– На первое-то время, полагаю, хватит. А потом чего-нибудь придумаем… Одежду бы достать, – сокрушенно вздохнул капитан. – Хоть какую…
– Ничего, – возразил Ривалдуй. – Нам бы только ночь перетерпеть – утром солнышко взойдет… А то и впрямь можно листиками…
– А ты не передергивай! – с обидой засопел Матрай Докука. – Эдак-то я тоже, знаешь ли, умею. Ну ладно… Я больше не сержусь. Итак, кража со взломом?
– Вовсе нет! Кража без взлома, – весело поправил Ривалдуй. – Полный порядок! Практическое применение теоретических знаний. "Космонавт в любой науке – мастер на все руки", как хорошо писали в Правилах, параграф номер восемьдесят семь. Там вообще полезных мыслей – тьма. Ну, побежали?
Пункт пятый
Они мчались, не разбирая дороги.
Полная, пусть и не очень крупная, луна вполне пристойно озаряла путь…
Ривалдуй – как самый сильный и всегда готовый к подвигу – тащил мешок, перекинув его через плечо.
– Стой! – вдруг крикнул страшным голосом Матрай Докука и рубанул рукой, точно опустил перед собой шлагбаум. – Стой! Ключи забыл!
– Какие еще ключи? – с протяжным вздохом остановился Пупель Еня. – Ты, кэп, по-моему, стал заговариваться…
– Да в штанах, которые аборигенам отдал, – ключи от моей квартиры!
– На что им твоя квартира нужна? – рассудительно заметил Ривалдуй.
– Им-то, может, и не нужна, но я как домой попаду? Подумай сам.
– Эх, кэп, совсем ты у нас спятил! – жалостливо молвил Пупель Еня. – Вот к чему контакты-то приводят!.. Что ж, возвращаться нам из-за твоих ключей?
– Да ведь и где теперь наша ракета?.. – с грустью вставил Ривалдуй.
Матрай Докука в полном смятении со стоном крутанул головой и, шмыгнув носом, зябко поежился:
– Значит, опять придется дверь ломать… В который уже раз… А она, заметьте, у меня толстым железом обита… И замков там – восемнадцать штук!
– Ничего, кэп, сейчас – перебьешься, – пренебрежительно бросил Ривалдуй. – Нашел время горевать! Ну, а дома, в случае чего, я помогу. Уж не впервой… Пошли. А то, глядишь, вот-вот погоня начнется…
Пункт шестой
Внезапно ночную тишину распорол басовый звук, перешедший понемногу в рев ста тысяч разъяренных львов, и тогда в небе вспыхнула новая звезда.
Она пухла на глазах, пока не приняла, наконец, очертания огненного восьмигранного веретена с громадным как бы дышлом на хвосте.
Корабль – а это, несомненно, был корабль – пронесся по небосклону и исчез, круто зайдя на посадку.
Вновь стало тихо.
– Ишь ты, – подивился капитан, – как ловко! Прямо высший пилотаж!..
– Да, кто-то прилетел, – тоскливо прошептал Пупель Еня. – А мы – далеко…
– Похоже, километров десять, – прикинул Ривалдуй. – Или даже меньше. Не так уж и далеко… – добавил он совсем негромко.
Но оба спутника услышали его.
– Тогда мы будем первыми. Должны быть ими, – заявил Матрай Докука, и Ривалдуй одобрительно закивал.
– Где? – не понял Пупель Еня.
– У ракеты. Где ж еще?! Те, кому пришел черед улетать, заявятся только утром – судя по всему…
– Ты хочешь сказать… – робко начал Пупель Еня.
– Когда заявится это местное жулье, – пояснил капитан, – все должно быть кончено. И будет оч-чень славно, ежели к утру этой ракеты вообще здесь не окажется. Как знать, может, экипаж прихватит нас с собой…
– Даже и мечтать боязно, – проговорил, зажмурясь, Пупель Еня. – Только поймут ли они, кто мы такие? Что мы явились… с добрыми намерениями?
– Ничего, как-нибудь растолкуем. Без всяких лингвоперчиков. Найдем подход.
Приписка на полях:
Через тернии к звездам – это прекрасно! Но где ж взять столько терний, чтобы каждая звезда была на небе в радость?!. Рассужденьем поделился Бумдитцпуппер.
