Сны жизни
О, этот сон -
Иногда мы почти просыпаемся и сквозь пелену видим свет и, кажется, слышим настоящие голоса
Истинной жизни,
Но потом опять погружаемся на глубину наших сновидений.
Здесь на самом дне – наши улицы, дома, наши дни и ночи.
Я знаю, что иногда кто-то пробуждается от кошмаров,
Переполненный ужасом
Оттого, что ему приснилось,
От того, что чуть не утонул.
Но большинство хочет спать дальше,
Всегда, беспробудно -
Настолько стало привычно им это небытие, эта невесомость, несущественность.
Им даже иногда снится, что они сами управляют происходящим, что они могут что-то сделать сами, что все в их руках.
Но люди безвластны над движением собственных снов, над их поворотами и изменениями.
Впрочем, как и в каждом сне, здесь есть отражения настоящей жизни – только их и ищу в этой невесомости – обрывки подлинных ощущений, важных мгновений, истинно наших, но неуловимых – лишь отблески.
И я знаю, что только после пробуждения, только там, в истинной реальности – все это станет единым и непрерывным наполнением нашей жизни, ее сутью, ее подлинным лицом с прекрасными, смотрящими прямо на нас глазами, переполняющим все чувством, а не едва ощутимым предчувствием, что так легко и так страшно случайно выронить из своего сердца.
Там будут все, кого я люблю и кто любит меня – едины и вместе, не растерянные по городам, кабинетам, снам, не разбросанные во времени хаотично, неравномерно и несправедливо. Все – едины и вместе.
Там наши мысли будут чисты и не затуманены, и мы сможем сами управлять собой и своей жизнью, сможем стать самими собой.
Все, что сейчас – это сон,
Очевидно – сон.
Посмотри вокруг – вспомни все, что происходило с тобой,
Лови отголоски и отражения настоящей жизни,
Все они будут рядом, когда ты проснешься.
Только не так как здесь – искаженные и разрозненные,
А по– настоящему единые, истинные.
Ничто не теряешь,
Все вернется.
Здесь же ты не властен сжать свои руки
И не выпустить из них то, что тебе действительно дорого.
Ненависть
Что-то случается – какое-то горе или трагедия,
Или война.
И ненависть начинает расти в городах.
Она разрастается.
Она – раковая опухоль для любой страны вначале,
Пока не поглощает ее всю целиком.
И с ней свыкаются, она становится привычной, бытовой.
Она связывает людей, привязывает друг к другу.
Она – градообразующая, она – основа государства.
Она объединяет семьи,
Она заставляет двигаться вперед, развиваться.
Она отражается словно в зеркале в людских сердцах и глазах.
Проще любой болезни передается от одного к другому -
Хватает всего лишь взгляда.
Ненависть к другим:
Ненавидят друзей – за то, что богаче, за то, что беднее.
Ненавидят соседей– за лай собак, за вечную стройку,
Ненавидят соседей просто так.
Ненавидят коллег по работе, врагов, соратников, незнакомцев,
Жен и мужей.
Ненависть пропитывает все и вся:
Ненависть бедных к богатым,
Богатых к бедным,
Богатых к другим богатым,
И бедных к бедным,
Ненависть к себе, которая не может не расти в нас, окруженных всем этим.
И страшно лишаться ненависти, если она все связывает,
Если она всех объединяет,
Если она определяет правила и порядок,
Если ею научились управлять.
Страшно отказаться от нее,
Небезопасно без ненависти выходить на улицы,
Можно не ответить на ненависть в твой адрес,
Не суметь ответить -
Подумают, что ты слабый.
Ненависть связывает все и всех,
Целые страны: общая гражданская ненависть к другим странам за то, что мы вынуждены
жить вот так, и за то, что они, возможно, несмотря на эти наши чувства, не ненавидят нас в ответ.
За то, что в них, может быть, нет такой сильной ненависти к нам.
Но ведь даже в переполненные ненавистью страны приходит новый год,
И даже в этих странах рождаются дети,
И в этих странах, словно среди камней, пробиваются к свободе мечты,
И в этих странах работают, отдыхают, строят.
Все как и везде – везде живут люди, такие же люди, как и все остальные на этой земле.
И самое страшное – это то, что ненависть и правда отражается в людях, на которых она направлена и возвращается к нам, она зеркальна, и есть шанс, что и другие страны станут ненавидеть – просто в ответ, просто отражая пойманный взгляд, и это будет распространяться дальше и дальше. И именно так уже и происходит – ненависть есть во всех странах, во всех нас.
Ненависть – зло, она приносит беду, она не дает человечеству быть счастливым.
Мне кажется, что необходимо уменьшать количество ненависти на этой земле, убирать ее – по чуть-чуть, но настойчиво и сознательно.
