(И колючие поцелуи верблюжьего одеяла: эх, начаться бы сейчас следующей войне!. -. -. -
(Подъем!: вслепую ощупывать набитую всякой всячиной комнату; ноги сами помогали найти дорогу; вздохнуть поглубже… Та-а-а-к. (Мне уже снился сон, будто я иду в клозет и всякий раз, когда нажимаю на рычаги, мне мешают: и всякий раз в самый последний момент.) И снова эти пестроклетчатые иди-инди-индианки!..).
Прозрачный танец занавесей; остаток луны стал белым как мел: Каждое утро посредством химикалий, воды и мыла превращаешься из обросшего щетиной лохматого, жирного тролля в гладко причесанное, прилизанное, трезво-холодное мыслящее существо. / И сразу же вниз - я не могу терять ни секунды - в столовую. -:
Там уже сидел мой Инглфилд, с зубочисткой и стаканчиком виски с содовой, поджидая меня.
И он начал рассказывать, дыша на меня своим прокопченным ртом: О несравненной "Старборд кроникл" - он принес мне утренний выпуск: выходившая по ту сторону, тоже дважды в день, "Левая правда" не шла с ней ни в какое сравнение! / Я тем временем пожирал лукулловский завтрак: крабы в желе; салат с копченой сельдью и маринадами; я всегда любил рыбные блюда, никогда не был их "врагом" (тут меня снова охватывает замешательство: можно ли быть "другом" того, что поглощаешь? Как все-таки неточен, расплывчат и неопределенен наш язык!). - После этого еще ливерная колбаса со швейцарским сыром. Сок черной смородины. Яичница из шести яиц с запеченным в ней куском мягкого сливочного сыра. Один бифштекс. (А там пошел еще "крестьянский завтрак": макароны и жареный картофель вперемешку; туда добавлены маленькие кусочки поджаренных почек, яичный белок в виде длинных нитей и несколько сортов тертого сыра.) / Он невозмутимо смотрел на меня: есть же люди, способные проглотить редьку, не думая при этом об Андреасе Харткнопфе.
"Островная полиция?": он употребил это выражение, и я поинтересовался, как обстоит дело с ней. / Трудная задача - обуздать напившихся писателей! "Тот, кто по ночам выбивает стекла и часто скандалит, должен быть удален с острова". (Однако в высшей степени здравые предписания: за оплеуху расплачиваться оплеухой. А поскольку полицейские в большинстве своем были двухметрового роста, тогда как средний рост поэтов составлял 1 метр 65 см., такой порядок был весьма поучителен для непристойно себя ведущих художников слова: ведь, в конце концов, они приехали сюда для того, чтобы работать, а не для того, чтобы разыгрывать из себя Великих Людей: "Совершенно верно. Мистер Инглфилд".
Однако его слова были явно далеки от объективности, о делах, творящихся на левом борту, говорить с Инглфилдом нечего было и думать! (как будто мало того, что за пределами острова государства враждуют друг с другом: неужели это должно происходить и здесь?!) Я хладнокровно прервал его; предъявил ему свой список:
"Я хотел бы еще посетить мастерскую художника Мерсье." - Он с готовностью кивнул, выпятил нижнюю губу; это Вы сможете в любом случае. / "А потом заехать к Бобу Синглтону". (Скандально известному прозаику и вольнодумцу. И тут Инглфилдом на глазах овладел испуг: нет, ему сначала необходимо обговорить это по телефону! "Большой человек, without doubt. Но вот уже который год никого к себе на порог не пускает; объясняя это все одним и тем же: пишет, дескать, новый небольшой роман. - "I’ll try". Ну, и, наконец, к Хэмфри Сенеке Гротсворту. Но он с сомнением покрутил головой: "Я думаю, он еще спит. - Убежден в этом на сто процентов.": "Спит?" (произнес я в недоумении). (Что за смехотворная причина для отказа!: Если он спит в десять часов утра, попробуем навестить его в одиннадцать!): "Но ведь когда-нибудь должен же он проснуться!". - "I hope so", твердо отчеканило непоколебимое создание, возвышавшееся предо мной. ("А может, еще и нет", так, кажется, пробормотал он вослед? Davus sum, non Odipus!.
Поднимаемся. (Мой багаж взял спортивного вида подросток и доставил в гостиницу правой стороны, находившуюся под управлением американской администрации, где я должен был обедать). / "Я очень вкратце познакомлю Вас с кварталом, где расположены наши машины, механизмы, силовые установки."
Вот эта широкая пустынная площадь?: Примерно один километр длиной, почти столько же в ширину? - Он кивнул: "Right!" / Всего лишь одно здание возвышалось, словно встав на якорь, посреди этого железного моря (здесь поверхность острова была лишена всякого покрытия и простиралась перед нами наподобие огромных вафельных ячеек из железа. Я внутренне содрогнулся: точно так же выглядели пустынные, гулкие пространства предместья, с пугающими утесами кое-где вздымавшихся домов, среди которых я вырос!). / "Водонасосная станция", (Где закачивается и дистиллируется морская вода. Мы подошли к стене без окон и, пройдя через отверстие размером в рост человека, спустились вниз).
Внизу: сначала я увидел только огромное, ужасающих размеров колесо. (Оно тяжело вращалось в маслянистой тьме: так равномерно, так равномерно!). Передо мной возникло чье-то лицо; оно с презрением разглядывало меня сквозь проволочное заграждение бровей. (И поскольку я еще не притерпелся к темноте: из сострадания мне освободили путь, убрав из-под ног канистру со смазочными материалами.)
"Атомное топливо?" (об этом я слышал еще на корабле; но): "разве не было первоначально заявлено, что это на острове абсолютно запрещено - привозить сюда ядерное горючее?" Старший машинист в ответ лишь сморщил правую щеку в беззвучном смехе: "А Вы думаете, больши придерживались этой договоренности? - Как-то нам бросилось в глаза, что одна русская, часто ездившая на нашу сторону и обратно в качестве курьера, носит в ушах поразительно большие серьги: мы тут же за ней со счетчиком Гейгера:?:!!". - И старший машинист тоже гневно тряхнул головой: "И никакого ложного стыда относительно "доброго атома ""!
(А что выделывали, по слухам, русские на своей стороне!: На должности ответственных технических специалистов брали только "надежных" людей. Я, скептически: "Да разве такое вообще бывает?" Он: "О, еще как!": У них, говорят, в Сибири существовала колония - в совершеннейшей глуши, вдали от людей - где говорили только на особом, специально для этой цели изобретенном языке. С очень небольшим, очень специфическим словарным запасом, недоступным пониманию обычного русского человека. Браки разрешались только между местными жителями. От них не дождешься, чтобы они что-нибудь выболтали. Совершенно не поддаются действию психотропных препаратов, применяющихся в борьбе со шпионажем: мы уже пробовали!
Многие вещи у них вообще не имеют названия: когда мы спросили одного из них, погруженного в гипноз, как у русских обстоит дело с ядерными испытаниями, он встал, скрестил руки на груди и затанцевал нечто вроде краковяка. "На вопрос: "Сколько атомных бомб здесь у вас на острове?" последовал тот же ответ; но, должно быть, бомб было немало, так как гипнотизируемый отплясывал добрых полминуты! / Да, да: но ведь у нас, в Свободном Мире, все обстоит иначе, не так ли?!" - Я огляделся: похоже, по мне видно, что все услышанное произвело на меня явное впечатление? (И что это за уму непостижимые хитрости! - Даже если все эти рассказы и не соответствуют истине!).).
"О, разумеется, мы едем!": он уселся за руль небольшого кадиллака; и мы вновь плавно покатили через Железные Ворота - на этот раз наружу. ("Кекуле?" спросил охранник; и в ответ раздалось: "Уайерштрасс". И что-то еще, произнесенное шепотом.). / "Прекрасная спортивная площадка! Правда, мало используемая; лишь несколько стройных девиц из вспомогательного корпуса занимались гимнастикой - висели на кольцах, делали наклоны, повороты, махи ногами: "А где же писатели?" Но он невозмутимо изрек: "А poet does’nt run"; и осторожно остановил машину у городской черты.
Посмотрим-ка сначала наш "серпантин": "Великолепно!": Невнятно лепеча, тихо струились воды реки Пулафука, плавно огибая поросший кустарником уголок ("Опароке", "Опароке", курлыкали в утренней тиши самые настоящие лягушки); отсюда, с небольшого мостика, над которым склонилась плакучая ива, "Уголок поэтов" выглядел погруженным в сладкую дремоту: "Упоительно!". / Разбивка местности произведена в шахматном порядке: белые, скажем, поля, пущены под зеленые насаждения, на черных - на каждом углу - расположены одноквартирные домики?: "Exactly so" / Сколько домов насчитывается здесь в настоящее время?: 67 "А также универмаг: вон там".
По еще пустынным улицам: ну еще бы, ведь было всего половина девятого, а люди искусства спят долго. Но он недоверчиво затряс головой: "Да, лентяи" /Прилежные вставали в четыре утра, чтобы посвятить работе эту пору драгоценной тишины; к десяти, когда другие еще только, зевая и кряхтя, выкарабкивались из своих постелей, они уже делали перерыв, испытывая первую усталость - но ведь что-то уже было сделано. - "И много тут таких?": "Лентяев?: Yes (я, правда, имел в виду как раз обратное; но и такой ответ удовлетворил меня).
Улицы, названные именами - "покойных" - писателей: проспект Кольриджа; проезд Китса; площадь сестер Бронте (там же они и возвышались, вся троица, погруженные в чтение, склонившиеся над рукописями: Шарлотта - выпрямившись во весь рост: сжимая рукой правую грудь (так что ее рафинированная плоть взбухшими валиками проступила между пальцами: ища душой страну любви. / Эмили - сидя, с наморщенным лбом, глубоко вдавив бронзовую пятку в бронзу пьедестала. / (Рядом с ними - Анна; с детски несмелым, почти испуганным выражением; она прижимала ручку-вставочку к губам). "Lovely!".
Есть здесь животные?: Разрешено держать: обезьянок, собак, кошек, певчих птиц. Аквариумы с морской водой. (Разумеется, перед тем, как животные попадают на остров, их подвергают осмотру и дезинфекции: and soon.) / Из диких животных, живущих на воле: вороны, зайцы, ящерицы, кроты. / Среди домашних животных, обитающих там, на "пашнях & лугах": лошади, крупный рогатый скот; свиньи, овцы; козы, куры, утки.
Прекрасные растения: молодые тополя изумительной формы! Я остановился перед садиком, с интересом разглядывая его: два небольших, похожих на кустарник, деревца робко сплелись кронами, словно взявшись за руки - красный бук и двулистный клен: "Премило смотрится!". И он философски кивнул: "Садовники здесь за этим следят неусыпно".
Кроме того, - и он невозмутимо пошевелил рукой в кармане - именно здесь жил "мой Мерсье". (Как раз в этот момент в домике по соседству кто-то заиграл на рояле, обращаясь с инструментом с прямо-таки варварской виртуозностью.) Инглфилд нерешительно пожал плечами; но, все-таки, уступая моим настояниям, произнес приторно-вежливо: "Try him". /И я позвонил в дверь, не вняв его предостережениям о нелюдимом нраве хозяина (при этом кое-что достав из своего бумажника).
Дверь распахнулась настежь: он уже высоко поднял палитру, приготовясь огреть ею непрошеного гостя! Однако, овладев собой - способность, заслуживающая уважения в художнике, - выхватил изо рта пук кистей и прорычал: "У меня нет времени показывать свои картины!" / Но и я, не моргнув глазом, тут же рявкнул ему в ответ: "А посмотреть кое-что время у Вас, может, найдется?!" и с этими словами сунул ему под нос фотокарточку его брата. / (Он буквально потерял дар речи - настолько неожиданно все произошло. Но постепенно пришел в себя и заулыбался. - "Tres bien", проворчал он благосклонно. И: заходите.") / Инглфилд, сама деликатность, украдкой попросил у меня разрешения отлучиться, чтобы позвонить по телефону: он хотел осведомиться, насколько далеко продвинулась его пассия со своей ополовиненной Европой.)
"Вы видели топ tres cher frere?!: а теперь очень быстро и коротко рассказать ему о нашем мимолетном знакомстве; но он и этому был несказанно рад: "Я не видел его уже два года: так, говорите, он уже сержант?". "Да еще какой!" ответил я (что и говорить, великолепный экземпляр - этот долговязый канадец!) / Но:
"Нет!: Я должен ехать дальше: Меня, как журналиста, пустили сюда всего на 50 часов; из них - о, бог ты мой! - уже 18 израсходовано: да мне и вправду нечего больше рассказывать; а Вы поглощены работой; я ведь только хотел сдержать слово, данное Вашему брату!" Пожал ему не запачканный краской локоть. И снова, вслед за Инглфилдом, в дачный район.
"Да, дом у него обставлен просто грандиозно!": You may well say so: у этих поэтов здесь есть все, что только их душе угодно! Трехразовое горячее питание; холодные закуски подаются в неограниченном количестве, сколько кому заблагорассудится. Ежегодно выдается новый костюм; домашняя одежда изготовляется по желанию проживающих. Если разрешают врачи, можно бесплатно пользоваться растворимым кофе: если врач считает необходимым, в рабочем кабинете пациента создается низкое атмосферное давление: будьте любезны!" "Да", протянул я, размышляя вслух: "но ведь один костюм в год - это тоже не бог весть что…" Но тут Инглфилд сообщил мне еще более интересные сведения! / Ну, еще бы, если принять в расчет и это, то "эти парни" вполне смогли бы обойтись и без предоставляемой им дотации. Ведь: "Как Вы думаете, почему крупнейшие фирмы бьются за право поставлять нам свои товары бесплатно?! Только ради того, чтобы получить возможность писать в своих рекламных объявлениях: "Что носят на ИРАС? Ботинки фирмы "Игл"! - А смогли бы Вы устоять перед искушением, глядя, как в телерекламной передаче Фредерик Нельсон горделиво встряхивает своей белоснежной гривой, широким жестом кладет правую руку на клавиши пишущей машинки, стоящей рядом, и торжественно возвещает: "На этом ремингтоне каждый год пишется новая драма!"?" / (Правильно; как-то я целый месяц покупал виноградный сахар: только потому, что Белые Боги, обитающие здесь, якобы ничего - или почти ничего - другого не вкушают; разве что еще масло из ростков пшеницы фирмы "Бигтэйлз".) / "Если бы Вы знали, какие посылки большинство здешних жителей отправляет домой: целые тюки одежды!"
И мебель?: Да; все, все бесплатно! - И гигантские звуковидеоустановки?: И их тоже. / Кровать поистине языческой упругости. Секретарши - в любое время дня и ночи, согласно объявлению: "Кто еще ни разу не был поэтом, должен вступить на это поприще здесь, начав его с этого - мы об этом подумали". -
Время от времени поэтами и писателями овладевала всем известная блажь - желание зажить "простой жизнью": в спешном порядке в их распоряжение предоставлялась сложенная из бревен хижина на озере Отсего: "Нельзя ли мне увидеть что-то в этом духе?!" (Статья об этом получилась бы что надо! Самый смак для наших возвышенных абдеритов! - Ну, сначала ему нужно переговорить по телефону с одним из отшельников; и Инглфилд повез меня, ввиду этого обстоятельства, к своей подруге) -:
Сегодня она была бела как мел, словно напудренная!: открыла нам дверь с отсутствующим видом - руки и ноги у нее двигались как бы независимо от ее воли; не узнала нас; может быть, только голос Инглфилда показался ей знакомым; тут она по ошибке обняла меня (эх, и отвратно же вонял гипс, которым она нещадно наштукатурилась!). И проковыляла впереди нас между изваяниями в негритянском и сардинском стиле (на чем большинство современных художников "оттачивает глаз"); в мастерскую -