А потом родная и любимая сестра Вертинского погибла из-за употребления этой дряни. Шок от её смерти, плюс явная собственная деградация сделали своё дело. Вертинский решил отказаться от наркотиков. Окончательно он "порвал" с кокаином после того, как несколько минут разговаривал с самым настоящим бронзовым Пушкиным. Александр Сергеевич ехал в трамвае и отказывался платить за билет. Этот глюк был настолько реален, что Вертинский перепугался за свою психику и побежал к психиатру. Тот выгнал: "Не отнимайте у меня время, юноша. Вы совершенно здоровый, среднестатистический наркоман. Оставайтесь с кокаином и не жалуйтесь мне, или расстаньтесь с ним и… опять же, не жалуйтесь. У меня достаточно пациентов, которым действительно нужна помощь, чтоб тратить силы на тех, чьё спасение в самолечении. Впрочем, если хотите, положу вас в клинику. С кокаином покончите, но вряд ли выйдете оттуда нормальным. Лечение новейшими препаратами, знаете ли, всегда оказывает побочные действия". Вертинсикй обиделся. С тех пор - не употреблял и к психиатрам больше не обращался.
- Так что нет ничего удивительного в его махинациях со Слащовым… - внезапно замолкаю, потому что к нашему столику подходит новый персонаж.
- Хотите покидать дротики? - очень толстая девочка, лет шестнадцати, стоит перед нами, пошатываясь. Говорит она очень невнятно, будто сквозь сон. Двигается вяло и медленно. Один из осветительных приборов неотступно следует за ней. - Хотите покидать дротики? - тупо повторяет она.
- Куда? - не сразу "врубаюсь" я.
- Сюда! В спину, ниже… Куда захотите, - девочка поворачивается, и я вижу, что её густо замазанное краской тело изрисовано кружками с мишенями.
- Я хочу! - подаёт голос мужчина с соседнего столика, - Сколько это стоит?
Всё внимание переключается на него.
- Простите, вам нужно идти, - отвислые, как груди моей недавней собеседницы, губы официанта почти касаются моего уха.
Наконец-то! Мы с Ринкой подымаемся и следуем за провожатым. Уверена, что обе мы сейчас думаем об одном и том же - сожалеем, что, вместо того, что бы успеть сбежать, мы потратили предоставленный нам судьбой час на совершенно идиотские пустые разговоры.
Я на миг задерживаюсь у двери подсобки, не в силах оторвать взгляд от небольшого, размером с мизинец, лёгкого дротика - не ножика даже, а чего-то стилизованного, больше похожего на шприц - тонкой иглой врезающегося в ягодицу добровольной жертвы. М-да… А Ринка, помнится, говорила, что тот московский клуб был "жёстче" этого…
* * *
- Я кидаю, а не толкую, запомните сразу… Просто кидаю карты…Если очень попросите, расшифрую будущее. Это максимум. - скрипучий пафос цыганки пробирает до костей. Голос её отчего-то набрал силу и звучит теперь мощными вибрациями, разлетаясь эхом по пустому кабинету… Ароматические палочки тлеют на углах стола. В камине трещат поленья. Стол очень низкий. Опускаемся прямо на ворсистый ковёр, следуя примеру хозяйки. - Претензий не принимаю, что вижу, то и говорю. Влиять на предсказанное не умею, а просьбы о колдовстве почитаю за оскорбление…
Речь эта сопровождается причудливыми фокусами с картами на столе. Прям не гадалка, а шулер какой-то.
- Разве гадание не считается колдовством? - спрашиваю осторожно, невесть зачем стараясь отсрочить начало гадания.
- Мне не считается, тебе зачтётся. Сама гадать вздумаешь - пропадёшь. В огне гореть будешь, кровью кашлять, плоть драконам отдавать для соития…
- Чего? - морщусь от напора речитатива. Потом понимаю смысл прозвучавших угроз. - Да вы не переживайте, я сама гадать не собираюсь. Не умею, и учиться не хочу. Потому к вам и пришла, что б не сама…
- А ты? - Мадам переводит сверлящий взгляд на Ринку.
