Внимательный, изучающий взгляд Холмса становился все холоднее.
- И поэтому ты перевелся из двадцать седьмого полка?
- Да, сэр. Они пытались заставить меня продолжать драться.
- Понятно.
Капитан Холмс, казалось, сразу потерял вест, интерес к разговору. Он посмотрел на часы, вдруг вспомнив, что на половину первого у него назначено свидание с женой майора Томпсона. Он встал и взял форменную шляпу с папки для входящих документов на своем столе.
Это была великолепная шляпа, мягкий, дорогой фетр, фирмы Стетсон, с полями, приподнятыми спереди и сзади, с четырьмя отглаженными зубцами, сходящимися в острую точку на макушке, с широким кавалерийским ремешком под подбородком вместо узкого, как у пехотинцев. Рядом с ней лежал хлыст для верховой езды, с которым Холмс никогда не расставался.
- Ну что ж, - сказал он почти без всякого интереса, - в уставах ничего не говорится о том, что человек должен быть боксером, если он этого не хочет. Увидишь, мы не будем тебя здесь заставлять драться, как в двадцать седьмом. Я такие вещи не люблю. Раз не хочешь драться, мы не собираемся включать тебя в команду. - Он пошел к двери, но вдруг резко повернулся - А почему ты ушел из команды горнистов?
- По личным соображениям, сэр, - сказал Прю, убежденный в том, что личные дела любого человека, даже рядового солдата, касаются только его самого.
- Но тебя перевели по просьбе начальника команды горнистов, - возразил ему Холмс. - Что у тебя там случилось?
- Ничего, сэр, - сказал Прю. - Ничего особенного. Это личное дело, - повторил он.
- А, - сказал Холмс, - понятно.
Он не предполагал, что причиной может быть личное дело, и с беспокойством взглянул на Уордена, не зная, как поступить. Но Уорден, который до этого с интересом следил за разговором, сразу равнодушно уставился на стену. Холмс кашлянул, но и это не привлекло внимание Уордена.
- Вы хотите что-нибудь добавить, сержант? - пришлось спросить Холмсу в конце концов.
- Кто - я? Конечно, сэр, - встрепенулся Уорден. Внезапно на него напал приступ ярости. Его брови выгнулись дугой, как две гончие, готовые броситься за зайцем.
- Какое звание у тебя было в команде горнистов, Прюитт? - спросил он.
- Рядовой первого класса с дипломом специалиста четвертого класса, - ответил Прю, спокойно глядя на Уордена.
Выразительно приподняв брови, Уорден посмотрел на Холмса.
- Ты хочешь сказать, - удивленно спросил он, - что отказался от звания рядового первого класса и специалиста четвертого класса и стал простым рядовым стрелковой роты только потому, что тебе нравится маршировать?
- У меня не было никаких неприятностей, - настойчиво повторил Прю, - если вы все еще думаете, что я ушел из-за этого.
- А может быть, - усмехнулся Уорден, - ты просто терпеть но можешь играть на горне?
- Это мое личное дело, - сказал Прю.
- Все будет решать командир роты, - внезапно изменил тон Уорден. Холмс кивнул. Уорден улыбнулся и сказал бархатным голосом: - А ты перевелся не потому, что вместо тебя Хаустон назначил первым горнистом молодого Макинтоша?
- Меня перевели, - упрямо твердил Прю, - по личным мотивам.
Уорден откинулся в кресле и тихонько фыркнул.
- Что за чертовщина со всякими этими переходами! У пас в армии прямо дети! Когда-нибудь эти юнцы поймут, что хорошие должности на деревьях не растут?
Охваченные чувством взаимного озлобления, Уорден и Прю забыли о капитане Холмсе. Как раз в этот момент тот, пользуясь своим правом, вмешался.
- Мне кажется, - сказал он спокойно, - что ты очень быстро завоевываешь дурную репутацию бунтаря, Прюитт. Но таким в армии нет хода. Ты убедишься, что строевому солдату в нашем подразделении значительно труднее, чем в команде горнистов.
- Я уже был на строевой службе, сэр, - сказал Прю. - В пехоте. Поэтому я не боюсь снова стать строевым. "Лжешь, - сказал он самому себе, - черта два, не боишься. Как это получается, что люди так легко заставляют тебя лгать?"
- Ну что ж, - сказал Холмс, - похоже, что у тебя будет возможность доказать это. Ты не новобранец и должен знать, что в армии у каждого ость свои обязанности. А также моральная ответственность, о которой не говорится ни в каких уставах. Можно подумать, что ты свободен, но на самом деле это не так. Как бы высоко ты ни поднялся, всегда над тобой есть кто-то еще. Да ты и сам знаешь об этом не хуже меня. Сержант Уорден позаботится о тебе и назначит в отделение. - О должности ротного горниста больше ничего сказано не было. Холмс повернулся к Уордену: - У вас есть ко мне еще что-нибудь?
- Нужно окончательно проверить отчет о ротных фондах. Он должен быть готов завтра утром.
- Вот вы этим и займитесь, - сказал Холмс, совершенно игнорируя положение, в соответствии с которым только офицер ведает фондами роты. - Составьте отчет, а завтра рано утром я подпишу. У меня нет времени заниматься деталями. Это все?
- Нет, сэр, - резко сказал Уорден.
- Что бы там ни было, сделайте все сами. Если что-нибудь нужно сделать сегодня, подпишетесь моим именем. Я сегодня уже не приду. - Он сердито посмотрел на Уордена и повернулся к двери, не обращая внимания на Прюитта.
- Есть, сэр! Смирно! - громко скомандовал Уорден.
- Продолжайте, - сказал Холмс. Он надел шляпу и ушел.
Через минуту за окном послышался его голос:
- Сержант Уорден!
- Да, сэр, - отозвался Уорден, подскакивая к окну.
- В чем дело? Здесь необходимо навести порядок. Взгляните-ка сюда. А вон там, у мусорного ящика? Это что, казармы или хлев? Я требую все убрать. Немедленно!
- Есть, сэр! - громко отозвался Уорден. - Маггио!
Под окном выросла похожая на гнома фигура Маггио в нижней рубахе.
- Да, сэр.
- Маггио, - сказал капитан Холмс, - где, черт возьми, твоя гимнастерка? Немедленно надень ее. Здесь не пляж.
- Есть, сэр, - сказал Маггио, - сейчас надену.
- Маггио! - крикнул Уорден. - Найди остальных дежурных по кухне - и немедленно все убрать! Слышал, что сказал командир роты?
- О’кей, сержант, будет сделано, - ответил Маггио.
Облокотившись о подоконник, Уорден видел, как широкая спина Холмса проплыла мимо солдат четвертой роты, вытянувшихся по стойке "смирно" по команде дежурного сержанта.
- Продолжайте, - бросил на ходу Холмс.
Солдаты в синей форме вернулись к прерванным занятиям.
- Черт бы побрал этого кавалериста, - пробормотал Уорден. Он не спеша подошел к столу и ударил кулаком по своей твердой с плоским верхом форменной шляпе, которая висела на стене. - Разрази меня гром, чтобы я когда-нибудь согнул свою шляпу, как он.
Холмс поднимался по лестнице в штаб полка, в кабинет полковника Делберта. У Уордена была своя теория относительно офицеров: будь он хоть сам Христос, но раз он офицер, то наверняка сукин сын. И ты полностью в их власти. И ничего не можешь сделать. Вот почему они такие.
Уорден почувствовал, с какой силой взыграло в нем мужское начало. Он отошел от окна и снова сел за стол.
Прю стоял у стола и ждал Уордена. Он чувствовал себя очень уставшим и все еще старался подавить свой страх, вызванный несогласием с волей начальства. Воротник его гимнастерки смялся, а спина насквозь пропиталась потом. "Еще немного, и со всем этим будет кончено, - подумал он. - Тогда сможешь отдохнуть".
Уорден взял со стола какую-то бумагу и стал читать с таким видом, будто был один в комнате. Когда он в конце концов поднял голову, на его лице было удивленно и даже негодование, - казалось, он не мог понять, как этот человек попал сюда без вызова.
- Ну? - сказал Мнлт Уорден. - Какого черта вам здесь нужно?
Прю, ничуть не смущаясь и ничего не отвечая, спокойно взглянул на него. Какое-то время оба молчали, изучая друг друга, как два шахматиста оценивают друг друга перед началом игры. На их лицах нельзя было прочесть открытой неприязни, на них выражалась какая-то скрытая холодная враждебность. Эти два человека чем-то напоминали философов, которые исходили из одной и той же посылки, но под давлением неопровержимых аргументов пришли к диаметрально противоположным выводам. И все-таки эти выводы были как братья-близнецы, из одной плоти и крови.
Уорден нарушил молчание.
- Ты, кажется, ничуть не изменился, Прюитт, - саркастически произнес он. - Так ничему и не научился. Как сказал один большой остряк, дураки всегда рвутся туда, где даже ангелы боятся появляться. Ты ведь в петлю полезешь за другого, если предоставить тебе такую возможность.
- Ты хочешь сказать, что можешь мне ее предоставить? - спросил Прю.
- Нет. Конечно нет. Мне ты правишься.
- И ты мне, - сказал Прю. - Ты тоже ничуть но изменился.
- И ведь ты сам полез в петлю! - Уорден печально покачал головой. - Именно это ты только что сделал, отказавшись войти в боксерскую команду, понимаешь?
- Мне казалось, ты не любишь спортсменов, - сказал Прю.
- Да, не люблю, - ответил Уорден. - А тебе никогда не приходило в голову, что я сам в каком-то смысле нестроевик? У меня ведь нет строевых обязанностей.
- Как раз об этом я и подумал, - сказал Прю. - И не могу понять, почему ты так ненавидишь нас, парней из команды горнистов.
- Потому, - усмехнулся Уорден, - что нестроевики и спортсмены просто увиливают от строевой службы, ищут легкой жизни.
- И превращают службу для такого, как ты, в кромешный ад?
- Я никому зла не желаю, - ответил Уорден. - Но ведь и я не виноват, что мне везет и что умею устроить все, как самому хочется.
- Не могут же все быть такими, - заметил Прю.
- Это верно, - согласился Уорден. - Не могут. Сколько ты уже в армии? Пять лет? Пять с половиной? А ведешь себя как зеленый новобранец. Пора тебе приспособиться. Нет у тебя ловкости. А без нее нельзя.
- Пожалуй, лучше я буду без нее.
Уорден, обдумывая ответ, не спеша зажег сигарету.
- Когда ты был горнистом, тебе жилось неплохо, - сказал он. - Но ты отказался от хорошей жизни, потому что Хаустон оскорбил твои чувства. А теперь отказываешь Холмсу, когда он предлагает включить тебя в свою боксерскую команду, - проговорил Уорден сквозь зубы. - Принял бы ты его предложение, Прюитт. Ведь строевая служба в моей роте вряд ли придется тебе но вкусу.
- Я могу поладить с любым в армии, - ответил Прю. - Во всяком случае, попробую.
- Хорошо, - сказал Уорден. Ты думаешь, если будешь хорошим солдатом, то сможешь здесь, у нас, стать сержантом? И это после того, как ты сейчас выкинул такую штуку? Да ты даже рядовым первого класса никогда не будешь.
Ведь ты как раз такой солдат, которому в армии только и заниматься бы спортом. Ты мог бы добиться, чтобы твое имя не сходило со страниц газет в Гонолулу, стал бы героем. А настоящим солдатом тебе не стать. Никогда…
Вот тебе мой совет. Если ты когда-нибудь передумаешь и решишь согласиться стать боксером в команде Холмса, то помни- спортсмены все-таки не командуют в роте, хотя командиром ее и является Холмс.
Здесь тебе не первая рота, Прюитт. А четвертая. Я в ней старшина, и командую здесь я. Командир, конечно, Холмс, но он тупой кретин, который подписывает бумаги, ездит па лошадях, носит шпоры и напивается до бесчувствия в офицерском клубе. А ротой командую я.
- Разве? - усмехнулся Прю. - Не рассказывай сказки! Если ты командуешь этой ротой, то как же тогда Прим стал заведующим столовой? Как О’Хейер стал заведующим отделением снабжения и сержантом, если всю работу выполняет Лева? Как же вышло, что почти каждый сержант у вас в роте любимчик Холмса?
Глаза Уордена медленно наливались кровью.
- Ты не знаешь и половины всего, детка, - возразил он. - Вот когда послужишь здесь, узнаешь гораздо больше. Ты ведь не знаком с Гэловичем, Гендерсоном и Доумом.
Он вытащил сигарету из угла рта и нарочито медленно потушил ее о пепельницу.
- Все дело в том, что Холмс подавился бы собственной слюной, если бы не было меня, чтобы вытирать ему рот. - Уорден встал и потянулся по-кошачьи. - Надеюсь, теперь нам обоим ясно положение дел.
- Мое-то положение мне ясно, - ответил Прю. - Но вот тебя я не пойму. Я думаю… - Звук чьих-то шагов в коридоре заставил его замолчать. Он понимал, что спор между ним и Уорденом - это их личное дело.
- Вольно, вольно, вольно, - послышалось в дверях. - Не вставайте.
Но Уорден и Прюитт уже стояли. Голос принадлежал маленькому человечку, быстрыми мелкими шажками вошедшему в комнату. Он был одет в щегольскую, безукоризненно сшитую форму, па которой красовались знаки различия второго лейтенанта. Увидев Прюитта, он остановился.
- Я тебя но знаю, солдат, - сказал маленький человек. - Кто ты?
- Прюитт, сэр, - ответил Прю, оглянувшись па улыбающегося Уордена.
- Прюитт, Прюитт, - повторил маленький человек. - Ты, должно быть, новенький. Я такой фамилии у нас не встречал.
- Переведен из первой роты сегодня утром, сэр, - доложил Прю.
- Я так и думал. Раз мне неизвестна твоя фамилия, значит, тебя не было в роте. Я целых три недели потел над расписанием нарядов, так что каждого мог бы назвать по фамилии. Мой отец всегда говорил мне, что хороший офицер знает каждого в своей части по имени, а еще лучше по прозвищу. А тебя как называют, солдат?
- Меня называют Прю, сэр.
- А я лейтенант Калпеппер, только недавно из Вест-Пойнта. Ты наш новый боксер? Жаль, что не попал сюда до закрытия сезона. Очень рад видеть тебя на борту нашего корабля, Прюитт.
Лейтенант Калпеппер быстро обежал маленькую комнату, рассовывая бумаги по разным ящикам.
- Ты, возможно, знаешь меня, если читал полковую хронику, - сказал он. - Мой отец, а до него дед, оба начали свою карьеру в этой роте младшими лейтенантами, оба командовали этой ротой, а потом этим полком и стали генералами. Теперь я следую их примеру. Послушай-ка, сержант Уорден, где моя сумка для гольфа? Мы договорились с дочерью полковника Прескотта поиграть сейчас в гольф. И потом, после ленча.
- Она там в шкафу, - равнодушно бросил Уорден. - За картотекой.
- Да, правильно, - сказал лейтенант Калпеппер, сын бригадного генерала Калпеппера, внук генерал-лейтенанта Калпеппера, правнук подполковника армии конфедерации южных штатов Калпеппера.
- Я сам достану сумку, сержант, не беспокойтесь, - продолжал он, хотя Уорден и не двигался с места. - Сегодня я должен попасть в лунку не меньше восемнадцати раз.
Он вытащил сумку из-за металлического ящика с картотекой. уронив при этом пачку карточек, но и не подумал поднять их. Затем Калпеппер выпорхнул из комнаты так же легко и стремительно, как появился.
Уорден, поморщившись, поднял карточки и положил их на место.
- Иди, - сказал он Прюитту, - я сделаю все, что требуется. А сейчас мне надо работать.
Он подошел к схеме, которая на крюках висела позади стола Холмса, и остановился, разглядывая ее. На схеме были видны квадратики, изображавшие взводы и отделения, и к каждому из них прикреплены картонные таблички с фамилиями солдат и сержантов.
- А где твои вещи? - спросил Уорден.
- Все еще на старом месте. Не хотелось мять в свертках выглаженную форму.
Уорден ухмыльнулся своей хитрой, загадочной улыбкой.
- Все еще пижонишь? Ничуть не изменился. Не форма делает солдата, Прюитт, а нечто другое.
Он вытащил карточку из ящика стола Холмса и напечатал на ней фамилию Прюитта.
- У склада стоят пулеметные повозки. Возьми одну и перевези вещи.
- Спасибо, - сказал Прю, удивленный таким великодушием.
Уорден довольно ухмыльнулся.
- Так ведь форма твоя не помнется при перевозке… Надо, чтобы ты попал в хорошее отделение. Как насчет отделения Чифа Чоута?
- Ты что, смеешься? - сказал Прю. - Неужели ты в самом деле хочешь послать меня в отделение Чоута? Мне кажется, тебя больше устроило бы отправить меня к кому-нибудь из любимчиков Холмса.
Брови Уордена от удивления поползли вверх. Оп повесил карточку на схему, где находился квадратик отделения капрала Чоута.
- Вот так. Понятно? У тебя, может быть, никогда еще но было такого хорошего друга, как я, а ты даже не знаешь этого. Пойдем на склад. Получишь снаряжение и спальные принадлежности.
В помещении склада Лева, худой, лысый, с морщинистым лицом, оторвался от своих каракулей, чтобы выдать Прюитту простыни и наматрасники, палатку, одеяла и все остальное имущество.
- Хэлло, Прю, - улыбнулся он.
- Хэлло, Никколо, - ответил Прю. - Ты все еще в этой части?
- А ты к нам надолго? - в свою очередь спросил Лева. - Или временно?
- Вполне возможно, - вместо Прюитта ответил Уорден, - что он пробудет у нас долго.
Затем Уорден проводил Прюитта наверх, где и располагалось отделение Чоута, и показал, какую койку ему занять.
- До часу закончишь все личные дела, - приказал Уорден. - А потом отправишься на работу, как и все.
Прю занялся устройством постели. В комнате никого не было, и каждый его шаг гулким эхом отдавался вокруг.
Глава пятая
Капитан Холмс вышел из ротной канцелярии в прекрасном настроении. Он был доволен тем, как разговаривал с поваром Уиллардом, и особенно с новеньким, Прюиттом. Холмс еще раньше знал историю о последнем бое Прюитта, а теперь, после разговора с ним, был уверен, что тот еще до начала летнего сезона ротных состязаний наверняка изменит свое решение.
Капитану Холмсу нравилось подниматься по ступенькам лестницы, ведущей к зданию штаба. Казалось, они сделаны не из бетона, а, как старинные лестницы, из мрамора с серыми и черными прожилками. Время отполировало когда-то шероховатый бетон, дожди и непрерывное шарканье ног сгладили острые углы и отшлифовали поверхность. Под дождем ступеньки всегда ярко блестели. Они казались Холмсу столь же прочными, даже вечными, как и сама армия.
Бетон и кирпич лестницы были той реальностью, в которой преломлялись взгляды Холмса. Такой же реальностью было и то, что ординарец регулярно раз в день до блеска начищал его ботинки для верховой езды. Когда Холмс поднимал ногу на ступеньку, мягкая, податливая кожа ботинок изгибалась глубокими складками, однако на ботинках но было ни одной трещины - это говорило о хорошем уходе за ними.
Сейчас удовольствие шагать по лестнице несколько омрачалось предстоящей встречей с полковником Делбертом. Не то чтобы Холмс не любил старика. Нет. Но когда человек выше тебя но званию, когда от него зависит присвоение тебе звания майора, тогда, естественно, волей-неволей боишься сказать лишнее слово в его присутствии.
Наверху, посреди веранды, коренастый солдат в рабочей одежде тер шваброй отполированный пол, размахивая ею от стены до стены. Капитан Холмс остановился. Солдат был занят своим делом и не заметил появившегося па веранде Холмса. И только когда швабра хлестнула по каблукам, солдат оторвал взгляд от пола и удивленно уставился на капитана, вытянувшись по стойке "смирно" и виновато глядя на офицера. Швабра выпала из его рук, по он тут же поднял ее и прижал к ноге, как винтовку. Капитан Холмс презрительно взглянул на солдата, его всегда раздражал такой панический страх перед офицерами, и медленно двинулся прочь.