, и она дала мне твой адрес. Она устроила меня на работу в клуб "Зелёная птица". Я работаю кассиром. Говорят, раньше клуб был твоим.
Почему ты не писал нам с матерью?
Мы ждали.
Как ты себя чувствуешь? Какие у тебя там соседи?
Если хочешь, можешь ответить.
Твой сын Василий".
Как ни старался, большего я из себя выдавить не мог. Я заклеил конверт и бросил его в почтовый ящик.
Лети с приветом, вернись с ответом… Эх, отец…
Глава 23
Моя служба в ночном клубе "Зелёная птица" успешно продолжалась.
По ночным клубам я теперь был спец.
Каждый ночной клуб имеет какую-нибудь узкую специализацию. В одном тусуются наркоманы, в другом - голубые. Куда-то приходят, чтобы снять хорошую проститутку, а где-то собираются одни корейцы, или азербайджанцы. Где-то играют попсу, где-то - джаз. Где-то - играют. Естественно, не на музыкальных инструментах.
Может, не всё так - впрямую, что ли. И в корейский клуб может зайти русский или азербайджанец. Но…
"Зелёная птица" специализировалась на драке. Да, именно так. На мордобое.
В нашем клубе вы не нашли бы зелёной молодёжи, и всяких там маменькиных богатеньких сынков. У нас собирался народ, плотно стоящий на собственных ногах. Тридцатилетние. Кто успел уже приобрести стабильный денежный доход.
Не важно, как. Об этом у них в клубе не спрашивали.
Правда, в среднем зале у нас стояли биллиардные столы, но за ними играли только наши клиенты. Профессионалов и убойных ставок не было.
Рок группы приглашались соответствующие. Кроме "Машины перемещений во времени", у нас выступали и "Ногу заело", И "Манго-киви", и ещё много известных и неизвестных рок групп. Расплачивались с группами из тех самых денег, что находились у меня в кассе. Миша заранее оповещал нас, кому и сколько мы должны отдать.
Маститые музыканты - не торговались, а всякие там начинающие, типа "Запечных тараканов", боролись за каждую копейку. Торговались.
Чтож, их можно понять.
Итак, наш среднестатистический клиент сначала как следует надирался. Чтобы почувствовать себя чуть-чуть значительнее, чем он был на самом деле, он закономерно начинал прикапываться к кому-нибудь, или к чему-нибудь.
Клиент нарывался на драку, и он её получал.
В драку клиентов, с целью "разнять и растащить", ввязывались Саня или (и) Лёша, и это было прекрасно!
В праздничные дни, когда народу было особенно много, на усиление Саше и Лёше придавалась ещё пара качков.
Драка перемещалась в холл, иногда заканчивалась на улице. Но Саня с Лёхой не даром были профессионалами. Они били больно, но никого не убивали и не калечили.
Хотя, бывало, что клиенты доставали ножи, и даже палили из пистолетов. В биллиардном зале клиенты колошматили друг друга киями по голове.
Побитых клиентов развозили таксисты.
Удовлетворённый (дракой) клиент, когда его душенька снова начинала томиться, возвращался в "Зелёную птицу", без всяких камней за пазухой, а с чувством благодарности и надежды. На новую драку, и на новые приключения на свою…
Дрались, естественно, не все. Многие получали удовольствие, глядя как другие тузят друг друга.
У нас были фанаты! И Саши, и Лёши, и кое-кого из постоянных клиентов. Им не нужен был ринг, чтобы полюбоваться на бои без правил. Они платили деньги за входной билет в "Зелёную птицу".
Каждый получал свою дозу адреналина. Недовольных не было.
Глава 24
Человеческая душа не знает насыщения. Если бы можно было подраться один раз, и на всю оставшуюся жизнь! Кстати, это касается не только драки.
В большей или меньшей степени, драки случались каждую смену. Если клиент считал себя несправедливо обиженным, и вызывал милицию, то он мог и поплатиться. Милиция была у нас прикормлена. Более того - милиция и была нашей "крышей".
Ментам тоже платили из кассы.
Пожаловавшегося клиента могли забрать. До выяснения. Если при клиенте оставались деньги, менты их изымали, и оставляли человека на ночь в обезьяннике. Наутро менты выкидывали протрезвевшего клиента, который рад был убежать от них подальше.
И зарекался, бедный, когда нибудь звонить по "02".
В каждом зале работал бар, вечером - ресторан.
Бармены - не доливали, официанты - обсчитывали, и жили за счёт чаевых, менеджеры залов воровали со складов. Мы (наша доблестная бригада) были не лучше, и не хуже остальных. У нас просто была своя статья дохода.
Осенью появились ещё и гардеробщики. Белая кость, двое на смену. Эти торговали местами для пальто. Если народу было много, то мест в гардеробе не хватало. За сто рублей можно было всегда купить крючок, а за двести - vip крючок. Или плечики, чтобы повесить дорогую шубу.
У гардеробщиков была небольшая комнатка, откуда они выносили плечики, и куда уносили дорогую шубу. Там они бросали шубу на пол, а в карман шубы вкладывали бумажку с номером. И снова торжественно выносили плечики.
Когда клубная жизнь была в разгаре, гардеробщики валялись в своей комнатке на дорогих шубах, и играли в карты. Иногда - сами валялись, иногда - со своими девочками.
Так протекала клубная жизнь.
Меньше двухсот долларов за смену я не получал.
Я разбаловался, и иногда позволял себе прокатиться со смены на такси.
Я летел на машине, и любовался Москвой… Нет, конечно, я не мог сказать, что Москва лежала у моих ног.
Но что-то такое я чувствовал, в эти мгновения. Что-то подобное…
Чем больше я работал, тем меньше мучился, что везу со смены свои "законные" баксы.
Я чувствовал себя богатым!!! Я чувствовал себя хозяином жизни!!! Я многое мог купить - почти всё.
Почти. Ко всему вышеперечисленному, всё таки, надо было прибавить слово "почти". Училкин сын ещё шевелился во мне, пытаясь приподнять свою побитую, дурную голову.
Ни Наташа, ни Митя, и никто в моей смене не знал, что я - "училкин сын". Об этом знал только один человек - я сам. Если бы я сказал кому-нибудь, что я каждый раз глушу свою совесть, доставая из кармана двести "левых" баксов - меня бы обсмеяли, и в очередной раз назвали бы дураком.
Что с того? Дураком я мог и сам себя назвать…
Я смотрел на клубную жизнь и твердил себе волшебное слово: "Нормально! Нормально! Нормально!"
Не убей, не укради… не сотвори себе кумира…
Ух, как далеко отодвинулось всё это!
Даже намерений отказаться - и тех у меня уже не было. "Господь и намерение целует", - сказал мне священник.
Нечего было Богу поцеловать.
Я спокойно продался за двести-триста баксов за смену. Это были мои тридцать серебренников. Но об этом знал только я.
Когда я разобрался в том, как поступили с отцом Наташа и её Миша, у меня появилось что-то вроде оправдания тому, что после каждой смены в моём кармане оседали эти баксы.
Что-то вроде мести, да?
Но всё равно…
Кто бы знал, как темно иногда бывало у меня на душе… Особенно вначале работы в "Зелёной птице".
Однако, чем больше баксов оседало в моих карманах, тем дальше в угол забивался "училкин сын"…
Глава 25
Добить во мне "училкиного сына" старалась и официантка Лена.
Здесь бы надо вкратце рассказать о моих отношениях с женским полом. Именно вкратце, потому что все отношения можно было бы описать одной строкой. Более того - одним словом.
Только я не буду говорить, каким.
В школе у меня, как и у большинства людей, была первая любовь. Её звали Мила. Милка… Я млел и страдал, я рисовал её профиль на последних листах каждой из своих тетрадей.
Безуспешно!
В нашем классе было несколько группировок. Как я ни пыжился, как ни прикидывался, но войти в группировку "продвинутых" не мог.
Во первых, все знали, чей я сын. Во-вторых, естественно, денег у меня не было. Я так и не научился курить, мне было противно надираться. Я даже не попробовал в школе никаких колёс, а поскольку не курил - не попробовал и травки.
А Мила была из "продвинутых". Ещё в десятом она начала встречаться с Костиком. Они и не скрывали, что занимаются сексом.
Моя же любовь была, как можно догадаться, платонической и неразделённой. Мила даже не ссмотрела в мою сторону.
Уже будучи на втором курсе, я встретил мою Милку. Она была к тому времени замужем (не за Костиком) и катила перед собой коляску.
Мы поболтали о школьных деньках, и разошлись в разные стороны. Я тогда зашёл в кафе, около нашего института, и заказал себе сто грамм коньяку. Такой, понимаете ли, сделал мужской заказ. Я мужественно влил в себя почти все сто граммов: но на последнем глотке случайно вдохнул и закашлялся. Дурацкий коньяк попал мне в нос, и я долго приходил в себя после этого.
Мужчиной я стал в институте, после одной вечеринки, где я случайно перебрал с алкоголем, и съел какую-то таблу, подсунутую мне приятелем. Моя партнёрша, видимо, тоже не поняла, с кем она оказалась наутро в одной постели.
Но мы с ней сделали хорошую мину при плохой игре. Мы немного повстречались после вечеринки, стараясь доказать самим себе, что мы "не просто так", "не спьяну", а как люди. Ну, не по любви, то хоть по симпатии.
Она была хорошая девочка. Оля. Такая же, как я. Её мама была не училкой, а детским врачом. Но любви у нас не получилось. И мы расстались если не друзьями, то приятелями.
И никому не выдали своей тайны, никому…
Мы оба прикидывались…
Официантка Лена оказалась старше меня на три года. Она была разведена, и её дочери уже исполнилось пять лет.
За дочерью присматривала бабушка, так как Лена кормила семью. Не только в переносном смысле - кормила, а и в прямом - просто еду привозила домой.
Частенько мы с Леной ехали ко мне после смены, балдели, отсыпались, ели её еду (то- есть, еду из нашего ресторана), пили вино, привезённое оттуда же.
Не знаю, что Лена нашла во мне. Она могла бы так проводить время и с Саней, и с Лёхой, и с Митей.
Как меня потом просветили, Лена спала до меня и с первым, и со вторым, и с третьим.
Но нам было хорошо вместе.
Лена называла меня "мальчик мой", "мой дурачок", "лапуля", и всегда просила рассказать ей что-нибудь. И я рассказывал. Например, пересказывал "Мёртвые души".
Как она смеялась!
И почти плакала, когда я персказывал "Героя нашего времени"… Да, конечно. Бедная Бэлла… бедная княжна Мери…
Я, конечно, не могу ручаться, что мои рассказы были очень близки к оригиналам. Но Лена шептала мне на ухо, что никогда, и ни с кем ей не было так хорошо, так легко и спокойно…
У нас не было иллюзий - ни у неё, ни у меня. Мне ничего не надо было от этой женщины, кроме того, что есть.
Она не хотела женить меня на себе - уж слишком я выглядел для этой цели неподходящей кандидатурой.
Если между людьми есть симпатия… если между людьми всё честно - разве это, само по себе, не повод к наслаждению?
Есть наслаждение сексом? - Да.
Есть наслаждение едой? - Да.
Есть наслаждение вином? - Да.
Есть наслаждение отдыхом? - Да.
А вот есть наслаждение честностью? - Да.
Конечно, да. Если бы только не этот червячок… Не этот училкин сын, который шепчет по ночам из своего угла, куда, казалось, он загнан навеки…
Он шепчет что-то типа: "Любовь… не прелюбодействуй…" Более того - он осмеливается произнести: "Целомудрие…", "Воздержание…"
Да елки палки! Когда же это кончится!
Глава 26
Я снимал комнату в коммуналке на два хозяина.
Во второй комнате (вернее, в двух смежных) жил дядя Петя со своей благоверной супружницей тётей Полей.
Ну и парочка была, доложу я вам!
Петя выглядел худовато, седовато и лысовато. Поля была толста, громогласна, и постоянно всем недовольна.
До пенсии она работала продавцом в продовольственном магазине, и ещё застала времена дефицита. Тогда - быть продавцом означало совсем не то, что сейчас.
Скорее всего, и сейчас так же воруют. В смысле обмера и обвеса. Но тогда… тётя Поля состояла при дефиците и распоряжалась дефицитом.
Это придавало ей значимости!
Может быть, её постоянное недовольство теперешней жизьнью частично было обусловлено тем, что её отлучили от всемогущего дефицита.
Когда дядя Петя был трезв, его было не видно и не слышно. На всю квартиру разносился только низкий голос его супруги, ругающей всё на свете.
- Опять пенсию не прибавили! - гудела она.
- Так прибавили же, - возражал Петя.
- Ну, да! Одной рукой сто рублей добавили, а второй рукой сто пятьдесят забрали!
- Да, да, - кивал Петя.
- Что это за цены? Нет, ты видел, что творится в магазинах? Это же сколько я должна платить за дохлый окорочок? Что, сотню? Накося! Выкуси!
Петя кивал.
- Послать бы этих, что наверху сидят, пусть бы пожили на пенсию! Пусть бы вскупились в нашем универсаме!
Петя снова кивал.
Ещё тетя Поля любила кричать в телевизор.