Мусор и обрывки афиш, и наши собственные мысли, обрекающие нас на бесконечный поиск этих незабываемых ощущений в бесполезном переплетении никуда не ведущих улиц, в череде дней нашей обыденной жизни.
Но тебе будет казаться, что уже невозможно жить по-прежнему.
И ты будешь ждать следующего спектакля,
Следующего.
Настоящее искусство
В твоей жизни,
Настоящее.
Замешательство
Мое сознание в замешательстве,
Оно бродит в полутьме
По длинным запутанным коридорам моей души,
Точно не осознавая, зачем,
Что-то или кого-то ища,
Но не понимая, что или кого.
Ничего не зная, без какой-то системы
Ходит из стороны в сторону,
Ждет,
Топчется у прикрытых дверей и прислушивается к тишине за ними, не решаясь открыть ни одну из них.
Странно чувствовать себя гостем в своей же собственной душе.
Я в замешательстве,
И я не знаю, куда ведут эти многочисленные коридоры,
И я боюсь заходить еще дальше.
Я на перепутье,
И не знаю, что и как делать,
Куда мне идти.
Я ничего не знаю здесь.
Я должен открыть какую-то из этих дверей, выбрать путь,
Но не могу,
Все еще чего-то или кого-то жду,
Словно сейчас одна из дверей сама откроется, и кто-то выйдет мне навстречу,
Кто-то, кто окажется хозяином здесь,
Кто-то, кто примет меня, незваного гостя,
Прервет мое ожидание
Своим появлением, оправдает его
И объяснит мне.
Странно чувствовать себя гостем в своей же собственной душе,
Но именно таковым и оказалось мое сознание здесь – не больше, чем гость.
Ничто, чужое – ничего не значит его несмелый голос.
Я в замешательстве и, кажется, окончательно запутался,
Но ведь я – не оно, мы с ним – не одно и то же,
И я здесь – дома.
Это мой дом, настоящий, и у меня нет и не будет другого,
И это именно у меня оно в гостях,
И это я, а не кто-то еще должен проявить здесь гостеприимство и принять его,
Открыть ему все двери и пригласить войти,
Включить свет, разжечь камин и поставить чай.
Только я могу сделать все это, ведь больше некому -
Это мой дом, моя душа, оно же здесь – просто гость.
Но оно – мой гость, и я должен быть терпеливым к нему и его бедам,
Выслушать и принять их, словно свои,
Помочь ему,
Успокоить его,
Позволить ему найти в этом доме уют, защиту, отдых, покой
И силы двигаться дальше.
Быть кем-то
Проще быть кем-то,
Чем стать самим собой.
И, похоже, это еще и модно в этом мире.
Что сказать здесь еще?
Наверное, только то, что никем другим кроме себя самого в действительности быть невозможно.
И сколько ни старайся – никогда не станешь никем другим.
Чужая жизнь – огромная неловкость, она будет с шумом выпадать, выскальзывать из твоих рук в самый неподходящий момент,
каждый раз разбиваясь на сотни осколков.
Но даже если у тебя получится ее удерживать, хоть сколько– то,
Зрячие все равно будут видеть обман, а ты, даже закрыв все зеркала, будешь его чувствовать.
Твое сердце не перестанет шептать, говорить, кричать тебе о нем, никогда.
Но даже если оно на мгновение замолчит, и в этой тишине ты будешь слышать упрек.
Конечно, это сделало бы все таким простым – прямо сейчас, в одно мгновение стать кем-то,
Кем угодно, кем только тебе захочется, избежать этой мучительной неопределенности и несовершенства твоего настоящего.
Но единственный шанс для человека сбыться,
Это – взять на себя смелость,
Взять на себя огромный труд,
Согласиться на него,
На долгий и сложный путь
Длиною в целую жизнь.
Принять его как свою судьбу,
И попытаться пройти – шаг за шагом.
Человек может сбыться только на этом пути
Или не сбыться вовсе.
Страх
Чувство страха
Опять настигает нас, словно холодный ночной ветер где-то посередине этой пустыни жизни.
Впрочем, середина – слишком точное определение,
Мы же и знать не знаем, где находимся.
Надеемся, надеялись,
Но надежда – это огонь,
А страх – ветер,
И сколько ни пытаешься
Поверить в то, что все будет хорошо,
Эта мысль вспыхивает и сразу гаснет на ветру,
Словно спичка
В дрожащих от холода руках.
Откуда этот ветер?
Откуда?
Но стоит ли удивляться ему?
В этой жизни мы открыты всем ветрам,
Особенно если отправились в путь.
