Золотов передал расстроенного Кишку дежурному, а сам, сверяясь с бумажкой, набрал номер телефона Лешего. Когда тот ответил, попросил:
– Паша, ты далеко отъехал? Вернись, дело есть.
Леший появился в кабинете минут через десять с готовностью сдать всех оптом и в розницу. Только сдавать никого не пришлось. Следователь в этот раз достал из ящика стола собственный диктофон и дал послушать, как дружок Кишка заливает, что именно Леший планировал мокруху на охоте.
– Вот урод! Это же он стрелял! Специально выцеливал в жо… ниже пояса. Антон Романович, это же вранье наглое! Да я его, муфлона, еще пожалел, не все вам рассказал…
– Верю, Паша, верю. Не сомневаюсь. Успокойся.
Но у Лешего успокоиться не получалось, недолгую жизнь брата Кишки он описывал громко, в подробностях, с красочными эпитетами. Вспомнил даже триппер, коим тот заразил с десяток местных красоток.
– Да успокойся, ты же первым пришел, – майор протянул листок и пустую папку: – Вот тебе бумага, иди во двор, сядь на лавочке и напиши все, что про него знаешь. И про других заодно, а то вдруг еще кто-нибудь придет тебя сливать. А я сейчас здесь закончу и выйду. Обмозгуем.
После этого Вячеслав Андреевич отправился прямиком в камеру к Кишке. План он вынашивал поистине мефистофельский.
– Ну все, Боря, разобрался я. Ты не при делах. Ступай домой.
– А где этот стукач?
– Явку с повинной пишет.
– Спасибо, Антон Романыч, – подорвался с жесткой деревянной лавки Кишка, – чтоб ему на нарах каждый день икалось! Я знал, что вы разберетесь!
– Иди, Боря, иди…
Убей его нежно…
В коридоре майор Фейк остановил мавра Федотова:
– Пошли скорее! Сейчас начнется!
– Что?
– Чужой против Хищника.
Из окна кабинета открывался рублевый вид на ринг. На лавочке сидел Хищник-Леший, морщил лоб и старательно выводил на листке буквы, словно первоклассник. Дверь распахнулась, выпуская на битву Чужого. Он распустил щупальца и обнажил клыки. Шоу началось. Голосов через закрытое окно слышно не было, но картинку это не портило. Без звука даже интереснее. Жаль, тапера нет.
– На кого ставишь? – Золотов сел на подоконник.
– На Лешего.
– Тогда я на Кишку. Может, хоть по стошке?
– Я с государством в азартные игры не играю.
На ринге после скоропостижной беседы в ход сразу пошли кулаки и ступни. Да, это было зрелище, достойное Первого канала в прайм-тайм! Супербой! "Вертушки", подсечки, захваты, броски. Рваные спортивные костюмы, летящие кровавые сгустки, капли пота! Загляденье! Не отступать, не сдаваться! Болельщики, крики поддержки. "Убей его!!! Убей!!!"
И убили бы. Но майор Фейк прервал поединок, не доводя до летального исхода бойцов. Снял трубку, соединяющую с дежурной частью:
– Разнимите. И обоих на пятнадцать суток.
– А может, пусть еще покувыркаются?
– Выполняйте. Здесь вам не цирк.
Майор положил трубку и задернул штору:
– Ничья.
– Спасибо за доставленное удовольствие, – оттаял мелкий романтик.
– Не за что… Подвезешь до гостиницы?
– Поехали.
До гостиницы добрались, обмениваясь впечатлениями от поединка. На заднем сидении УАЗа Вячеслав Андреевич заметил свежий букет. Понятно. Дима едет к Насте – конкурент отвалился.
В холле он поболтал с Ермаковым о политике и поднялся к себе. Зашел в полутемный номер с зашторенными окнами, на ходу снимая китель. Наверно, горничная закрыла, он утром занавески не трогал.
– Привет! Я тебя не очень сильно?
И почти тут же ощутил жаркий поцелуй на сахарных устах.
* * *
"Режиссер Иванов" репетировал с труппой до позднего вечера. Порфирий Петрович научился правильно обыскивать и заламывать руки, а бандит Лужин приобрел необходимый металл в голосе. Мастер распорядился собраться завтра в десять утра. Как объяснил – на сходку. Среди актеров пробежал ропот: где это видано, чтобы в такую рань репетиции назначать?
– Приказы не обсуждаются! На сегодня – всё!
Леркин псих, который оказался психом небесталанным, подхватил мнимую жену под ручку и откланялся. Труппа еще какое-то время бурно обсуждала произошедшее.
"Дуня" призывала не идти на поводу у маниакального больного. Зайти можно до полного арт-хауса.
Актер, исполнявший роль Лужина, с "Дуней" в принципе согласился. Но в то же самое время понимал, что не будет спектакля – не будет и зарплаты. А потребительскому кредиту плевать на "прочтение пьесы".
Геннадий, навещавший "Юрия Ивановича" в больничке, призывал перестать халявить. В их театре – впервые достойный режиссер! Это вам не запойный Никитин со своей никчемной классической школой! Здесь работать приятно! Реальный постмодернизм! А что касается перспектив? Поиграем – увидим.
Тут в диспут вступил Витя, временно подменявший кризисного Никитина. Он наконец-то получил возможность самовыразиться, и на тебе – какой-то сумасшедший нагло занимает его место. Оскорбленный дублер послал всех в андеграунд и гордо удалился, пригрозив неблагодарным лицедеям полным провалом и забвением.
Это значительно упростило ситуацию. Режиссер-конкурент отпал сам собой, остался только псих. В прямом смысле. В переносном – они все психи. В итоге коллектив единогласно решил поставить на утро будильники.
Псих, а точнее потерявший память, в эту самую минуту обсуждал с женой театральные новации:
– Откуда я все это знаю? Ствол, ксива, хоботом в пол? Почему хоботом? Следователь уголовного розыска…
Лера сама пребывала в полной растерянности. Пришлось импровизировать на ходу:
– Ты же изучал вопрос, пока готовился… Сериалы милицейские пачками просматривал. Видимо, отложилось, – она осторожно погладила пациента по руке.
– А раньше я что-то ставил?
– Шекспира, – не моргнув глазом, соврала Лера, – но в этом театре – твоя первая пьеса. Только они, как видишь, многое переделали, пока ты в больнице был. Но ты восстановишь.
– Да как? Я же не помню ничего! Кто такой Достоевский?
– Писатель девятнадцатого века, вечная классика.
– Криминал?
– В некотором роде, – Лерина эйфория по поводу действенности ее гениального метода рассеялась, как табачный дым в общественном месте. Несмотря на все ее старания, память подопечного по-прежнему буксовала.
– А у меня были книги по режиссуре?
– Да… Наверно… В смысле – конечно.
– И где они?
– Так… У Маринки. Мы, когда переезжали, часть вещей у нее оставили.
– Принесешь завтра? И Достоевского.
Антон Романович тормознул у подъезда, ожидая, пока Лера выудит из сумки ключи и таблетку от домофона.
– Постараюсь. А ты больше спонсоров не лупи, пожалуйста. Не виноваты они. Те бандиты сами пришли.
– Не волнуйся. Я ж не психопат какой-то. Просто так в драку не полезу. Только по делу. Ошибся, бывает. Но я же тебя хотел защитить, ты же моя жена.
Он нежно коснулся ее щеки. Погладил по волосам. Жена была такой трогательной, такой хрупкой, такой желанной, что он не удержался – наклонился и поцеловал ее в губы. Она сопротивления не оказала. Потянулась к нему и ответила на поцелуй с непривычной для себя пылкостью.
Как в юности, когда ты влюблена, а тебя провожают до подъезда и долго-долго целуют на прощание. А из окна, из-за занавески тревожно поглядывает мама, сжимающая топорик для разделки мяса.
Лера в юности у подъезда не целовалась – некогда было: учеба, домашние хлопоты. И теперь словно брала реванш за неиспытанные тогда эмоции. А в роли мамы на этот раз выступил Козырев, приехавший вернуть Валерию в гражданскую семью. Хватит ролевых игр, пора и совесть знать! Кто будет ужин готовить? На звонки – не отвечает, сама не звонит! Примчался после работы, но не застал ее. Их. Остался. Сидел в машине и ждал. Злился, волновался, сам себя накручивал, что Лера зашла слишком далеко.
Оказалось, не зря накручивал. Не думал, что будет из-за нее так переживать. Она ж вошла в привычку, как режим дня, как итальянская мебель, как костюм от Армани. И тут привычка вышла из-под контроля. В бессильной злобе наблюдал за страстными поцелуями. Как за парочкой закрылась дверь подъезда, как зажегся свет в квартире. Наверно, нужно было подняться следом и заявить решительный протест. Покидать в сумку Леркины вещи, взять ее за руку и увести силой. У таких дурочек от любви крыша быстро съезжает, глупостей наделает. И главная ее глупость будет в том, что уйдет от него, Козырева. Чего ей не хватает? Приехала в Москву из Задрищенска, только и есть, что койка в общежитии, а строит из себя какую-то Пенелопу Крус. И только хлопоты доставляет. Без нее сегодня утром носки "спаривал" – парные искал, за это время яичница в угли превратилась. И капучино она варит вкусный, у него такой не получается.
Но подниматься в квартиру не рискнул. Вдруг этот ее шизофреник буйный? Александр решил пойти другим путем. Интеллигентным.
Тайно посетить Лериного научного руководителя и настучать. Жаль, сегодня уже поздно. Придется завтра.
* * *
Как и все хорошее, сахарный поцелуй закончился быстро. Но зато перешел в следующую фазу плотских утех. Утехи были хороши. Не хуже столичных. И даже заморских, киношных. Даже до кровати не успели доползти, утешались прямо на пыльном ковре, населенном сапрофитами.
На улицу выбрались, только когда начало светать. Очень захотелось есть, и Настя предложила проехать за город в уютное кафе на самом берегу реки. Там круглосуточно кормились проезжающие через город дальнобойщики и бродячие собачки.
Золотов не возражал. Утехи отняли много сил. В том числе и моральных. Комбинация с пощечиной, разыгранная перед бедным Димой, не очень радовала душу. Дима, наверно, всю ночь прождал Настю, потом выкинул букет и уехал с тяжелым сердцем и легким желудком. И даже знаменитый девиз "Цель оправдывает средства" не приносил Вячеславу Андреевичу успокоения. А цель проста – пока Дима видит, что у Насти с Золотовым ничего нет, он будет ему помогать. Или, по крайней мере, не мешать.
– Антон, все в порядке? – Рулевая Настя заметила переживания московского любовника.
– С Димой как-то нехорошо получается.
– Не волнуйся… Я ему все объяснила, уже давно. У нас только рабочие отношения.
– Дело не в тебе. Но он-то тебя по-прежнему любит. И мне доверяет. И рано или поздно про нас узнает.
– Но Федоров единственный, на кого ты можешь здесь положиться.
– Тем более. Нельзя его использовать как инструмент. Живой ведь человек. – Славе в самом деле было жалко страдающего капитана. – И не собирается от тебя отказываться.
– Хочешь, поговорю с ним еще раз? – Скрывая раздражение, она дернулась, не отрывая взгляда от дороги. Ну не виновата она, что запал на нее этот парень. Она-то почему должна страдать?
– Не надо… Лучше – я. Тебя он слушать не станет, а я попытаюсь растолковать.
Насте этот разговор был неприятен. Вечер начался так славно, перешел в еще лучшую ночь, потом в безоблачное утро. Не хотелось омрачать его. О Диме Настя и сама все прекрасно понимала. Да – свинство, но, что делать, если до человека не доходит? И идею с пощечиной предложила она. На радостях, после встречи с Мальвиной, которая призналась, что ничего, кроме игры в города, между ней и клиентом не приключилось.
– Днем встретимся, я передам кое-какие материалы, – она постаралась перевести разговор в более позитивное русло. Заметив боковым зрением его напряженное лицо, поспешила добавить: – Ты же не собираешься останавливаться на Пузине?
Вообще-то, собирался…
– Настя, я приехал разбираться с лекарствами, – напомнил он, – и в Москве у меня все брошено… В смысле – в Калининграде.
Машина вильнула то ли на рытвине, то ли от того, что Настя дернула рулем. Вячеслав Андреевич подстраховал.
– Ты не думай, что я сбегаю. Просто трезво оцениваю свои возможности. Что я здесь изменю?
– Да ты уже изменил! Весь город только о тебе и говорит! Наконец-то хоть кто-то взялся за наших упырей! И ты решил на полпути свернуть?! Ладно, не справляешься один, звони, пусть пришлют в помощь бригаду!
Ага, только бригады здесь не хватало. Здрасте, Антон Романович, а вот и мы, бригада Следственного комитета! Даже зажмурился, когда представил себе картинку – жесткий табурет в местном ИВС, лязгающие железные двери и он, майор-самозванец, на месте бандита Головина. Еще и башку остается так же обрить. Класс! Великозельский кошмар.
– Бригаду… Все бригады расписаны на год вперед.
Напоминание о Следственном комитете аппетит отбило напрочь. Захотелось выскочить из машины и сбежать в лес к медведю и волку. Или к тигру Амуру и козлу Тимуру.
Вячеслав Андреевич даже испугался – не произнес ли он нечаянно это вслух, потому что Настя резко свернула с шоссе.
– Заправимся, – она вырулила к видневшейся в тупике бензоколонке. – Между прочим, заправку держит наш любимый мэр. Вернее, его жена.
Никто не бросился им наперерез в стремлении за скромный бонус заправить машину, а также размазать грязь по стеклам или втюхать омыватель. Заправка настойчиво вызывала в памяти культовую "Кин-дза-дзу". Луц здесь наливали допотопные облупленные автоматы.
– Сиди, Настя, я заправлю, – кавалер вышел из машины, вставил пистолет в бак, и в это время в кармане у него зазвонил мобильник. "Овалов" высветилось на дисплее. А этому что понадобилось?
Вместо приветствия в трубке раздался раздраженный и язвительный голос товарища-подельника:
– Ну что, поздравляю, Славик! Ты – безработный!
– В смысле?
– Какие могут быть смыслы? – завопил Макс. – Турнули тебя! За прогулы! Ты что, не мог шефу позвонить, соврать что-нибудь? Ваши бабы решили, что ты при смерти, и поехали навещать, а консьержка сказала, что тебя несколько дней дома нет! На твоем кабинете уже новая табличка. С другой фамилией! Ты хоть понимаешь, что натворил? Весь бизнес – под корень! Я столько времени налаживал, а ты одним махом!
– Погоди, Макс, не шуми. Точно ведь ничего не известно…
Но Макс был на грани нервного срыва и визжал, словно немецкая девка в сауне, увидавшая сирийского беженца:
– Известно, Слава! Я что? Я как-нибудь, а ты что теперь будешь делать? По электричкам ходить, резинки для трусов продавать? Блин, Слава! Я же сказал – все кончилось, приезжай! Ты еще там? Не знаю, что тебя там держит…
Золотов почему-то совсем не огорчился. Посмотрел через стекло на то, что его держит. Оно сидело за рулем и в ожидании разглядывало себя в зеркало заднего вида.
– …но ты полный идиот! Полнее не бывает. Ты и меня, между прочим, подставил! Я уже в новую тему вписался. Клиент сидит на металле, денег немерено!
– Да успокойся ты! – не выдержал Золотов. У каждого – своя корысть. Максу одному сложно будет – придется другого компаньона искать.
Он вдруг почувствовал стойкую неприязнь к Овалову, к его вороватым клиентам и к самому себе. Чем, скажите на милость, он сам лучше мэра Марусова и его камарильи?
– Что? – не расслышал компаньон. – Что ты сказал? Когда возвращаешься?
– Извини, мне некогда, – ответил Золотов, поглядев на колонку и, вытащив пистолет из бака, направился к будке.
Будка вызвала у Золотова странную ассоциацию с миниатюрным саркофагом ядерных отходов. Через амбразуру показался немигающий заспанный глаз с черными подтеками туши. Утробный голос через динамик предложил Золотову "совать деньги". Оттуда же в облезлом железном ящике вылезли к Золотову сдача и чек. Антиутопия какая-то. Мир после ядерного взрыва.
Возвращаясь к машине, по привычке заглянул в чек. Ну точно – антиутопия!
Вернулся к саркофагу.
На этот раз загадочный глаз долго не подавал признаков жизни, пришлось постучать ногой в основание будки. Наконец открылось окошко побольше и в проеме показалась хозяйка мутного глаза – сонная жаба, уверенная в своей принадлежности к высшему сословию.
– И че хотим?
– По-вашему, в этой машине резиновый бак? – спокойно поинтересовался Вячеслав Андреевич.
– А че такое?
Нехорошо получилось. У жабы глаз наметанный, даже когда сонный. Молодой мужик с девкой в машине, да еще и по телефону разговаривает. Такие никогда чеки не проверяют. И вот на тебе!
– Вы взяли с меня за сто литров, а объем бака пятьдесят. Объясните, в чем прикол?
Но земноводное в окошке признавать очевидное не собиралось. Есть у нее на подобные случаи отмазка. Недовольно квакнула:
– Я взяла столько, сколько показал аппарат. Может, вы еще канистры заливали. Я же отсюда не вижу.
– Так проверьте багажник, – вежливо предложил Золотов. – Найдите там хоть одну полную канистру.
– Я ничего проверять не собираюсь! – рявкнула заправщица, решив взять покупателя на испуг. – Идите, не морочьте голову!
Не, ну это уже ни в какие ворота! Вернее, окошко! Где наша волшебная книжица? Где двуглавый орел? Вот он, вот, родимый!
– Зато я собираюсь. Следственный комитет. Москва. Закрывайте кассу.
Что он сделает дальше, не столь важно. Но уж очень захотелось, чтоб у этой красотки, привыкшей к безнаказанности, хоть на минуту затряслись поджилки. Вот он, черный ангел мести. Ну или белый…
Побледнев, повелительница луца в одно мгновение хлопнула окошком кассы, чтобы через секунду вырасти перед Золотовым, словно карета перед Золушкой. В растерянности лепетала насчет того, что в баке, наверно, большая горловина…
– Это у вас большая горловина, – перебил фейковый майор. – Я понимаю, все жить хотят. И есть. Но нельзя же так нагло. Еще иконку повесили… Закрывайте лавку, я вызываю ОБЭП.
Жаба почувствовала себя так, будто ее надули через соломинку. Больно и улететь можно. Или лопнуть. Напоминала, что их недавно проверяли, и теперь по российскому закону только через три года. Пыталась вернуть посетителю деньги, помноженные на три. Ничего не помогало. Коррупция не пройдет! "А по российскому закону ты бензин тыришь?"
Заинтригованная происходящим, Настя вышла из машины.
Завтракать они уже не поехали. Золотов, как и пригрозил, позвонил в местный отдел ОБЭП, представился, просил срочно приехать на разборку. После выгнал жадную жабу из будки и опечатал последнюю бумажкой, поставив на ней подпись, напоминавшую фамилию "Плетнев". Он уже стал потихоньку привыкать к новому факсимиле.
– Сорвете – статья! Ясно?
– Да…
Сорвать бумажку нарушители не решились, а вот завтрак на природе сорвался. Наспех перекусили батоном и кефиром, купленным в ларьке с вывеской "Импортозамещение".
Он не позволил Насте везли его до отдела, она и так сильно опоздала на помывку библиотечных полов. И Федорову незачем видеть их вместе. Да еще с утра. К пункту назначения добрался на автобусе.