* * *
Сейчас понимаю, что Маринка прощалась как-то не слишком тщательно. При желании, сразу подвох заподозрить можно было. Но это я теперь знаю, а тогда и в голову прийти не могло очередного сюрприза от нее ждать. После драки кулаками не машут, и за содеянное я на Ринку уже накричала, поэтому сейчас снова злиться по этому поводу глупо. В общем, вот они, мелкие неприятности, гадалкой обнаруженные.
НПВ
Бонифаций приехал сразу же после моего звонка. Конечно, позвонила. Нечего ему свою старческую немощь демонстрировать, когда тут с оргвопросами такие непонятки. Тур, в который мы должны были ехать, оказывается, на февраль планировался. Какого ж черта он меня с места сдернул? Бонифаций примчался разъяренный и от моих стенаний отфыркивающийся. "Сейчас разберёмся", - говорил, - "Сейчас всех на чистую воду выведем!" Вернулся с разговора такой, будто в эту самую воду его и опустили.
- Они больные люди! - восклицал на пол-улицы. - Я артист со стажем и связями! Какой смотр? Какое собеседование? Мы же не в самодеятельности!
Я, конечно, подумала, что нормальные артисты в агиттуры для заработков не ездят, и что, если ему в родном театре нормальных ролей не дают, значит не слишком-то в их профессии ценятся стажи и связи. Но вслух выразила подходящие случаю соболезнования, матернулась, удачно свою массажистку скопировав, и даже кулаком в сторону подъезда погрозила.
Выяснилось, что сегодня всех артистов собирали исключительно с целью знакомства с режиссером и для просмотра номеров. Тех, что в феврале катать станем. А еще, чтобы предложить отправиться в предварительный тур, разогревочный, так сказать. И вот на этот-то разогревочный пробы всем пройти и предлагали.
- Так что? Пойдем им номер демонстрировать. Чтоб они вас в планы внесли?
- Уже внесли, уже продемонстрировал, - сухо отвечает Бонифаций, - Попросил девочку какую-то твою роль сыграть, чтоб лишний раз не бегать никуда. Ну и нормально получилось для предварительного просмотра-то…
Хороша же моя роль в этюде, если ее любой случайной девочке можно поручить! Впрочем, я и сама тут - случайная девочка, и с сутью своей будущей роли только вчера была ознакомлена.
Все это больше смешило, чем расстраивало. То есть, жаль, конечно, что те два месяца, которые я уже считала из жизни выкинутыми, загадочной работе посвященными, снова ей возвращаются, а значит, нуждаются в осмысливании и достойном наполнении… Жаль, что теперь придется срочно изобретать, чем бы себя занять, как бы прокормиться, как бы найти пути к чему-то новому… Но, с другой стороны, может, оно и к лучшему. Предстоящие два месяца тура я заранее оклеймила своей "добровольной армией" и собиралась даровать себя им в качестве жертвоприношения, в знак протеста в отношении мировой несправедливости. Теперь же мне виделось даже нечто глупое в добровольных жертвоприношениях…
- Да, кстати, - Бонифаций косится на меня неодобрительно, - Тебя просили зайти. На тебя у кого-то там свои планы. Кого ты там уже охмурить успела? Похоже, забирают тебя с моего номера. А жаль. Ты хоть вздорная, да уже привычная… Мало ли кого еще судьба подкинет. Все, иди… Назовешь фамилию, вахтер скажет, куда подойти…
Таращусь ошарашено, думая, что это шутка или ошибка какая.
В мыслях мгновенно рождается две версии происходящего. Одна бредовее другой, но, все же, по голове пробежались. Первая - трагическая, про Артура. Ну, про то, как бывшие работодатели и сюда вмешались. И сидит рядом с режиссером тура теперь ненавистный мне уже до чертиков менеджер Артур, самодовольно улыбается. И как я ему за очередное вмешательство в мою жизнь спасибо скажу, в виде пощечины или еще какого акта агрессии. Вторая - лирическая. Да, да, тип из автобуса и не думал покидать мои мысли. Вот захожу я в подъезд, а он меня на полпути к кабинету перехватывает, ну и говорит что-нибудь такое глубоко романтичное. Ни одна из версий, конечно же, не подтвердилась.
Прокуренный кабинет совсем не презентабельного вида. Ни на офис, ни на штаб какой-нибудь все это не похоже, а похоже на редакционные посиделки в мелкой шарашке, только кроссворды и печатающей. И даже стол в углу газетками с жирными пятнами застлан, как подобает. Возле окна висит большая карта, всевозможными загогулинами исчерченная. Под картой - менеджерского вида троица, играющая в преферанс.
