* * *
Как когда-то слова из старой советской песенки о любви, где парня звали "по-грузински Айванес, а по-русски Ваня", вошли в быт, так и сейчас английские слова типа "праймериз", а по-русски – "пробы", быстро вошли в политический обиход.
Собрали в обеденный перерыв народ в зале для конференций большого родильного дома. В креслах – сплошь женщины в белых халатах. Рассадили по местам. И пустили на трибуну будущих кандидатов. Дубравин выступал вторым. И, судя по реакции зала, выступал здорово. Своим рассказом, что называется, "зацепил" врачей, акушерок, медсестер, нянечек:
– Все вы прекрасно знаете, что у нас в стране именно женщины решают, сколько детей будет в семье. Это их выбор. И сейчас у нас на семью в среднем приходится одна целая две десятых ребенка. Почему? А потому, что наши женщины решили: зачем плодить нищету? И ограничиваются чаще всего одним ребенком. А должно быть хотя бы двое. Так вот, моя программа как раз и нацелена на то, чтобы у нас в молодых семьях, где только начинают жить совместно, поменялась установка.
В общем, чрезвычайно довольный собой, он с интересом выслушал вялое бормотание остальных кандидатов. И думал, что победил.
Каково же было его удивление, когда на следующий день появились результаты. Черным по белому в сводке было написано, что он занял последнее место.
Он возмутился. И вместе с тем ему стало интересно. Поехал в Москву к пиар-менеджеру и старому товарищу Сашке Киселёву. Бывший африканский торговец шляпами и блестящими галошами уделил, несмотря на занятость, время своему товарищу. И популярно объяснил законы политической борьбы нового периода.
Разговор получился откровенный:
– Здравствуй, Александр! Хочу у тебя проконсультироваться. Тут такое дело. Ввязался я в выборную кампанию. Пошел на праймериз. И в результате пролетел. Открой тайну. Разъясни мне, тупому, что я делаю не так?
Сашка смеялся так долго, что в конце даже закашлялся.
– А деньги где?
– Какие деньги?
– Наивный вы человек, Александр Алексеевич! На каждом этапе нужно платить.
– Но я же договорился с олигархом!
– Ха! Жалует царь, да не жалует псарь. Знаете такую поговорку? Надо было миллиона два отстегнуть организатору этой комедии под названием "праймериз". И все бы прошло без сучка и задоринки.
– Так, ты давай мне, Саня, все расскажи по порядку. Что? Как? Кому? А то я как слепой бьюсь. Хорошо?
– Помните, Александр Алексеевич, товарищ Сталин когда-то говорил: "Неважно, как голосуют. Важно, как посчитают". Так вот и сегодня на наших выборах это – аксиома.
Наши чиновники из всего хотят извлекать выгоду. Вот и ввели праймериз. Как на Западе. Вроде хорошее дело. Но во что оно превратилось у нас? В средство сбора денег. И отсеивание неугодных власти кандидатов. Поэтому для вашего олигарха вы, может, и хороши. Но исполнителям, организаторам этих самых выборов вы чем полезны? Ничем! Вот они вас и бортуют. Им не до высокой политики. Их интерес прост. На выборах все хотят заработать. Так что надо внести. И все пойдет как по маслу.
– Ну ты даешь стране угля!
Сашка засмеялся и ответил присказкой:
– Хоть и мелкого, но много!
– Ну а вообще, как это организуется? Давай выкладывай! Как списки возникают?
– Есть три составляющих. Главная – деньги. Парламентские партии – те, которые могут обеспечить стопроцентное прохождение в Думу, продают места за несколько миллионов долларов.
Кроме того, они бесплатно приглашают медийных персон, которые должны обеспечивать интерес электората. Отсюда в списке появляются также разного рода спортсмены, артисты, ведущие телеканалов.
Кроме того, партии должны показать свою демократичность и народность. Для этого в список вводится несколько учителей, врачей, рабочих. Впрочем, рабочих давно нет. Был один у коммунистов. Да и того поперли.
Есть еще и квота от Москвы. Кремль спускает разнарядку для всей России на регионы. Чтобы, значит, продвинуть своих людей.
Ну вот так и формируется партийный список. Да, совсем забыл! В нем обязательно должны быть те, кто организовал партию. Они, конечно, в начале списка. Идут так называемыми паровозами.
– Да, сложненько!
– Чего тут сложного? Плати – и получишь депутатский мандат. Это такой беспроигрышный партийный бизнес. Хотя иногда бывает так – заплатят и все равно пролетают. Это когда партия вдруг не добирает голоса. Редко. Но бывает.
– Ну а деньги-то куда идут? На выборы? – углубился в вопрос Дубравин.
– Не-ет! Не совсем так. Платные кандидаты – богатые буратины – должны обеспечить все. Оплатить весь банкет. И за себя. И за того парня. Если есть очень большие деньги, можно купить партию целиком. Вот Хо-торковский пытался купить всех оптом. Кремль не дал. А так, пожалуйста. За ваши деньги – любую прихоть.
– Ну ладно. Я понял расклад. В партиях, похоже, мне делать нечего. У меня таких денег нет.
– Если нет денег, можно оплатить взнос медиа-ресурсом.
– Ну, это как-то не совсем честно. Журналисты будут ворчать.
– Тогда платите. По моим прикидкам, собранные с "буратин" деньги распределяются так. Процентов пятьдесят здесь же, не отходя от кассы, откатывают себе на нужды лидеры и создатели партий. Сколько из этого они заносят на самый верх, я не знаю. От оставшейся половины отпиливают непосредственные исполнители. Организаторы и руководители выборной кампании. Разного рода маркетологи, креативщики, пиарщики. Ну и процентов двадцать – двадцать пять от собранных денег идут собственно на выборы. Печатание листовок, буклетов, закупку площадей в газетах, времени на телевидении. И, естественно, на подкуп избирателей с использованием так называемых "грязных технологий".
– Понятно! – заметил Дубравин. – Это те партии, которые имеют твердую уверенность, что их список пройдет. А остальные? Мелочевка эта как?
– Маленькие партии, не имеющие возможности торговать местами, существуют на средства владельцев этих партий. Или ищут спонсоров. Возможны также варианты с популярными людьми. За ними охотятся. Приглашают в список бесплатно. А вдруг они выведут партию на Олимп?
– Ну, спасибо, Саня, что просветил.
– Не за что! Хочешь, я тебе сделаю свеженькую, зарегистрированную партию. Под ключ! А? Или занесем, кому надо? – перешел на "ты" Киселёв.
– Спасибо. Я подумаю.
Дубравин вернулся в город "Ч". И стал думать.
Надумал только одно: "Ни одному слову наших политиков верить нельзя!"
XIV
Штаб собрался. Вопрос всего один. Что делать? Действительно, Дубравин обошел все возможные на данный момент партии и властные коридоры. Побывал на приеме у бывшего редактора молодежки, ныне трудящегося спикером. И везде облом. Потому, что нет у него главного – "золотого запаса". А без него будь ты хоть семи пядей во лбу или хоть лоб расшиби, а в список любой стоящей партии не попадешь. Понял он и то, что политика – дело хитрое. И очень специфическое. Люди тут скользкие. Лживые. И двуличные.
Долго слушал Дубравин предложения трудящихся – пойти туда – не знаю куда, встретиться с тем – не знаю с кем. А потом выразил свою волю:
– Пойду на выборы независимым одномандатником!
Все приободрились. Наполнились легким энтузиазмом.
А почему бы и нет? Они молоды. Шишек не набили. Почему бы не попробовать?
Особенно рвался в бой Серега Чернозёмов:
– А что, небольшой опыт у нас есть. Люди есть. Газеты тоже. Да мы их шапками закидаем!
Но более продвинутая Марина Сорокаумова все-таки предложила подстелить соломки:
– В наше время без поддержки верховной власти никуда идти нельзя. Отношения с Дмитрием Геннадьевичем у нас неплохие. Нас уважают. Надо идти к нему. Договариваться!
Что ж, все согласились с тем, что такой визит лишним не будет.
Сорокаумова пошла договариваться. А народ принялся работать над планом выборной кампании.
* * *
Знакомой дорогой явились они на прием. Ждать пришлось недолго. Генерал-губернатор встретил Дубравина ласково, как старого знакомца. И то дело. После той истории с отвоеванным зданием он с треском выгнал из администрации длинного Лешу Хитроева. А Дубравин – человек порядочный и благодарный.
– Здравствуйте, Александр Алексеевич!
– Здравствуйте, Дмитрий Геннадьевич!
– С чем пожаловали к нам?
– Да вот решил я попробовать пойти на будущие выборы.
– Ну что ж, дело хорошее!
Дальше все пошло как у Ильфа и Петрова в "Двенадцати стульях". Дубравин сидел "как отец русской демократии и особа, приближенная к императору", а Сорокаумова, словно "великий комбинатор", все плела и плела словесные кружева.
