- Долго рассказывать. Не хочу тебя утомлять, Акли. Чувствуешь о себе заботу?
Отродясь не обсуждал с ним личные дела. Хотя бы потому, что он ещё тупее Страдлейтера. По сравненью с Акли Страдлейтер прям адски одарённый чувак.
- Слушай, - говорю. - Посплю сегодня на кровати Эла, лады? Он ведь вернётся только завтра вечером?
Я и сам прекрасно знал - Эл почти на каждые выходные ездит домой.
- Я-то почём знаю, во сколько вернётся.
Ё-моё, ненавижу такие феньки:
- В каком смысле я-то почём знаю? Он ведь всегда возвращается в воскресенье вечером, правильно?
- Ну правильно, но как же я, Господи, разрешу спать на его чёртовой кровати-то?
Во даёт! Всё ещё сидя на полу, я протянул руку и похлопал недоумка по плечу.
- Ты королевич, Акли-молокосос. Сам-то хоть понимаешь?
- Не, я те точно говорю… не имею ж я права кому ни попадя разрешать спать на…
- Самый настоящий королевич. Детка, ты прекрасно воспитан и образован. - Точь-в-точь про него сказано. - Слушай, у тебя случайно покурить нету?.. Скажи "нет", а то я тапочки отброшу.
- А вот и нету. Слушай, из-за чего на фиг драка-то?
Я не ответил. Просто встал с полу, подошёл к окну, посмотрел на улицу. Жуткая тоска вдруг взяла. Прям взаправду помереть захотелось.
- Из-за чего на фиг драка-то? - в сотый раз спрашивает Акли. Во зануда!
- Из-за тебя.
- Из-за меня, Господи Боже мой?
- Ага. Я защищал твою чёртову честь. Страдлейтер сказал, якобы у тебя гнилое нутро. Не выслушивать же спокойно эдакие поливы.
Тот завёлся с пол-оборота.
- Как-как сказал? Врёшь! Как он сказал?
Я говорю, мол просто пошутил. Потом лёг на кровать Эла. Ё-моё, как же всё обрыдло. Тоска зелёная.
- Ну и вонючая комната, - говорю. - Даже здесь несёт носками. Ты их хоть изредка в прачечную отдаёшь?
- Не по нраву - сам знаешь, чего волен сделать, - сказал Акли. Мудёр. - Как нащёт выключить чёртов свет?
Но я пока не стал. Просто, лёжа на кровати Эла, думал о Джейн, и вообще. Воображу её со Страдлейтером в тачке толстожопого Эда Бэнки - прям чердак едет от бешенства. Стоит лишь представить - хоть из окна выпрыгивай. Вы ведь не знаете Страдлейтера. А я знаю. Большинство чуваков в Пенси, да вон тот же Акли, только треплются, дескать всю дорогу спят с девчонками, а старичок Страдлейтер на самом делеих потягивает. Я знаю по крайней мере двух тёлок, которых он отодрал. Честно.
- Акли-молокосос, расскажи про свою восхитительную жизнь.
- Как нащёт выключить чёртов свет? Мне утром к обедне.
Я встал и выключил, доставил человеку удовольствие. Потом снова лёг.
- Ты чё, намерен спать на кровати Эла? - ё-моё, клёвый хозяин, правда?
- Пожалуй. А то и нет. Не напрягайся.
- Да я не напрягаюсь. Просто мне на хрен не по фигу, если вдруг возникнет Эл и увидит какого-то чувака…
- Охолони. Не намерен я здесь спать. Не стану ж злоупотреблять твоим охренительным гостеприимством.
Через две минуты он уже храпел, как чебурахнутый. А я всё лежал в темноте, пытаясь не думать о старушке Джейн, Страдлейтере, проклятой тачке Эда Бэнки. Но переключиться ни фига не выходило. Зараза, я ведь знаю, как Страдлейтер умеет подкатить. Потому ещё паршивей становилось. Мы с ним как-то пригласили двух чертовок в тарантас Эда Бэнки, Страдлейтер с подружкой расположился на заднем сиденье, я - на переднем. Подход у чувака просто ломовой. Перво-наперво начал её охмурять - да столь вкрадчиво, душевно, словно он не только красавчик, а ещё чувачок обаятельный, душевный. Я слушал, слушал да чуть не блеванул. Его девица всё повторяла: "Не надо… пожалуйста. Прошу тебя, не надо. Ну, пожалуйста". Но старина Страдлейтер всё продолжал полоскать ей мόзги честным, точно у Эйбрахама Линкона, голосом, и в конце концов на заднем сиденье стало обалденно тихо. Даже прям неловко, честное слово. Думаю, в тот вечер он её не трахнул, но запросто сумел бы. Запросто.
Пока я лежал, норовя ни о чём не думать, слышу - падла Страдлейтер вернулся из умывалки в комнату. Даже расслышал, как прячет вонючие умывальные принадлежности, да всё такое, открывает окно. Свежий воздух ему подавай! Затем, чуть позже, выключил свет. Даже не посмотрел, куда пропал я.
Тишина на улице прям давила. Даже тачки все притаились. Обалденная тоска да погань - хоть Акли буди.
- Эй, Акли, - позвал я шёпотом, дабы Страдлейтер не услыхал через занавески от душа.
Но не слыхал и Акли.
- Эй, Акли!
Нет, не слышит. Дрыхнет без задних ног.
- Эй, Акли!
Наконец-то услыхал.
- Какого чёрта? Я уже сплю, Господи.
- Слушай. Как обычно постригают в отшельники? - Мне вдруг пришла мысль податься в обитель. - Обязательно надо придерживаться соборности, всего такого?
- Конечно, надо. Ты, урод, - ты чё, разбудил, чтоб задавать дурацкие воп…
- Ладно, спи. Всё равно в обитель не пойду. С моим везеньем скорее всего попаду в такой, где все затворники - грешники… Или тупорылые ублюдки… Или просто ублюдки.
Не успел договорить, Акли аж подскочил:
- Слушай. Про меня пожалуйста - говори чё угодно, и вообще, но раз начинаешь прикалываться над моей, чёрт побери, верой…
- Охолони. Никто над твоей чёрт-побери-верой не прикалывается.
Встав, я пошёл к двери. Не хотел больше торчать среди сплошных болванов. По пути всё-таки остановился, взял Акли за руку, крепко пожал, ну с понтом. Он выдернул:
- Ты чё?
- Ничё. Просто желаю побл’дарить - ты ведь зверски обалденный королевич, вот и всё, - сказал очень искренне. - Козырный ты парень, Акли-молокосос. Сам-то хоть понимаешь?
- Прикольщик. Смотри, в один прекрасный день кто-нибудь врежет те…
Я даже слушать не стал. Вышел в проход и захлопнул дверь.
Там висела гнетущая тишина, ибо кто спал, кто гулял, кто уехал на выходные домой. Около комнаты Лихи с Хоффманом валялась пустая коробка из-под зубной пасты, я допинал её до самой лестницы. Сперва думаю, дай пойду посмотрю, чем занят старичок Мэл Броссар. Но резко перерешил. Неожиданно пришло в голову свалить к чёртовой матери из Пенси - прям щас, чего тянуть-то? В смысле, не ждать до среды, и вообще. Сил нет тут маячить. Жуткая грусть-тоска! Словом, решил снять комнату в какой-нибудь новойоркской гостинице - мало ли дешёвых гостиниц? - и до среды там отлежаться. А в среду домой - бодрый-отдохнувший. По моим расчётам письмо папаши Тёрмера, дескать меня выперли, родители пожалуй вряд ли получат раньше вторника или среды. Вот и нечего рвать домой, прежде чем они его получат да хорошенько переварят. Неохота присутствовать при самом получении. Мама обычно становится какой-то раздражительной. Потом, прокрутив со всех сторон, остывает. Мне самому тоже надо чуток отойти. А то прям на взводе. Правда.
Короче, сказано - сделано. Пошёл обратно в комнату, включив свет, начал собирать шмотьё, всё такое. В основном-то вещи уже уложены. Козёл Страдлейтер даже не проснулся. Я закурил, одевшись, набил оба чемодана. Раз, два - и готово. Лёгкий всё-таки на подъём.