- Вы Бесфамильная? - вопрошает бойкая рыжая девица со стремянки. - Сейчас я к вам спущусь! - Еще несколько минут она сосредоточенно роется в стеллажах, потом кричит остальным, что книгу не нашла, и потому пусть вспоминают, как считать, сами. Наконец, она снисходит до общения со мной. - Значится так! - говорит резко и с напором, как пародия на комсомолку-активистку. - К нам поступила информация, что вы в Москве работали певицей. Хорошо, что ваша подруга нас просветила, а то у нас резкий недобор кадров. Скажите честно, вы хорошо поете?
- Нет, - отвечаю. - И опыта работы у меня никакого нет. - тут до меня доходит, что это, наверняка, Маринка за меня слово молвить пыталась. Я сатанею, но вслух добавляю для спасения чужой дурацкой репутации, - Разве что, совсем небольшой опыт.
- Просто замечательно! - мурлычет она себе под нос и пишет что-то на тетрадном листке. - Замечательно, когда встречаются люди с такой суровой самокритикой и чувством юмора. Послезавтра намечен выезд предварительного тура. Подъедьте-ка к режиссеру, вдруг подойдете…Киев хорошо знаете? Впрочем, я подвезу вас. А то, подумайте только! Завтра выезд, а одна мадам отказалась петь…
И вот уже я, заинтригованная и злая, еду в рыжей Жульке рыжей барышни, пошагово объясняя ей, как подсчитывать пулю. Барышня слушает очень серьезно, так, будто речь идет о важной, ответственной работе. Она поминутно перезванивает "в штаб" и дает оставшимся там горе-преферансистам ценные указания.
- Посчитай в столбик! - орёт она в трубку, - Ой, ладно, включи компьютер, там есть калькулятор… Пароль - три семерки. - потом она вдруг спохватывается и начинает закидывать меня визитками. - Да, я не представилась. Я - секретарь нашей организации. Не пугайтесь, мы - не политические…
- Уголовные, что ль? - отчего-то приходят в голову аналогии с заключенными советских тюрем, те тоже говорили: "мне хорошо, официально, я - не политический".
- Возьмите мою визитку. - барышня аналогий не поняла, и решила не реагировать. - Шефа сегодня не было, но он - мужик мировой. Если что - звоните ему. Вообще, у нас так не принято, но вам, как хорошо зарекомендовавшему себя человеку, я дам и его визитку. Чёрт, после сегодняшнего дурдома только одна осталась. А, держите, шеф потом допечатает. Он, правда, уже два подряд картриджа на нашем струйнике высадил своими визитками, но кого это волнует, когда такой напряженный период грядет? А это визитка Глеба. Того, что со мной сейчас по телефону говорит. А это…
Я слушаю, хорошо зарекомендовываю себя новыми советами по префирансу, и забавляюсь вволю. Большие дети большого города занимались большими делами…И я теперь вместе с ними. Зачем? Да просто так, из жажды приключений. Не зря ж я сюда приехала, надо ж себя в какую-нибудь очередную аферу окунуть…
* * *
В общем, в наш тур я попала целиком по вине своей бывшей массажистки. Не то, чтоб это какая-то страшная вина была, но… С учетом полного отсутствия у меня желания петь, и даже делать вид, что пою, Ринка была не права. Если бы она знала, сколько нервов заняли у меня последующие репетиции, то, вероятно, никогда бы так не поступила. Но она, видите ли, не знала. Точнее, не подумала. Точнее, подумала, что так будет лучше. Вот, паразитка…
Отчитала я ее тогда крепко. И еще сильнее бы наехала, если бы вдруг судьба не ошарашила меня очередным своим шахом. Как там говорят великие? "За мной, читатель! Я покажу тебе настоящую любовь!" Писала бы книгу, по праву заявила бы: "За мной, читатель!" Так вот, я покажу вам ненастоящую любовь! Редкое такое сочетание, когда действительно любовь, и при этом действительно не настоящая… Хотя в то утро - обо всех грядущих хитросплетениях я еще не догадывалась, а просто ехала к какому-то там режиссеру, мысленно ругая Ринку, вслух - неумение Глеба из штаба расписывать пулю и считать без калькулятора.
