– Наверное, нужно найти вашего друга и Женевьеву? Они будут гадать, куда мы подевались.
– Пусть гадают. Хватит с меня вашей Дженни.
– Почему она вам не нравится, не понимаю.
– Мне вы нравитесь. Поедим мороженого или, хотите, покатаемся на поезде?
Кэти выбрала менее рискованное развлечение, и дальше они пошли с мороженым, дружески болтая. Кэти искоса поглядывала на своего нового знакомого. Это был очень серьезный молодой человек, и притом не просто красивый. Была в нем какая-то значительность. Один раз Кэти заметила, как двое мальчишек в толпе уставились на него чуть ли не с почитанием. Она не могла угадать, кто же он такой, а спросить боялась. Стесняться она почти перестала и все-таки не решалась говорить обо всем подряд. Ей даже не приходило в голову, что вполне естественно в свою очередь задать несколько вопросов. Она привыкла отказывать себе во всем, удержалась и теперь. Ей было довольно идти с ним рядом, не пытаясь выяснить, как его зовут и чем он занимается.
Имя он назвал сам, перед тем как они наконец расстались.
Они стояли на набережной и смотрели на реку. Дневная жара уже спала, с Гудзона дул приятный прохладный ветерок. Кэти испытывала какое-то странное чувство, похожее на грусть. Ей было жаль, что такой чудесный день закончился.
Молодой человек переступил с ноги на ногу.
– Здорово, что я вас встретил. Слушайте, я зайду вас навестить. На Шестой авеню. Не возражаете?
Он не стал дожидаться ответа.
– Брэди моя фамилия. Тед Брэди, спортивный клуб "Гленко".
Помолчав, он прибавил:
– Без всяких там, – и опять надолго замолчал.
– Вы мне очень понравились. А вон ваша подруга идет. Возвратитесь к ней, наверное? До свиданья!
Он быстрыми шагами пошел прочь и вскоре затерялся в толпе перед эстрадой.
Кэти вернулась к Женевьеве, а Женевьева повела себя просто ужасно. Холодная и надменная, словно прекрасный оскорбленный айсберг, она ни слова не проронила во всю обратную дорогу до Шестой авеню. А Кэти, чье нежное сердечко в другой раз изболелось бы от такой суровости, сидела рядом с ней и таяла от счастья. Мыслями она была далеко от мрачно-ледяной подруги и заново переживала этот удивительный день.
Да, день был удивительный, однако на Шестой авеню поджидала беда. В бескорыстной жизни Кэти беда всегда была поблизости. В маленьком книжном магазинчике Кэти застала мистера Мердока, стекольщика. Он уже собирался уходить. Мистер Мердок приходил по понедельникам, средам и пятницам играть в шашки с ее дедушкой. У дедушки нижняя часть тела была парализована, поэтому он не мог выходить из дома, и Кэти по утрам вывозила его в кресле на колесиках прогуляться по Вашингтон-сквер.
Мистер Мердок очень обрадовался, увидев Кэти.
– А я уж думал, когда ты вернешься? Боюсь, наш старичок немного расстроен.
– Он заболел?
– Не заболел – расстроен. И главное, я виноват. Подумал, ему будет интересно, и прочел вслух статью из газеты, про английских суфражисток, а он прямо взорвался. Теперь ты вернулась – он, наверное, успокоится. Зря я ему это прочитал. Забыл, понимаешь ли, на минутку.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, мистер Мердок. Все будет хорошо. Я пойду к нему.
Старик сидел в задней комнате. Лицо у него покраснело, он то и дело взмахивал руками. Как только Кэти вошла, он закричал:
– Я этого не допущу! Говорю тебе, я этого не допущу! Если парламент ничего не может сделать, я разгоню парламент!
– Дедушка, – быстро заговорила Кэти, – я здесь, с тобой. Так замечательно погуляла! Было просто чудесно. Я…
– Говорю тебе, это нужно прекратить! Я не позволю!
– Ну что ты, они же стараются. Им трудно, потому что ты так далеко. Я думаю, ты мог бы написать им резкое письмо.