А разве мы могли не отправиться?
Разве жизнь сама – это не путь?
И надо успокоиться,
Надо отдышаться,
Надо еще раз осторожно
Попробовать поверить в эту мысль,
Доверить ее своему дрожащему от холода сознанию,
Зажечь ее, укрыв,
Спрятав от всего, что есть вовне,
От этого ветра и страха.
И что бы пугающего ни писали в этих газетах,
Что бы ни случилось – ворохом сгорает вчерашний день
В этом постепенно разгорающемся огне,
Под моей защитой обретающем плоть.
Он согревает меня постепенно.
Он становится еще одной звездою посреди этой пустыни,
Еще одной – и я замечаю, как много их вокруг, сверху – везде,
Звезд, огромных, разгорающихся все ярче и ярче, разгоняющих тьму.
И сколько бы ни завывал ветер в стороне,
Сколько бы ни набрасывался на это пламя,
Только раздувает его,
Только выше оно,
Только ближе к звездам.
Миллиард
Если на земле больше миллиарда человек голодает,
То, наверное, ни в коей мере нельзя считать,
Что человечество живет правильно.
Все остальное, что я говорил и говорю, можно признать моими иллюзиями,
Но тот факт, что миллиард человек не имеет хлеба насущного – кричит о необходимости перемен.
Но, видимо, не так громко кричит,
Или мы уже привыкли к этому крику
И к тому, что ничего не меняется.
Стеклянное благополучие мира, назвавшего себя цивилизованным,
Стоит на краю огромной пропасти
И успокоено своим шатким равновесием.
Глухость человечества вполне соответствует естеству толпы,
Заглушающей саму себя, в этот нескончаемый рыночный день,
Что все продолжается на Земле.
Но глухость отдельно взятого человеческого уха к этому крику в миллиард голосов
Пугает и вызывает недоумение.
Как может не слышать его человек?
Ты или я? Я не понимаю этого.
Ведь мы же не всегда находимся на этой рыночной площади?
Мы ведь не всегда в этой толпе? Ведь всегда в ней быть невозможно.
Или ее шум настолько оглушает нас?
И мы словно пустые морские раковины, даже на суше хранящие звуки моря,
Несем в своей душе лишь шум мелких лавочников – приливы и отливы этих
Бессмысленных голосов?
Но этот крик в миллиард голосов – он сильнее шума любой торговой площади.
Его глубина, чернеющая бесконечной, не имеющей дна пропастью, несравнима с мелководьем
Наших ежедневных человеческих дел.
Мне кажется, что и через океаны и континенты он
Донесет весть о том, что человечество
Заблуждается, заблудилось на своем пути.
Мне кажется, что этот крик должен для любого человека
Заглушать все тщеславные заявления политиков и власть имущих
О мировой экономике, о победах, о деньгах и свободе выбора.
Заглушать любое тщеславное самохвальство обычных людей, преуспевших в своем личном благосостоянии,
Как если бы эти миллиард человек стояли прямо под вашим окном,
И пусть вы хоть на сотом этаже и наглухо закрыли его,
Вряд ли сможете слышать что-то другое, кроме их голосов.
Как бы громко ни включали телевизор,
Как бы ни пытались настроиться на эти речи и доклады из очередных новостей,
Вы должны почувствовать этот мировой голод и испугаться его.
И если вы и правда не слышите этот крик,
Значит, ваша душа действительно абсолютно глуха.
Человечество сможет говорить о своем будущем, о правильном пути, о справедливости и развитии только тогда, когда этот ужасающий хор на миллиард голосов перестанет звучать, когда все до единого его участники больше никогда не будут голодать. И пусть жизнь этих людей неминуемо наполнится другими заботами, другими бедами и горестями, которых и в наших жизнях много, но голод навсегда отступится от них.
Мне кажется, что каждый человек должен иметь хлеб насущный,
Каждый должен иметь кров над головой.
И что, нам нечем поделиться?
Остальным 6 миллиардам человек нечем поделиться?
Нас учили отдавать половину, можем ли мы отдать хотя бы шестую часть?
Мы все живем тяжело, и жизнь – это труд,
Но в первую очередь этот труд должен быть направлен на то,
Чтобы сделать жизнь людей рядом с нами чуть лучше,
Хотя бы немного лучше.
Тишина
Наступает время тишины -
Слышишь ее?
Она только зарождается в твоей жизни,
Словно в зрительном зале, где гаснет свет,
И все стремятся успеть занять свои места.
Она только готовится выйти на сцену,
Но уже неминуема.