Пункт седьмой
– Смешно, – заметил Ривалдуй, – носимся по Вселенной как оглашенные, а здесь, с места не сходя, с полмиром перезнакомишься! И всяк к тебе подъехать норовит… Отчего так, хотел бы я знать?
– Я уже об этом думал, – с важностью ответил капитан. – Проблемка – хоть куда! И всё ж… Ты вспомни: в старину у каждого квартала в городе была своя помойка. И люди культурные не гадили под себя, а все отбросы сносили туда. Своего рода – центр притяжения для разного дерьма. Помойка – звучит гордо. Хоть и на отшибе, но всегда – как будто посреди чего-то. Сердцевина, пуп района… Там, на свалке, можно было и разжиться кое-чем… И люди собирались, обсуждали новости…
– Ты хочешь сказать, что здесь – такая вот вселенская помойка? – недоверчиво хмыкнул Ривалдуй. – Но тогда надобно определить: что или кто именно – отбросы? Мы вроде бы и ничего особенно такого – нарочно-то на выброс – с собой не везли… Выходит, все мы – разгребатели? И если бы не это, мы и не попали бы сюда? А всё летели и летели бы себе – ища Контакт, высокий разум? Да? Я верно понял?
– Червячку среди помоев – самое оно́! – внезапно вставил Пупель Еня.
– Я не знаю. Может быть, – развел руками капитан. – Но мы и вправду повстречали разум только тут. Конечно, малость специфический, и тем не менее… Как будто силовые линии по космосу идут, заветные вселенские тропинки… Место сброса – здесь. Вот и заносит всех – неведомо откуда.
– Что другие делают тут, мне, знаешь ли, плевать! – воскликнул Ривалдуй. – Это – их заботы. Но нашей-то цивилизации, такой великой и могучей, – ей что делать на помойке?! Чем разживаться? Что выбрасывать?
– Что? – безмятежно повторил Матрай Докука. – Ну, мало ли… Экий ты недогадливый! А себя?
– Как так?! – ахнул Ривалдуй.
– Короче, все мы малость – опомоились. Я угадал, кэп? – саркастически хихикнул Пупель Еня. – Никто не хотел оказаться на свалке, но история – наш рулевой – приказала… И тогда понятно, почему мы – здесь!
– Бред какой-то! – возмутился Ривалдуй. – Галиматья, и точка. Стыдно даже! Не могу поверить…
– Верят – в храме, – отозвался Пупель Еня. – А здесь кое-что иное…
– Что ты к слову прицепился? Ясность подавай ему. Ну, хорошо, скажу иначе: просто удивлен! Теперь – доволен?
– Хватит, братец, удивляться будешь после, – капитан со вздохом потянул Ривалдуя за собой. – Ходу, ребята, не тормозите! Не знаю, как там остальное, но то, что в этом мире темп – важней всего, заметно сразу. Помойка не помойка, а хапнуть нужно – в срок. Иначе точно будешь весь в дерьме.
– Уже в нем по уши сидим, – пробурчал Ривалдуй. – И всё барахтаемся, пробуем куда-то плыть… Проклятый мешок! Кэп, может, бросим его?
– Я тебе брошу! – пригрозил Матрай Докука. – Размечтался!.. Сам же первый потом есть запросишь.
Пункт восьмой
Они снова бежали по лугам, переваливая через холмы, пересекали мелкие ручьи, овраги и редкие перелески.
– Кэп, я больше не могу! Устал. Дух вон, – простонал чуть слышно Пупель Еня, резко сбавляя шаг.
– Терпи-терпи, Пупель, чтó за разговоры?! – прикрикнул капитан. – Ты ведь хочешь вернуться домой?
– "Плох тот солдат, который не хочет стать генералом", сказал генерал, посылая всех своих солдат в смертельную атаку, – разглагольствовал на ходу Ривалдуй.
– Слушай, Ривалдуюшка, ты выведешь меня из себя! – озлился капитан.
– Не боись, кэп, мы-то уцелеем! Не впервой! – отмахнулся Ривалдуй. И неожиданно замер: – Слышите?
Со стороны недавно севшей ракеты вдруг донеслось уже знакомое стрекотание.
– Как, опять вертолет? – всполошился Пупель Еня. – Погоня? За нами? Хотя нет… Летят нам навстречу. Значит, со свеженького корабля?
– Кэп, нужно как-то привлечь внимание, – засуетился Ривалдуй. – Что-то сделать… Сигнал какой-нибудь подать…
– Умолкни! – оборвал его капитан. – Есть у меня скверное предчувствие… Может, это вовсе и не с корабля… Лучше спрячемся. Живо!
Они распластались за массивными валунами и притихли, с тревогой вглядываясь в ночное небо.
Вертолет прошел низко, но стороной.
– Видали? Здешняя машина, – прошептал, трясясь от холода, и страха, и досады, Пупель Еня. – Все-таки – от корабля летела. Вот дела!.. Неужто ракету прибрали к рукам? Но здесь двое суток – рекордный срок! А ведь всего-то, полагаю, два с небольшим часа прошло. Ну, три!
– Мысль человеческая совершенствуется вечно, и не существует для нее пределов!.. – громким и нервически звенящим голосом отметил Ривалдуй.
– И этот – всё туда же… Брось паниковать, – с досадой отозвался капитан. – Да что вы, братцы?! Это может быть обычная разведка. Засекли звездолет и бегут докладывать в город или куда там еще: дескать, утром можно приступать к грабежу… А мы тем временем – тут как тут!
Пункт девятый
Но, едва они, слегка передохнув, тронулись дальше в путь, из ближайшей лощинки им наперерез с воем выскочили огромные, лохматые, в цепях, наколках и браслетах, бородатые существа – целая дюжина.
– Б-бэ-э!.. – вопили они, жутко размахивая руками. – Бу-бы-б-бээ!..
– Черт-те что! – прошептал капитан. – Придорожная шпана…
– Ай!.. – с ужасом воскликнул Пупель Еня и тотчас пал ничком, ожидая неминуемой расправы.
Его товарищи в смятенье заметались, надеясь избежать столкновения, однако лохматые уже окружили их и, подскакивая на добрых полтора метра от земли, с неистовым гуканьем и хрюканьем устремились к своим жертвам.
– Эх, пропали, – в сердцах плюнул Ривалдуй и принял боксерскую стойку.
Матрай Докука сорвал с его спины мешок и взялся бешено вращать над головой.
– Не подходи! Любую падлу замочу! В сортире или в чистом поле!.. – диким голосом взревел он, но, почувствовав, что силы на исходе, безнадежно опустил мешок.
Теперь все зависело от победителей.
От них мерзко несло чесноком, потными ногами, лежалой колбасой и валерьянкой.
Пупель Еня, ощутивши некое затишье, робко и с надеждой поднял голову, но при виде нечесаных страшилищ глухо застонал и снова пал ничком.
– Вы кто такие? – севшим голосом осведомился капитан. – Или вы… не того?
– Что? Кто такие? – весело переспросили налетчики. – Мы, дедушка, вольные прыгуны. В бегах находимся. Оппозиция здешнему режиму.
– Сам ты дедушка, – окрысился Матрай Докука. – И впредь не смей так называть меня! Сопляк!.. А что до оппозиции – оно, конечно, дело стоящее…
– Это – завсегда, – осклабились налетчики.
– Ох, мать честная, прямо офалдеть! – с немалым изумлением воскликнул Ривалдуй. – Вы что же – понимаете нас?
– Нý так!.. Беглец беглеца обязан понимать. Иначе никакой оппозиции не получится.
– Странно, но логично, – согласился капитан. – Но почему ж тогда…
– У нас в мозгу особые толковые анализаторы сидят. Загадка природы в некотором роде, – с довольным видом взялись объяснять лохматые. – И нюх направленный. Правда, со зрением и со слухом слабовато… Так что громче говорите!
– А ручку золотить не требуете? – опасливо поинтересовался капитан.
– Нет, ни за что! Мы – не вымогатели. Мы занимаемся честным разбоем.
– Не понимаю… Вы же – в оппозиции?!
– Вестимо! Но ведь есть нам что-то надо! И одежонка в холода нужна. Нам же из города подачек не шлют. Вот разбоем и занимаемся.
– А у нас – ничего нет, – предупредил капитан. – Давным-давно – ничего. Хоть шаром покати. Видите – голые совсем. Нищета!
– Даже стыдно иногда, – подтвердил Ривалдуй. – Иногда.
