Я остался один и начал собираться с мыслями: так, через час будет вечерняя служба и разговор с игуменом Харитоном. Божко говорил мне, что игумен уже знает про меня, термовампира и цель нашего визита. Поэтому я могу спокойно врать ему про Корвина, хорошо зная, что "Рош" контролирует ситуацию. Таким образом, я выполню свою миссию, сдав вампира обиличевцам, и в то же время не обману и Корвина. Да, и потом, Божко прекрасно понимал, что за фрукт этот Корвин, и, наверное, использовал меня втемную для моей же пользы. Вникая во все тонкости, я бы вел себя неестественно и вызвал бы подозрение термовампира.
Но все равно – что-то здесь было не так. Похоже, что сам Корвин знает о том, что со мной разговаривал Божко, что он дал мне мощевик для защиты и необходимые инструкции. Знает-знает – в этом я был почти уверен. Тем не менее Корвин все равно поехал со мной в Македонию, мало того, он сам настоял на этой поездке, хотя по логике вещей его могут здесь поймать и обезвредить. Лукавая снисходительная улыбка термовампира говорила мне о многом. Оставалась, правда, вероятность, что этот двойной агент, о котором упоминал Божко, – настоящий гений провокации. Если же это не так, я не знал, что и думать.
Корвин вернулся в комнату, довольный, как простой паломник, и наступила моя очередь мыться. Я чувствовал себя физически уверенно и хорошо: зрение вернулось к порогу моей юности, голова нисколько не болела, да и я сам уже не верил, что еще утром лежал в тяжелом состоянии в кралевской травматологии. Наскоро помывшись и вернувшись в комнату, я застал Корвина в странном состоянии. Он смотрел на мою влажную голову и уже не выглядел таким уверенным. Боязливо взглянув на икону архангела Михаила, термовампир пригладил свою бородку:
– Присядьте, Горич. Прежде чем мы с вами пойдем в храм, нам нужно еще раз поговорить, но на этот раз без обиняков. Договорились?
Я сел на кровать и потер лоб. Преждевременно же я расслабился.
– Ну конечно же, мистер Корвин.
Вампир протянул мне небольшой бумажный сверток.
– Во-первых, я хотел отдать вам это.
Я взял протянутое и пальцами нащупал маленький металлический предмет. Лоб покрыла мелкая испарина. Это определенно был мощевик, который дал мне Божко.
Корвин похрустел пальцами.
– Я нашел эту вещицу рядом с вами, когда спасатели вытаскивали нас из вагона, она выскользнула из-под ворота и упала. Тесемка порвалась, потому я взял этот… э…
– Мощевик!
– Да-да, мощевик. Чтобы его не прикарманили зеваки или спасатели, ведь вещица-то серебрянная. – Вампир свирепо посмотрел на меня.
– А-а. Спасибо, мистер Корвин. Вы об этом хотели мне рассказать?
– Нет. – Вампир смерил меня пристальным гипнотическим взглядом. – Вы, наверное, очень хотите узнать, почему я, собственно, позвонил вам тогда домой и пригласил на беседу. То есть вы уже были осведомлены, что я должен позвонить вам, по наводке некоего двойного агента, но вы ведь хотите услышать и мою версию, не так ли?
– Дд-а, наверное, и вправду так. – Я старался увести взгляд в сторону. Мне было очень страшно. Уж больно спокойным был тон вампира, разоблачающий меня в сотрудничестве с "Рош". Я осторожно положил мощевик в правый карман и приготовился слушать.
– Примерно месяц назад со мной вышел на связь мой старый русский приятель, мы подружились еще в Либерии. Он, как вы понимаете, классический вампир – потому как с людьми я не дружу. Приятели и слуги не одно и тоже.
Его фамилия Барченко – она вам мало что скажет (в тот момент я, действительно, еще не знал истории Божко). Этот Барченко – типичный старый коммунист, но, как я всегда подозревал, в глубине души он остался убежденным троцкистом, каким был когда-то. Как и все советские вампиры, он внешне принял идеи Сталина, попавшего под влияние "Рош", но подтачивал систему изнутри. Когда красная империя, исчерпавшая свой идеологический ресурс, наконец, пала, этот Барченко, служивший послом в Либерии, занялся прибыльным алмазным бизнесом. Как вы знаете, троцкистские идеи могут быть осуществимы только с помощью крупного капитала – не только с его участием, а под непосредственным контролем финансовых воротил. Скажу вам так, Горич, как умному и исполнительному шабес гою: троцкизм и есть тот религиозный проект, которым великие древние намерены намертво сковать человечество.
Пронумерованные люди с детства будут воспитываемы не своими родителями, а нами. Полная свобода обернется тотальным рабством, спасение из которого будет невозможным. Религией людей будет поклонение великим древним. В каждой соте-квартире будут поставлены трехмерные мониторы, которые будут включаться в определенное время. Камеры и датчики будут оценивать степень поклонения отдельной особи великим древним. От религиозного пыла будет зависеть судьба людей: чем глубже и ревностней поклонение – тем больше шансов оказаться поближе к кормушке. Люди с малым рвением будут просто уничтожаться. Путем селекции древние выведут совершенного человека – совершенную батарейку. Человечество постепенно деградирует до уровня обезьян. Не вздыхайте так. Это неизбежность, Горич. Так было уже много раз, и так будет всегда. Затем, через несколько тысяч лет рабства, когда и эта система выработает свой ресурс, у человечества появится новый "освободитель" из числа ангелов и все вернется опять на круги своя. Вам, Горич, кстати, повезло со временем – лет тридцать-сорок человечество будет купаться в свободе и удовольствиях, пока мы не реализуем свой троцкистский проект. – Корвин раскраснелся от удовольствия. – Ваше поколение этого еще не ощутит, а вот ваши внуки, пожалуй, станут первенцами нового мирового порядка. – Вампир кашлянул. – Но что-то я отклонился. В общем, этот мой приятель Барченко имеет бизнес с братьями Каричами. Его финансовые интересы вошли в противоречие с интересами мирового вампирского сообщества. Поэтому Барченко был вынужден пойти на контакт с обиличевцами, и уже три года он решает некоторые их проблемы среди вампиров и наоборот. Я попросил его передать кое-что Божко, который, как я уже узнал, скрывается где-то в горах Сербии. Неделю назад Барченко вновь вышел со мной на связь. – Вампир пригладил усы. – Вы должны понять одно, профессор. – Корвин посмотрел на часы. – Время еще есть. Мы боремся с орденом побежденного дракона уже много веков. Со временем мудрецы обеих противоборствующих сторон поняли, что для разумной борьбы друг с другом нужны какие-то правила, как в шахматах. Эти правила никто не обязан соблюдать, но как вампиры, так и "Рош" понимают пользу подобного подхода. Упорядоченная борьба предсказуема и ведется с меньшими потерями. Что я хочу этим сказать? Я бы ни за что не поехал в этот монастырь, если бы мне не позволили сами обиличевцы. Буду говорить прямо: месяц назад я обратился через этого господина Барченко к полковнику Божко с просьбой позволить мне посетить дальние охридские пещеры близ монастыря Биела Магла, где монахи поддерживают в растительном существовании жизни тысячи упырей. Ведь "Рош" отрицает, что они готовят упырей для контрудара. Мол, спящая нежить – лишь фактор сдерживания в большой игре. Это можно легко проверить, потому что вывести упырей из летаргии не так просто, как кажется. На это уходит от трех до пяти месяцев.
Поэтому обманывает ли нас Божко или нет – узнать можно.
Гранд Терион – я думаю, вы знаете, о ком идет речь – обещал использовать все свое влияние, чтобы натовские бомбардировщики напали на Высокие Дечани, Грачаницу и Печку Патриаршию и стерли их с лица земли, если "Рош" не докажет правоту своих слов. Вы понимаете, о чем я? Если Терион исполнит свои слова, начнется великая война, исход которой еще не ясен, но предсказуем. Мы имеем достаточно сил для того, чтобы надеяться на успех.
Теперь вам все понятно?
Я покраснел. Мне стало понятно только то, почему упырей хранят на территории Македонии, которая официально держала нейтралитет в конфликте между Сербией и НАТО, но остальное оставалось для меня загадкой.
– Не совсем, мистер Корвин. Если у вас, как вы утверждаете, есть официальное дозволение "Рош" на посещение хранилища упырей, почему в таком случае вы прибегаете к моей помощи? В этом же нет никакого смысла!
– Ошибаетесь. Хе-хе. – Вампир засмеялся. – Мне-то вы совершенно не нужны, вы нужны старому полковнику Божко.
– Это еще зачем?! – Скрестив руки на груди, я недоуменно уставился на вампира.
Мне уже не было страшно из-за нарастающего возмущения.
– Дело в том, Горич, что обиличевцы не имеют права использовать дипломатию в борьбе с вампирами. Усекли? Нет? Ну ладно, тогда продолжим. Любая дипломатия в деле борьбы добра и зла – они это так называют – рассматривается их духовными лидерами как компромисс со злом, что недопустимо с точки зрения добра: ангелы учат, что у света с тьмой не может быть ничего общего. Как написано в новозаветном послании: "Что общего у Христа с Велиаром?" Сами же вампиры, разумеется, не чураются никакой дипломатии, ведь нам не нужно держать марку, чтобы пускать пыль в глаза политическим лидерам Восточной Европы и недалекой пастве, верящей, что "Рош" может победить только с помощью Божьей. Но и они не такие уж простачки, какими хотят казаться, профессор. За их возвышенными рекламными проповедями стоит вполне земной прагматизм. Божко понимает, что в любом случае ему без дипломатии не обойтись. Но и заветы отцов он обойти никак не может. Поэтому, допуская меня на свой секретный объект в качестве наблюдателя, он якобы хочет меня пленить. Божко официально не давал мне разрешения на посещение объекта, а вам официально заявил, что опасного термовампира Матвея Корвина следует доставить сюда для того, чтобы эксперты "Рош" его обезвредили. Ваша беседа была записана на магнитный носитель и передана в центральный архив. Теперь к Божко не придраться, что он нарушает заветы отцов. Но на самом деле de facto я допущен на объект в качестве международного наблюдателя. Такова сложнейшая и лукавейшая дипломатия сил так называемого добра.
Я неодобрительно хмыкнул. Теперь все стало понятно.
– Да уж. Странная, мягко сказать, у меня в этом деле оказалась роль. Значит, вы осматриваете хранилище упырей и возвращаетесь в Белград как ни в чем не бывало?
– Именно.
– А что же будет со мной?
– Вы поживете какое-то время в монастыре, думая, что я обезврежен, а затем вернетесь в свой университет, ожидая новой директивы Божко. По крайней мере, так должно быть по правилам игры. Но теперь я изменяю правила.
– То есть?
– Вы станете моим заложником. – Корвин сделал уже знакомый мне запрещающий жест рукой: – Давайте обойдемся без истерик. Дело в том, что соблюдение правил великой игры выгодней сильнейшей стороне. Чем слабее противник, тем чаще он вынужден нарушать правила, чтобы использовать временные преимущества. Сегодня "Рош" гораздо слабее, чем наше сообщество, и Божко может пойти на нарушение правил. У меня сильная интуиция, профессор, и я чувствую здесь какой-то подвох. Вы должны знать, что, если все пойдет не по плану, я вас сразу убью.
– Хорошо-хорошо… – Я примиряюще замахал руками. – Я вам вполне верю, мистер Корвин. – Будем надеяться, что вы выполните свою миссию международного наблюдателя успешно и все пойдет-таки по плану. Ведь, кроме вашей развитой интуиции, нет никаких фактов, указывающих на то, что "Рош" не исполнит свой немолчный уговор. Ведь так?
Корвин помрачнел.
– Не совсем. Вы еще помните смерть тележурналиста Настича?
– Да, конечно.
– Так вот, Горич, мы его не убивали. А учитывая, что Настич заявлял на весь мир о реальной угрозе атаки низших упырей, противореча уверениям Божко в миролюбивости македонского проекта, все это выглядит очень подозрительно.
Мой ум отказался что-нибудь воспринимать. Бессмысленно улыбаясь, я глядел на вампира как круглый дурак.
Охридские пещеры
…Корвин тревожно посмотрел на часы.
– Ну все, нам пора, профессор, а то опаздываем. Как говорится – делу время и молитве час.
Мы вышли из кельи и направились в кафоликон. По пути мы встречали спешащих в храм монахов, на бегу торопливо подбирающих рясы, чтобы не наступить на них, – было видно, что игумен Биелой Маглы настаивает на обязательном посещении богослужений. Мы с Корвином перекрестились и вошли внутрь храма. Кроме нас, паломников в кафоликоне не было. Пожилой певчий гнусавым неприятным голосом уже распевал стихиры на Господи Воззвах. Нюансы восточного византийского пения в таком непрофессиональном исполнении звучали отчасти смешно. Чтец прочел Свете тихий на церковнославянском зычным упрямым голосом. Я приложился к древним иконам и частице мощей святого Георгия Победоносца в золоченой раке с изображением дракона. На шкуре дракона был не один большой крест, как на эмблеме ордена побежденного дракона, а множество крестов поменьше, как будто сама чешуя легендарного зверя была в природных символах победы добра над злом. Корвин встал в стасидию, конечно же, не прикладываясь к иконам, и указал мне на правый клирос, где в большой архиерейской стасидии стоял игумен Харитон. Я кивнул головой и стал ожидать окончания службы.
Вечерня шла довольно долго, устав здесь соблюдали получше, чем в сербских монастырях. Я думал о том, каким образом Корвин сможет меня убить, если его вдруг захотят обезвредить обиличевцы? Может ли он сделать это дистанционно или мне банально отомстят его друзья-термовампиры? И кто вообще стоит за убийством Настича? Если вампиры его не убивали, тогда кто? Я этого не знал, но верил, что Корвин своих слов на ветер не бросает. Думать, что тележурналиста убил зачем-то сам Божко, мне не хотелось. Потому что тогда все совсем бы перепуталось: где добро и где зло. Как в джунглях, где все борются лишь за выживание. Самая удачная мысль, которая пришла мне в голову во время вечерни, была такой: лучше вообще не думать, а просто делать все, что тебе говорят, и молиться Богу, чтобы Он спас твою никчемную жизнь. Я не видел себя в этой ситуации в качестве самостоятельного игрока. Но и молитва у меня как-то не шла – все окружающее, даже служба, воспринималось как нечто пошлое. Виной тому, несомненно, были пробужденные словами Корвина сомнения.
Наконец, вечерня закончилась, монахи и послушники, соблюдая регламент, приложились к иконам и святыням, и все пошли на вечернюю трапезу. Я внимательно посмотрел в благородное лицо отца Харитона. Оно показалось мне на удивление знакомым. Где-то я его уже видел, вот только где?
Трапезная представляла собой расписанное в византийском стиле помещение, в котором находилось три стола: для монахов, послушников и паломников. Чтец прочитал молитвы, и отец Харитон благословил трапезу. Все сели.
Игумен ударил в колокольчик на столе, и рыжебородый чтец попросил благословения на чтение жития святого из Пролога:
– Житие преподобного отца нашего Иоанна Дамаскина, честный отче, благослови прочести.
– Его же молитвами, Господи Ииисусе Христе, помилуй нас.
– Аминь.
На столах было обычное балканское угощение: паприка, брынза, маслины, рыбная чорба и превосходное вино. Корвин пил лишь вино с брезгливым выражением лица, я же налег на трапезу с большим энтузиазмом. Монах читал житие преподобного Иоанна Дамаскина – великого христианского богослова и поэта.
Самой почитаемой в Сербии иконой Божьей Матери является Троеручница – икона, по церковному преданию, принадлежала самому преподобному Иоанну – известному защитнику иконопочитания. Как известно, иконоборцы отрубили преподобному руку, и он молился со слезами перед этим образом. И о, чудо! Он приложил руку к плечу, и она срослась так, как будто и не была отрублена. В память об этом чуде и в благодарность святой Иоанн пририсовал иконе Богородицы третью руку…
Троеручница была подарена святому Савве Сербскому, когда он путешествовал по Палестине. Преподобный Савва Освященный – основатель одноименной обители – завещал отдать эту икону "великому Савве", который придет несколько веков позже. Оригинал Троеручницы находится в сербском монастыре Хилендар на святой горе Афон. Значение этой святыни и обители для Сербии признавали все. Даже Милошевич, будучи убежденным коммунистом, прилетал на Афон на вертолете поклониться Троеручнице.
Иоанн Дамаскин издревле был святым покровителем церковного искусства. И как явное благословение святого Иоанна выглядит рождение на многострадальной сербской земле великого церковного поэта двадцатого века Владыки Николая Велимировича. На сегодняшний день Владыка Николай – один из самых читаемых в стране писателей. Даже ангажированный вампирами "сербский Борхес" Милорад Павич не имеет такого успеха. Ближайшее чадо Владыки архимандрит Иустин Попович также был златоустом и вдохновенным богословом. Он воспитал целую плеяду сербских архиереев, стоящих ныне у кормила Сербской церкви.
Мы поели, и игумен благословил читать благодарственные молитвы. Я опять поймал себя на чувстве, что отец Харитон – знакомый мне человек. Минут через двадцать должно было начаться Повечерье. Я подошел к игумену и попросил благословения. Отец Харитон положил ладонь на мои скрещенные руки и внимательно посмотрел мне в глаза.
Увиденное шокировало меня, я наконец понял, где я видел этот взгляд и это лицо, – передо мной стоял повзрослевший Горан! Он, пожалуй, тоже узнал меня, но своим невозмутимым видом дал понять, что лучше не обнаруживать того, что мы с ним приятели детства. За нами все-таки пристально наблюдал лукавый термовампир, который теперь боялся игумена и мог пойти на крайние меры. Надо же! Я не знал, как реагировать на эту встречу: печалиться мне или радоваться.
Отец Харитон услышал от меня те слова, которые вложили в меня Божко и Корвин: мы желаем осмотреть дальние пещеры у Охридского озера, чтобы почтить память тех святых, которые там подвизались. Игумен попросил меня позвать Корвина. Термовампир подошел к нам, сияя лицемерной улыбкой. Отец Харитон не стал благословлять его, да и вампир не складывал руки под благословение. Тем не менее игумен радушно улыбнулся и сказал, обращаясь уже больше к нему, чем ко мне: