Я присмирел и боялся говорить с вампиром, все больше поддакивая ему. Он, внимательно наблюдая за мной, продолжал мою дрессировку. Мне стало понятно, что долгое время пребывания с этим упырем может быть опасным для меня. Не хотелось становиться, как Корвин выражается, шабес гоем. Мы быстро доехали до границы с Македонией, на которой стояли усиленные блокпосты сербской армии.
Македония официально держала нейтралитет по проблеме Косово, ведь у них была схожая проблема – шиптары неуклонно росли в числе, а сами македонцы медленно, но верно вырождались. Политики этой маленькой страны уже подумывали, чтобы отдать шиптарам большую часть своей родины, ведь через тридцать-сорок лет ситуация здесь могла стать очень опасной. Корвин показал пограничникам документы от совбеза ООН на себя самого и на меня. Пограничник бросил нам несколько неодобрительных слов о политике ООН и пропустил в Македонию. Македонские пограничники были еще подозрительней, потому как боялись, что и их маленькую страну коснется пожар великой войны. Сербы, по их мнению, ввязались в борьбу не по своим силам.
"Корочки" Корвина действовали на пограничников магнетически, и мы въехали в горную Македонию – самое сердце Балкан.
Был уже день. Солнце скрывалось за темными тучами. Горы наступали на зеленеющие долины, в которых крестьяне выращивали виноград и паприку. Церкви стояли среди домов, как наседки возле своих птенцов. Машин на дороге было немного. Чувствовалось, что при всех разногласиях Скопье и Белграда здесь сочувствовали сербам и ненавидели американцев. До монастыря Биела Магла было еще около тридцати километров. Мы остановились, чтобы я поел и принял к сведению инструкции Корвина. Ресторанчик назывался "Шумадия". Вампир купил мне чорбы, мяса и двести грамм сливовицы, чтобы я расслабился после тяжелого урока, который он преподал мне в Кралево. Тем временем термовампир проинструктировал меня, как следует представить его братии монастыря. У меня опять возникло ощущение, что меня используют втемную.
…Итак, мы приезжаем в монастырь под видом сербских паломников, желая поклониться мощам Георгия Победоносца, большая частица которых находится в позолоченной раке в притворе кафоликона Биелой Маглы. Я, используя самую наглую ложь, договариваюсь с обиличевцами, чтобы они пропустили нас к подземным хранилищам упырей для исследований.
Меня опять смутило, что Корвин фактически дублирует рекомендации Божко.
До монастыря было еще полчаса ходу. Я смотрел на прекрасную горную природу Балкан: темно-зеленые хвойные деревья на горах и их отрогах сменялись лиственными породами. Слева от дороги вставала громадина Шерпланины – самой большой горы на территории теперь уже бывшей Югославии. На самой верхушке горы виднелись ледники, которые полностью должны растаять только к июлю. Север Македонии был населен преимущественно славянами, но чем южнее, тем больше были шиптарские вкрапления. Местные жители были несколько похожи на жителей Индии – смуглые, с волосами черно-каштанового цвета.
Среди всех славянских языков Балканского полуострова македонский был наиболее славянским, без германо-романских заимствований, которыми грешили сербы. На этой земле появилась первая славянская Архиепископия – Охридская, на берегах прекрасного Охридского озера святой Константин-философ, более известный как равноапостольный Кирилл, перевел Евангелие с греческого на славянский язык. Это был древнейший православный славянский край. Но, несмотря на большое историческое значение этой земли, судьба македонцев как народа была незавидной. Македония вечно была объектом борьбы двух славянских соседей – Болгарии и Сербии. Болгары считали македонцев болгарами, сербы – сербами, но сами македонцы не хотели считать себя ни болгарами, ни сербами. Они гордо называли и называют себя македонцами.
Опьянев от сливовицы, я окончательно смирился со своей судьбой: будь уж, что будет. Почему Корвин едет в самое логово своих заклятых врагов со мной, скорее всего зная, что я уже завербован Божко? Я этого не знал, впрочем, как и многого другого. Корвин был как всегда спокоен, до самого монастыря мы ехали, почти не общаясь, мне даже удалось немного подремать.
Наконец, показались стены Биелой Маглы. Как всегда, наши предки выбрали для обители очень красивое и живописное место. Игуменом этого монастыря, как меня предупредил Божко, был подвижник и рассудительный иеромонах Харитон, который пользовался любовью и уважением братии. Мне следовало только познакомить игумена с Корвином и в дальнейшем лишь выполнять инструкции старца. После пленения Корвина я, по планам Божко, возвращаюсь в Белград, где меня вновь найдут агенты "Рош" и проинструктируют, что делать дальше.
Корвин припарковал "Фольц" на стоянке возле монастырской стены, и мы вошли во врата. День уже клонился к закату. Над нами пролетела большая стая дроздов…
Балканский черный дрозд назывался по-славянски – птица кос. Имя этой птицы и дало название самому Косово. По древним балканским преданиям, птицы кос – это души младенцев, умерших некрещеными. Покровителем душ некрещеных является святой Иоанн Предтеча, который умолил Господа не отправлять души младенцев в ад, а дать им прожить до времени Страшного суда в образе птиц кос. Милосердный Христос, Которому все подвластно как на земле, так и на небе, исполнил просьбу своего родственника, и с тех пор тысячи черных дроздов поселились на святом Косовом поле. Они ждут времени исполнения пророчеств, когда и над ними будет совершен справедливый суд Творца, ведающего даже самые неприметные человеческие помышления. Дрозды сидели в монастыре повсюду: на стене, на крыше гостиницы, кафоликона, на колокольне и возле святого источника, откуда паломники пили воду.
Я старался вести себя так, как будто я здесь бывал раньше. Но моя неуверенность рождала лишь глупую самоуверенность. Корвин наблюдал за моими потугами со снисходительной лукавой улыбкой.
Биела Магла
Мы с Корвином остановились в монастырской гостинице – конаке. Старый монах-гостинник в потрепанном подряснике и с широкой седой бородой на радушном лице объяснил мне, что игумен Харитон может принять нас только после службы. Он забрал наши паспорта и выдал ключи. Мы обменялись с ним любезностями, прошли в свою келью и расположились на постой.
Корвин неодобрительно покосился на иконы. Над его кроватью как раз висело священное изображение архангела Михаила с мечом в руках. Вампир заметил, что меня интересует его реакция, и снизошел до пояснения:
– Скажу вам сразу, что вампиры в Бога не верят, не боятся креста и святой воды. Это все глупые католические басни, взятые на вооружение Голливудом. Но кое о чем это – он указал на икону – все же мне напоминает. Христианский миф об архангеле Михаиле и небесной битве с драконом, который увлек за собой в бездну треть звезд, отображает определенную духовную реальность. Когда-то давно на земле правили наши отцы, самовластно и жестоко. Люди тогда были жалкими рабами не только в духовном, но и в материальном. Но такое положение вещей не понравилось им, и тогда началась великая война… Вы понимаете меня, Горич?
Я поспешно кивнул:
– Ну да… Вообще-то не совсем, господин Корвин. К примеру, мне не понятно, кого вы имеете в виду, говоря – они. Ангелов?
– Ангелов?! – Корвин, как всегда злобно, рассмеялся. – Они – всего лишь один из высших вампирских кланов, захвативших вневременную реальность, которую вы, люди, называете духовным небом! Для духов вневременная реальность – как бы земля обетованная, где течет молоко и мед духовной энергии. – Вампир изъяснялся туманно, показывая всем своим видом, что знает реальность таковой, как она есть. – Ангелы с крылышками! Что ж, хе-хе, назовем их так. Ангелы свергли наших отцов – великих древних во внешнюю пустоту и установили на земле свои культы. Теперь вы, люди, называете победителей ангелами или святыми, а их сообщество – всемогущим Богом; наших отцов – великих древних – ангелы учат называть демонами, а их сообщество – дьяволом, клеветником и сатаной. Но в последнее время эта политика терпит крах: христианство и другие мировые религии почти выработали свой ресурс. Близится эпоха великого переворота.
– Простите меня, господин Корвин, я не хочу показаться дерзким…
Вампир довольно улыбнулся:
– Продолжайте, Горич. Я не буду вас обижать.
– Спасибо. Получается, по вашим же словам, что никакого Бога нет и в помине, и в духовной реальности царит тот же принцип, что и на земле: победителей не судят, а проигравший – всегда виноват? То есть закон джунглей переносится с земли на небо!
Бледное бородатое лицо вампира перекосилось.
– Закон джунглей? Жизнь и есть джунгли, на земле или на небе. Какая разница? – Корвин задумался: – Скажу вам так. Дело в том, что в духовной, как вы выражаетесь, реальности, все гораздо проще: если бы клану наших отцов досталось небо, они бы проповедовали любовь, милосердие и вечную жизнь в радости и покое. А эти ваши ангелы томились бы в пустоте, принимая самые безобразные формы и назывались бы тогда демонами.
Мне стало очень жутко – мировоззрение Корвина было не просто пугающим, оно несло с собой потусторонний ужас, как тот, что находился в могиле Марко Савановича. Я попытался хоть как-то отстоять идеи добра и Бога, прежде всего перед самим собой:
– Если все это так, как вы говорите – думаю, что мы, люди, называем Богом не сообщество какого-нибудь духовного клана, а то, о чем вы упоминаете как о небе и вневременной реальности: источник любви, радости и света.
Корвин злобно рассмеялся:
– Хе-хе. Этот источник светоносной энергии не кто иной, как вы сами. Вы – батареи, дающие электричество в эти блестящие елочные гирлянды и лживую светомузыку ангелов. Без вас они – ничто, как львы без мяса. И источник их существования – человеческая психофизическая энергия, а не мифический безмерный Бог, из Которого якобы все льется через край, как из рога изобилия. Он был выдуман египетскими жрецами, чтобы скрыть от людей страшную метафизическую реальность: человеческая жизнь не имеет самостоятельной ценности. Для хозяев вселенной вы как для хозяев мясокомбината – мясные туши.
– Мы?! То есть как – вы говорите о людях?!
– Люди, профессор, для духов лишь пища. Индукционные катушки, в которых накапливается энергия. Такова уж ваша судьба и ваше место в пищевой цепочке вселенной.
– Подождите-подождите… Так, значит, ваши, не знаю как еще назвать, отцы бьются с ангелами за нас, за людей?
– Да, Горич, бьются! Да! Только не за людей. Они бьются за энергию. Вампиризм – это универсальный принцип жизни: одно существует за счет другого. Тонкое всегда паратизирует на грубом. Даже обиличевцы при всей ненависти к нам идеологически зависят от нас. Они являются вампирами уже по отношению к нам: мы существуем за счет людей, они существуют за счет нас. Свято место, как любят у вас говорить, пусто не бывает. Наши отцы вынуждены воровать энергию, поэтому их, наверное, и правильно сравнивают с мысленными волками; ангелы, чтобы сохранить свое правящее положение, должны защищать вас от них. Ангелы называют себя пастырями, а своих слуг – псами Господними. Вы понимаете, о ком я: Божко и иже с ним. Но вы, Горич, как для наших отцов, так и для ангелов – лишь пища. Овцы. – Корвин смотрел на меня и злобно улыбался.
Я призадумался. В рассуждениях термовампира-аристократа было что-то очень логичное. Мне казалось раньше, что атеизм – это то, что исповедовал мой отец: концепция родового бессмертия, самопожертвование и героизм, антирелигиозный пафос и т. д.
Но, если исходить из учения Корвина, даже вера моего отца была осовремененной версией средневековой веры в ангелов. И задавая отцу вопрос: "А мне-то что до будущих поколений?" – я как бы спрашивал: какая мне в том выгода – быть жертвой ради еще несуществующих людей? Религиозный подход еще давал мне этот смысл: моей выгодой в случае верности Богу было Царство Небесное с неизреченными радостями. И Корвин пробудил во мне тлеющие в самой глубине подсознания сомнения: а какой вообще смысл кому-то вечно доставлять нам радость? Если ангелы и впрямь не имеют никакой личной заинтересованности от существования людей, почему же краеугольным камнем нашей веры является полная самоотдача?
Если бы рядом со мной сейчас был священник, я бы обнаружил свои сомнения и спросил бы его: за какие такие заслуги Бог будет обеспечивать нам вечные беззаботные каникулы в раю? Любовь? В таком случае что такое любовь? Но священника рядом не было, и я остался один на один со своими сомнениями, пробуждаемыми термовампиром.
Корвин вздрогнул, как будто услышав мои мысли:
– Любовь, профессор, – это всего лишь эротическая энергия. Никто не будет спорить, чем является любовь – отдачей или получением? Любить – значит всегда отдавать, получая при этом эротическое удовольствие как некоторое поощрение и награду. Это внутреннее удовольствие заложено в основной код вашей природы, вы уже рождаетесь, чтобы отдавать ангелам или нашим отцам свою биологическую и психическую энергию. И любовь, точнее, удовольствие от отдачи, – это единственная настоящая человеческая радость. Отдавать – это неестественно, если это не сопровождается большим удовольствием. Отдавать – основной человеческий инстинкт. Эрос и Танатос не просто связаны между собой – это две стороны одной монеты, на которых держится вся небесная экономика ангелов. Так уж вы устроены, профессор. – Корвин смотрел на меня с презрением и улыбался, обнажив белые фарфоровые зубы. – Причем, если животное отдает только во время течки, повинуясь инстинкту, человек отдает всегда, бездумно и много. Он просто не может прожить без любви, веры и надежды, не понимая, что эти его духовные потребности – лишь потребности отдать. Как у коровы, которая производит молоко. Человек на сегодняшний день – селекционно самый удачный тип энергетической дойной коровы. – Цинизм вампира был невероятен.
– О чем мы говорили? Ах да, о религии. Выдуманный египтянами Бог по христианскому учению сотворил мир из-за любви. Он отдал, но заметь, Горич, – ничего не теряя. Является ли это настоящей отдачей и поэтому настоящей любовью? Христос также отдал, говоря нам, что истинная любовь есть полная самоотдача. Он показал людям пример, как надо любить: полагать душу за своих ближних, до конца, до самой смерти. Потом Он исчез, вознесся. Но пример остался. Однако здесь кроется противоречие: Бог сотворил мир от избытка любви, в каком-то смысле творение ему необходимо, чтобы проявить Себя Всемогущим Богом. И в любом случае Он ничего не теряет, даже если и отдает. А человек вечно в чем-то нуждается, он уныл и жалок; он трепещет перед смертью и всю жизнь страдает от болезней, голода, неутоленных желаний и несправедливости. А ему еще и говорят: отдай самое важное, что у тебя есть, и ты приблизишься к Богу. Отдай Богу сердце, здоровье и силы, отдай деньги и власть, смирись перед неизбежным, стань кротким и не противься злу. Ему говорят: отдай, а получишь свое потом, не сейчас, уже после смерти.
Так что же это такое, что требует постоянно от жалкого и унылого человека: отдай?! Уверен ли ты, Горич, что это Всемогущий Бог, Который, как известно, ни в чем не нуждается?
Не слишком ли дерзко человек провозгласил себя венцом творения? Его жизнь проистекает из смертей многих и многих низших существ. Почему же он так уверен, что сам не является пищей для существ высшего порядка? Возьмем, для примера, пчел: уникальная социальная организация позволяет им собирать нектар с цветов. Трудолюбие пчелы вошло в поговорку. Пчелки летают с утра до ночи, работая не покладая крыльев. И для чего? Чтобы профессор Горич по вечерам мог кушать мед. Думают ли пчелы, что они кормят профессора Горича? Нет, конечно! Они даже не подозревают о его существовании. Им кажется, что они готовят мед для себя, на зиму. Они даже убивают трутней, чтобы те не ели мед, предназначенный профессору. Таково их предназначение, их код. Вы понимаете мою аналогию, профессор? Ангелам, сумевшим укрепиться во вневременной реальности, достаются любовь и высокие чувства, как приятнейшая амброзия, а нашим отцам – лишь страсти. Грубая неочищенная, почти животная энергия. Но борьба великих древних против ангелов ведется давно, и люди все больше становятся источником энергии для древних, а не для ангелов. Сейчас люди переживают райский период своей истории, – Корвин ухмыльнулся, – великие древние соблазняют их свободой, чтобы полностью вывести из-под власти ангелов. Такое бывает не часто. Но как только произойдет новая война и клан наших отцов захватит вневременную реальность, скинув ослабевших ангелов в кромешную пустоту, люди снова будут захомутованы новым религиозным проектом, чтобы кормить наших отцов амброзией любви. Снова единомыслие и инквизиция, Горич, все вновь вернется на круги своя.
– То есть, мистер Корвин, ваши… э… отцы освобождают человечество от власти ангелов только для того, чтобы самим поработить его?
– Да, Горич. И так происходило, происходит и будет происходить вечно. – Но возможно ли, хотя бы теоретически, освобождение человечества от власти высших существ? – Корвин посмотрел на меня с веселым любопытством: – Скажу вам так: служить пищей высшим существам и есть само предназначение человека. Взять, например, ангела – его власть это всего лишь власть хищника над жертвой. Заметь, что в природе самыми умными животными являются именно хищники. Когда кто-нибудь говорит, что знает путь к свободе, и за ним бредут окрыленные надеждой люди, это значит, что какой-нибудь ангел просто подключил их к себе. Это закон: если кто-нибудь великий обещает свободу, знай, что он принесет еще большее рабство. Вот и вся правда.
Я со страхом и удивлением посмотрел на Корвина:
– Но, Матвей, ведь тогда все существующее во вселенной, временное или вечное, – не иначе как ад.
Вампир призадумался:
– Нет, Горич. Ад может возникнуть только в той вселенной, где есть рай. А поскольку оазиса вечной любви не существует, ада тоже нет. Для людей все просто: живите, стараясь хоть немного оставить для себя в этой жизни, ведь смерть закроет для вас все дороги. Для духовных существ – ангелов и наших отцов – вся жизнь сводится к чередованию удовольствия и страдания, они сменяют друг друга, как ночь – день. В этом смысле пустота, куда заключены наши отцы, является адом, а вневременная реальность ангелов – раем.
Я напряженно помолчал, переваривая информацию:
– Мистер Корвин, вы очень хорошо сейчас описали несчастную судьбу людей и постоянную борьбу духовных существ за источники энергии. Ну, а что же тогда вампиры? Вроде бы они внешностью и природой люди, а духом – демоны. Я этим словом не хотел оскорбить ваших отцов. Просто интересно: сами-то вампиры к кому себя причисляют?
– Что вам вампиры?! – злобно спросил Корвин.
Мне показалось, что он опять будет бить меня, и я быстро умолк.
Собеседнику понравился мой страх, и он улыбнулся:
– Я, как вампир, отвечу так: ненавижу все, что имеет ДНК, но люблю качественное немецкое пиво. – Корвин покачал головой и пошел в ванную принимать душ.