- Потряс, да? - продолжает Димка. - Красавец! Вот начну так за тобой ухаживать, не отвертишься…
- Не выйдет, - хмыкаю невозмутимо, нарезая лимон. - В тех городах, где мы выступаем, нет аэропортов. - и тут меня внезапно тянет на сантименты. - Знаешь, в детстве я думала, что самолеты - это большие перелетные птицы. - говорю невыносимо романтичным тоном и сама себе делаюсь смешной…
- А я вообще не думал - не врубается в лиричность Димка. - Ни в детстве, ни в юности, ни в зрелости… Вот только сегодня начал думать - когда осознал, что потерял в своем бездумии. - ан, нет… врубается! - Трясусь в электричке, а перед глазами - твоё лицо. Сонное. А вокруг глаз - морщинки солнечными лучиками…
- Может, это просто кто-то сильно похожий был? Эх, Димка, многоопытный ты охмуритель! Кто ж женщине о морщинах-то говорит?
Так и болтаем. Вино уже прикончено, я все еще непреклонна. Димка успел рассказать уже целых три блистательных аферы чикагских гангстеров, я - пару эпизодов из жизни серебряного века. Я, понятное дело, считаю своим долгом наверстать…
- Слушай! - пьяно тянет Димка, спустя время. - Одну биографию назад, ты обещала пойти со мной покурить!
Выходим в тамбур.
- А помнишь? - щурится Димка. Одно из наших сумасшедших ночных свиданий проходило именно тут.
- Нет. - говорю серьезно. - Девичья память, это когда на утро не помнишь ни одной ночной неприличности… И вообще, проехали! /Хватит, проехали - канул накал!/Забавное место - "анналы"./Тот сумасшедший, что нас рисовал,/Остался доволен финалом/…
Читаю напористо, мощно… Не из выпендрежа, а по глубокому созвучию нынешних чувств тем, которые писали это стихотворенье.
- Слушай, прости мне Ринку, а… Она ведь…
- Т-с-с! - прикладываю палец к его губам.
Эту тему поднимать не хочу - пусть хоть один вечер все будет чинно, красиво и, якобы, честно…
Позже, когда Димка уходит раздобыть кипятка для кофе, вдруг проявляю себя полной дурой. Зарываюсь лицом в ромашки, вдыхаю полной грудью, улыбаюсь простодушно, как деревенская клуша и… в каком-то глупом порыве хватаю ромашку за волосы.
- Любит, не любит, любит, не любит… - бормочу быстро-быстро, обдирая лепестки. - Не любит! - уже хохочу, представляя, как смотрюсь со стороны. Вот, негодяй, опять все наврал. Я, говорит, у каждого цветка лепестки пересчитывал!
Димка возвращается с чашками в руках. Пользуюсь его беззащитностью, засовываю ему за шиворот лепестки. Потом, когда чашки уже на столе, Димка стягивает рубашку, вытрушивается, кидается ко мне…Отпихиваю, и самой тошно делается от такой жуткой своей принципиальности. М-да, сегодня я подозрительно порядочна…
Засыпаем под утро, на полуслове. Я - у себя, гость - на Маринкиной полке. Окончательно вырубаясь, вдруг понимаю, что совершенно не помню, о чем мы говорили последние три часа. Сонно отворачиваюсь к стене. В мыслях обрывки бессвязных слов, перед глазами - Димкино лицо.
* * *
- Марин, открой, это я! - Ринка тарабанит в дверь.
Не разлепляя глаз, привычно поворачиваю заклёпку на двери. Сквозь сон слышу взволнованное…
- Знаешь, я всю ночь не спала, все тобой мучалась… Надо объясниться, наверное. Нельзя нам с тобой отчуждаться. Я вот подумала… Ну что я к малым на один день всего поеду? Лучше с тобой побуду. Поговорим, обсудим. Ты поймешь меня, я знаю…Да?
- Да? - переспрашиваю удивленно. В такую рань душещипательные беседы доходят до меня особенно плохо.