И только ее и ждет всё вокруг,
И постепенно стихает, смиряется
Перед ее появлением.
Ты боишься ее оглушительности,
Ты боишься ее,
Но это ожидание постепенно заполняет собою все,
И уже невозможно сопротивляться.
И словно брошенный в окно камень
Влетают сюда откуда-то извне
Отдельные отголоски другой жизни,
Но уже не могут ничему помешать,
Не могут отвлечь тебя,
Пролетают мимо твоего сознания.
Ты боишься ее, словно это конец, словно она – пустота, словно она – ничто,
Словно она поглощает твою жизнь.
Ты много слышал о ней,
Но теперь ты слышишь ее? Уже слышишь? На что похожа она?
На ветер? На шум океана?
Она приближается и, кажется, все отчетливее различимы ее шаги,
И она все ближе,
И вот-вот откроется дверь.
Но именно на самой глубине ночи зарождается день,
Во тьме неба – звезды,
В смятении чувств и разума – путь к истине,
В тишине – звуки,
И этот шум ветра – дыхание твоей жизни,
И эти шаги – стук твоего собственного сердца.
Непрерывный выбор
Непрерывный выбор -
Эта жизнь.
И каждый раз выбираешь одно и то же,
То, что твое,
То, что нужно тебе.
Каждый раз
Уже почти безошибочно,
Но вновь и вновь задается вопрос.
Вновь и вновь.
И нет больше сил.
И тишина вместо ответа.
И ты бросаешь все,
И захлопываются двери где-то позади.
И прямо над тобой открывается огромное ночное небо -
Столько белого снега падает, бесконечно много,
А смотришь вверх – и все равно оно беспросветно черное,
Ни крупицы этой белизны – непроглядная тьма.
Тщетны все старания – без сил падает на землю этот снег, ни следа не оставив на небе.
И ты больше не хочешь высоты,
Ты не хочешь никаких вопросов,
Хочешь просто жить, хочешь быть собой, просто быть.
И ты, опустившийся со своих небес на землю, на эту заснеженную улицу,
Идешь вперед, сам не зная куда.
Но даже в леденящем холоде время постепенно тает,
Согретое непонятно откуда взявшимся светом, мерцающим,
Заставляющим этот снег разгораться все ярче и ярче,
Сиять своей белизной в чернеющей ночи, разгоняя тьму.
И невозможно не посмотреть вверх,
И невозможно не вернуться назад -
Опять подняться на свой этаж, во тьме, на ощупь, открыть дверь,
Вернуть все на свои места,
Произнести ответ.
И ты почти уверен, что безошибочно,
Почти уверен,
И больше всего на свете ты хочешь быть уверенным абсолютно.
И когда этого "почти" не останется,
Тогда не будет больше вопросов,
Не будет уже ненужного выбора,
Будет только жизнь -
Твоя жизнь.
Настоящая.
Несообщающиеся сосуды
Мне кажется, в каждом человеке больше жизни, чем должно быть,
Больше крови, чем должно быть.
Бегущая по замкнутому кругу, стесненная нами она ищет путь на свободу,
Каждое мгновение ищет его.
Она пытается вырваться из этого плена.
С ней тяжело,
Безумно тяжело сдержать ее силу и напор.
В каждом человеке больше жизни, чем должно быть.
Странная задача – сдерживать в себе свою же жизнь -
Чертова переполненная чаша.
Зачем ее налили до краев?
Зачем?
И ты учишься с детства -
Несообщающиеся сосуды – эти два мира,
Твой и тот, что вне тебя,
И это – главная наука здесь.
Но что будет, если не удастся сдержать?
Если все-таки не удастся?
Встреча
Не говори ни слова – не надо,
О главном – не надо.
Все слова давно прокляты
За свое двуличие, за свою бесчестность.
Задолго до нас, задолго.
Слова предают, всегда -
и того, кто говорит, и того, кто им верит.
Не надо слов.
Все что угодно вместо них – кофе, вино,
Только молча.
Я вижу твое смятение
От этой жизни и этого мира,
Я чувствую твою радость, которой ты сам удивлен,
И которую ни за что не покажешь мне,
Не покажешь никому, ибо и сам не уверен в ней,
В ее уместности здесь.
Мы помолчим, разойдемся
И никогда не увидимся вновь.
Но, Господи, какое счастье
Встретить в этом мире
Человека.
Наше счастье
Какое хрупкое грустное счастье
Опять с нами
Через все эти годы,
Что ничего не значат для него.
Эти годы, словно вата или старая газетная бумага,
И мы освобождаем от их защиты, извлекаем на свет это блестящее,
Яркое, бесконечно хрупкое и бесценное счастье,
Предвещающее праздник.