– Дмитрий Геннадьевич! Александр Алексеевич – наш человек. Будет вам помогать в Москве. Там у него большие связи во всех средствах массовой информации. Так что наша губерния в высших кругах может быть очень даже хорошо представлена. Он может стать там крупным лоббистом…
И так она ловко все поворачивала, дуя губернатору в уши, что Дубравин прямо-таки одним местом чувствовал, как повышается настроение хозяина кабинета.
"Видно, ему приятно, что московский гость почтил. Пришел, подтвердил свою лояльность, – думал Александр. – С другой стороны – для него хорошо, что я не примкнул к коммунистам. Ведь он, как губернатор, якобы "разорвал" этот самый "красный пояс". Но выборы покажут, так ли это. А то может оказаться, что это бабка надвое сказала".
– Я вас поддержу! – провожая посетителей, обнадежил их седой человек со спортивной выправкой и в хорошо сидящем сером костюме.
– Ну, теперь вперед! – усаживаясь в машину, возбужденно сказала Сорокаумова. – Можно не бояться, что административный ресурс кинут против нас. И не дадут работать.
"Да! – подумал Дубравин. – Слово – не воробей. Сам губернатор обещал…"
XV
С утра он взялся за метлу. Собрал опавшие за ночь желтые листья, сходил в кладовую за дровами. Дрова попались сырые, и печь долго чадила. Наконец робкий язык пламени охватил ржавый бок крупного дубового полена, и Анатолий вытер полой рясы заслезившиеся глаза.
Затем он, не торопясь, полез на колокольню, и деревянные ступеньки глухо поскрипывали под его тяжелыми шагами.
Кто бы узнал сегодня в этом бородатом, длинноволосом, облаченном в поношенную рясу с чужого плеча человеке бывшего майора спецназа Анатолия Казакова? Наверное, никто.
Сегодня праздничный день. В храме торжественная литургия, поэтому у него забот полон рот. Слово "пономарь" означает "помощник по храму", а на самом деле он и дворник, и ризничий, и истопник, и звонарь.
Наверху прохладно. Большой колокол даже слегка заиндевел от утреннего морозца. Анатолий похлопал его по медному боку, как старого боевого товарища, взялся за веревку, привязанную к языку, и начал раскачивать. Взмах. Еще. И легкое касание металла о металл.
– Бум! Бум! Бум! – ровный, басовитый густой звон потек над пробуждающимся городом. "Пора вставать, молиться Господу Богу!" – звал колокол.
Уже несколько недель находился он здесь. Жил при храме, помогал делать всякую работу, приглядывался, усваивал правила и истины, на которые раньше как-то не обращал внимания. Теперь-то он понял, что жизнь священников – вечный труд.
У отца Александра, например, церковный день начинался с вечера, когда он приходил в храм, служил короткую вечерню и готовился к главному действию завтрашнего дня – литургии.
Отзвонив, Анатолий спустился вниз. Вместе с другими прихожанами стал ждать батюшку. Сегодня народу много: как стадо овечек, стоит у входа группа женщин, среди платков, шалей, накидок, шляпок изредка виднеются лысины, кудри, седины мужчин. Все в нарядной, праздничной одежде.
Вот у входа началось легкое шевеление. Это отец Александр – уже в рясе, статный, чернобородый – шел на службу. И народ двигался к нему, желая получить пастырское благословение.
Женщины подходили одна за другою. Сложив ладони перед собою, ждали:
– Здравствуйте, батюшка! Благословите!
Отец Александр крестил, благословлял. Прихожане целовали благословляющую руку священника, которая в данный момент олицетворяла десницу Господа. Так, от одного прихожанину к другому, двигался по храму пастырь, подходил к иконам, прикладывался и наконец зашел в алтарь.
В этот момент Казакова окликнул дьякон. Если отца Александра пономарь даже чуть побаивается, то с Василием – высоким, нескладным (стихарь висит на нем, как на вешалке), но чрезвычайно добрым и приятным человеком ему спокойно и уютно.
Началась подготовка к праздничной литургии.
– Анатолий, будь ласка! – сказал дьякон. – Иди сюда. Начнем, помолясь!
У Василия реденькая бороденка в несколько волосков, она смешно топорщится, когда он, запевая, поднимает подбородок кверху.
– Поставь, пожалуйста, угли! – попросил Василий.
Анатолий включил электрическую плитку. Наложил угли, необходимые для каждения. Потом разжег кадило.