В этот момент Димка высовывает голову из-под одеяла. Он спит на соседней полке…
- А это что? - спрашивает-всхлипывает Ринка. - А… - говорит через мгновенье, закусывая губу. - Все ясно. Это так ты уехал в деревню? - и тут же укутывает себя напускной веселостью. - Впрочем, это, судя по всему, не мое дело. Знаешь, Марин, что я тебе расскажу? - с деловым видом Ринка начинает затаскивать в купе сумки, словно Шумахера, сгоняет Димку на верхнюю полку, грузится, приговаривая, - У меня такая встреча была, неожиданная… Накупила, значит, подарков, ловлю машину, чтоб до вокзала дотарабаниться. Останавливается старая такая, раздолбанная Нива. Едем, трясемся, чушью переговариваемся. "У вас", - говорю, - "в машине, или с ума сойти можно, или оргазм испытать. Так трясет, что аж задница к горлу прилипает". Он после этих слов смотрит на меня пристально, и вдруг как заорет: "Маринка! Точно, Маринка! Когда б не твоя манера изъяснятся, ни в жисть бы тебя не узнал!" Оказалось, одноклассничек мой, Васятка. Вот мир тесен, да? Уже полгода в Киеве. Работа, правда, тут не ахти, зато большой город. А в Москве он тоже осесть пытался, но ничего для себя не нашел. Конечно, если он, кроме как выпить да трахнуться, ничего не умеет, где ж ему работу-то в нормальном городе найти?
Смотрю с осуждением, имея в виду очередные Ринкины выпады против чужих городов. Она понимает по своему:
- Не морщи лоб. Да, было, было… Вот как дыхну, так ты от перегара и задохнешься. Все умения Васятки проверила на собственном опыте. В целом довольна. Хотя такую гадость с момента замужества не пью, а пьяных мужиков вообще не слишком полюбляю. Короче, решили мы с Васяткой встречу отметить. Поехали к нему на базу. Там, слава богу, дежурство посменное, поэтому ближе к ночи никого не осталось. Я поначалу все на вокзал порывалась. Думала, часик посижу, да поеду… А потом - Марина, не поверишь! - разговорились с ним и чувствую - тоска! Я так избаловалась с тобой тут. Привыкла, что поговорить можно по-человечески и завсегда безобразия какие учинить… С обычными людьми так отвыкла общаться. В общем, поговорили мы с Васяткой и такая меня ностальгия по нам, - тут Ринка бросает взгляд на Димку и сообщает, - Точнее, по нашей четверке, взяла. "Не", - думаю, - "Что бы там ни происходило, нужно держаться своих". В общем, наутро решила спешно ехать к тебе на перемирие. А тут такой вот сюрприз… - Ринка кивает в сторону Димы и бессильно опускается на полку. - Фух, выговорилась, - говорит серьёзно. - Ладно, разговора в такой компании все равно не предвидится. Не буду вам мешать! - от этой фразы Ринку слегка передергивает, но она улыбается через силу и продолжает. - Вещи забросила, сейчас поеду к Васятке догуливать. Зря у меня, что ли, выходные?
И вот теперь Риночка - образец корректности и тактичности - оставляет нас с Димкой наедине, благородно самоустраняясь.
- Теперь твоя очередь! - говорю Димке, сквозь щель в занавеске наблюдая, как Ринка, нарочито независимо покачивая бедрами, переходит через череду рельсов а потом, завидев спешащий мимо трактор, выбрасывает вытянутую руку далеко вперёд и истошно орёт: Такси! Такси! Эй!
Трактор галантно останавливается.
- В каком смысле? - спрашивает Димка, гадая о моей последней фразе.
- Ну, я из вежливости вас с Ринкой уже наедине оставляла, она нас - тоже. Следующим будешь ты. Должен будешь побороть себя, и оставить нас наедине, подозревая в страстных, отнюдь не платонических, нуждах…
- Ну, вот еще! - отмахивается Димка. - Блин! С Ринкой нехорошо получилось… Я как раз хотел сказать ей, что… А какого черта, собственно, я должен отчитываться? У нее ж мужиков, как Васят нерезаных…
Похоже, настроение у Димочки резко испортилось. Эх, Димка, не хотел ты, видать, Рину посвящать в свои планы восстановления наших отношений. Снова, мудришь, дружище… Нехорошо. Неблагородно.
Мой профилактический период моментально растягивается на ближайший месяц, мило выставляю Димку за дверь, уверяя, что хочу поработать, пока есть освещение, и снова хватаюсь за свой дневник.
Вот оно, откровение. Видит бог, я старалась его оттянуть до последнего. Не спрашивала, не отвечала, не касалась запретных тем. Ведь потом, когда всё окончательно делается ясно, уже нет никаких возможностей сохранить прежнюю беззаботность. Димка-шалопай, Димка-изменник… Таскается за нами с Ринкой, и от обеих хочет скрыть наличие соперницы. И ничего это не случайно получилось, раз даже после разоблачения, он продолжал пудрить нам мозги.
Нельзя сказать, что я обрадовалась подобному откровению, но и особого расстройства, кажется, не испытала. А может, и испытала, но сейчас не помню, потому что дальнейшее стерло все предыдущие эмоции того дня. Дальнейшее…
* * *
"Смерть. Дальше была смерть. Смерть и помешательство, помешательство и смерть…" Бьюсь этой мыслью-заикой о расставленные сознанием блоки и чувствую вдруг, что задыхаюсь.
Странная штука - память. Самые острые воспоминания хранит под замком. Не от кого-то - от меня же оберегает. Жду памятных картинок, только что цыганкой озвученных. Хочу подобраться к тому самому страшному, хочу прокрутить вновь ощущения. Нет. На этот раз видео отстает от звука. Прикрываю глаза - пустой экран.
Нет, не сдамся! Вытяну из мыслей подробности!
Мозг тянет резину, выдает околосутевые события, отвлекает безделушками. Боится бедный, что не выдержу, разревусь, на стенку полезу… Такие вот неконтролируемые инстинкты самосохранения.
Сижу, опустив веки, и выжимаю память, как тряпку. Жду, жду, когда перейдет к главному. Сердце щемит уже потихоньку. Значит, скоро. И реветь я больше не буду. Я должна с этим справиться. Чувствую, что если сейчас не заставлю себя отсмотреть хладнокровно, то потом никогда с горечью потери уже не справлюсь. И с ума сойду, и на людей бросаться начну, и сама себя этой болью загоню в нечеловеческое обличие. Навек останусь оборотнем - днем механической человекообразной куклой, а ночью, при малейшей вспышке воспоминаний, куском нервов, воющим по-звериному.
Есть. Поехало. Блок снят. Я должна вспоминать. Я должна расплачиваться…
Неконтролируемый, нежелательный, но желанный поток воспоминаний (НЖП)
* * *
Вечер докладывает о своем визите сумерками. Дмитрий - тихим стуком в дверь. Злюсь, потому что не хочу сейчас никаких визитёров. Драгоценное освещенное время уходит, а я еще не дошла и до середины тура.
- Марин, мне б поговорить. - непривычно мягко скребется Димка. Чувствует, зараза, что ему не рады, потому атакует робостью. Впускаю, конечно, куда ж девать-то.
- Слушай, тут мне письмо пришло. От поклонницы. Как думаешь, мне идти на свидание?
Господи, что только не выдумывают люди, лишь бы не дать другим работать и привлечь к себе внимание!
- Конечно, иди, - говорю невозмутимо и снова возвращаюсь к записям. - Что зря в девках просиживать…
- Ну что ты грубишь мне! - возмущается Димка, трясёт перед моим носом письмом, и по-хозяйски усаживается на Ринкину полку. - Я честно тебе говорю. Я посоветоваться пришел. Где такое видано, чтоб поклонницы письма в купе подбрасывали? Вот слушай: "Вы - мой идеал. И на сцене, и вообще. Сердце трепещет при мысли о встрече. Как подумаю, эти мужественные губы - и вдруг на моей шее. Эти…" - ну, это тебе не интересно, всякие подробности интимного характера… Хм, скажем так, очень многообещающие подробности. Дальше вот: "Приходите сегодня в девять на волейбольную площадку за ДЕПО. Поклонница".
Похоже, Димка не выдумывает. Почерк женский, взволнованный. Бумага пахнет чем-то цитрусовым. Стоп… Именно такой запах у нашего поездного постельного белья, когда оно свежее. Нет, до такого подлога Димка бы не додумался.
- Димка, поздравляю! - констатирую очевидное. - У тебя очередной роман.