– И напишу! И напишу! Возьми сейчас же бумагу. Ты готова? – Он запнулся и жалобно посмотрел на Кэти. – Я не знаю, как его составить. С чего лучше начать?
Кэти набросала несколько строчек.
– Может быть, так: "Его величество изволит сообщить правительству, что он крайне удивлен и возмущен тем, что его предыдущие обращения не получили никакого отклика. Если так будет продолжаться, он, к своему большому сожалению, вынужден будет передать дело в соответствующие инстанции".
Кэти выпалила все без запинки, еще не закончив письма. Это была любимая формула ее отца, которую он применял в тех случаях, когда покупатели плохо себя вели в магазине.
Старик тут же просиял. Все его возмущение пропало, он был доволен и счастлив.
– Правильно, пусть почешутся! Пока я король, я такого не допущу, а если им это не нравится, пусть пеняют на себя. Ты хорошая девочка, Кэти.
Он захихикал:
– А я выиграл у лорда Мердока пять партий всухую!
Два года назад старый Мэтью Беннет объявил широким массам в лице Кэти и дымчато-серой кошки, которая забрела к ним с Вашингтон-сквер в надежде на угощение, что он – король Англии.
Два года – долгий срок. Обычно мании старика менялись с такой скоростью, что Кэти при всем старании не успевала за ними уследить. Особенно ей запомнился тот случай, когда дедушка лег спать с президентом Рузвельтом, а проснулся пророком Илией. Единственный раз за все долгие годы ей ужасно захотелось махнуть на все рукой и устроить истерику – что любая другая сделала бы без всяких раздумий.
В тот раз Кэти справилась и новое бедствие преодолела так же легко и уверенно. Когда дедушка сообщил им о своем королевском статусе – не как о чем-то сенсационном, а скорее как о некоем общеизвестном факте, – Кэти не вскрикнула, не упала в обморок, не кинулась к соседям за советом. Она просто подала старику завтрак, не забыв отложить солидную порцию для дымчатой кошки, а потом зашла к мистеру Мердоку рассказать, что случилось.
Мистер Мердок, добрый человек, выслушал новость спокойно и пообещал зайти к Шварцу, толстому владельцу бара, игравшему с мистером Беннетом в шашки по вторникам, четвергам и субботам. Как выразился мистер Мердок, "ввести его в курс дела".
Жизнь безмятежно покатилась по новой колее. Старый мистер Беннет по-прежнему играл в шашки и перечитывал подержанную классику. Каждое утро он отправлялся на прогулку по Вашингтон-сквер, где, сидя в инвалидной коляске, с обычным своим благосклонным видом рассматривал полусонных итальянцев и детишек на роликах. Кэти, которую жизнь научила ценить маленькие радости, была вполне счастлива в тени его трона. Она любила свою работу, с удовольствием ухаживала за дедушкой, а с тех пор, как в ее жизни появился Тед Брэди, и вовсе начала считать себя самой везучей девушкой на свете, настоящим баловнем Фортуны.
Тед навестил ее, как обещал, и сразу же ясно и очень торжественно дал понять, в чем состоит цель его визитов. Он повел дело без каких-либо ухищрений, без всяких там тонкостей. Тед был откровенен, как любовная песенка в мюзик-холле.
Придя впервые, он подарил Кэти огромную охапку роз, сохраняя при этом бесстрастный вид посыльного, вручающего пакет, после чего добросовестно рассказал ей все о себе. Тед излагал факты не в хронологическом порядке, а вперемешку, как они приходили ему в голову во время долгих пауз. Мелкие факты оттесняли в сторону крупные. Не переводя дыхания, он рассказывал о своих взглядах на нравственность и о своем фокстерьере.
– Я парень честный, без всяких там. Спросите любого, кто меня знает. Они вам скажут. Слушайте, у меня такая собачка симпатичная, вы себе не представляете. Любите собак? Я вообще с девушками раньше не очень. Не люблю я этого. Если хочешь чего добиться в спорте, нужно много тренироваться. Я из клуба "Гленко". На последних соревнованиях пробежал стометровку за десять секунд. В "Гленко" от меня ждут результатов, так что я не отвлекаюсь на девушек. Честное слово, даже не смотрел на них, пока вас не встретил. Как-то не впечатляли они меня. А потом я вас увидел и сказал себе: "Это она". Меня прямо как осенило. Как увидел вас, и все, готово дело. И без всяких там, это вы так и знайте.
Он еще много говорил в том же духе, упираясь руками в прилавок и глядя на Кэти преданными глазами, что придавало его размеренной речи особую выразительность.
На следующий день Тед пришел опять и поцеловал Кэти – почтительно, но твердо, рывком перегнувшись через прилавок. Оторвавшись от нее, он пошарил в кармане, извлек оттуда кольцо и все с тем же серьезным видом надел ей на палец.
Потом Тед отступил на шаг – полюбоваться.
– По-моему, красиво, – сказал он.
Когда он ушел, Кэти поразила мысль: насколько по-разному ведут себя мужчины. Женевьева часто рассказывала о том, как ей делали предложения, и по ее, Женевьевы, словам, женихи всегда очень волновались, а некоторые даже плакали. А Тед Брэди, когда вручал кольцо, выглядел скорее как продавец из отдела перчаток, и хорошо если два слова проронил. Кажется, он и на минуту не сомневался, что она согласится – и в то же время во всем этом не было ни капли пошлой самоуверенности. У Кэти просто сердце замирало. Видно, мистер Брэди отличался той силой характера, которая не нуждается в словах.
Только когда Кэти рассказала о помолвке старому мистеру Беннету, стало ясно, что судьба не так уж к ней благосклонна.
Ей и в голову не приходило, что у дедушки найдутся возражения. Сколько она себя помнила, старый мистер Беннет всегда был к ней добр. К тому же возможные поводы для возражений – плохая репутация жениха, недостаточные средства или низкое общественное положение – в данном случае блистательно отсутствовали.
Кэти просто не могла себе представить, как может кто-нибудь, пусть даже самый отъявленный лицемер, найти у Теда хоть один недостаток. Его репутация была безупречна, денег на жизнь хватало, а по части общественного положения он стоял значительно выше ее. От мистера Мердока, стекольщика, Кэти узнала, что Тед не простой молодой человек, а знаменитость, да еще какая! Услышав о помолвке, мистер Мердок изменил своей обычной деликатности и открыто изумился, что великий Тед Брэди не нашел себе невесты рангом повыше.
– Кэти, ты, часом, не перепутала имя? – спрашивал он. – Это точно Тед Брэди? Красивый, хорошо сложенный молодой человек с карими глазами? Подумать только! То есть, конечно, – торопливо поправился он, – всякий, кому достанется такая жена, как ты, может считать себя счастливцем, но Тед Брэди! Да любая девушка в этой части города, и в Гарлеме, и в Бронксе, оба глаза отдаст, лишь бы оказаться на твоем месте! Ну как же, Тед Брэди – важная персона. Он – звезда "Гленко".
– Он говорил, что состоит в спортивном клубе "Гленко".
– Не слушай ты его, клуб ему принадлежит. Как этот мальчик бегает и прыгает, просто уму непостижимо! Разве только Билли Бертон из "Ирландско-американского" может с ним сравниться. Ну, Кэти, ты и отхватила жениха!
Мистер Мердок смотрел на нее с восхищением, как будто впервые по-настоящему разглядел. Он был большим ценителем спорта.
Зная все это, Кэти шла разговаривать с дедушкой без всяких опасений.
Старик молча слушал, пока она перечисляла достоинства мистера Брэди, а после покачал головой:
– Это невозможно, Кэти. Я не могу этого позволить.
– Дедушка!
– Ты забываешь, моя дорогая.
– Забываю?
– Чтобы внучка английского короля вышла замуж за простолюдина – это же неслыханно! Так не годится.
Кэти онемела от изумления, растерянности и горя. Она прошла суровую школу и научилась стойко встречать внезапные удары судьбы, но на сей раз удар был настолько неожиданным, что застал ее врасплох. Кэти была совершенно уничтожена. Зная дедушкино упрямство, она даже не стала с ним спорить.
– Нет-нет, ни в коем случае, – твердил старик. – Так не годится!
Кейт молчала; у нее отнялся язык. Она стояла, онемев, с застывшим взглядом, среди развалин своего маленького воздушного замка. Старик ласково погладил ее по руке. Он был доволен покорностью внучки. Девочка держится достойно, как и подобает при ее высоком положении.
– Мне очень жаль, моя дорогая, но – нет, нет, нет…
Его голос, постепенно затихая, перешел в невнятный шепот. Дедушка был очень стар и не мог подолгу задерживаться на какой-нибудь одной мысли.
Тед Брэди в первый момент не понял всю сложность ситуации и потому отнесся к происходящему с той великолепной небрежностью, какую обычно проявляют решительные молодые люди, когда на пути их любви возникают препятствия в лице родителей и опекунов.
Пришлось довольно долго объяснять Теду, что лицензия в кармане еще не повод подхватить Кэти в седло и умчать к ближайшему священнику на манер прекрасного Лохинвара.
В порыве раздражения он не хотел делать различия между старым мистером Беннетом и традиционными тиранами-родителями из романов, которыми порою скрашивал свой досуг. Пока Кэти не объяснила все тонкости дела, мистер Беннет представлялся Теду обычным надменным миллионером, не желающим отдавать дочь за бедного художника.
– Тед, милый, ты не понимаешь, – сказала Кэти. – Это просто нельзя, и все. За ним, бедным, некому ходить, кроме меня. Как я могу сбежать и выйти замуж? А с ним что будет?
– Так это же ненадолго, – уговаривал мистер Брэди, человек разносторонний, но чуточку тугодум. – Священник нас окрутит за полчаса. Потом зайдем к "Мукен", перехватим бифштекса с жареной картошкой – ну, вроде свадебного угощения. А там вернемся, держась за руки, и скажем: "Вот они мы. И что теперь?"
– Он меня никогда не простит.
– Нам-то что, – рассудительно сказал Тед.
– Это его убьет. Пойми, мы-то знаем, что его фантазии – чепуха, но ведь он-то на самом деле считает себя королем. Дедушка такой старенький; если я его не послушаюсь, он этого не выдержит. Тед, милый, я правда не могу.
Всегда серьезное лицо Теда Брэди сделалось невыразимо мрачным. Он начинал понимать всю безвыходность положения.
– Может, мне с ним поговорить… – предложил он наконец.
– Можно попробовать, – с сомнением ответила Кэти.
Тед решительно затянул пояс потуже и сурово прикусил жевательную резинку, с которой никогда не расставался.
– Иду, – сказал он.
– Ты уж с ним помягче, Тед…
Тед кивнул. Он был человеком действия, а не пустой болтовни.
Минут через десять он вышел из задней комнаты, где мистер Беннет проводил свои дни. На лице Теда не сияла радость. Наоборот, он еще больше помрачнел.
Кэти с тревогой смотрела на него. В ответ он хмуро покачал головой.
– Не вышло, – коротко сказал Тед Брэди и, помолчав, добавил: – Если не считать того, что он произвел меня в графы.
Две недели несколько человек ломали головы в поисках выхода. Женевьева (которая помирилась с Кэти после того, как целую неделю демонстрировала оскорбленное достоинство) объявила, что выход наверняка есть, нужно только его найти, но вот что-то ей ничего путного в голову не приходит. Нечто похожее на план действий предложил только джентльмен со сломанным носом, который ездил тогда вместе с Тедом в парк "Палисейдс", – он пользовался широкой известностью в мире бокса и с гордостью носил прозвище Теннессийская Панда.
По его мнению, сделать надо было вот что: однажды утречком вывезти старика на Вашингтон-сквер, после чего он – славный уроженец Теннесси – подвалит к Кэти и начнет приставать, а Тед выскочит из укрытия и объяснит наглецу, чтобы больше так не делал. Сперва на словах, а там уж дойдет и до кулаков.
– Понимаешь, я о чем? – излагал свой замысел Панда. – Наваляем друг другу за милую душу. С полицейским я договорюсь, чтобы не совался; мы с ним приятели. Потом ты мне под дых, и я прилег. Ты меня за шкирку – раз, подтаскиваешь к старому джентльмену, я извиняюсь и уматываю. Понял, о чем речь?
Предполагалось, что все завершится бурными изъявлениями благодарности со стороны мистера Беннета и немедленным снятием вето.
Тед идею одобрил. Он сказал, что это не план, а конфетка, и долго удивлялся, как до такого додумался человек, у которого, как всем известно, в голове сплошная кость. Панда скромно ответил, что с ним иногда случается. И все было хорошо, пока они не рассказали о своем замысле Кэти. Она пришла в ужас, объявила, что все это слишком опасно для дедушкиной нервной системы, и добавила, что, по ее мнению, Панда не самый подходящий друг для Теда. И вновь воцарилась безнадежность.
А однажды Кэти заставила себя сказать Теду, что им, наверное, лучше пока не видеться. Эти встречи только причиняют боль им обоим, сказала она. В самом деле, будет лучше, если он перестанет к ней приходить… на какое-то время.
К такому решению Кэти пришла после многих бессонных ночей. Она спрашивала себя, честно ли держать при себе Теда, зная, что надежды нет, в то время как отпусти она его – и он без труда найдет себе другую девушку и будет счастлив.
Тед подчинился, очень неохотно, и больше не появлялся в букинистическом магазинчике на Шестой авеню. Кэти ухаживала за мистером Беннетом. Старик совершенно обо всем забыл и только слегка удивлялся, почему это Кэти чуточку погрустнела. При всей своей самоотверженности Кэти была всего лишь человеком и потому ненавидела тех неведомых девушек, которые в ее воображении толпились вокруг Теда, улыбались ему, превозносили его и добивались, чтобы он окончательно ее забыл.
Понемногу проходило лето. Промелькнул июль, превративший Нью-Йорк в раскаленную печку. За ним настал август, и все удивлялись, как это они жаловались на июльское приятное тепло.
Вечером одиннадцатого сентября Кэти закрыла магазин и присела на ступеньки у входа, как тысячи ее сограждан, подставив лицо первому за два месяца ветерку. В тот день жара внезапно спала, и город упивался прохладой, как цветок, который наконец полили.
Из-за угла, где желтый крест над церковью Джадсона [13] озаряет своим сиянием Вашингтон-сквер, доносились детские вопли и смягченные расстоянием звуки неистребимой шарманки, наигрывавшей одни и те же мелодии на одном и том же месте с самой весны.
Кэти закрыла глаза и слушала. Был мирный вечер – такой мирный, что она даже на минутку забыла о Теде. И вот именно тогда она услышала его голос:
– Здравствуй, малыш!
Он стоял перед ней, руки в карманы, одной ногой на тротуаре, другою – на мостовой, и если он волновался, то по голосу этого никак нельзя было сказать.
– Тед!
– Он самый. Можно мне повидать старика на минуточку, Кэти?
На этот раз ей показалось, что она различила взволнованные нотки.
– Тед, это бесполезно. Правда.
– Вреда-то никому не будет, если мы с ним поболтаем, а? Я кое-что хочу ему сообщить.
– Что?
– Потом расскажу. Может быть. Он у себя?
Тед шагнул мимо Кэти в дом. На ходу он поймал ее локоть и сильно сжал, но не остановился. Тед вошел в комнату, закрыл за собой дверь, и Кэти услышала приглушенные голоса. И почти сразу, так ей показалось, прозвучало ее имя. Дедушка звал ее, громко и взволнованно. Дверь открылась, и появился Тед.
– Зайди к нам на минуточку, пожалуйста, – сказал он.
Старик сидел, подавшись вперед в кресле. Он был вне себя. Он весь дрожал и дергался. Тед стоял у стены, невозмутимый, как всегда, но глаза у него сверкали.
– Кэти, – закричал старик, – послушай, какая удивительная новость! Этот джентльмен только что мне рассказал. Невероятно! Он…