"Вначале предполагалось провести обследование прямо на борту…" (Тем временем он прижал шпателем мой язык, так что я не мог даже пискнуть. И заглянул мне в рот (с таким усилием, как будто это яма глубиной в тридцать ярдов: а правой рукой уже подхватил какие-то щипцы)…): "- но потом мы… у нас ведь еще - достаточно -: времени!" (и одновременно с последним словом энергично намазал йодом мой язычок, так что я сконфуженно икнул: вот что им надо, этим костоправам!: только чтобы несчастный пациент вульгарно-беспомощно икал; высовывал язык; говорил идиотское "ааааа"; если захотят, они тебе и ноги зажмут: сами-то прилично одеты, а ты тут лежишь голый и беззащитный!) /Мой мучитель вытащил из моего рта шпатель и кисточку, лицо его просияло, будто ему удалось сделать нечто значительно-неподражаемое, брови от любознательности полезли вверх (а молоточки уже выстукивали мое тело. На спине трубки четырех стетоскопов. Ассистентка с помощью какой-то рукоятки затянула покрепче ленту на моем пульсе (так что кончики пальцев набрякли и покраснели). Ну а потом мне, конечно, пришлось лечь на белую, лакированную, мерзко холодную кожаную кушетку. И пока одна (или один?) давила мне на гениталии; другой алчно подсчитывал количество пальцев на руках и ногах; третий вырывал у меня во всех местах волоски для анализа; еще один изо всех сил тянул меня за ногу; словом, мне казалось, что они искололи больше мест, чем может вместить поверхность нормального человеческого тела: сыворотки и растворы лились в изобилии.) /Потом: "Встаньте, пожалуйста!": и какая-то "сестра" - (в этом выражении скрыта глубокая ирония: да вот только где?) - со зверским взглядом уже несла какую-то особую иглу ужасающей длины: теперь, в качестве вознаграждения, они хотели получить от меня еще и жидкость! (Ощущение? - : как будто протыкают игральную карту. Когда брали на анализ спинномозговую жидкость: "Только капельку; вы не почувствуете даже головокружения; поясничный карман останется наполненным." /Оказывается, во мне есть еще и такая штука: поясничный карман!).
Оделся; и остался наедине с главным врачом: /Скажите - э-э - в принципе всё в порядке: небольшие дефекты мы устранили с помощью инъекций; провели дезактивацию: я бы посоветовал вам обратиться к зубному врачу - кстати, что это за сыпь у вас там? Совершенно безвредные пузырьки, разумеется, мы исследовали содержимое одного из них, но…" и он хищно посмотрел на меня:? /Тут пришлось ему выложить ту историю, участником которой были я и 1 ветреная девица, про экзекуцию пучками крапивы. /"Ага!" произнес он, удовлетворенный ответом. И кивнул, как будто он и сам это давно знал. Но тут же для пущей важности наморщил лоб; и мне, только на всякий случай, еще раз пройти с ним в кабинет; и на покрытую лизолом стеклянную пластинку положить…, пока химики и врач с микроскопом не подтвердили мои показания: "Извините; но мы обязаны…" (Да уж, вы обязаны!) - И в заключение церемонии еще раз незаметно продезинфицировали меня; на всякий случай).
Опять наедине со своим - тоже пахнущим больницей - багажом. / (Который час?: "Ммм: Пять пятнадцать…" развратно проворковал альт: надо было все-таки взять деловитое сопрано!).
Поднялся наверх: и в дверном проеме, весь темно-синий с золотом, - господин капитан. Среднего роста, подтянутый, одетый в безукоризненную униформу (ходячий образец деловитости: команды посыльных судов тоже были - что известно по бесчисленным телепередачам - подобраны по принципу фотогеничности: первый шаг на моем пути в страну совершенства, страну духа и всех идеалов, какие только есть, "Voyage de Zulma dans les pays des Fees" /. / Вот тут я немножко занервничал: это было уже огромным достижением, что меня, репортера, туда допустили! Первый за последний добрый десяток лет?:это могло, если соответствующим образом этим воспользоваться, принести кучу благ: Златославупочести, долгую здоровую жизнь! - Я решил по возможности взять себя в руки!
На пристани склады: "Да тут огромный комплекс! "(я; выказывая почтительное удивление. А тот, сдержанно): "Более десяти акров.""/На мой сдержанно-провоцирующий вопрос (я как-никак здесь почетный гость. И они посчитали бы совершенно "неестественным" - даже невежливым, - если бы я не проявил самого беззастенчивого любопытства; лишь чуть-чуть выйти из рамок приличий, ровно настолько, чтобы вызвать снисходительную улыбку окружающих; держаться по-юношески доверчиво и открыто, этаким простаком-провинциалом из Канады. Но далеко не пустышкой - время от времени обнаруживать достаточно солидные знания - но не слишком глубокие: а то эти специалисты тут же (ведь и население острова состоит из сплошных "спецов"!) переходят на профессионально-непонятный язык. И под этой маской собирать и собирать материал, чтобы блокнот трещал, bon. (Впрочем, я не очень-то на себя полагался: слишком уж я импульсивен и простодушен для подобной миссии! К тому же я испытывал чересчур большое почтение к великим людям; слишком любил и понимал искусство - но сначала надо развязаться с этим делом.)
Я имею в виду складские помещения: "Разумеется. Мистер Фитцсиммонс может вас сопровождать; у нас еще целых 8 минут: прошу." /Живой как ртуть ирландец повел меня в стоявшие поблизости гигантские склады: ящики ("обитые цинком") с книгами из всех стран света (каждое издательство обязано представлять по одному экземпляру каждого нового издания. Он распахнул дверь в упаковочную: пачки газет, вплоть до самой маленькой районной газетенки, мелькали в руках людей в передниках!) /"Здесь срочные ценные "посылки": да, да, отсылаются сейчас же. - Да, лекарства. По заказу жителей островов. От бельтана до самхайна рассылаются также свежие фрукты в ледниках…": но кто-то от дверей перебил его: "мистер Уайнер?:!" и я живенько пожал руку рыжему: ясно, они показали мне лишь то, что сочли нужным!/Потом вдоль пристани и вверх по трапу.
На борту: мне представили моего "консультанта" (который, стало быть, будет за мной следить. А может, и вправду охранять, чтобы я не слишком часто проваливался в люки: "Лейтенант Уилмингтон"). /Краны подняли на борт какие-то стальные бочки: "Жидкое атомное горючее; для запуска нашей островной части." (Что не делало переправу более привлекательной; я проводил мрачным взглядом покачивающиеся тумбы). / "Нет. Все посыльные суда имеют одинаковое водоизмещение: тысяча тонн. Более крупные не могут причалить к островным гаваням.": "… гаваням"!: во множественном числе?": "Да, конечно, их две. - Нет: Я не уполномочен показать вам карту острова." / (и тут же смягчил свой ответ, добавив): "Вы бы в ней все равно не разобрались; мы пользуемся только морскими картами, где даны лишь внешние очертания. Но там вам непременно дадут такую карту." (А если нет, то я ее потребую; надо сейчас же взять на заметку).
За кормой длинная полоса пены; в углублении, специально для рук, железный выступ (и еще один, на который можно было опереться кончиками пальцев): "У нас очень сильные машины, развивают максимальную скорость до 35 морских миль; обычная средняя скорость около 30 миль." И, отвечая на мой, естественно вытекающий отсюда вопрос о длительности переезда: "Ах нет, что вы: самое большее через 12 часов мы уже будем на месте; мы только что прошли исходную точку." /Сам он еще никогда там не бывал; только один раз видел в бинокль краешек острова с верхушки мачты. (Ах так, значит, здесь ничего интересного не узнаешь. - : "Нельзя ли здесь где-нибудь прилечь на часок? В последние ночи для сна у меня было не так уж много времени.": Я давно уже не видел на человеческом лице такого облегчения, какое отразилось сейчас на лице лейтенанта Уилмингтона! (Ну ясно: во-первых, у него, конечно, были и какие-то служебные обязанности; никто другой его работу делать не будет. И, кроме того, назойливый наблюдатель в штатском устранился сам: очень хорошо!)).
Сначала еще в туалет (и, спуская воду, осторожно отойти от унитаза: а то в Уругвае, в одной сельской гостинице, вот так же - потянул за цепочку, а он вдруг возьми и зафонтанируй; со мной такие вещи дважды не случаются!). /Но мне и вправду надо было поспать: кости так и ломило, от зевоты я чуть не вывихнул челюсть. На борту этой маленькой керосинки смотреть было нечего (захватывающее описание переезда мне ничего не стоит выдумать: скажу без хвастовства, воображения у меня пока еще хватит, чтобы выдать без всяких усилий описание переправы на каком-то буксирчике! Я грустно ухмыльнулся, представив себе, какого голубого тумана подпущу я моему читателю: как я в волнении прохаживался по палубе, неужели я вскоре окажусь лицом к лицу с бессмертными?! С величайшими и художниками, каких сумело дать наше поколение? Настоящее путешествие в Элизиум; сплошь беседы с богами и героями! - И мои записи как исторический документ сохранят их значительность, "вечно" (неизменноследуязаними) - и я вздрогнул, охваченный тоской: если бы у меня была какая-нибудь приличная профессия!). -.-. -. -.
И я кряхтя выпрямился: моя: не хочу я больше ни о чем думать!! / Встал и трясущимися руками почистил зубы /нет; не "трясущимися", а то вся эта чушь снова полезет мне в голову!: Мне приснилось, что вхожу в деревенский дом. В коридоре вместо все еще встречающихся порой варварски-привычных оленьих и лосиных рогов на стенах висят человеческие головы!: шляпу надо было вешать прямо на них; шарф бросать на обрубок шеи; для пальто к зубам было подвешено кольцо, на нем крючки и плечики (и боже упаси их уронить!: головам тотчас же отвешивались такие оплеухи, что они закатывали глаза и стонали!). /Вбежала софоморочка и повелительно щелкнула пальцами: тут же на мужском лице, там наверху, появилась красная стрелка языка; когда он медленно высунулся (до самого корня) с правой стороны рта, она провела по нему своей маркой; намочив ее таким образом; и пришлепнула ее на свое розовое треугольное письмецо: 'twill make a holiday in hell, тут уж не до сна!!
Над палубой легкий бриз; мое (не "облегченное", это не пойдет; правильней будет - рассеянное): "Ах". /И я опять начал зевать. - Который теперь час?: "О, Мистер Уайнер, ваши часы показывают неправильное время! Вы забыли перевести их с поправкой на долготу: какая у вас? Центральная или восточная?" (Восточная). "Mountain" совершенно выпали из сетки временных поясов, там проходила Полоса гоминидов; несколько пограничных районов были переориентированы на центральное и тихоокеанское время. Пришлось заставить свою альтистку пару раз подать голос…: вот так./ "Значит, время на острове тоже постоянно меняется?". Он только удивленно поднял брови: "Несомненно, как на любом корабле во время длительного плавания. А остров всего лишь большой корабль." (вместо "да" он всегда говорил "несомненно"; я это уже несколько раз проверил.)
"О, мы уже давно находимся в запретной зоне! Остров должен вот-вот показаться на горизонте." /Зона имела 380 миль/или 660 верст в поперечнике: значит, ни один чужой морской или воздушный корабль не имеет права приближаться к этому святая святых на половину этого расстояния!/ Тут с марса, с "мачтовой корзины", прозвучал сигнал - и как сочувственно ухмыльнулся он, нарочито-любезно произнеся это слово, которое в ходу у сухопутных крыс, - и всегда-то ты сознаешь свое превосходство! - : "Значит, через четверть часа мы сможем увидеть его с бака."
На баке:? -:!/:??:!!!: и тут я тоже увидел серую массу на туманной линии горизонта (и тотчас же задумчивопроникновенно скрестил поверх своего развевающегося на ветру прорезиненного плаща; взгляд провидчески устремлен вдаль: душой взыскуя земли греков. / Он так долго не решался нарушить мое молчание, что я заскучал.)
Все ближе: уже матрос готовился нести следом за мной мой багаж (а те радостно усмехались: well, здесь другой мир, что, репортеришка; суешься со "своими законами"?! - Они еще удивятся моему репортажу! Если когда-нибудь увидят его в оригинале.)
Он уже заполнил все тридцать градусов горизонта и сделался иссиня-черным; через свой карманный бинокль я уже видел - хотя и с трудом из-за качки на палубе - башни и высокие здания./ "И деревья тоже?"; он утвердительно кивнул: "Несомненно."
"А что они делают там, снаружи?": человеческие фигурки карабкались по стене, похожей на крепостную; один поскользнулся и медленно пополз вниз (всё дальше; в свинцовые волны - где и исчез?!: "Водолазы: удаляют водоросли; подновляют окраску." Он скрестил руки и властно сжал губы: "Не такая уж простая работа: недавно мы вытащили мертвого аквалангиста." И тут же отразил мой безмолвный вопрос: "Вы всё сами узнаете. И даже больше, чем знаем мы").
Высоко вверх уходила железная стена, вдоль которой теперь скользил наш крошечный кораблик: но не слишком близко; волны здесь с глухим рокотом бились о несокрушимый металл; поднимались вверх; и снова опадали, смущенные бесполезностью попытки: iron-bound! / Из каюты радиста беспрерывно доносился бешеный стук аппарата; но хотя я, будучи газетчиком, тоже знал азбуку Морзе, разобрать нельзя было ни слова; наверное, все закодировано. -
"Вот сейчас!": тут носовая часть нашего корабля развернулась, и мы стремительно понеслись к железной стене. /В этот момент я увидел брешь: скорее щель!: это и был вход в гавань, шириной в добрых сто ярдов! (Справа - светло-зеленая надпись крупными буквами, вероятно, светящаяся в темноте) -:
ИРАС
Пристань для швартовки с правого борта
Мы проскальзываем внутрь; плывем мимо берегов узкого канала: прямо в широкий многоугольник бассейна. / Мы застопорили машины так лихо, что вода вокруг нас запенилась. Еще медленней. Палуба заметно накренилась, когда мы лихо притиснулись к причальной стенке (где уже толпилась портовая обслуга, готовясь принять швартовы./ Тут же подъехали краны; задвигались, хвастливо вытянув вверх свои стрелы, и медленно понесли груз вниз:!).
Почему он удержал меня движением руки? Лицо бесстрастное; взгляд устремлен куда-то вверх, в небо? (Конечно же, покрытое белыми кольцами облаков; но…/: вот оно что: кто-то машет там, на мостике!)
Тот, кто махал на мостике: весь в чем-то темно-синем, в широких плотницких штанах. Над головой дурацкая тарелка, на которой болтались еще более дурацкие ленточки. Руки, вытянутые в стороны, кажутся еще длиннее из-за флажков, справа бело-красный, слева черно-желтый. Напряженно наклонился…?
:и вдруг заметался, как сумасшедший (я имею в виду его руки!: Каждая из них была как бы сама по себе; каждая дергалась и вертелась на свой лад; семафор по сравнению с ним выглядел существом куда более одухотворенным. Сейчас!: сейчас они отделятся от тела и улетят прочь; каждая на своем флажке, та, что справа, вверх, в синеву, а та, что слева, вниз, в море./ Однако Уилмингтон смотрел на этого несчастного со столь глубоким удовлетворением, как будто видел прямо перед собой конечную цель развития человечества. Когда, вопреки ожиданию, руки остались на своем месте, я сердито спросил: "Что он делает? Это связано с моим прибытием?" "Несомненно," пробормотал он, наморщив лоб, "он сигнализирует, что машина с встречающими вас членами комитета уже подъезжает и сейчас остановится у пристани." - И для этого надо было битых пять минут болтать руками? Отбирать у меня драгоценное время?! И все же я не смог удержаться и спросил: "Разве он не мог это сделать проще - быстрее! - и крикнуть им?" Он посмотрел на меня, сперва как на изменника; потом как на врага; затем как на идиота; и напоследок как на младенца: "Мы находимся на судне!". Сказано снисходительно, ведь я как-никак был гостем острова. (И опять эти непонятные ответы; благородная простота, скромное величие. - Или их смысл действительно был глубок, а я этого просто не понимал? - Я смущенно спускался по так называемому трапу и думал: не вплести ли мне в свою прощальную речь его любимое "несомненно"? Но он почти наверняка был невосприимчив к иронии. / В крайнем случае можно было бы попрощаться с ним на военный манер, обеими руками одновременно, (и еще отвесить несколько поклонов, идиотически-робко при этом улыбаясь; такая комбинация его, должно быть, жутко раздосадует! - ах, пусть его живет))).
(Надо "ступать" медленно! Выиграть время; чтобы твоя голова величественно возникла над кромкой набережной. И я спокойно смотрю туда, где собрался этот комитет…?…: вот он; отлично.)