После дежурной маразмени, которая уже к моменту допроса, к счастью, забылась - так что вся экспозиция восстановлению не подлежит, - пригрезилось мне нечто гадкое, причем предельно натуралистично. Внезапно ощущаю у себя под языком какое-то неудобство: что-то инородное там, вроде волосины, - мешает. Начинаю языком ворочать - никак не подхватить. Запускаю пальцы: нашла, зажала, тащить начинаю - вытаскивать. А эта дрянь - вроде волосины - вылезает у меня из живого, из-под языка (из-под языка - справа). И я ее тащу, тащу, тащу, а она утолщается, твердеет, становится как леска рыболовная, и ей конца нет - и вдруг обрывается. Я в ужасе. Что это? И тут кто-то из Отдела, кажется, Веденеев (вот лучше пускай его допросят, а я бы послушала!..) говорит с умным видом: "Ничего страшного. Это шизофренический штифт. Только надо было с корнем вытащить". И я настолько потрясена, что запоминаю, как это называется, - шизофренический штифт - почему штифт? - и сама повторяю: штифт, штифт, штифт - и хочу потом в словаре посмотреть, что же это такое - штифт, да еще шизофренический? И тут я ощущаю, что слева под языком у меня то же самое. И опять начинаю вытаскивать. И тут… Господи!.. Все, все, хватит. Не буду больше писать. Дневник идиотки. Дневник идиотки.
Шизофреничка. Параноик. Все!
Шандец.
Володька сказал, что это имеет отношение к моему здоровью, потому и доложил по начальству. ("Проговорился".)
Но не имеет к политике. И на том спасибо.
Мой язык и все мое остальное суть собственность государства.
4 августа
Сегодня весь день дома одна. Володя утром в Отделе. Перечитала вчерашнее - за себя страшно. Что же со мной было вчера? С утра - на грани истерики. Только вечером разрядил. И то ненадолго.
Спать ложилась опять истеричкой.
А сегодня все по-другому. Солнечно. Радостно. Хочется петь. Хожу по квартире, как блаженная, - улыбаюсь. Босиком.
Уже трижды звонил, спрашивал: как?
- Володька, я тебя сильно-сильно люблю. (На третий сказала.)
Он ответил:
- Вот и хорошо.
И хорошо: пусть они знают (те, кто слушают).
………………………………………………………….
А сны дурные мне снятся редко (к слову сказать).
Больше - свежие, безмятежные.
Иногда дети снятся. Просто ребенок.
Мой. Один. Я знаю, что мой.
Но для них эта тема слишком болезненная.
Не надо дразнить гусей.
Молчу.
7 августа
Читала Юлиана Семенова - от скуки.
Надо что-нибудь посерьезнее.
Про дельфийского оракула. Про Пифию. Про египетских жрецов и пр.
Очень любопытно про предсказания по внутренностям птиц, не помню, как называется.
15 августа
Я не знаю, чему его там учили по линии психологии, но он со мной делает все что хочет. Я целиком принадлежу ему. Целиком подчиняюсь ему. Я управляема им. Я его раба. Я хочу быть рабой. Рабыней. Я счастлива быть рабыней. Я счастлива и боюсь потерять.
26 августа
Кажется, поедем в Крым.
Крым - моя любовь.
Засиделась. Пора.
Намекнули, что побуду (для пользы дела) около Бр. Отчего ж не побыть: импозантный мужчина.
Крым - это здорово.
И тетку тоже наконец навещу.
Володька рад, что я рада.
5 сентября
Принимала благодарность за Берлинскую стену.
Генерал расцеловал весьма неформально.
- А помните, как мы с вами начинали полтора года назад?
Не помню. Я и тогда не помнила. Не понимала, чего от меня добиваются. Да им и не надо мое понимание.
Без понимания легче.
6 сентября
Я как та не умеющая читать машинистка - для переписи секретных документов.
Сама не знаю, что знаю. По-моему, ничего.
7 сентября
Крайне любопытное, невероятное и, если подумать, все же закономерное происшествие. Я уже отошла, успокоилась. Было над чем подумать.
Итак, по порядку.
Я поздно проснулась. Около одиннадцати. Разбудил телефон. Володька: он, по-видимому, сегодня задержится, его загружают делами. В начале второго еще звонок. Теперь генерал. Спрашивает, как мое настроение, не скучаю ли я и т. п. Просит через десять минут выйти на улицу, он будет на машине около нашего подъезда.
Выхожу. Стоит "Волга". Вижу: сидит сам за рулем. Глазам не верю. Сам! Не зная, что и подумать, сажусь в машину - приглашаемая. Мерси. Видите ли, он меня хочет свозить на Ленинские горы - показать Москву, словно я этой Москвы никогда не видела.
Ну, едем. На Ленинские. Разговариваем. О чем говорим? О погоде. А погода и верно - блеск! Бабье лето, тепло, солнышко сияет, генерал мой вдруг начинает мурлыкать: "Бабье лето, бабье лето…" - из репертуара Высоцкого. Я уже на него начинаю коситься: не подшофе ли? Что-то слишком возбужден как будто. Или что-нибудь, может, случилось…
Приезжаем. Остановились. Но из машины так и не вышли. Посмотреть на Москву…
Потому что товарищ генерал, как только остановил машину, взял и положил, недолго думая (хотя, может, и долго - не знаю), свою руку на мое колено. И сказал томным голосом:
- Леночка…
Я оцепенела от неожиданности.
Вряд ли я оцепенела поощряюще, но он не стал терять зря время и, воспользовавшись моим оцепенением, сообщил своей ладони известного рода динамику.
Тут уже я пришла в себя и твердым движением отстранила его дерзкую руку.
- Евгений Евгеньевич! Как вам не совестно! И еще в рабочее время! - сказала я первое, что пришло мне в голову, и, конечно же, не самое уместное и не самое удачное.
Он тут же ухватился за "рабочее время", как за соломинку утопающий.
- Леночка, вы только скажите… я готов в любое время… я готов, как вы скажете…
- Немедленно отвезите меня домой!
Провинившаяся ладонь уже спряталась куда-то под мышку, сам он съежился, как подросток нашкодивший.
И тут я слышу примерно такую речь:
- А вам бы, Елена Викторовна, было бы приятнее… если бы я не по любви, не по влечению… а по долгу службы?.. приятнее, да?.. Ну а если я как раз при исполнении?.. что вы скажете?.. нет?.. То, что любите мужа, это мне даже очень известно… и вашей верностью я восторгаюсь… ну, а если, подумайте сами, если такие вопросы имеются… такой, понимаете, важности… что их надо не так, а вот так, по-особому… на самом высоком, понимаете, уровне… на вашем, понимаете, и на моем?.. Вы ответьте, Елена Викторовна, я вам не нравлюсь?
- Сами не слышите, что говорите, - сказала я строго. - Немедленно отвезите меня домой!
Он завел машину.
Повез.
Сначала что-то еще лепетал несуразное, но, так как я сурово молчала, в итоге тоже умолк.
Уже около дома сказал:
- Елена Викторовна, нам с вами вместе работать. Ответьте, вы не сердитесь на меня?
Я ответила:
- Нет.
И пожелала:
- Всего доброго.
На том и расстались.
Сейчас девять. Начинаются новости. Володьки еще нет. Его хорошо загрузили. Браво, товарищ генерал. С большим запасом. Вы мне начинаете нравиться. Нет, я не сержусь. Даже как-то смешно. Не волнуйтесь, мужу не скажу ни слова. Не хочу вешать на него ваши проблемы.
10 сентября
Горло першит. Насморк. Т - 37,7. Похоже, заболеваю. Как бы Крым не накрылся.
11 сентября
Накрылся Крым.
Обычная простуда, но будут госпитализировать. "Чтобы не было осложнений". - В Центральную. - На время отсутствия мужа. - Изолируют, одним словом.
Это все очень забавно. Похоже, они нашли повод меня дообследовать.
А Володька-то в самом деле поедет один.
Зачем же один? Что он там без меня? Смешно.
Да! Было еще!
- А что, - спросила, - генерал тоже поедет?
- А как же.
- Ну, Володька, смотри, поведет тебя, вот увидишь, по девочкам.
Засмеялся. Не понял.
12 сентября
Итак, дело сделано. Меня заточили. Знакомое место. Отдыхай и принимай витамины.
Я сразу сказала - никаких процедур - как в прошлом году, такого не будет. Без этого. Простуда - значит простуда! И только.
Как будто согласны. А сами ходят довольные: попалась, голубушка!.. В белых своих накрахмаленных халатах…
Угодливы, предупредительны, уступчивы.
Евнухи.
А я жена султана - наилюбимейшая. Последняя и единственная. "Жил-был султан. Он обанкротился. У него осталась одна жена и триста шестьдесят пять евнухов". - Про нас, милый.
Виноград. Фрукты. На обед - что-то диковинное.
Сам султан - Володька мой ненаглядный - тоже к обеду пожаловал, навестил. И ему дали порцию. С научно обоснованным содержанием железа. Вкушали вдвоем - за столиком больничным, напротив того самого алькова - того, где в прошлом году мы так ловко проработали с ним американцев. Ух. Хоть и не помню ничего, а вспоминаю - дыхание перехватывает.
А он ест. Он уже там. Весь в Крыму.
- Что же ты, мой муж дорогой, так меня сдал легко. Вон моча моя уже по рукам пошла. Анализируют.
- Не болей, - говорит. - Впредь не простужайся. Я не виноват. Я поделать ничего не могу. Такова мощь государственной машины.
Улетает вечером. Без меня. Мне-то перспектива Крыма (его) не слишком приятна. Фантазировать стала…
- Слушай, муж ты мой дорогой, ну а если такие способности у кого-нибудь еще обнаружатся, отвечай, тебя от меня заберут?
- Что за глупость говоришь? Кто меня может забрать?
- Партия и правительство. Не знаю кто. Руководство Программы. Еще кто-нибудь.
Шучу как бы. Место не лучшее для серьезного разговора. Но Володька уже сам завелся.
- Во-первых, если что, и без меня справятся. Я тут звено не главное. Вон уже сколько натренировано. На тренажерах… А во-вторых, ты у нас единственная, и я что-то не верю, что их поиск чем-нибудь увенчается…
- Это, конечно, приятно слышать, что я "у вас" единственная, но мне бы все-таки хотелось, чтобы ты сказал "у меня".
- Я и говорю, "у меня". Единственная. У меня. Ты.
- Однако, в Крым ты без меня собираешься.
- Так ведь я же в командировку.
- Без меня.
- Так ведь ты ж заболела.
- А с кем?
- Вот дура! Один! С кем же еще? Ни с кем! С группой специалистов. Там, кстати, ни одной бабы нет.
- Что же вы будете делать возле Брежнева с Брандтом, если нет ни одной бабы?
- А ты думаешь, это такое большое событие - Брежнев с Брандтом встречаются? Ну и что? Ничего особенного. У них уже все решено. Подпишут бумажки, вот и вся встреча.
- Зачем же меня тогда тоже хотели взять?
- Чтобы ты отдохнула. Вместе со мной.
- Вот уж в это я никогда не поверю. Я знаю наш Отдел. Им нужна подоплека. Подоплека событий.
- Подоплеку можно и здесь организовать, - показал на альков.
- Там легче. Там контрастнее.
- Лена, может, это и так. Но сказать всего я тебе не могу, и не мне тебе объяснять почему. Тем более здесь. Я сам многого не знаю. Жаль, конечно, что тебя не будет. Ну, не расстраивайся. В Париж-то мы точно вместе поедем.
Вот как?
Брежнев, оказывается, в ноябре собирается в Париж - к Помпиду. Для меня это новость. Полетит генерал, и возьмут нас в числе советников.
Париж так Париж. Стали спорить, как фамилия того инженера - Эйфель или Эффель?
Потом обсудили поля Елисейские. Володя утверждает, что это никакие не поля, а улица. Вроде улицы Горького.
Ему хочется отдохнуть от меня. Это естественно.
За последние года три мы не вместе первые дни будем. Ночи, вернее.
13 сентября
Скука - ужаснейшая…
14 сентября
Очень смешно, когда гинеколог прикидывается терапевтом. А сексолог - едва ли не священником.
Скука ужаснейшая.
У меня капризы, и они им потакают.
Кровь из вены - дала.
15 сентября
Есть тут таинственный автомат. Уж больно способный. А что до способа - то способ "самый (сказано) прогрессивный".
Я любопытна. Но не настолько.
16 сентября
Крым. Новости. "Встреча будет продолжена во второй половине дня".
Во второй половине дня у меня болел низ живота. Никому не сказала.
17 сентября
Энцефалограмма.
Вся голова в электродах, как в бигуди, а ты сидишь с умным видом и изумляешь их, а чем - самой не известно. Но - изумляются. Импульсами головного мозга.
Хуже всего, в этом учреждении даже поговорить не с кем. Пробовала читать - бросила. Скука. Ничего не хочу.
На первой полосе "Правды" - итоги встречи в Крыму.
А я ревнива.
Даже очень ревнива.
18 сентября
Может, меня опоили? Утром дали стакан какого-то сока, с витаминами - похожего на гранатовый. Зелье приворотное. К "самому прогрессивному"?
Я же сказала себе: не выйдет.
Алевтина Геннадиевна, просто Аля. Со вчерашнего дня мы с ней на ты, мой доктор-куратор и в некотором смысле………, поведала мне кое-что о себе.
С обезоруживающей откровенностью.
Обезоруженная ее откровенностью, я просматривала, сама не знаю зачем, графики, таблицы, диаграммы - в общем, результаты исследований ее, как она выразилась, естества, причем "самым прогрессивным способом".
Как бы Пастер, делающий сам себе прививку. Это она.
А для меня - пример трезвого отношения к делу. С их точки зрения. ("Без предрассудков!")
Вот и вышло: я о ней знаю едва ли не все, притом что и знать не хочу, а она обо мне и того не знает, что надо ей знать по долгу службы.
Я как бы обязана.
Работа у нее такая - исследовательская.
Аля замужем, любовника у нее нет, был три года назад санаторный с кем-то роман, все тогда и закончилось, а мужа она "любит и уважает", называет "хорошим" и "с тараканами в голове" и к сексу относится философски: личное не путает с интимным, последнее может и не быть личным - намек на мою ситуацию. Она меня старше лет на шесть, мы не были раньше знакомы, но я с ней на ты по ее предложению, хотя и схожусь очень плохо с людьми. На то и психолог, чтобы снять с меня что-то. Внутреннюю установку на –
"дистанцирование".
Это значит, ко всем у меня, кроме мужа, такое –
дистанцирование –
ко всем мужикам и не мужикам - ко всему, включая "самое прогрессивное".
Но ведь мой-то как раз дальше всех теперь, дальше некуда, как далеко. Никогда так далеко от меня не был. Не дистанцировался.
"А ты представляй, что ты это с ним. Или с другим. Твое право".
И:
"Как я".
И - датчики на голове.
А я не хочу. А я не согласна. Не выйдет. Как ты.
19 сентября
Завтра меня выпустят.
Доктор Аля рассказывала мне про своего "хорошего" - с тараканами в голове. Тяжелый случай. Сначала я думала, вызывает на откровенность, но потом поняла: ей и поговорить не с кем. Она говорила - я слушала.
Вечером пришел главный. Поцеловал руку, приветствуя.
- Благодарим вас, Елена Викторовна, за то, что вы согласились у нас побывать. Вы и представить себе не можете, как далеко за эти дни продвинулась наука.
Я улыбалась.
Он удалился довольный.
20 сентября