Снова в наших руках,
Снова в наших мыслях,
Снова в нашем сердце,
В нашей крови, в нашей душе,
Снова.
Но ведь праздника нет, никакого праздника нет,
Обычная жизнь,
День за днем.
Обычная жизнь.
Какой смысл сейчас в нем – в этом счастье?
Какой?
Снова прятать его среди прожитых лет,
Закутывать в них – словно в вату и газетную бумагу.
Снова убирать куда-то очень глубоко и
Бесконечно далеко,
Надеясь, что когда-нибудь будет праздник,
Когда-нибудь будет -
Веришь ли ты в это?
Но какое хрупкое и грустное счастье
В этот обычный вечер,
В этой обычной человеческой жизни,
Ничем не примечательной, доставшейся нам -
Какое хрупкое грустное человеческое счастье.
Ничто не значат все эти годы – ничто,
Лишь газетная бумага – выцветшая, с давно уже лишившимися своего смысла неразборчивыми словами и именами на ней.
Лишь вата, в которой мы прячем
и укутываем наше человеческое,
Огромное,
Хрупкое, грустное, настоящее счастье,
Стоящее того, чтобы жить.
Белое
Все как всегда,
И опять чистый лист передо мной.
Слепит глаза от его белизны,
Но заглянуть в свою душу страшно.
Она-то уже никогда не будет чистой,
И никогда не начать сначала,
Только продолжение чего-то долгого,
Вечное продолжение, но никуда не убежать от него.
И нечего искать в путаных узорах этих обоев,
Отводить взгляд в сторону от неизбежного.
Ныряю словно в темную воду.
Все как всегда.
Но вода неожиданно теплая,
Вода мягкая,
Вода ласкает мои мысли
И, нежно касаясь их, дает им новую жизнь.
И кажется – опять лето среди зимы.
И кажется – лунный свет разбавляет ее своей прохладой, льется еще и еще, чтобы не было горячо.
И не хочется выходить наружу,
Не хочется выбираться из этого тепла
В обычную жизнь, к хитросплетению ее путей,
К зимнему утру, к холоду белого нетронутого снега,
На который предстоит ступить уже через пару часов,
Чтобы шагнуть в новый день,
Чтобы начать его заново,
С нуля,
Все как всегда.
Сентябрь
Крупица дней зажата в ладони,
Крупица этих холодных сентябрьских дней -
Словно она важна, словно что-то значит.
Но что она значит? Зачем я сжимаю ее?
Почему боюсь обронить даже одну из этих крупинок?
Что делать с ними, с этими днями?
Сентябрь,
Все равно уже поздно сеять, и вряд ли еще хоть что-то пожнешь.
Просто разжать ладонь, просто выбросить их на ветер, просто пережить эти дни и еще чуть дальше увязнуть в холоде осени.
Но возможно ли сохранить их?
Как сохранить их? До тепла? До весны?
Ведь она будет?
И раз ничего сейчас не получить из них, можно ли их спасти?
Чтобы не потерять, чтобы что-то взошло из них весной?
Чтобы они принесли свои плоды?
Что сделать с ними, как сохранить эти холодные дни?
Что я сейчас могу?
Разве что только открыть им свое сердце,
Впустить в него, согреть их, позволить им остаться.
Там они переживут эту зиму.
Я верю,
Эти холодные сентябрьские дни
Не напрасны.
Что еще?
Что еще
Бросить в эту ночь?
Чтобы не догорал ее костер?
Чтобы не околеть от ее холода?
Чтобы жить?
Пока думаешь над этим,
Становится еще холоднее,
Замерзают пальцы и мысли,
И сердце, и можно уже остановиться,
Кажется можно.
Что еще есть у меня? Что?
Что она ждет от меня?
Что просит
Эта ночь?
Почему не гаснет окончательно ее огонь?
Не стоит ли просто закрыть окно?
Закрыть окно и включить свет? Убрать ее из своей жизни? Из этой комнаты?
Прочь. Задернуть шторы.
Но ночь холодна, она держит мои руки, она связывает их, не дает пошевелиться, и от нее невозможно отказаться. Я не могу без нее.
И даже днями ищу ее. Каждый день ищу и помню о ней.
Что еще бросить в эту ночь? Что еще отдать ей? Чтобы еще ярче горел ее огонь, чтобы еще сильнее, острее светили эти звезды, чтобы они стали хоть чуть-чуть ближе. Все что есть – отдам. Что примет она от меня в дар? Что еще есть у меня?
Люблю ее.