– Помолчи лучше. – Он опять покраснел. – Не нашла другого товара, чтобы спросить? Ах да! Я забыл! Ты ведь у нас уже замужем побывала! Только эти "лекарства" и знаешь!
Он сказал: у нас! Это здорово!
– Я хотела как лучше.
– Приехали. Выходи. И убери свои деньги, – сказал он со злостью.
В дверь нам пришлось звонить долго.
– Дрыхнет, что ли? Как бы не помер, – заволновался Клим. – Столько пить, это ж озвереешь! Как у него только организм выдерживает? – И он еще пару раз надавил на кнопку.
– Бесполезно, – вздохнула я. – Он вот уже неделю как пьет и спит. Проснется – и снова пьет. А сейчас, наверное, спит. – И я тоже раза три надавила на кнопку.
Колька Баранов нам все-таки открыл. Правда, был он не в лучшем виде, от наследничка несло перегаром.
– Пива принесли? – спросил он вместо "здравствуйте".
– Мы тебе что, прислуга? – разозлилась я.
– Вам же от меня чего-то надо? – Баранов наморщил низкий лоб. – Только вот я не помню, чего?
– Квартиру твою купить, болван! – рявкнул Клим и оттеснил Баранова в прихожую. – А ну, пусти! Надо бы проверить, в каком состоянии собственность?
Собственность была в плачевном состоянии. Мы не были здесь дня три, не больше, но все эти дни Баранов продолжал за…ть квартиру. Она постепенно превращалась в хлев.
– Ничего, – попытался утешить меня Клим. – Как только мы оформим сделку, вытурим Кольку и наймем клининговое агентство.
Я в отчаянии оглядела захламленную кухню-гостиную. А когда-то здесь было красиво… Теперь же некогда белоснежный ковер на полу весь был в винных пятнах, не лучше и скатерть на столике у дивана, сам диван в крошках и апельсиновой кожуре. Боже! Какой вандализм! Колька разделывался с квартирой своей троюродной сестры так же как варвары, захватившие Рим, разделывались с его историческими памятниками. Плевал на них, то есть, на уют и евроремонт. На итальянские обои и немецкий ламинат. На импортную мебель и шторы на заказ. Воняло какой-то кислятиной и мочой. Я заподозрила, что Колька отметился во всех санузлах и ни в одном не подтер.
Да, хам остается хамом с любыми деньгами и в любых условиях. И уж точно он не будет беречь то, что досталось ему даром, на халяву. Мне невыносимо захотелось отсюда уйти. А ведь еще совсем недавно мне также невыносимо хотелось сюда войти.
– Что с тобой? – тихо спросил Клим.
– Мне… Мне нехорошо.
– Понимаю. – Он взял меня под локоть. – Знаешь, Николай, мы, пожалуй, пойдем. Увидимся на опознании.
– А пиво? – Баранов, кажется, не понял про опознание. Его мучило жестокое похмелье.
В лифте мы молчали.
– Хочешь, возьмем такси? – предложил Клим. – Время позднее.
– Какое такси? – усмехнулась я. – Не видишь: вся Москва в пробках стоит!
– Вижу. Просто не знаю, как тебя еще утешить? На тебе вон, лица нет.
– Я просто не хочу домой.
– Не понял? – Качалов посмотрел на меня с удивлением. – Как можно не хотеть домой?
– Можно, если выиграть в лотерею шестьдесят миллионов, – грустно усмехнулась я.
– Что случилось? А ну, говори!
– Родители будто спятили. Одна виллу хочет в Египте, другой "Мерседес". А соседка по квартире, которую мы на паях снимаем, хочет жить со мной. В моей новой квартире. И еще хочет, чтобы я устроила банкет. Ей и своим бывшим коллегам.
– А ты чего хочешь?
– Покоя. Я знаю, что и Египет, и лимузин – деньги на ветер. Какая разница, в чем стоять в пробках, в "Мерседесе" или в автобусе?
– В автобусе быстрее доберешься, он по выделенке едет.
– Вот именно. Что до Египта, я бы хотела отдыхать в разных местах. Мир такой большой, а я еще нигде не была. Зачем привязывать себя к какому-то одному морю, пусть даже это лучшее в мире море? Клим, я хочу увидеть их все! Лучше я потрачу эти деньги на путешествия, чем на виллу!
– Я тоже так думаю, – неожиданно согласился Клим. Хотя, почему это неожиданно? Влюбилась же я в него? Значит, почувствовала родство душ. Просто так никто ни в кого не влюбляется. Я воодушевилась и продолжила:
– Что же касается соседки, я хочу жить своей семьей. А не в коммуналке. Не хочу больше ругаться из-за того, чья очередь мыть посуду, и не хочу, чтобы мои соседи помечали маркером копченую колбасу, чтобы узнать, не отрезала ли я себе кусок? Хочу детей… Ну, потом, когда обживусь, – спохватилась я. Качалов ведь еще не сделал мне предложение. И не думает о том, что этих детей я хочу от него. – Мне вовсе не хочется решать чужие проблемы. Пусть это эгоизм, но разве Оля с Колей больны, или они инвалиды? Почему я должна купить им квартиру?
Клим промолчал, тиская в кармане пачку презервативов. А меня прямо несло:
– На банкет идти я вообще не хочу. У меня нет ни голоса, ни слуха, и я не пою в караоке. Я вообще столько не пью. Почему я должна за свои деньги доставить удовольствие абсолютно чужим людям, а самой весь вечер мучиться? Я не права? Нет, ты скажи?
– Права. Хотя бы потому, что это твои деньги. Ты вправе поступить с ним так, как тебе хочется. Что, налетела стая коршунов? – рассмеялся вдруг он.
– Разве коршуны летают стаей? – подколола я.
– Не знаю. У меня по биологии "тройбан". Ладно, я тебя провожу. До дома. Не переживай, я все разрулю.
Мне стало интересно: как это Качалов все разрулит? Но я хотя бы не соврала Оле. У меня есть парень. И я его сегодня предъявлю.
…Они были дома, и Оля, и Коля. Сидели на кухне, и пили чай.
– Привет, – сказал Качалов.
Оля замерла и уставилась на него.
– Ботинки сними, – сказала я сурово. Пусть не думают, что я миндальничаю со своим парнем. Он у меня под каблуком.
Качалов разулся и протопал на кухню.
– Спички есть? Или зажигалка? – спросил он и полез в карман. Оттуда появилась пачка презервативов. – Черт! Не то достал. Или то? – Он посмотрел на меня.
– Можешь остаться ночевать. И у нас не курят, – сказала я также сурово.
К моему удивлению, Качалов больше не краснел. И сразу стал казаться старше, с презервативами-то в руке.
– Чаю хотите? – пискнула Оля.
– Мы уже поужинали. – Клим придвинул к столу шаткую табуретку и сел. – Значит, так: моя женщина по кабакам не ходит. Так что никакого караоке. Понятно?
– Оля, это он о чем? – удивленно посмотрел на жену мой сосед. Оля смутилась.
– Это она о корпоративе, – злорадно сказала я. – Который организовала.
– Почему я ничего не знаю?
– А мы решили без мальчиков.
Оба "мальчика" нахмурились. Вступила в силу мужская солидарность.
– Дома сиди, понятно? – рявкнул Коля. Я его, признаться, впервые увидела таким.
– А я что? Я ведь хотела как лучше. – Оля уткнулась в свою чашку.
– И еще. – Качалов взял многозначительную паузу. – Мы с Софьей – семья. Нам чужих не надо. Квартиру мы покупаем себе. У вас тоже семья. Невмоготу жить на съемной – возьмите ипотеку. На первый взнос можем одолжить. Условия обсудим. Но жить каждый будет своей семьей. Я доступно объяснил?
– А я что? Я ничего? – на этот раз в свою чашку уткнулся Коля. Я вдруг подумала: а он ведь моложе меня! И Оля тоже совсем еще девчонка. Почему же я перед ними стушевалась? Хорошо, что Качалов поставил их на место.
– Я хотела как лучше, – снова пискнула Оля.
– Софья, идем, пошепчемся, – многозначительно сказал Качалов и встал, демонстративно засунув руку в карман, где лежала пачка презервативов.
Я посторонилась, пропуская его вперед:
– Налево, Клим.
– Сразу видно: мужик, – сказал нам в спину Коля.
Меня прямо распирало от гордости. И это мой парень!
Мы прошли в маленькую комнату.
– Значит, здесь ты живешь? – стал не спеша оглядываться Клим. Я торопливо схватила из кресла кружевной бюстгальтер, залившись до ушей краской. Говорила мне моя мама: Соня, убирай свои вещи в шкаф! Мало ли кто зайдет? Но Качалов сделал вид, что бюстгальтера не заметил.
– Садись, – предложила я ему освободившееся кресло.
– Поздно уже. Родители будут волноваться.
– Так позвони!
– Зачем? Я лучше домой поеду.
– Клим, так не пойдет. Ты мой парень или не мой? Чисто теоретически.
– Теоретически твой.
– Вот и иди до конца! То есть, ты должен остаться ночевать.
– Я?! Здесь?! – Он с ужасом посмотрел на кровать. Я торопливо одернула покрывало. Кровать как кровать. Не царское ложе, но и не односпальная. Нормальная полуторка.
– Что тебя пугает?
– Да вроде банкет уже отменили, – криво усмехнулся он. – И потом: ты забыла? Я на тебя работаю.
Мне захотелось тут же его уволить. Но я сдержалась. Сказала:
– Одно другому не мешает.
– Ладно. Уговорила.
Он позвонил родителям, чтобы сообщить им, что заночует у друга. Я ликовала.
– И чем займемся? – спросил Качалов, закончив разговор.
– Можно чай попить.
– Ага. Чай.
Это его "ага" мне, убей, не понравилось. Что это за намеки? Я посмотрела на часы: половина одиннадцатого. И кивнула на кровать:
– Садись, я тебя не съем. Телик посмотрим.
Он сел. Я взялась за пульт.
– Погоди. – Клим положил свою ладонь на мою руку. – Ты уверена?
Я поняла, что это касается вовсе не телика. И впервые возблагодарила Пашу. Как-никак, я была замужем! У меня уже есть сексуальный опыт, не приходится сейчас краснеть. Я-то знаю, что начинается после того, как мужчина и женщина решили ночевать в одной комнате.
– Да, – сказала я и выключила свет.
О презервативах мы забыли начисто. Обо всем забыли. Черт возьми, это было здорово! Я недаром хотела от него детей, от моего Климки! Он такой… В общем, такой. Весь мой, от вихра на макушке, до больших пальцев на ногах, которые я оплела своими ногами, и прижалась к моему парню так, что между нашими телами не просочился бы и лист папирусной бумаги. И Пашины слюнявые губы на моей шее были моментально забыты. Это ведь была не любовь, а супружеский долг. А я не хочу рожать детей из чувства долга. Я хочу рожать их по любви.
Мы долго не могли остановиться. Где-то далеко хлопнула дверь. Клим поднял голову:
– Соседи?
– Господи! Мы ведь не даем им спать! – Я расхохоталась.
– Тихо! Тс-с-с… – Он положил палец на мои губы. Но я продолжала смеяться. Все страхи были позади. И все сомнения.
Я ничего так и не купила на выигранные миллионы. Да и не хотела купить. Это был лишь повод, чтобы найти свое счастье. Господь большой шутник, хорошо, что и у меня есть чувство юмора.
Виталина
Я еще не знала, что это мой последний день. Начинался он обычно, как и все предыдущие дни. Как и вся моя печальная осень. Я хотела с утра пойти в клуб, но не нашла в себе сил. Да и желания никакого не было заниматься фитнесом. С полчаса валялась в постели и вяло себя ругала:
"Сколько можно? Возьми себя в руки. Вставай и иди в клуб…"
Но все было бесполезно. Мое тело меня больше не слушалось, а сердце глухо стонало: зачем все? Зачем?! В начале десятого я встала и до полудня бесцельно шаталась по квартире. Пыталась смотреть телевизор, но все давно и ужасно надоело, все эти залакированные новости. Да и старые лица дикторов обрыдли. Я давно заметила, как резко постарело наше телевидение. Как бы все они ни кололись и ни подтягивались, эти медийные лица, взгляд их выдает. Я ничего не имею против стариков, но считаю, что их место не на экране, а на покое. Они его заслужили, пусть отдыхают. Вместо этого мне упорно пытаются внушить, что старость это не только почет, но и предмет особой гордости. И всем остальным тоже придется ждать лет до семидесяти, чтобы получить право учить всех жизни с голубого экрана и процветать.
Я выключила телевизор и полезла в Инет. Но там тоже все было как-то вяло. Я бессмысленно таращилась в планшет и то и дело смотрела на время.
"Пить до полудня – это алкоголизм", – внушала я себе. Как будто напиваться после полудня это нечто другое!
В двенадцать я наконец открыла бутылку вина. Опять начала себя ругать. "Что ты делаешь? Ты катишься в пропасть. Завтра надо начать новую жизнь…"
Тогда я еще не знала, что не начну никакой. Что это мой последний день, и мне стоит им дорожить, каждой минутой, а не разбазаривать их на банальную пьянку. Через пару часов я поняла, что выпила целую бутылку без закуски. Мой организм уже привык к большим дозам алкоголя, так что я была не сильно-то пьяна. Но подумала, что надо бы поесть и заказала по Инету пиццу. Когда ее принесли, я вдруг обнаружила, что вина в доме больше нет.
"Вот и отлично", – сказала я себе. "Ешь пиццу, а потом прогуляйся в парке. А завтра с утра – в фитнес-клуб! Надо вести здоровый образ жизни".
Как говорится, суждены нам благие порывы… Вскоре я поняла, что пицца в меня не лезет. Надо бы промочить горло. Какое-то время я боролась с собой, но потом не выдержала. Накинула плащ и схватила сумочку, в которой лежал кошелек с деньгами и кредитками. Машинально сунула в карман мобильник. Посмотрела на свет, включенный повсюду, в зеркало, и сказала своему отражению:
– Я буквально на пять минут.
Свет я не выключала с вечера. С некоторых пор мне страшно. Я смертельно боюсь одиночества. Кажется, что в каком-то из темных углов моей огромной квартиры притаилась моя смерть. С начала сентября, после столкновения с Игорем, я чую, как она дышит мне в затылок и наступает на пятки. И я перестала выключать свет, только в спальне, когда засыпаю. Но едва открыв глаза, я снова его включаю. Потому что на улице пасмурно. На своем тридцать седьмом этаже я во всех окнах вижу только небо. Небо и еще раз небо. Когда оно хмурое, как сегодня, во всех своих окнах я вижу сплошную тоску.
Все-таки я была пьяна, потому что за весь день так и не нашла в себе сил, чтобы выключить в квартире свет. Устроила иллюминацию!
– Я ведь всего на пять минут, – сказала я вслух перед тем, как запереть дверь.
Интересно, кому я это сказала?
В лифте я машинально взглянула в зеркало и ужаснулась. Господи, кто это?! Неужели это я?! Опухшее лицо, глаза, налитые кровью, растрепанные волосы, небрежная одежда. Еще не так давно я ведь была красоткой! Сколько я уже веду такой образ жизни? Сколько пью? Да с тех пор как Сергей почти уже меня бросил. Я это поняла, когда он стал сбрасывать мои звонки, когда стала звонить ему в офис и слышать в ответ ехидный голосок секретарши: "Сергей Викторович занят, у него совещание". Или: "Сергей Викторович отсутствует". Я прекрасно знала, что это ложь, ее шеф на месте, просто прячется от надоевшей любовницы, я давно почувствовала, что стрелка весов стклонилась в пользу Лены. Трое детей перевесили и мои деньги, и мой ум, и мое постельное искусство. Лена победила, и поэтому я пью.
Охранник, открыв мне дверь, посмотрел на меня с усмешкой:
– Добрый день.
Добрый? Да ничего в нем нет доброго. Хмурый осенний день. И я иду в магазин за бутылкой вина. Нет, я сама себе вру. Я куплю две, нет, три бутылки! А еще текилу и коньяк. Потому что я проиграла.
Я шла к магазину, и вдруг меня окликнули:
– Вита!
Я не поверила своим ушам. Сергей?! Господи, в такой день, в такой час! И в такую минуту! Я обернулась, стараясь, чтобы моя улыбка не была жалкой.
– Ты куда? Я хотел к тебе подняться.
Я представила бардак в своей квартире, неубранную постель, остывающую пиццу на кухонном столе, а, главное, пустые бутылки под мойкой и испугалась.
– Давай лучше посидим в нашем ресторане, Сережа. Ты ведь поговорить хотел?
– Да, – сказал он твердо. – Я хотел поговорить.
И я поняла, что это конец. Сергей приехал, чтобы со мной расстаться. Чтобы поставить все точки над i. А я даже не могу пригласить его к себе, чтобы попытаться соблазнить, напомнить, как нам когда-то было хорошо. Я сейчас не в форме.
Он смотрел на меня с жалостью:
– Плохо выглядишь.
– Я просто всю ночь не спала.
"И пила", – красноречиво сказал его взгляд. Сергей прекрасно все понял. Господи, что я делаю?!
Когда нам принесли меню, я отозвала в сторонку официантку.
– Карине, не выручишь меня? Мне надо привести себя в порядок, подкраситься. А косметичку я не взяла.
Она понимающе кивнула. Хорошая девчонка эта Карине. Надо будет ее отблагодарить. В туалете я умылась холодной водой и пришла в себя. Неторопливо причесалась и подкрасилась. Я так просто не сдамся. Я буду за себя бороться!
Я вернулась за столик, сияя улыбкой. Карине ободряюще кивнула, беря у меня назад свою косметичку. Нам принесли напитки. Сергей пил минералку, я заказала красное итальянское вино. Он неодобрительно посмотрел на мой бокал:
– Ты стала много пить, Вита.
– А кто в этом виноват? Твоя семья, которая меня травит. Твой шурин, который следит за нами и угрожает мне.
– Он тебе угрожает?
– Да он недавно чуть меня не убил! Еле спаслась.
– Надо все это прекратить, – сказал он решительно. – Нам надо расстаться, Вита.
Вот оно, начинается! Я не выдержала и расплакалась.
– Господи, что я буду делать без тебя? Ведь я тебя так люблю…
– Вита… – Голос его был мягок, но глаза решительные. Нет, это не Борис, и не Макс. Сейчас я узнаю, как бросают надоевших любовниц эти настоящие мужчины.
Ну, нет! До сих пор я не проигрывала ни одному из них! Ни олигарху, ни банкиру. Даже олигарху и банкиру. Не проиграю и герою. Рыцарю в белых доспехах. Я же умная.
Мне срочно надо было что-нибудь придумать.
– Я… Я кажется, беременна. Потому и выгляжу так неважно.
Это могло быть похоже на правду. У меня трехдневная задержка. Это само по себе ничего не значит, а, может, и значит. Сергей заволновался:
– Ты уверена?
– Я вышла в аптеку, чтобы купить тест. Мне срочно надо сделать тест на беременность, Сережа.
– Тогда почему же ты пьешь?
– Потому что я не знаю, кто возьмет ответственность за этого ребенка.
От вина меня развезло. Все-таки это была вторая бутылка за сегодня. А спьяну во что только не поверишь. Я вдруг и в самом деле решила, что беременна. Во мне проснулась жалость к себе, к своему ребенку, к своему незавидному положению. Голос мой дрогнул:
– Сережа… Я понимаю, что семья для тебя все. А ты никогда не думал о том, что я могу дать твоим детям?
– Не понял… Ты это сейчас о чем?
– Ты пока держишься на плаву, но ведь твой бизнес не процветает. А без меня и моих денег и вовсе придется туго. Мы могли бы уехать. За границу, в Лондон. Я позвоню Максу.
Разумеется, он знал о моем бывшем любовнике-банкире. Но не знал о его незавидном положении в пресловутом Лондоне. Спасая себя, я врала вдохновенно:
– Макс мне поможет в память о наших с ним отношениям. У меня много денег, ты знаешь. Очень много. Мы могли бы дать твоим детям прекрасное образование, особенно Дане. А что их ждет здесь? Какое будущее? Увы, незавидное. Власть и богатства давно уже передаются по наследству. Твои дети могут преуспеть лишь в стране равных возможностей. В Америке или в Европе. Подумай о швейцарском или американском гражданстве для своих детей. И о нашем ребенке.
Он явно заколебался:
– Ты точно беременна?