- И я туда же. В смысле, тоже сама гадать не буду, а вас мне погадать прошу. - Ринка, бедняжка, совсем побледнела.
- Клянитесь! - требует вдруг Мадам.
Мне весь этот цирк совершенно не нравится. Что-то слишком напряжённое висит в воздухе.
- На отдачу плоти драконам обещаю не польститься…Хотя звучит заманчиво… - пытаюсь разрядить ситуацию.
Ринка шикает на меня, Мадам не реагирует. Внезапно включается тихая музыка… "Наш" парень со змейкой на животе приносит пиалы с какой-то жидкостью. Похоже на зелёный чай.
- Повторяйте за мной, - гремит цыганка, - Я, такая-то такая-то, прошу свою капсулу и силы, стоящие за мной, не противиться раскрытию истины. Прошу пролить свет на моё прошлое и растолковать будущее. Обещаю не сопротивляться…
Мы с Ринкой переглядываемся, после чего я послушно повторяю. Автоматически косясь на Ринку, чуть не захлёбываюсь чаем - замечаю, как она незаметно заводит руку за спину и сводит пальцы в крестик, произнося положенные слова клятвы. Тоже мне нагрешившая монашенка, решившая утаить от бога сладостность греха… Ринкины детские попытки защититься приводят меня в должный иронический настрой и позволяют встряхнуться.
- А про Регину Спектор я всегда знала, вы не пугайтесь… Димка давно ее всем поет. Страсть у него такая. - внезапно говорит Мадам совершенно нормальным голосом. Эхо куда-то исчезло, - Никакой мистики, просто у меня хорошо развито умение эпатировать. Что ж, приступим! - командует Мадам, снова перевоплощаясь. - Теперь она смотрит прямо перед собой, и зрачки её неестественно пульсируют. - Расклад первый!
- Сдвигать нужно? - спрашиваю, чтоб не дать ситуации стать окончательно жуткой.
- Что нужно, сама вам скажу. Сидите обе тихо, ждите истины. Думаешь, карта дура? - Мадам переключает пульсацию зрачков на меня. Чувствую, как наливаются тяжестью плечи. Ну, натуральное колдовство, ей богу. И зачем я в это вляпалась? - Думаешь, карта не знает, кому гадает? - хитро кривится Мадам, - А если не знает с голоса, и с моих приказов, отчего прикосновениями вразумится? Не задумывалась?
- Поняла-поняла, - примирительно улыбаюсь, - Сдвигать карты - попса. Теперь знаю.
- Ну, колода, - внезапно развеселившись, Мадам сверкает улыбкой и быстро-быстро мешает карты, - Покажи-ка нам Марину во всей красе!
То ли в чай было что-то подмешано, то ли общая обстановка подействовала, но моё никогда не верящее в гадание сердце вдруг дёрнулось, забилось учащённо. С любопытством и недобрым предчувствием гляжу на стол.
Перебрав почти всю колоду, Мадам находит червовую даму и выкладывает её на стол вместе с соседними картами. Потом аккуратно откладывает колоду.
- Поначалу хорошо выпадаешь, - удовлетворённо замечает, предварительно склонившись над картами, поводив по ним рукой и чуть ли не попробовав их на вкус. - Поначалу путём всё шло. С дальней дорогой вместе выпадаешь, и с дружбою. - несколько резких бросков карт из колоды на стол заставляют нас с Ринкой вздрогнуть от неожиданности. - Дорога поначалу встречу несла. Важную встречу, долгожданную. А дружба - мелкие неприятности.
Я только и смогла, что громко клацнуть челюстью от удивления. Слова гадалки в точности описали начало нашей поездки в этот проклятый агит-тур.
* * *
Дорога, принесшая встречу…
Помню так, будто происходило полчаса назад и не со мной вовсе, а с персонажем до дыр зачитанного романа. Прокручивала в голове многократно, додумывая взаимные впечатления. Краснею от собственного всезнания - понимала ведь, сразу понимала, кто кого куда затащит, и в чьем купе все эти разборки окончатся. И Ринку специально сплавила тогда, хотя неоднократно позже выражала возмущение таким однозначным стечением обстоятельств. Но это чуть позже. А поначалу встречи еще не было, просто дорога и все.
НПВ
Итак, мне предложили работу. Странную, ничего общего с предыдущей моей деятельностью не имеющую, но хорошо оплачиваемую и интересную. Подруга-актриса внезапно обзавелась личной жизнью и ни за что не хотела ехать в двухмесячный агитационный тур с бригадой своих коллег-артистов. Просьба заменить ее в туре, обращенная ко мне, звучала катастрофически нелепо. Кем я только не была в своей жизни! И журналисткой, и писателем, и даже певицей (самый позорный этап моей биографии), но вот гастролирующей актрисой быть не доводилось…Разумеется, я согласилась. Москва - исхоженная до дыр в подошвах, изъезженная до несмотрения в окно такси, взрастившая и много раз уже обломавшая - была слишком родной, чтобы дать хоть какой-то виток новой жизни. А жить старой я больше не могла. И даже не потому, что все предыдущие любви кончились, а новые не впечатляли. Не потому, что никакая деятельность не приносила удовлетворения. Не потому, что стихи не писались, а от любой свой прозы я с некоторых пор шарахалась, как ненормальная. Нет. Просто в груди клокотало яростное - уехать, уехать! - и я подчинялась ему, как животное, инстинктивно выбирающее из всех трав именно лечебную.
И вот, на пару со смешным и невмеру гордым стариком Бонифацием - будущим моим напарником по выступлению, - мы прибыли в столицу Украины, чтобы вместе с бригадой других артистов (сплошь заслуженных, сплошь никому не известных), отправиться в агитационный политический тур. Для меня, которой, собственно, все равно было, куда ехать, все эти термины звучали пустым набором слов. Кто за кого и кого будет агитировать - волновало мало. Лишь бы с ролью ассистента Бонифация справиться, да не слишком подругу, меня в этот тур порекомендовавшую, опозорить. В дороге мы с Бонифацием обсудили все, что можно и нельзя, поэтому на перрон выходили в благородном молчании.
Киев. Обрушился грандиозностью недавно сдизайнированного вокзала, едва вышла из поезда. Придавил тоской по былой своей милой нестоличности.
- Ну, той, старой. Когда оглядываешься - и дух захватывает. Бежишь взглядом по мощеной древности… Ныряешь в небо с трамплинов заросших холмов и исторических ценностей … И такую от того в себе мощь ощущаешь… А над городом купола, не умаленные еще конкуренцией неоновых реклам и многоэтажек… - за неимением других собеседников, я довела свою мысль до Бонифация, от которого за время совместных трапез в поезде успела уже подустать. Все в будущем партнере хорошо, да только спорить любит шибко. Причем не в меру и не по делу…
Мы обшагивали необходимые для каждого киевского гостя достопримечательности и праздно убивали время. На решающий предгастрольный сбор нас ожидали только к вечеру.
- Это в вас, Мариночка, московский снобизм говорит, - рассмеялся в ответ Бонифаций, оказавшийся вдруг коренным киевлянином. - Вы так хотите видеть Москву единственной столицей мира, что в других городах любите исключительно все нестоличное, никакого прогресса им не прощая. Жив Киев! И прежний дух жив, и новый прибавляется…
Говорить-то он так говорил, а кофе пить всё равно не в навороченный подземный город потащил, а в преуютное кафе, расположившее свои летние столики на стыке времен. С одной стороны - проспект и презентабельные витрины с заграничными названиями, с другой - узенький переулок, тихий и озелененный. Из тех, какие рисуют штрихами и обрывают внезапно, превращая в мираж.
Сумки запрятали с глаз долой, ноги вытянули, плащи поснимали. Благодать!
- Вот о чем я хочу вас попросить, Мариночка… - Бонифаций откашливается и возвращается к своему хорошо поставленному баску. - Вы барышня взрослая, поймете правильно, да? В семнадцать лет, люди ведь уже хорошо понимают ближних, так ведь?
Лет мне было почти в два раза больше и слащавость Бонифация раздражала, но понять я все равно была готова. И понять, и простить. Тех, до кого нет дела, прощать так легко!
- Придется мне вас на пару часов покинуть, - продолжал собеседник. - Ждет меня на чай одна ревнивая особа. Мы с ней много… гмм… музицировали в юности.
- Та самая? - подмигиваю, вспоминая пьяные Бонифациевские россказни о похождениях юности. Подмигиваю вовсе не от пошлости своей, а от природной вежливости. Он вчера, травя байки об этой даме, весь подмигиваниями и многозначительными гримасами изошелся. Так не могла ж я не поддержать заданный стариком тон!
"Ах, - говорил, глазки потупив для начала, - Представляете. Самый ответственный момент, и тут… Ключ в замке ворошится, дверь скрипит. Мама ее решила пораньше из консерватории вернуться. Ну мы, ясное дело, - одеваться, хотя нехорошо это, между прочим, и для здоровья, знаете ли, не полезно. Входит мама. Я - за фоно. Играю, стало быть. Подруга моя на вид застегнутая, а в нутре нараспашку вся, проникновенно так слушает. Дальше, как водится. Мама, познакомься, - это Лев. Лев - это мама… Чинно поворачиваюсь вместе с крутящимся стулом, с достоинством киваю. И тут… Мама расширенными глазами смотрит туда, куда женщинам ее лет с таким интересом смотреть не рекомендуется. И тут понимаю - трусы наспех в портфель пиханул, а брюки не застегнул. Забыл, стало быть. Ох, история была - чуть жениться не пришлось. Но я выстоял. Мне, знаете ли, кольцо на пальце, как ошейник на шее…Жизнь прожил - ни разу не дал себя околечить"
Ах, Бонифаций! Вчера так небрежно посмеивался, все это рассказывая, а сегодня:
- Что, значит "та самая"! Она у меня одна, между прочим. Ну, в Киеве… И незачем так явно иронизировать… Вы, может, оскорбляете мои сокровенные чувства.
- Больше не буду, - говорю примирительно, - Сокровенные чувства - святая вещь. До следующей пьянки о них - ни слова. Итак, вы намереваетесь меня временно покинуть? Тогда расскажите, хоть, куда, когда и как мне добираться. В какой офис надо подъезжать?
- Не в офис, душа моя - в штаб! Мы же, как-никак, политической агитацией заниматься собираемся…
Бонифаций все объяснил довольно смутно, распрощался и ушел, не заплатив - гад - за кофе. Ох, душа-человек!
Спустя десять минут я тряслась в переполненном автобусе - (позже выяснилось, что легко можно было оседлать маршрутку, но Бонифаций этот факт от меня коварно скрыл) - чертыхалась сквозь зубы и пыталась выяснить у остальных пассажиров, на какой остановке выходить. Решила приехать в штаб-офис прямо сейчас - вдруг кто-нибудь там уже есть и можно будет сумку оставить. А то и поселят сразу, если нас вообще где-то тут собираются селить.
- Тебе на Хмельницкого надо выходить, - советует интеллигентного вида дедуля, улыбаясь и очаровательно смягчая все возможные согласные.
- А скоро эта остановка? Когда выходить?
- Во чудная! Как памятник Хмельницкому увидишь, так и выходь…
Фиг я увижу что-нибудь, отделенная от окон таким столпотворением. И потом, с какой стороны этот памятник? Он что, прямо на остановке стоит? Вон вроде, только что какой-то памятник мелькнул между плечом дедули и коленкой соседней пассажирки…
- А как я пойму, что это тот памятник? - перекрикиваю орущий на весь автобус магнитофон.
- Как? Ну, даешь! Он же - на коне!
После этого диалога у автобуса случилась остановка и очередная толпа вновь садящихся безнадежно оттеснила меня от дедули. В результате я оказалась прилепленной спиной к стеклу водительской кабины. Жаль, что глаз на заду не вырастила, а то б спокойно созерцала киевские достопримечательности…