НПВ
Девица, оказавшаяся Клавдией Петровной, что для двадцатилетней барышни было именем довольно экзотическим, решила сама представить меня режиссеру и начальнику передвижного штаба. Для этого мы заехали в какое-то нерабочего вида депо, бросили машину под охрану одноглазого старичка, а сами отправились в путь /по шпалам и рельсам/. Проходя мимо очередного поезда, которых тут стояло какое-то несметное количество, Клавдия Петровна вдруг принялась со всей мочи тарабанить в дверь.
- Штабной где? Где штабной вагон?! - проорала она сонному проводнику.
Ответили ей вежливо, из чего я сделала вывод, что поездом она не ошиблась. Странно, я представляла себе яркие, разрисованные вагоны со смеющимися лицами в окнах, украшенных подаренными поклонниками букетами. На первый взгляд, поезд выглядел довольно мрачно. То есть, так же, как любой обычный поезд, только безлюдно. Никто не топтался на перроне, все двери были закрыты, а занавески купе плотно зашторены.
Мы долго стучали в окна штабного вагона. Сонный поезд не реагировал. Наконец, в тамбуре появился высокий, непомерно худой человек в кожаном плаще.
Надо было видеть, как задергалось его лицо при взгляде на Клавдию. Надо было видеть, как расплылись в нежной, почти материнской улыбке ярко наведенные губы моей спутницы. Сомнений не оставалось, между этими двоими давно полыхали страсти, и я была всего лишь поводом для Клавдии, чтобы лишний раз увидеться с тем, кто открывал сейчас дверь вагона и приглашал нас внутрь. Ни слова не сказав, он последовал в вагон. Клавдия пихнула меня в спину, шепнув: "Идем за ним".
В вагоне я насчитала всего три спальных купе, дальше - просторный конференц-зал с длинным столом посередине и большим зеркальным шкафом в конце вагона. Красный ворсистый ковер и бордовые бархатные шторы придавали какой-то тяжелый уют. Цепочка ассоциаций выстрелила мгновенно, и, не успев остановить себя, я уже четко знала, что напоминают мне этот штабной вагон, его хозяин и отчаянно пародирующая комсомольское усердие девочка Клава.
Генерал Слащов - прототип Булгаковского Хлудова в "Беге" - вот кто стоял передо мной. С воспаленными глазами, с запавшими щеками, с нервно подрагивающей жилкой возле глаза. В кожаном плаще и со светлой челкой, гладко зачесанной на бок. Это был человек времен гражданской войны. И вагон этот был оттуда же. А Клавдия сверкала сейчас глазищами, как юнкер Нечволодов - верная походная подруга генерала - и глядела на хозяина вагона с такой преданностью, что мне, право, было как-то неловко нарушать их уединение.
Мгновенно вспомнив странный свой дар - навлекать на людей чужие смерти, проводя любые исторические аналогии - я решила, что подобные ассоциации могут вредно сказаться на судьбе присутствующих, и попыталась занять себя любыми другими мыслями.
- Здравствуйте, я Марина, - говорю, лишь бы отвлечь себя от аналогий. Помню ведь, помню, что все предыдущие не приводили ни к чему хорошему, по-дурацки сбывались, издевались над ныне живущими, лепя на них сюжеты из жизней давно умерших…
- Это Николай Иванович, - шепотом представляет Клавдия, - Начальник нашего передвижного штаба. - потом выпрямляется и громко представляет меня. - Это - доукоплектация труппы, - говорит она, вытянувшись и мгновенно растратив все свое панибратство. - Ценный человек! - добавляет с гордостью и идет к изголовью стола, чтобы о чем-то шушукаться с хозяином. Начальник передвижного штаба слушает довольно внимательно. Потом глядит на меня очень пристально.
- Можете сесть, - говорит. Да, да, не "присаживайтесь", не "располагайтесь", а "можете сесть". Из вредности я отказываюсь. - Наш режиссер Григорий сейчас подойдет и попросит вас спеть. Хотите, расскажите пока что-то о себе…
- Не хочу. - говорю я и сажусь. - Или это обязательно?
- Не обязательно, - безразлично отвечает он. - Все, что нужно, я и сам узнаю…
Мысли предательски выходят из повиновения: "Ну, конечно, ну что еще могло приключиться с человеком, попавшим в вагон к Слащову. Естественно, его попросят там спеть!" - сообщают они мне, намекая на то, что Вертинский, будучи в Крыму, куда в восемнадцатом году, в поисках спасения от красных, собрались все, кто еще уцелел, был как-то вытащен среди ночи из дому и доставлен к легендарному, но совершенно незнакомому ему тогда человеку - к генералу Слащову. Слащов попросил артиста спеть…Я не Вертинский, и спеть меня должен был попросить вовсе не передвижной начальник, а какой-то режиссер, но мысли все равно проводят параллели. И, конечно же, тут же роются в памяти, выцарапывая сведения о том, как погиб генерал Слащов. Зачем? Да что б попробовать применить этот сюжет на стоящего передо мной передвижного начальника. "Ничего не выйдет!" - заявляю им. - "Слащова застрелили именно из-за того, что он был белым генералом. А этот передвижной начальник никого не вешал, я надеюсь…"
Слащов погиб в СССР. Не сумев справиться с тоской по Родине, он возвратился в Москву. Признал в большевиках наследников России и перешёл на их сторону, ошеломив весь мир таким странным поступком. В СССР он преподавал в академии военное дело. Подолгу дискутировал с учениками, разбирая события недавних боев. Гражданскую войну преподаватель и студенты прошли по разные стороны баррикад, поэтому было о чем спорить.
Конечно, несмотря на внешнее благополучие, вплоть до рокового своего сорокатрехлетия, Слащов жил в постоянном напряжении. Не из-за себя - из-за тех, кто пошел за ним. Ведь он прекрасно понимал, в какую жесткую действительность окунул возвращенцев. Особенно переживал за так отчаянно рвавшуюся на родину любимою свою подругу - юнкера Нечволодова, в быту - обворожительную Нину. Между тем, бояться надо было все-таки за самого себя. Слащов был застрелен в 29-м. Официально считается, что убийцей был большевик - брат повещенного по слащовскому приказу участника гражданской войны.
"Ничего у вас не выйдет!" - повторяю я проискам своих аналогий. - "Другое время, совсем другие люди, совсем другие обстоятельства…"
- Вы караоке петь умеете? - отвлекают от внутренней борьбы меня. Оказывается, в вагон уже явился режиссер Григорий. Маленький, кругленький, суетливый… Он обсматривает меня со всех сторон, словно врач на комиссии. Потом удовлетворенно кивает и снова задает свой дурацкий вопрос.
Кошмар, да и только! Ну, какое караоке?
- Мне просто нужно понять, как вы владеете визуализацией образа! - говорит Григорий сначала по-украински, потом по-русски. - Наш концерт состоит из двух отделений. В первом - кабаре двойников, во втором - оригинальные номера. Понимаете? Если первое отделение зацепит зрителя - второе он обязательно станет смотреть. Уж поверьте! Людям всегда интересно как выглядит в жизни тот, кто только что изображал перед ними какую-нибудь Наталью Могилевскую. Главное, хорошо изобразить. И похоже, и смешно и… Попробуйте!
Мне тут же суют под нос ноутбук, а в руки - микрофон. Я едва сдерживаюсь, чтоб не расхохотаться. Ну хорошо, сейчас позориться буду, сейчас спою… Ну, Марина-массажистка, только попадись мне под руку, я такой тебе массаж сооружу!!!
Попросили спеть из репертуара Валерии, как сейчас помню. Песню я не знала, петь за последние полчаса так и не научилась, поэтому отказалась. Григорий, слюнявя пальцы и морщась, заламывал руки и причитал что-то о подходящести моего типажа. Мне предложили спеть другой материал. Четвертую из предложенных к исполнению песен я написала сама для своей недавней и несостоявшейся карьеры певицы, поэтому исполнять согласилась. Надо же, моя песня уже прописана в караоке! С жутким искажением мотива, надо заметить. Впрочем, и без этого искажения я спела бы отвратительно. Никогда и не претендовала на умение исполнять в прямом эфире…
- То, что надо! - возрадовался Григорий. - Образ чувствует, двигается правильно. И похоже, и смешно - все, как я просил.
Признаться, в похожести я не сомневалась, а вот от того, что "смешно", малость обалдела. Выходит, на сцене, сама того не подозревая, я выглядела комично?
- В общем, будет работать. Фонограмма есть, номер есть, только артиста и осталось ввести…
- Можете идти! Выезд завтра, на прод-обеспечение вы принимаетесь с завтрашнего дня, а заселяться можете уже сейчас. Артисты едут во втором вагоне. - монотонно сообщает передвижной начальник. Я пытаюсь выяснить что-то еще: график работ, порядок оплаты, репертуар, наконец… Меня мягко выпроваживают, сказав, что Григорий лично найдет меня после пяти вечера и всё объяснит.