- Стоп! - обрывает он нервно. - Роман - это когда обоюдно. А так - это навязывание… Приятно, конечно, но…
- Что тут думать! - заливаюсь нервным смехом от мысли, что в нашу с Ринкой дурную компанию записываются новенькие. Своим шоу мы наверняка пробудили в массах интерес к Дмитрию. Вот что делает артиста звездой! Ни талант, ни зрители, ни продюсеры никогда не сделают такой промоушн, как парочка крепких постельных скандалов, связанных с наличием нескольких любовниц или еще каких лестных для сорокалетнего мужика фактов. - Что тут думать, Димка? Письмо наверняка подбросил кто-то из работниц поезда. Они - бабы работящие и щедрые. Молоденькие, к тому же. Чего тушуешься? Пойди встреться, от тебя ж не убудет.
- Малой меня прибьет! - вдруг хватается за сердце Дмитрий. - Знаешь, я давно заметил, что Валентина как-то не так на меня смотрит. Все добавки подсунуть норовит, а вчера улыбалась весь день. Эх, ну что ты будешь делать, а?
Валюшка считается самой симпатичной из работниц поезда, поэтому о том, что написать мог кто-то другой, Дмитрий даже не задумывается. Его эгоизм и себялюбие столь чудовищны, что даже не вызывают раздражения - смех сплошной.
- Улыбки - не показатель. - восстанавливаю справедливость. - С позавчерашнего вечера любое внимание к тебе не показатель. Все-таки, мы с Ринкой не просто так себя на всеобщее обозрение выставляли. Добились своего - вслед тебе теперь шепчутся и пересмеиваются.
- И ты с таким спокойствием об этом говоришь?! - вскакивает Димка, и его неприлизанные сегодня бакенбарды вздымаются и падают, словно уши спаниеля. - Нет, чтоб раскаяться, попросить прощения… Ладно, - это уже сухим деловым тоном и внимательно глядя в глаза. - В качестве искупления вины, пойдешь на это свидание со мной. Если это кто-то прикалывается - не будет повода меня на смех поднимать, мол, "понадеялся, старый дурень, прибежал, запыхавшись…" А если девочка всерьез - покажу, что я человек занятой и на глупости не падкий. С "без пяти минут женой" не на секунду не расстаюсь, несвободу свою всем наглядно демонстрирую, чтоб не липли. И вообще, я человек порядочных и строгих правил. Думаю, у нее сразу отпадет охота меня обхаживать, если я с тобой на ее зов явлюсь.
- А разве это хорошо? - настораживаюсь. - Дим, ведь ты же любишь, когда тебя обхаживают…
- Чушь! - Дмитрий хватается за голову. - Прекрати при мне нести эту чушь. Я сам знаю, что я люблю, кого мне надо, и что мне делать. Как друга тебя прошу - иди со мной, не переча… В конце концов, одному к этой площадке через весь отстойник переться скучно. Пошли прогуляешься! А я тебе одну фотку Шумахера подарю…
Ну, я и соглашаюсь. А что делать, когда так просят и так платят? К тому же, свет катастрофически убывает, и о работе уже не может быть речи… Привожу себя в порядок прямо при Димке, демонстрируя тем полное свое равнодушие. Раньше бы, конечно, выгнала - не стала бы при нём волосы крутить из желания поразить естественностью. А переодеваться при нем, если б и стала, то исключительно с целью соблазнения. А сейчас - все не так. Развернулась спиной скромненько, порекомендовала не смотреть и с пути истинного не сбиваться, напялила болоньевые брюки с тучей карманов и гольф, облачилась в короткую куртейку… Превратилась в нагловатую тинейджерицу и приказала вести меня не по колдобинам, а в обход, потому как шпильки на сапогах очередного путешествия по насыпи не выдержат.
Идем молча. Оба подгружены маразматичностью происходящего. Чувствую себя маманей, сопровождающей нюню-сыночка на первое свидание. Димка переживает из-за самого факта письма. "Это ж додуматься! Из меня - честного человека - и вдруг героя-любовника соорудить!" - плевался наш ловелас еще в поезде и уверял меня, что развязным волокитой он был только в молодости, ну и еще со мной немного… А вообще - про него и подумать такого нельзя…
Идем молча, вслушиваясь в привычный уже звуковой пейзаж запасных станций. Там гудит, тут скворчит, там - далеко на горизонте - ездят машины, а над всем этим - огромная вязкая тишина нерабочей обстановки. Слушаем её, намереваясь вычислить по звуку, в каком из вагонов нашего уже отдалившегося поезда стукнет дверь. Всегда приятно заранее знать, с кем будешь иметь дело.