Отец Александр торопливо одевался в богослужебные одежды. На черный подрясник надел поручи, потом епитрахиль, подпоясался поясом, приладил набедренник. И сверху – фелонь.
Затем Анатолий поднес ему воду с полотенцем. Священник умыл руки и произнес молитву омовения "Мои руки чисты".
Казаков уже знал тайные смыслы всех этих ритуальных действий. Они пришли из тех самых ветхозаветных библейских времен, когда только зарождалось христианство.
Началась проскомидия – в переводе с греческого "принесение", потому что первые христиане приносили с собой хлеб, вино и все, необходимое для службы.
Совершив входные молитвы перед закрытыми Царскими вратами, священник с диаконом вошли в алтарь и подошли к жертвеннику. На нем лежали пять просфор в память о пяти хлебах, которыми Христос насытил пять тысяч человек.
Отец Александр с молитвой на устах остро отточенным копием вырезал середину из первой и трижды сотворил над ней знамение креста. Положив середину на дискос, он крестообразно надрезал просфору с нижней части и проткнул ее правую сторону копием.
В чашу налил вино, смешанное с водой. Затем вынул частицы из остальных просфор и, разложив их на дискосе, покрыл его и чашу большим платом – "воздухом".
Дьякон вышел из алтаря и громко провозгласил:
– Благослови, владыко!
Отец Александр произнес:
– Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков.
Вступили певчие:
– Аминь!
Все шло свои чередом. Впереди было причастие, которое сопровождает великое чудо превращения вина и хлеба в Тело и Кровь Христову.
Открылись наконец Царские врата. Святые Дары вынесли через боковые двери из алтаря и внесли в алтарь через Царские врата. Так совершается Великий Вход – в память о добровольном шествии Христа на крестные страдания и смерть. Хор запел Херувимскую песнь и "Милость мира, жертву хваления".
Батюшка начал читать евхаристический канон. Анатолий различил только некоторые слова:
– Сие есть Тело Мое… Сие Кровь Моя Новаго Завета…
Все! Чудо свершилось! По молитвам их обратились Дары в Тело и Кровь Спасителя.
Отец Александр вышел из алтаря, положил крест и Евангелие на аналой. Произнес:
– Кто хочет исповедаться – подходите.
Толпа прихожан разделилась: меньшая часть выстроилась на исповедь, Анатолий решил к ним присоединиться.
Заметив среди исповедников детей, отец Александр произнес:
– Дети до пяти лет не исповедаются, ибо они как ангелы Божии.
Сначала исповедь носила общий характер.
– Дорогие братья и сестры! Покаемся в тех грехах, которые являются для нас общими. Первый из них – неблагодарность к Богу. Мы все таковы. Просим у Бога прощения за это.
Народ начал шептать.
– Отпускаю вам этот грех! Еще один общий грех известен мне – грех чревоугодия!
Народ смущенно вздохнул. Многие перекрестились.
– И этот грех отпускаю вам! Теперь грех гневливости…
Наконец отец Александр сказал:
– Кто хочет исповедаться отдельно, подойдите ко мне!
Казаков понял – настал его черед.
Подошел к батюшке. Трудно, но, видно, придется рассказать о том, что терзает его душу.
– Страшно грешен я, батюшка! Большой грех на мне!
– Какой?
– Убийства! – и, помолчав, добавил: – На войне убил я женщину молодую. И полюбовника ее…
– Да, это тяжкий грех! Ты, Анатолий, тогда к причастию не подходи. Подожди в сторонке.
И добавил торопливо, словно извиняясь:
– Тебе предстоит пройти дорогу очищения. Я только тогда могу отпустить тебе этот грех, когда пойму, что больше ты никогда никого не убьешь.
XVI
Из прокуратуры областного города "К", что расположен в двухстах километрах от города "Ч", пришло письмо. Суть его проста и понятна. В нем сообщалось, что на него поступил донос из областной администрации. "Однако, рассмотрев заявление, прокуратура проверила публикации в прессе и не обнаружила в них никакого экстремизма". Но на всякий случай она, то есть прокуратура, предупредила, что писать о проблемах русского народа следует взвешенно и осторожно. И лучше всего "во избежание негативных последствий" заменить слово "русский" на "россиянин".
"Что ж они, гады, уже и национальности нас решили лишить?! Чтоб в нашей же стране русскими и не пахло? – подумал Дубравин, дочитывая сей опус, сочиненный неким помощником прокурора. – Отправлю я это письмо в печать. Пусть народ ознакомится с мнением защитников его прав".