– А мешочек? Нетто, брутто…
Лохматые ловко подхватили заветный мешок, распахнули его, жадно взялись было в нем копошиться, но тотчас, брезгливо скривившись, вернули владельцам.
– Фи! – в один голос сказали лохматые, обиженно гремя цепями. – Гадость-то какая! Ветчина, огурчики, селедка… Пять лет только этим и пробавлялись. У нас теперь аллергия на них. Организм не приемлет и душа бастует.
– Весьма сожалею, – с облегчением вздохнув, посочувствовал капитан. – Каждому – своё.
– А вот от человеческого тепленького мяса мы никогда не отказывались! – лязгнув зубами, будто капканы спустив, алчно заявили налетчики.
– Что вы этим хотите сказать? – содрогнулся от ужаса Ривалдуй.
– Ежели другой какой нормальной пищи нет, нам придется вас скушать, – охотно и не без самодовольства пояснили лохматые. – Тоже, знаете, форма протеста. Дескать, в городе никак нельзя, а мы – наперекор!.. Вот – прямо сейчас – костерок разведем, поджарим вас и скушаем.
– Приехали, – развел руками капитан.
– Вы… не того!.. – смятенно вставил Ривалдуй. – Я, значит, это… Вы…
– Не имеете права! – жалобно, не поднимая головы, заканючил Пупель Еня. – Мы ведь тоже – в бегах. А как же солидарность и… вообще?..
– Голод – не тетка, – вздохнули лохматые. – Тут уж… не до солидарности.
– Нет! – заорал не своим голосом Матрай Докука. – Не позволю! Мир – народам! Счастье – всем! Друзьям – привет! Мы будем драться! Протестуем!
– Будем драться, – подтвердил угрюмо Ривалдуй. – До самого последнего конца. И, может быть, еще чуть-чуть…
В следующую секунду две пятерни зажали капитану рот и глаза, а семь или восемь рук сноровисто охватили тело, вскинули повыше и понесли…
Потом его вдруг чем-то упругим, но тяжелым хорошенько стукнули по голове, и капитан потерял сознание.
Пункт десятый
Очнувшись, Матрай Докука обнаружил, что крепко-накрепко привязан к громадному вертелу, под которым лохматые, довольно ухмыляясь, готовились разложить костер.
Справа, так же скрученный по рукам и ногам, висел поникший Ривалдуй, а слева, на третьем вертеле, тихонько подвывал Пупель Еня.
– Вай-вай-вай! – подвывал он. – Я же хороший… Мне будет больно! Я так не играю! Нет! У-у-у!..
– Сволочи! Нет, ну какие сволочи!.. – цедил сквозь зубы Ривалдуй. – Ничтожества! Мещане…
Матрай Докука злобно повращал глазами, всем телом содрогнулся и тотчас оглушительно чихнул.
– Будьте здоровы, – душевно пожелал лохматый. – Неужели – просквозило? Ну, теперь недолго… Вы уж подержитесь. Нам больная пища не нужна.
– Я покажу тебе больную пищу! – огрызнулся капитан.
Наконец костер был сложен.
Лохматые выпрямились, отряхнулись и с удовлетворением поцокали языками.
– Перед тем, как мы вас скушаем, – милостиво изрек один из налетчиков, – вам, уж так и быть, предоставляется последнее приветственное слово. Можете помянуть близких и знакомых. Можете покаяться в грехах. Тематика не ограничена. Отведите душу, не стесняйтесь. Только, чур, о нас гадостей – никаких. А то весь аппетит нам перебьете…
– Вы необычайно добры, черт побери, – пробурчал капитан, ворочаясь на жестком, очень неудобном вертеле. – Пупель, тебе есть, что сказать?
– Отстаньте от меня, – громко всхлипнул Пупель Еня. – Вы еще будете издеваться?! Меня зажарят…
– Ривалдуй, а ты что скажешь?
– Суковатую дубинку бы мне в руку – я бы им всё растолковал!
– Понятно… В таком случае говорить буду я. Последний шанс, ребята! Вспомним умные реченья Портифона. Он отличный преподал урок.
Капитан еще немного покрутился на толстом шершавом вертеле, устраиваясь поудобнее, чтоб нигде не жало, потом глянул вниз – сухие сучья и поленья ровными кучками лежали на земле – и зажмурился.
– Братья мои! – начал Матрай Докука тихо, будто и не обращаясь ни к кому. – Друзья! Товарищи! Гости и хозяева планеты! Чтó есть мы на теле этого космического тела? Чтó есть это космическое тело в безднах космического пространства? Вдумайтесь в эти вопросы, дорогие мои. И тогда вы поймете, что далеко не все так просто, что вечность не замыкается в нашей смертности, а необъятное простирается далеко вокруг наших представлений о беспредельном! – Он висел лицом вниз, ему было трудно говорить, прерывалось дыхание, пучили некстати газы, кровь стучала в висках, озноб сотрясал все голые члены, но капитан не сдавался. – Мы на пороге великого, братья! Да! Как говорили классики, бесспорно и неотвратимо! На просторах непознанного наши дороги встретились, не разошлись, а встретились, рванулись к новым рубежам! Черное осталось невидимым, а лиловое в своей белизне засверкало, как чистые грани алмаза. И крапинки вдобавок – огоньки в ночи!.. О, восхитительная правда – всюду, без границ и тормозов! И в этом – великая суть! Вы должны ее понять, прочувствовать и возлюбить, должны слиться с ней на веки вечные! Вы прозрели, товарищи! Я призываю вас к большому покаянию. Немедленно. Ура и прочее! Фалдец! Все встают! И каются, каются!.. За настоящее, за прошлое, за будущее, за себя и за других, за матушку-Вселенную, за всё-всё-всё!.. Не позволим глумиться над невиданной историей! Планета – наша, космос – наш! Духовно скрепимся навеки!.. Ну-ка, ну-ка, кто шустрей, кто больше наберёт очков?!
В таком вот духе он распространялся еще долгий час, а лохматые понемногу пятились, таращась на доблестного капитана, и на их суровых заросших физиономиях в унылом лунном свете сменялись целые каскады чувств: недоверие, досада, злоба, гнев, смущение, растерянность, полнейшая безысходность и, наконец, блаженное тупое ошаление.
Матрай Докука все-таки умолк и безвольно, чуть дыша, поник на вертеле…
Приписка на полях:
Говорят, сквалыга Бумдитцпуппер попробовал всё это на себе, чтоб опровергнуть. Но девы, старые и кабинетные, его спасли. Он ничего не доказал и лишь ожесточился. Это, конечно, сказка, но с моралью: умные-то просто говорят, а поглупей – записывают, ну, а те, кто самые дурные, – те берутся проверять. (См. комментарий.)
С полминуты, наверное, лохматые пребывали в явном столбняке.
А дальше случилось невероятное.
Налетчики бросились к совсем уже отчаявшимся жертвам, разорвали все путы и бережно поставили на землю окоченевших космонавтов.
– Спасибо! – сказали лохматые. – Вот уж счастье привалило! Теперь мы не хотим вас есть. Мы – сыты. По горло сыты!
– Я еще могу сказать, – на всякий случай предложил капитан.
– Нет-нет! Достаточно! Той изумительной духовной пищи, которую вы поднесли, нам хватит на сутки, а может, и больше… О! Вы – великий человек! В дни голода и жажды вы будете кормить и утолять нас… Благодетель! Оставайтесь с нами, не бросайте, – жалобно докончили лохматые.
– Нужно подумать, – делаясь важным до неприличия, кивнул капитан. – Это в принципе возможно, но при условии: вы будете слушаться нас во всём. И всегда.
– Да ради бога! Нет вопросов! Эх, какая славная начнется жизнь!..
– Кэп, – шмыгнул носом Ривалдуй, – ты там насчет штанов спроси…
– И впрямь, любезные, – деловито обратился капитан к лохматым, – у вас одежонки никакой случайно не найдется? Что-то мы поиздержались…
– Будет! – сказали лохматые. – Какой размер?
– А нам сейчас – все равно, – махнул рукой повеселевший Пупель Еня. – Нам бы – лишь чего…
– Тебе-то, может быть, и все равно, а мне вот – нет! Люблю, чтоб впору, – возразил строптиво Ривалдуй. – Давайте пятьдесят восьмой тащите. Больше – тоже хорошо. Но рост – седьмой. И это непременно.
– Все-все будет! В лучшем виде, – тотчас же заверили лохматые. – Сапожки лаковые принести?