– Пойдем, – сказала Светлана, решительно вытерев слезы рукавом спортивной куртки. – Отдам тебе все, что у меня осталось. И адрес не потеряй! Я тебя навещу, хорошо?
– Буду рада.
Вечером Светлана уехала домой. Но перед этим забежала к Кире и, прощаясь, попросила разрешения сфотографироваться вместе:
– Хочешь, я выложу нашу фотографию в фейсбуке? Сейчас социальные сети просто чудеса творят! Можно найти кого угодно. Я недавно видела, как через фейсбук одна девушка просила найти незнакомого ей молодого человека, который ей понравился во время отпуска. И представляешь, через пару дней нашли! А вдруг и тебя так кто-то найдет?
– Мы уже пробовали, Света, – мягко улыбнулась Кира.
– Через фейсбук не пробовали, – возразила та. – Делали запросы, и только. А вот так, проверить на практике теорию пяти рукопожатий не пытались. И как это я раньше не додумалась! У Ильи Зурабовича-то нет фейсбука. Он и не предложил так сделать. А я верю, что может что-то получиться.
Кира, дабы доставить Светлане радость, сфотографировалась с нею.
– Ой, чуть не забыла! – спохватилась Света после того, как загрузила фотографию с описанием на свою страничку. – Если бы не вспомнила сейчас про Илью Зурабовича, то так бы и ушла. Он тебя ждет! Просил меня позвать тебя. Зайди к нему!
Девушки обнялись на прощание. Кира проводила Светлану до холла, а затем отправилась в кабинет доктора, уверенная в том, что Илья Зурабович собирается сообщить ей дату домашнего ужина.
Но когда она вошла в кабинет, застала доктора нервно ходящим от стены к стене.
– Присядь, – кивнул девушке Илья Зурабович.
– Что-то случилось? – встревожилась Кира.
– Случилось, – ответил он, не прекращая своего мельтешения. Кира после его рассказа знала, откуда у него взялась эта привычка – в моменты тревог, переживаний и размышлений ходить. Но сейчас доктор не просто ходил – он чуть ли не бегал по кабинету. Три шага от стола к противоположной стене. Три обратно. Три – опять от стола к стене. И опять. Бесконечное и бессмысленное количество шагов в полном молчании, нарушаемом только громким сопением Ильи Зурабовича и стуком подметок.
– Доктор, остановитесь, пожалуйста, – тихо попросила Кира, не выдержав. – И скажите наконец, что случилось.
Удивительно, но Илья Зурабович послушался ее и замер посреди кабинета. А затем прямо, без всяких предисловий спросил:
– Тебе знакомо имя "Элеонора"?
– Нет, – удивленно ответила Кира.
– И никаких ассоциаций не вызывает?
– Тоже нет.
– А фамилия "Новоселова" тебе о чем-нибудь говорит?
Кира пожала плечами и осторожно спросила, в чем дело.
– В том, девочка, что Элеонора Новоселова – это твои имя и фамилия. Тебя так звали.
Сердце Киры пропустило удар, замерло, а затем заколотилось часто-часто, как после пробежки. Оглушенная новостью, девушка не сразу поняла, почему доктор смотрит на нее с сожалением и сочувствием. И почему, говоря об имени и фамилии, употребил прошедшее время.
– Но… Но почему "звали"? – наконец спохватилась она.
– Потому, девочка, что ты умерла.
Глава 5
Эля
– Так вот, Элечка, – рассказывал Валерий Витальевич, энергично щелкая секатором и удаляя отмершие ветви. – Дихотомический тип ветвления, когда точки роста просто раздваиваются, свойствен низшим растениям – водорослям, лишайникам. А вот с появлением первых побегов и почек появилось уже моноподиальное ветвление. Это когда у растения одна верхушечная почка всю жизнь господствует. И она тянется вверх – стройное, осанистое. Ну-ка, у кого такой тип ветвления, а?
– У сосны, – ответила Эля с улыбкой, собирая руками в тряпичных перчатках упавшие на землю ветви и складывая их в большой мусорный мешок. Она в очередной раз удивлялась, откуда у пребывающего в преклонных годах Валерия Витальевича столько энергии: несмотря на свое незавидное положение, он продолжал ухаживать за небольшим палисадником под окнами. А может, именно в уходе за растениями старик и черпал живительные силы? Особенно любил Валерий Витальевич сирень, беззастенчиво заглядывающую в окна на первом этаже. Даже не просто любил, а обожал и звал ласково "голубушкой". Эля только могла представить, какая восхитительная картина открывается из окна и какими упоительными ароматами наполняется квартира во время майского цветения. И как приятно теплыми спокойными вечерами пить душистый чай, глядя на улицу сквозь сиреневый тюль, слушать воробьиное чириканье и думать мысли, легкие и воздушные, как зефир, не отягченные проблемами. Доживут ли они с Тихоном на этой квартире до мая, чтобы полностью вкусить счастья этой пасторальной картины? "Пойдем-ка поухаживаем сегодня за моей голубушкой!" – сказал Валерий Витальевич сегодня утром после того, как Эля отвела Тихона в сад. И девушка, думая о пропитанных сиреневым ароматом майских вечерах, быстро собрала все необходимое для садовых работ и помогла старику спуститься в палисадник.
Погода устоялась ветреная и сухая. Размокшая под недавними дождями, земля успела впитать влагу без остатка. Но, как знать, может, уже завтра с неба вновь зачастят дожди, и тогда уже до поздней весны Валерий Витальевич не сможет отвести душу в своем любимом палисаднике. О растениях он готов был рассказывать часами. Эля уже знала, что когда-то в молодости Валерий Витальевич работал городским озеленителем и из множества профессий, в которых ему довелось поработать, эта казалась ему лучшей.
– Правильно, девочка, у сосны! – обрадованно воскликнул старик и критическим взглядом оглядел одну из ветвей. Осенью сирень не обрезают, пояснил он во время утренних сборов. Но срезать отмершие или поврежденные ветви не помешает, чтобы облегчить кустарнику зимовку под снежными шапками. Этим они и занимались уже второй час: Валерий Витальевич срезал забракованные ветви там, где мог дотянуться, Эля собирала их и относила в мешок.
– Потому они, сосны, такие стройные и высокие. А вот если почка окажется повреждена, то, увы, дерево утратит свой привычный габитус. Срежь, пожалуйста, вон ту ветку, я не дотягиваюсь… Ага, умница! Еще вот тут подрежь. И закончим.
– А как называется ветвление у обычных деревьев? – спросила Эля. – Оно же ведь другое?
– Другое! Более позднее. И называется симподиальным. В этом случае любая почка может вырасти в побег. Поэтому деревья и кустарники нередко подвергают обрезке и придают кронам форму.
– Значит, у сирени симподиальный тип ветвления?
– А вот и нет! – обрадованно, словно и ожидал, что Эля попадет в эту ловушку, воскликнул Валерий Витальевич. – У сирени, как и, к примеру, у клена, ложнодихотомическое ветвление. Впрочем, этот тип ветвления – разновидность симподиального. Видишь, на веточке по две почки, расположенные напротив друг друга? Из них одновременно развиваются два супротивных побега, когда отмирает верхушечная почка. Обрезка не дает перегустить крону. Но, как я уже сказал, проводить ее нужно не сейчас. Вот если доживу до весны…
– Доживете, Валерий Витальевич! – бодро заверила старика Эля. – Ведь сирень вас будет ждать.
– Да уж, моя голубушка… – задумчиво пожевал губами Валерий Витальевич и критически оглядел результат. – Кажется, все. Завязывай мешок. Мусор придется тебе выбрасывать. А мне давай инструменты.
Эля собрала секаторы, стянула с рук испачканные землей перчатки и завязала мешок.
– А у людей, Валерий Витальевич, какой тип ветвления? – вдруг спросила она. – В смысле, считаете ли вы, что наша жизнь идет по моноподиальному типу? Случилось что-то – и все, нет дальше роста. То есть жизни. Или, думаете, мы живем по дихотомическому типу, когда какое-то событие заставляет нашу жизнь раздвоиться? А может, и разделиться на множество ветвей, как при симподиальном? Как вы думаете?
– Как я думаю? – призадумался старик, а затем лукаво улыбнулся. – Мне, девочка, вбитое советским образованием атеистическое мышление не позволяет думать ни о каких других типах, кроме как о моноподиальном. Ну а ты-то, конечно, вольна думать иначе.
– То есть, по вашей версии, может быть всего один путь, и только? И возможность выбора – это всего лишь иллюзия? Вот думаю я, к примеру, что когда-то в день Х сделала неверный выбор и это повлияло на мою жизнь. А по вашей версии думать так – ошибочно и выбор я, оказывается, сделала правильный, потому что нет его, существует лишь один путь. Выбор – лишь иллюзия. И если бы я могла вернуться в день Х, то раз за разом поступала бы так же?
– Ну ты накрутила, девочка, – засмеялся старик. – Тебе никто не запрещает думать так, как ты желаешь. Ты живешь в другое время, не в то, когда думать иначе запрещалось. Но, если честно, я не задумывался над этим вопросом. Не примерял на себя типы ветвления. Жил, делал, конечно, какой-то выбор. Но никогда не озадачивался, была ли у меня другая возможность. Нас просто так учили: идти вперед, только вперед, не задумываться, не останавливаться. Такие времена были. Не было у нас выбора как такового! Вот это я и имел в виду. Ну, о чем ты призадумалась? Что-то не то я сказал?
– Все то, Валерий Витальевич. Думаю, а вдруг правы вы, а не я. Грустно. А может, наоборот, не грустно. Потому что тогда не буду сожалеть о том, что когда-то ошиблась. Потому что так и должно было быть.
…Выходя замуж за Сергея, Эля и подумать не могла, что ее нормальной жизни пришел конец. Находясь в эфирном облаке счастья, она долго не придавала значения тревожным звоночкам, которые поначалу давали о себе знать робко, а под конец, когда уже было поздно, забили набатом. Может, обрати Эля на них внимание раньше, не было бы и свадьбы. Но тогда то, что опытная в отношениях женщина растолковала бы как тревожные сигналы, ею, молодой девушкой из провинции, у которой и серьезных романов до этого не было, воспринималось как доказательства любви Сергея к ней.
Ухаживал он красиво. Помимо ужинов в дорогих ресторанах и подарков, Сергей всячески заботился о том, чтобы Эле с ним было интересно: модные выставки, театральные премьеры, две поездки за полтора месяца ухаживаний на заграничные курорты (в последней и был зачат Тихон). Но на самом деле подарки и мероприятия оказались переливающимися на солнце приманками-росинками, оставленными в узелках искусно сплетенной паутины, в середине которой поджидал жертву ядовитый паук. Но тогда голова девушки кружилась от восторга, счастья и любви. Чем она заслужила такое счастье? Да, она была симпатичной, даже очень, но подходящей партией такому обаятельному и успешному мужчине себя не считала. Родители ее были простыми провинциалами, которые и в столице ни разу не были. Может, она привлекла Сергея любовью к жизни, искренностью и чистотой?
Приятельницы, с которыми Эля поделилась своим счастьем, не скрываясь, завидовали ей: Сергей был не только хорош собой, интересен и обаятелен, но еще и состоятелен. Сын большого чиновника, свое место под солнцем он получил не без помощи влиятельного отца. Несколько звонков – и молодой человек, вчерашний выпускник престижного колледжа, "поступил" в элитный финансовый вуз. Еще несколько звонков папы старым знакомым – и новоиспеченного выпускника взяли сразу на руководящую должность. Впрочем, Сергей, воспользовавшись родительскими возможностями как трамплином, дальше уже взлетел сам. А со временем открыл свое дело. Бизнесменом он оказался успешным. Где нужно – надавливал, где нельзя было надавить – умасливал, где требовалось – приказывал. Рассчитывал, просчитывал, анализировал, советовался, где-то рисковал, где-то осторожничал. И постоянно контролировал. Тотальный контроль над выполнением его приказов и было едва ли не основной составляющей его успеха.
Но что применимо к жесткому бизнесу, в любви и отношениях играло пагубную роль. Поначалу то, что Сергей постоянно расспрашивал Элю, чем она занималась в его отсутствие и с кем встречалась, не казалось девушке настораживающим фактором. Как и то, что мужчина мог взять ее мобильный телефон, просмотреть в нем все зарегистрированные звонки и прочитать эсэмэски. Сергей вполне логично, по мнению Эли, объяснил ей свое "любопытство" тем, что они настолько близки, что между ними должно быть полное доверие. Он даже пару раз съездил вместе с ней на встречи с подругами, но потом заявил, что этот круг общения не для нее. Сергей умел донести свои мысли так, что разрушительная подоплека тонула в честной правде, будто горькое лекарство – в ложке с вареньем. И Эля далеко не сразу поняла, что "горькое лекарство" на самом деле – сильный яд. А тогда Сергей "бесхитростно" открыл ей глаза на то, что одна разведенная институтская подруга завидует Элиному счастью и не скрывает этого: сидела всю встречу с кислым лицом, будто уксусу выпила, цедила что-то сквозь зубы, а на радостный рассказ Эли о поездке за границу ответила лишь вымученной усмешкой. А вторая, еще не устроившая свою жизнь, положила на Сергея глаз. Такая, прикрываясь дружбой, не погнушается попытками соблазнить мужа подруги. Он, конечно, не поддастся ее чарам: зачем, если любит жену? Но разве Эле нужна такая подруга? И Эля соглашалась с ним: не нужна. Так, идя на поводу у мужа, она в скором времени растеряла тех немногих приятельниц, с которыми худо-бедно поддерживала отношения после окончания университета. Только в тот момент и этот фактор ее не насторожил: зачем ей кто-то еще, если ее мир составляет Сергей? К тому же Эля в тот момент уже была беременна и ей, мучимой токсикозом, стало совершенно не до встреч.
Но однажды у нее появился друг. Настоящий, не способный ни на подлости, ни на предательство и не знакомый с чувством зависти. До родов оставалось не так много времени, и Эля отправилась по магазинам в поисках детских вещей. Возвращаясь, на выходе из метро она увидела старушку, которая придерживала топорщащееся на груди старенькое пальто морщинистой рукой и провожала взглядом едва ли не каждого прохожего, словно искала кого-то конкретного.
– Доченька! – вдруг окликнула Элю старушка. – Возьми щеночка! Смотри, какой славный! Я ищу ему хорошую хозяйку. Думаю, ты подходишь.
– Но… – растерялась Эля. Собак она любила, в доме родителей жили две дворовые, но это в частном секторе, – а позволит ли Сергей завести животное в его квартире? Да и ребенок скоро родится… Станет ли ей до питомца?
– Возьми. Я же бесплатно, – упрашивала старушка. – Мне просто нужно быть уверенной, что Звездочке будет хорошо. А ты, чувствую, девушка хорошая.
Пальто на груди старушки зашевелилось, из-за пазухи выглянула смешная рыжая мордочка, и на Элю уставились два влажных темных глаза.
– Ой, какой ты хороший! Но я не могу взять собаку, – она развела руками, которыми прикрывала большой живот.
– Я вижу, вижу, дочка. Ты не бойся, что песик как-то твоему малышу навредит. Я Звездочку уже и привила, и от глистов избавила. Да и если щенок с твоим малышом вместе расти будет, знаешь, какими друзьями они станут! Кто у тебя, девочка?
– Нет, мальчик.
– А живот девочковый. А мальчик – это хорошо! Вот и Звездочка мальчик. Хоть и имя женское. Но это я его из-за звезды на боку. Смотри, будто помеченный! Такой счастье принесет.
Старушка ловко достала щенка из-за пазухи и показала Эле белое пятно в форме звезды на его рыжем боку. Словно кто-то и правда поставил белилами звездную печать.
– Ну как?
Щенок открыл пасть, явив ряд белоснежных молочных зубов, и Эле показалось, что он ей улыбнулся. А затем Звездочка засуетился, заскулил и стал проситься к Эле на руки, будто уже признал в ней хозяйку.
– Давайте, – решилась девушка, стараясь не думать о том, как Сергей отреагирует на нового жильца.
– Имя можешь сменить, – обрадовалась старушка. – Я дала первое, что в голову пришло.
– Ну что ж, Звездочка – значит, Звездочка. Не буду менять. Пусть он нам принесет счастье, – сказала Эля, принимая из рук старой хозяйки щенка.
Сергей, удивительно, к щенку отнесся терпимо. Впрочем, особой любви к собаке он тоже не испытывал. Иногда у Эли складывалось впечатление, что и к их будущему ребенку он относится так же – без особой радости, принимая растущий живот жены как должное, но не испытывая восторга оттого, что скоро станет отцом. Впрочем, Эля убедила себя, что ее мнительность развилась на фоне бушующих "беременных" гормонов. Решив не давать больше пищи негативным мыслям, она оставшееся до родов время полностью погрузилась в приятные хлопоты: готовила детскую, покупала одежду малышу и возилась со Звездочкой. Сергей в тот период работал много, домой приезжал поздно, но каждый раз не забывал расспросить Элю о том, чем она занималась, с кем встречалась и куда ходила. Иногда, когда она рассказывала о шопинге, просил показать чеки из магазинов. И Эля безропотно ему их доставала, думая, что муж следит за финансовой отчетностью. Но Сергея интересовало время, которое проставлял кассовый аппарат, словно он сомневался в том, что его жена ходила по магазинам.