Необходимо противодействовать недальновидным политикам, которые пытаются использовать ненависть, как инструмент власти, понимая его силу, но не видя в нем свою же погибель, не осознавая, насколько они слабее ее.
Необходимо разрабатывать специальные программы против ненависти, датировать проблемные страны на борьбу с ненавистью,
А главное – не ненавидеть их.
И как только количество ненависти в этом мире станет уменьшаться, человечество начнет приближаться к своей истинной сути, к своему предназначению, оно будет по чуть-чуть обретать свое изначальное право на счастье.
И те люди, которые в своей жизни смогут хоть что-то сделать, для того чтобы победить ненависть на этой земле, они – великие люди, и их появление среди нас – уже счастье для человечества.
Дороги
Дороги, дороги, дороги,
Но важно то, что не меняется.
Важно то, что успевает запрыгнуть в твое сердце через приоткрытое окно поезда -
случайно, но навсегда -
отражение от неизвестной водной глади, еще менее известного тебе звездного света.
Важно то, что в этом бесконечном пути остается
В тебе, в твоей душе.
Важно то, что не меняется.
И, может быть, потому и любят люди путешествия?
Что когда все мелькает за окном, когда кажется, что связь
и с прошлым, и с будущим порвана – ты чувствуешь настоящее.
Чувствуешь и в ночном свете пустого купе
Достаешь наружу, словно свое собственное бьющееся сердце
Это хрупкое и дрожащее ощущение,
И веришь ему, и любуешься им, и почти не боишься его.
Важно только то, что не меняется,
Только оно.
А здесь нет вообще ничего – ничего.
С обратной стороны окна ночь пытается разглядеть что-то в темноте купе -
Здесь только я.
Только я.
И, кажется, поезд идет по кругу,
Ни на мгновение не отдаляя меня от сути моей жизни, от ее смысла,
Но и не приближая к ней.
Он не может этого сделать.
И мне остается лишь всматриваться во тьму,
Куда-то в самый центр этого предполагаемого круга.
Площади летом
Полные воздуха площади – открытые, словно ставни летом в ночи -
распахнутые в это звездное
небо.
Не надышаться, не насмотреться.
И так же, как я выбежал из дома на эту ночную улицу, убежал, не удержавшись, не устояв, не справившись с головокружением от этого вида из открытого окна.- Так и теперь хочется бежать еще куда-то, уже неизвестно куда – в эту высь, в эту свободу, в это небо.
Не чувствую своей несвободы, но чувствую свободу другую, большую, чем моя.
Но как? Как?
Связан, своей человеческой сущностью связан, не могу.
Я возвращаюсь тихими улочками, медленно, где-то за спиной шумит распахнутая настежь площадь, я уже далеко от нее, но слышу
или помню этот шум, или он внутри меня -
Этот летний сквозняк – этот теплый ветер вечности.
Я возвращаюсь в темноту комнаты к своему брошенному, скомканному сну.
Я оставляю окно открытым,
В эту летнюю ночь.
Какое счастье – эти летние ночи.
Сад
Человечное в людях – мы забываем о самом главном и самом простом.
Мы взращиваем в себе все, что угодно, кроме того, что должны.
Человечность – это глубокое море, полное слез и счастья, сострадания и веры.
И любая страсть хороша только тогда, когда она парус на этих волнах,
Иначе она ничто – лишь похоть и порок.
Господи, что проще? Каждый ведь может почувствовать этот росток человечности, пробивающийся к свету через камни наших сердец.
Но это – придорожные камни, и никто не знает уже, куда идет дорога, не видно ничего, только пыль вокруг от наших же шагов. Мы потерялись в пути – мы не знаем, кто мы и зачем.
Человек стыдится слез,
Стыдится помогать,
Стыдится сострадать,
Стыдится нарушать привычный ход своей жизни,
Стыдится себя.
И все мы – рабы во тьме, какими были всегда, такие и есть, после стольких жизней, отданных в борьбе за свободу, после стольких веков, проведенных в пути.
Может, тогда не надо больше бороться? Может, в этом нет никакого смысла? Может, мы должны остановиться?
Может, просто нужно еще время? Чтобы в наших сердцах эта человечность проросла, расцвела, свершилась? А нам его вот уже целую вечность не хватает, мы его вечно тратим – не на то.
Может быть, именно из этой каменистой почвы наших сердец и должен взять начало чудесный сад? А мы вечно ищем все новые и новые плодородные земли, иссушаем, опустошаем их и остаемся опять ни с чем.
Может быть, мы должны, наконец, остановиться? Может быть, он уже начался? Прислушайся к своему сердцу – слышишь ли ты, как пробивается, стремится, тянется к свету росток человечности?
Ночь
Остановись – дальше некуда бежать, дальше гремящая пробуждением пропасть утра, обрушивающийся в никуда и вздымающийся белизной бешеной пены поток времени -
Остановись.
Здесь вода времени тихо журчит во тьме, послушная и покорная тебе.
Здесь можно любить искренне,
Ибо эта любовь не получит своего отражения в зеркале жизни,
Искажающем все.
Здесь нет зеркал, здесь лишь темнота,
И она не требует от тебя ничего,
Ни крупицы твоей сущности не берет,
Сама переполненная восторгом, счастьем, грустью и болью.
Как, наверное, плакал тот, кто разбил свою мечту,
Великую, огромную, светлую,
Уронив, расколов ее на эти мириады частиц – звезд.
Но все-таки не стал собирать их,
Оставив все как есть,
Оставив их нам,
Подумав,
Поверив, что это – к счастью.
Может быть, и правда
К счастью?
Все это?
Река
Я учусь у этой реки
Проходить мимо, словно вода.
Мимо печали, мимо злости,
Мимо тех, кто не живет,
Мимо моих неудач,
Не изменяя себе, но изменяясь.
Я хочу научиться ее мягкой, настойчивой силе,
Ее уверенности, ее твердости в своем пути, что пробивается сквозь камни, что пронизывает тысячелетние горы насквозь.
Я хочу омывать прохладой и нежностью ту, что войдет в эту воду.
Я буду неустанно бежать вперед, но я буду всегда с ней.
И я хочу быть вместе с вами, нести ваши мысли, ваши надежды,
Вашу веру, с собой, далеко-далеко – в новую жизнь.
Я хочу впитать в себя огни этих не спящих городов,
И я хочу бесконечно далеко от них, наедине с тишиной
Видеть то, что скрыто от всех.
Все время меняясь, но оставаясь собой -
Через камни, через песок, через бескрайние долины, обрушиваясь со скал вниз, разбиваясь на мириады частиц и все же дальше продолжая свой путь. Моя душа переполнена всем этим, переполнена,
Но мне еще далеко, очень далеко.
Вперед,
Я стремлюсь,
К морю,
К морю,
К настоящему чистому морю.
Земля
И становится невыносимо, когда ты представляешь, насколько медленно поворачивается
эта Земля,
Насколько медленно движется от утра к вечеру, от осени к весне -
Нечеловечески, невыносимо медленно,
Но безостановочно,
Без сомнений,
Раздавливая своим бесконечным весом
Секунды и минуты.
Раздавливая твое нетерпение,
Твое стремление жить.
Лучше и не думать об этом,
Лучше не представлять,
Лучше знать, что ничего не меняется.
Покой
У меня нет слов,
Читай мои мысли,
Но не произноси их вслух,
Не надо.
Пусть все останется на своих местах
Пока не поднялся ветер,
Пока этот покой не оказался
Сном.
Не глубоким,
На самой поверхности настоящей жизни.
Ночь городов
Ночь вскрывает суть городов.
Она рисует их по-своему, не так, как день,
Смелыми мазками света упрощает их, но придает им глубину.
Она отказывается от всех этих цветов и подробностей,
от бесполезной точности.
И вдруг мы понимаем их,
Вдруг мы узнаем о них больше,
Вдруг мы узнаем их.
Она слушает, она чувствует и
Ставит точку на бесконечной черной глади, и еще, и еще.
И очередной город становится созвездием, неизвестным тебе,
Которое ты пролетаешь на всей скорости уже разогнавшейся жизни, мимо, но навсегда запоминая.
И еще, и еще, и вот уже другой, совсем маленький островок чьей-то жизни где-то на подступах к огромному городу, потерявшийся в ночи – только два огонька горят в абсолютной тьме, два ждущих живых сердца.
И поезд мчится вперед – на ощупь,
И, кажется, он тоже потерялся – и больше нет ни звезд, ни созвездий,
Чтобы ему сверить свой путь, чтобы попросить помощи,
Чтобы хотя бы на несколько минут остановиться и отдышаться.
Но тьма за окном вдруг становится отражением в стекле,
И я не могу отвести от него взгляда.
Я узнаю в нем себя самого, свою жизнь, свою судьбу -
Ночь нарисовала и меня.
Нить
Я не верю в смерть, не верю в то, что что-то заканчивается и обрывается.
Любовь не обрывается – она остается, как туго натянутая нить между
Тобой и мной.
Если бы что-то оборвалось, эта нить потеряла бы натяжение – я же чувствую,
Что оно стало лишь больше и продолжает усиливаться.
А как еще мы можем чувствовать друг друга – одна душа другую?
В лабиринтах жизни ли мы блуждали или теперь уже в других лабиринтах -
Другой жизни или не жизни вовсе – нить натянута, нить ощущается, нить связывает.
И я благодарен тебе за эту нить, за то, что она не дает мне заблудиться, за то, что она
Ведет меня через эти темные странные залы, за то, что она есть.
Когда-нибудь я тоже выйду из них, я тоже буду свободен.
И я спокоен, спокоен – я не могу заблудиться, не могу потеряться.
Я тебя люблю.
Начало
Если ты можешь отделить себя от другого человека, вырвать его судьбу из своей,
Выбросить его душу из своей – значит вы еще никто друг другу.
Души близких людей неразделимы, не высвободить одну от другой.
Что бы ни разлучало их, что бы ни разделяло, они не просто связаны -
Они едины.
Один человек – продолжение другого.
Они – едины, но не одно и то же. И если бы можно было условным пунктиром отделить одну судьбу, одну душу от другой, то что осталось бы справа, оказалось совсем не тем, что слева – разные, но единые и одно.
Одна большая судьба.
Любовь, и ничто другое больше не стоит называть этим словом – складывает судьбы людей, объединяет души, отодвигает горизонт, делает нас больше нашей собственной жизни.
И это не уменьшаемо, и если мы уже стали больше, если это уже произошло – связаны навсегда, едины.
Счастье, если с самого детства кто-то любил нас и связал свою судьбу с нами.
Именно это позволяет мне сейчас начинаться задолго до своего рождения и заканчиваться, верю, дальше, чем моя жизнь, много дальше – никогда не заканчиваться.
Я начинаюсь в 1925 в Ленинграде, в Киеве – я радуюсь рассвету на Лифляндской улице и радуюсь тому же рассвету на Крещатике. Я живу в блокаду, в самые черные дни моего города, остаюсь с ним вместе ждать свое будущее, и я попадаю в Сибирь в Тюменскую область – я учу детей, чужих, а потом и своих, трех, и учусь, и сею хлеб. Я был ранен под Сталинградом, и я брал Варшаву и Берлин. Я сидел в нижнетагильской тюрьме и растил один детей, выходя раньше зари на покос, где кишели змеи, и смотрел на гладь заводоуспенского пруда. Я возвращаюсь туда, где Ганнибал и Пушкин, и Набоков, и Станционный Смотритель, и сказка – чудесная, но непонятная мне. Я радуюсь рождению в 1982-ом внука сына брата, и радуюсь в 2010-ом рождению такого долгожданного правнука, внука, сына. Я жил в Ленинграде и в Петербурге, и я живу здесь, сейчас в 2011-ом, и ничто не прервалось, нет – ничто не прервалось, и я буду жить и дальше, и в 2100 году хочу видеть все это, помнить все это, помнить и смотреть – на сотни лет вперед.
Если одна судьба, одна душа на любящих людей, если их души неразделимы, то и жизнь у всех нас одна. Она продолжается, она всегда продолжается, она бесконечна, она – волны, непрерывно, еще и еще накатывающие на этот пустынный берег бытия. Она – огонь, который, может быть, сейчас и задрожал на холодном ветру, но он не погаснет, никогда не погаснет. Мы лишь поддержка для него, мы лишь временно становимся его плотью. Глупо считать эту жизнь только своей, глупо бояться того, что она станет еще чьей-то, глупо бояться передать ее – это человеческое тепло, эту любовь – другим людям, ибо мы – ничто, кроме как это тепло и огонь. Мы – это пламя. Оно и есть жизнь.
Сезон
Кажется, эта зима уже устала.
И я устал.
Но она все еще на сцене, все еще играет свою роль,
И я играю свою -
Зритель в зале,
И никак не покинуть раньше времени свое место.
Но все же, уже скоро зажгут яркий свет, словно занавес разверзнутся облака бесконечной голубой бездной.
И захлопают от радости, опережая всех, крылья взметнувшихся в высоту птиц.
И зима улыбнется из последних сил, и откланяется, и уйдет прочь.
И этот зал после нее еще долго будет пустовать,
Бесхозный, заброшенный -
Пустота голубого неба,
Клочья никому уже не нужного снега – тающего,
Грязь и месиво человеческих следов.
Но потом начнется новый спектакль,
Новый,
И я опять буду в зале,
И опять буду смотреть и верить всему, что происходит.
Бесчисленные гастролеры и декорации невиданных представлений из далеких стран с тропическим теплом, ночными прогулками
И шумными южными набережными заполнят этот город, его площади.
Он весь – театр, прямо на улицах – представления и иностранная речь.
И вслушиваешься в нее, ничего не понимая,
Но наслаждаясь этой диковинной для нас сказкой.
Они приедут, и что-то новое, яркое, легкое наполнит наши души, и ночи станут светлее дней.
А потом все закончится. Они соберутся и уедут – резко, разом,
Забрав все с собой, оставив нам лишь пустоту заброшенных набережных,