Одно лишь слегка огорчило: надлежало запихнуть в чемодан совершенно новые коньки, присланные мамой буквально на днях. Как тут не расстроиться? Мама идёт в спортивную лавку, задаёт продавцу тыщу дурацких вопросов - а меня снова под зад коленкой. Бр-р-р! Коньки-то, конечно, купила не те - я хотел беговые, а она взяла хоккейные - но всё равно весёлого мало. Причём чуть ли не каждый раз. Мне делают подарок, а выходит сплошная тоскища.
Собрав баулы, посчитал бабки. Точно не помню, сколько натикало, но прилично. Как раз за неделю до того немного деньжат прислала бабушка. Вот эдакая вот у меня щедрая бабуля. Чердачок у ней уже адски подтекает от старости - короче, шлёт мне зелёненькие на день рожденья раза по четыре в год. Но хоть денег оказалось порядочно, я подумал: лишние отнюдь не повредят. На всякий пожарный. В общем, пошёл разбудил Фредерика Вудраффа - ну чувака, которому одолжил пишущую машинку. Сколько, спрашиваю, за неё дашь. Он из богатеньких. Не знаю, говорит. Не больно-то, говорит, нужна. Но в конце концов купил. Стоит она зелёных девяносто, а чувак отстегнул двадцать. Всё бубнил, дескать разбудил его.
После того как окончательно всё запихнул и уже подошёл к лестнице с чемоданами, оглянулся последний раз посмотреть на наш вонючий проход. И прям слёзы навернулись. Чёрт его разберёт, почему. Надел красную охотничью кепку, повернул козырёк назад - мне так больше по вкусу - да заорал адски дурным голосом:
- Спите спокойно, дорогие подонищи!
Клянусь, всех разбудил. И отвалил к чёртовой матери. Какой-то мудель разбросал по ступенькам ореховую скорлупу - я чуть себе плоскую голову не размозжил вдребезги.
8
Короче, уже слишком поздно, наёмную тачку не вызовешь, всё такое - в общем, пошёл я к поезду пешком. Там недалеко, но адски похолодало, по снегу идти трудновато, к тому ж чемоданы в ноги колошматят. А дышалось легко, и вообще. Единственно - из-за холода саднило нос и под верхней губой, куда заехал Страдлейтер. Губа попала между зубами да кулаком, вот и побаливает. Зато ушам - приятственно, тепло. У прикупленной кепки такие наушники, я их взял да опустил - и наплевать, как выгляжу. Один хрен никто не видит. Все дрыхнут.
На вокзале повезло: поезда ждал не больше десяти минут. Тем временем умылся снегом. Лицо-то ещё в крови.
Люблю ездить на поездах, особенно ночью: горит свет, окна прямо чёрные, а по проходу шастают чуваки, продающие кофе, бутерброды, ежемесячники. Я обычно покупаю хлеб с ветчиной да пяток изданий. Ночью в поезде даже не в облом прочесть какой-нибудь мудацкий щелкопёрский рассказ, не блеванув. Ну, вы понимаете. Рассказ, где полным-полно залупонистых чуваков со скошенными подбородками по имени Дейвид и не меньше выпендрёжных чувих по имени Линда или Маршия, то и дело раскуривающих трубки всем проклятым Дейвидам. Ночью в поезде я обычно способен одолеть один из таких дурацких рассказов. Но на сей раз не стал. Не хотелось. Просто сидел, ни хрена не делая. Снял только охотничью кепку да сунул в карман.
Вдруг в Трентоне входит дама, садится рядом со мной. Почти все места свободны - время-то позднее, и вообще. Но она села ко мне, а не в пустой отсек, ибо тащила огромную сумку, а я сидел на передней лавочке. Сумку оставила прям посреди прохода, где на неё недолго налететь проводнику и всем остальным. У дамы приколоты орхидеи, словно она возвращается со званого ужина, иль ещё откуда. Пожалуй, лет сорок-сорок пять, но выглядит очень привлекательно. От женщин я обалдеваю. Правда. Не в том смысле, дескать задвинут на половухе или вроде того - хотя довольно заводной. Просто они мне по душе, вот я о чём. Вечно ставят громадные сумки посреди прохода.
Короче, сидим мы; вдруг она говорит:
- Простите, у вас ведь наклейка Пенси? - А сама подняла взгляд к чемоданам на верхней полке.
- Да. - Точно. На одном из них впрямь чёртова наклейка. Пошлятина, конечно, я понимаю.
- О, дык вы из Пенси? - Голос приятный. Жутко милый телефонный голос. Ей бы неплохо носить с собой чёртову переговорную трубку.
- Да.
- О, как славно! Тогда вы, вероятно, знаете моего сына. Эрнест Морроу. Учится в Пенси.
- Да, знаю. Мы однокашники.
Вне всяких сомнений её сынуля - самый выдающийся придурок изо всех учеников Пенси за все гнусные времена. Каждый раз после душа бродит по проходу и хлопает мокрым полотенцем всем по заднице. Ну, вы понимаете: тот ещё чувак.
- О, как прекрасно! - сказала дама. Безо всякого выделыванья. Просто приятным голосом, всё такое. - Обязательно скажу Эрнесту про нашу встречу. Позвольте узнать ваше имя, дорогуша?
- Рудольф Шмидт. - Не собираюсь я выворачивать перед ней нутрянку. А Рудольф Шмидт - дворник в нашей общаге.
- Вам нравится Пенси? - спрашивает.
- Пенси? Да так. Не рай, конечно, но и не хуже большинства учебных заведений. Кой-какие преподаватели вполне добросовестные.
- Эрнест его просто обожает.
- Я знаю. - И решил немножечко мóзги ей пополоскать. - Он очень хорошо приспосабливает себя к обстановке. Честно. В смысле, взаправду умеет приладиться.
- Вы считаете? - судя по голосу, само на фиг вниманье.
- Эрнест? Несомненно. - Смотрю - снимает перчатки. Ё-моё, все пальцы увешаны драгоценностями.
- Ноготь выходя из такси сломала.
Смотрит, слегка улыбаясь. Улыбка прям обалденная. Правда - очень приятная. Многие вообще не умеют улыбаться, или так оскалят зубищи…
- Мы, родители Эрнеста, порой за него переживаем. Иногда, по нашему мненью, ему не хватает общительности.
- В смысле?
- Понимаете, он очень чувствительный. К тому же, честно говоря, всегда трудно сходился с другими мальчиками. Вероятно, всё воспринимает чересчур ответственно для своего возраста.
Чувствительный! Во залепила! Чувак Морроу столь же чувствителен, сколь чёртово сиденье от толчка.
Я внимательно на неё посмотрел. На полную тупицу не похожа. По виду вроде бы прекрасно на хер понимает, какого ублюдка произвела на свет. Но ведь не всегда определишь - в смысле, мать есть мать. Матери все слегка ку-ку. А вообще-то мамаша Морроу мне понравилась. Ништяк тётка.
- Хотите закурить? - предлагаю.
Она поглядела по сторонам:
- Рудольф, вроде бы здесь не курят. - Рудольф. Умора.
- Фигня. Подымим, пока не начнут возникать.
Она взяла сигарету, я поднёс огонёк.
Замечательно выглядит со штакетиной. Затягивается, и вообще, но не жадно, как большинство баб в её возрасте. Само обаянье. По-настоящему притягательная женщина, коль уж совсем откровенно.
Внимательно на меня посмотрев, вдруг говорит:
- Скорее всего, я ошибаюсь, дорогуша, но кажется у вас из носа идёт кровь.
Я кивнул и вытащил платок:
- Снежком попали. Обледенелым таким.
Пожалуй, стоило ей рассказать, чего произошло на самом деле, но слишком долго объяснять подробности. Вообще-то она мне понравилась. Даже вроде как пожалел, что назвался Рудольфом Шмидтом.
- Старина Эрни, - говорю. - В Пенси он один из самых известных ребят. Вы знали?
- Нет, не знала.
Я кивнул:
- У нас заняло довольно много времени, дабы по-настоящему его раскусить. Он чудной парень. Необычный чувак, во многих отношеньях - понимаете, о чём я? Ну, как мы с ним познакомились. Первый раз его увидев, думаю: чё напыжился? Да, прям так подумал. Но он совсем другой. Просто у него своеобразные взгляды, посему нужно известное время, ну в них въехать.
Мамаша ни фига не сказала, но ё-моё, вы б на неё посмотрели. Пригвоздил её к лавочке. Возьмите любую мать - всю жизнь готова слушать, какой у неё крутой отпрыск.
Тут меня впрямь понесло по кочкам.
- Про выборы он рассказывал? - спрашиваю. - Ну, про выборы старосты?
Та помотала головой. Кранты, довёл до умопомраченья, честное слово. До сумеречной потери сознания.
- В общем, мы хотели выбрать чувачка Эрни старостой. В смысле, все бы голосовали за него. В смысле, справился бы только он. - Ё-моё, круто замешиваю! - Но выбрали другого парня, Харри Фенсера. По простой и единственной причине: Эрни не позволил себя выдвинуть. Он ведь чертовски застенчивый, скромный, всё такое. Он отказался…Ё-моё, вот уж кто взаправду застенчивый. Вам надо насильно его перековать. - Перевожу взгляд на неё. - Он про этот случай рассказывал?
- Нет, не рассказывал.
Я кивнул:
- Узнаю Эрни. В жисть не расскажет. У него один-единственный недостаток: слишком застенчив, скромен. Честно - вам надо иногда заставлять его проще смотреть на вещи.
Тут к г-же Морроу подошёл проводник проверить проездной, а мне выпал случай прекратить трёп. Но я за свою болтовню рад. Взять чувака вроде Морроу, вечно лупящего полотенцем по задницам - к тому ж по-настоящему норовящего сделать больно, - эдакий будет гадёнышем не только в детстве. Всю жизнь останется гадом. Но готов спорить на чё угодно: после всего мною наплетённого г-жа Морроу станет о нём думать как об очень застенчивом, скромном пареньке, кто не позволил выдвинуть себя в старосты. Запросто эдак подумает. Кто знает? Матери легко попадают на крючок.
- Разрешите угостить вас коктейлем, - предложил я. Самому тоже неплохо б заглотить какой-нибудь. - В ресторане. Пойдёмте?
- Дорогуша, а вам разрешают заказывать крепкие напитки? - спрашивает. Безо всяких намёков. Слишком уж очаровательна, и всё такое, дабы подкалывать.
- Как вам сказать, вообще-то нет, но обычно дают, я ведь высокого роста. А ещё у меня полно седых волос. - Повернув голову, показываю седину. Она прям обалдела. - Пойдёмте вместе, чё тут такого? - С удовольствием с ней посидел бы.
- Честно говоря, не очень хочется. Огромное спасибо за приглашенье, дорогуша. И вообще ресторан, наверно, закрыт. Уже достаточно поздно, вы ведь знаете.
Точно. Я ж совсем забыл про время.
Тут она на меня смотрит и задаёт вопрос, которого я опасался:
- Эрнест написал, дескать приедет домой в среду, мол рождественские каникулы начнутся в среду. Надеюсь, вы едете домой не из-за внезапной болезни кого-то из близких?
Впрямь обеспокоена. Спрашивает совсем не из любопытства, сразу видно.
- Нет, дома все здоровы. Сам из-за себя еду. Мне предстоит ложиться под нож.
- Ой, пожалуйста, простите! - так искренне заизвинялась, я аж сразу пожалел о сказанном, но слишком поздно.
- Ничего опасного. Просто крошечная опухоль в мозгу.
- Боже мой! - г-жа Морроу поднесла руку ко рту, и вообще.
- Всё обойдётся, и вообще! Она почти на поверхности. Совсем крошечная. Вырежут в два счёта.
Тут я вынул из кармана и стал изучать расписание. Просто лишь бы прекратить врать. Стоит начать - при желаньи способен заливать часами. Кроме шуток. Часами.