Идем молча, не зная, о том, что теряем драгоценные последние минуты общения…
- Закурить не найдется? - их было трое, и лица их совсем не излучали радушие. Отхожу на два шага, смотрю оценивающе, достаю из кармана спички.
- У меня есть зажигалка, - Дмитрий отстраняет мою руку, показывая, что берет переговоры на себя.
- Вы тут что? - спрашивает один из троих, подкуривая.
- Мы-то? - хитро щурится Димка. - Да так…
Диалог не клеится, точнее, состоит из сплошных ничего не значащих междометий. Я бы непременно засмеялась, но мужчины, кажется, прекрасно друг друга понимают и разговаривают серьёзно. Загадочные существа. Своими хитрыми прищурами и улыбочками Дмитрий каким-то образом снял агрессию и вызвал даже что-то вроде расположения.
- Ну, вы смотрите это! - наставительно сообщает один из трех напоследок. - А то, что ж тогда…
- Да уж как-нибудь! - отвечает Дмитрий нагловато. - Не впервой.
Троица шагает дальше, и я вздыхаю с облегчением.
- У тебя был такой решительный вид, что я испугался. - посмеивается Димка. - Думал, ты драться полезешь. То есть я, конечно, слышал, что ты у нас девушка решительная, охочая до любых приключений, а "если что", бьющая в морду не задумываясь… Но не до такой же степени, чтоб на сторожей бросаться.
- Кто я? - переспрашиваю, ошалев. - Какая девушка?! Это от кого это ты такое слышал? Впрочем, неважно. Особо это имидж не портит. Лучше скажи, как ты догадался, что это сторожа? Вы ж ни одного внятного слова друг другу не сказали… У вас что, телепатический контакт был?
- Э, - отмахивается Димка кокетливо. - То вы, бабы, просто слушать не умеете. Любому мужику для конструктивного диалога пары междометий хватит.
Снова замолкаем. Мы уже вышли на трассу, и дошли до перекрестка. Дальше, за поворотом, уединение будет нарушено и мы составим отличную мишень для наблюдающих со спортивной площадки.
- Пойдем, купим сигарет! - капризно тащу Димку прямо, к светящемуся на другой стороне перекрестка киоску, невесть зачем стараясь отсрочить момент встречи.
- Глупости! - сопротивляется Дмитрий. - И так идем с опозданием. Эта вальяжность тут не уместна. Я ж отчитывать иду, а не кокетничать… - он напускает на себя суровый вид, локтем вжимает мою ладонь себе в ребра и идет дальше.
- Ну, и где? - останавливаемся за поворотом. Освещенная часть площадки абсолютно пустынна. - Похоже, не одни мы запаздываем. Я все-таки куплю сигарет.
Одергиваю руку так нервно, будто ее сжимали в тисках. Пробираюсь сквозь дорожную пыль и уже спустя миг стучу каблуками по очищенному асфальту. Димка остался почетным караулом у поворота к площадке. Где-то там внезапно раздается рык мотора. Беседую с киоскером нарочито медленно.
- Беги!!! - вдруг истошно орет Дмитрий, выскакивая из-за поворота. - Беги, Маринка!!!
Ничего не успеваю сообразить. Из-за поворота, с глухим рычанием, выскакивают лучи фар. Потом пятятся, стихая. Димка на миг поднимает голову. Вижу отчаянное недоумение в его расширенных глазах. Он хромает, кажется… Рычание вдруг обретает неистовость, фары - пронзительность. Приближаются с немыслимой скоростью. Димка снова бежит… Настигли!!! Бах! Словно картонная кукла, Димкин силуэт вздымается в воздух и отлетает в сторону. В нём ничего человеческого, просто хрупкая, легкая игрушка… С силой врезается в бетонный забор, падает на землю, несколько раз подпрыгивая, словно сдувшийся надувной мяч. Нет!!!
Грузовик, не сбавляя скорости, пролетает мимо.
- Дима!!! Димочка! Ди-и - имка!!! - хриплю внезапно пропавшим голосом. Во второй раз в жизни тяну его имя бессмысленно. Бегу, хотя знаю уже, что вряд ли найду там хоть что-то живое… Падаю на колени, склоняюсь над окровавленным месивом лица. Оно громко дышит. Не знаю, за что схватиться. Боюсь навредить. Отойти тоже боюсь. Кричу бессмысленное: