– Точно я скажу тебе сегодня, после того, как сделаю тест. – Я потянулась к бокалу вина, который принесла Карине. Сергей перехватил мою руку:
– Вита, хватит.
– Я брошу, клянусь! Если ты останешься со мной, я совершенно изменюсь. Сережа, только не бросай меня…
– Ну, хорошо… Раз такие новости… А Максим Леонидович точно поможет нам с гражданством?
Я торопливо вытерла слезы:
– Конечно, поможет! Подумай только, какое прекрасное будущее нас ждет!
Он с сомнением посмотрел на мое раскрасневшееся от вина лицо.
– Вита, мне надо ехать. Дела. Я вырвался буквально на час, чтобы… – Он осекся.
"Чтобы бросить меня. Но мне удалось оттянуть казнь".
А если я и в самом деле беременна? Случаются же чудеса.
– Вечером я жду твоего звонка, – сказал он, доставая из кармана портмоне.
Я полезла было в сумочку за деньгами, но Сергей посмотрел на меня так, что я вся сжалась в комок. О! Он умеет так смотреть! Я поспешно опустила взгляд и захлопнула сумочку.
Он пошел в гардероб за своим пальто, а я отозвала в сторонку Карине и торопливо сунула ей деньги, шепнув:
– Спасибо, выручила.
В ее влажных армянских глазах было понимание.
– Помирились?
Я улыбнулась. Не сказала ни да, ни нет.
Я и сама еще не знаю. Но мне удалось зародить у Сергея в душе сомнение. С кем ему будет лучше, со мной или с Леной? Со мной – это за границей. О, заграница! Эмиграция! Золотая русская мечта! Туманный Альбион или пивнушка где-нибудь в Мюнхене. Кипрский пляж, иссушенный солнцем. Раскаленные камни Греции или цветущая Севилья. Хорошо там, где нас нет.
Он ведь неглупый человек, мой Сергей. Почему он ведется на этот мираж? Я всего лишь отсрочила казнь…
Мы оделись и вышли на крыльцо. Небо по-прежнему было хмурым. Я проводила Сергея до машины.
– Все, я поехал. – Он нагнулся и поцеловал меня в щеку.
Поцелуй был никакой. Не дружеский и не любовный. Но и на расставание это было пока не похоже.
– Вечером жду твоего звонка, – сказал он перед тем, как захлопнуть дверцу своей машины.
Я кивнула и махнула ему рукой:
– Пока!
Посмотрела вслед его огромному черному джипу и медленно направилась к входу в аптеку. Надо и в самом деле купить тест на беременность. А вдруг?
И тут меня окликнули…
Сергей
Глупо было надеяться: а вдруг? Вдруг да обойдется. Ее родственники все-таки объявились. Что ж, нам довольно долго удалось протянуть, скрывая тайну исчезновения Виталины Барановской. Лично я сделал все, что мог. Попытался избавиться от свидетелей, в частности, от официантки, которая могла услышать, о чем мы с Виталиной говорили в тот последний день. И когда мне на стол легла очередная повестка, тоже попытался взять себя в руки. Сказал Лене:
– Спокойно. Мы что-нибудь придумаем.
Это ведь она достала из почтового ящика конверт. И сразу испугалась.
– Что тут можно придумать? – Губы ее побелели.
– Я поеду к твоему брату.
– Сережа, не смей!
– А что ты предлагаешь? Рано или поздно они все равно на него выйдут. Я должен его проинструктировать.
Я сказал "проинструктировать", хотя собирался вынудить Игоря пойти в полицию с повинной. Пора.
Жена молчала. С того самого дня она почти все время молчит. Мы не говорим об этом. Вот уже четыре месяца нам друг другу почти что нечего сказать.
Я прекрасно помню тот злополучный день. Я отреставрировал его в своей памяти весь, включая мелочи. Чтобы потом не путаться в показаниях. Это ведь я во всем виноват. Мне не следовало ехать к Вите. Надо было объясниться с ней по телефону. Но откуда же я знал, что Игорь за нами следит?
А мне стоило бы об этом подумать. Вита меня предупреждала. Да я и сам давно уже понял: что-то тут не то. Как только я приезжаю к Вите, мне тут же звонит Лена. Жена знает, сколько я провел времени в квартире у своей любовницы, ходили мы куда-нибудь, или же сидели дома, вышла ли она меня провожать, или я был один. А у кого еще есть столько свободного времени, чтобы постоянно за мной следить, как не у Игоря?
С тех пор как шурин бросил более-менее престижную работу, на которую я его устроил через своих знакомых, но на которой надо было вкалывать, он быстро стал опускаться. Игорь говорит, что во всем виновата Вита. "Эта сука", – как он ее называет. Увольнение из банка и стало для моего шурина точкой отсчета. С тех пор Игорь неумолимо катился вниз, и я ничем не мог ему помочь. Сначала давал денег, но быстро понял, что это лишь способствует моральному разложению несчастного слабовольного мужика. Халява еще ни из кого не делала человека. Ему надо было вкалывать, забыть о неудаче и принять ее как удар хлыста для ленивой лошади: вперед! Вместо этого лошадка понурилась и зачахла. И стала покорно давать себя бить. И в итоге скакун превратился в клячу.
Последняя работенка Игоря весьма непыльная, хоть и не денежная. Он работает в фирме, специализирующейся на установке спутникового телевидения. Оформляет заказы и помогает мастеру, который выезжает по вызову. Сам Игорь даже не мастер, а так, "подай-принеси", хоть у него и высшее техническое образование. Первое. По второму он экономист. И вот мужик с двумя высшими образованиями занимается чепухой за смешные деньги. Потому что его никуда больше не берут. Разве что возьмут сборщиком мебели после того, как Игорь завалит и эту работу. Когда у него запой, Игорь не является по вызову. Пока еще он не надоел окончательно мастеру, и тот из мужской солидарности моего шурина прикрывает. Но сдается мне, это ненадолго. Я подозреваю, что шурину дает деньги Лена. Мои деньги. За то, что ее брат за мной следит. Раньше они почти не общались. Все началось с того злополучного дня рождения, на которое Лена пригласила свою лучшую, как она тогда думала, подругу и своего брата. Которые оказались старыми знакомыми.
Вот тогда и началось! И снова виноват я. Мне надо было в тот же день расстаться с Витой. Навсегда. Но я был ей должен и не имел достаточно наличных, чтобы сразу же расплатиться. Деньги я в итоге перехватил, но до этого мне успели хорошенько вымотать нервы. Обманутая женщина превращается в мегеру. А глупая обманутая женщина в тирана. Начинает беспрестанно устраивать сцены, твердя про свою загубленную молодость и детей, которых она мне, предателю и сволочи, родила. Будто я настаивал на этом! Она сама говорила:
– Сережа, я не стану делать аборт. Я очень хочу этого ребенка.
И я, как настоящий мужик, отвечал:
– Оставляй.
А спрашивал меня кто-нибудь, хочу я этого или нет? Она ведь специально меня ловила, моя жена. Говорила, что предохраняется, а на самом деле не делала этого. Я ее не раз просил:
– Лена, времена сейчас непростые, давай подождем с детьми.
Она ведь еще не старая. И я не старый. Успели бы и со вторым ребенком, и с третьим. И она, между прочим, соглашалась:
– Давай.
А через месяц:
– Ой, я беременна.
А теперь она меня шантажирует этими детьми. Я никогда не задумывался об айкью своей жены, пока не познакомился с Витой. Мне всегда казалось, что женщине вовсе не надо быть умной. Но хоть какие-то мозги должны у нее быть? С Ленкой ведь абсолютно не о чем поговорить! Она любой разговор сводит к "надо". Надо то, надо се. Диане, Нике, Даньке, ей самой. Маме ее. Их так много, а меня так мало. Я думаю, что это никогда не кончится. Им всегда что-то будет надо. А когда мои дети вырастут, им будет надо еще больше.
Поэтому, когда Вита сказала о Лондоне… Черт возьми, я ведь помню этого банкира! Холеный мужик, весь такой деловой. Теща упомянула как-то, что он сын дипломата. Верю! Мне, беспородному, не доводилось вращаться в таких кругах. Все у меня есть, кроме родословной. А родословная это связи. Поэтому я и зауважал Виталину, что она, будучи провинциалкой, подмяла под себя всех этих элитарных. И Максим Леонидович ходил у нее на коротком поводке. Я помню эти слухи, но банковские сплетни меня не интересовали. Я считал, что это бабское дело, обсуждать любовниц Хозяина. Но про супербабу краем уха слышал, не уточняя имен. Про женщину с компьютером вместо мозгов. А когда встретил ее – поверил.
Виталина вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, ею восхищаешься и уважаешь, а с другой – это некое недоверие и даже опаска. Я не скажу страх, бояться я давно уже ничего не боюсь, (кроме как за детей, конечно, потому что все под Богом ходим), но это чувство сильно мешает относиться к ней, как к женщине. Она ведь не смотрит, а сканирует. Такое ощущение, что читает твои самые потаенные мысли, а это, согласитесь, не очень приятно. Да еще ее феноменальная память!
Она меня, конечно, поразила. Куда там Ленке! Но ведь баба не должна быть умнее мужика. А Виталина умнее меня, я вынужден это признать. Она ловчее ведет дела, у нее стальная хватка, она всегда знает, где выгода, а где ее нет. Она все просчитывает, как самый настоящий компьютер!
Я по-прежнему говорю об этой женщине в настоящем времени, хотя ее давно уже нет в живых. Так она меня поразила. Я не думаю, что это была любовь. Вот Ленку свою я любил, у меня от нежности желудок судорогой сводило, а в горле словно ком застревал: ни слова выговорить не мог. Когда был с Витой, тоже долго не мог ничего сказать, но по другой причине. Боялся показаться дураком. Разве ж это любовь?
Когда в мой офис пришли эти двое щенков, я, признаться, растерялся. Они стали кричать:
– Вы убили свою любовницу!
Всех переполошили. Да что им надо-то? Какой-то выигрыш в лотерею, и почему-то им до зарезу нужна та самая квартира, этим двум детям. Там по-прежнему горел свет, во всех окнах, и я радовался, как последний кретин: долго же ее не хватятся, Виталину. Пока все лампочки в ее треклятой квартире не перегорят.
И вот нарисовались какие-то сопляки, которые затеяли свое собственное расследование. И ведь почти докопались до истины! Я понял, что надо принимать меры. Ну, а какие меры я могу принять? Предъявить следствию убийцу.
И я поехал к Игорю. Разговор у нас вышел тяжелый.
– Здор́ово, – сказал я. – Дело есть.
Он молча посторонился. Видно, понял, что я не с добром пришел. Я смотрел на него, как он нервно ходит по кухне, как дрожащей рукой наливает пиво в стакан, как жадно пьет, и вдруг вспомнил своего шурина, каким он был, когда мы только-только познакомились. Ленка нас познакомила:
– Сережа, это мой брат. Игорь.
Он был таким… В общем, таким. Я еще подумал, что у него наверняка от баб отбою нет. Коренастый, но подтянутый, весь такой холеный, с модной стрижкой, в шикарном костюмчике. У меня тогда таких еще не было. А сейчас передо мной была развалина. Толстый, лысый, обрюзгший мужик. Нет, мне не было его жалко. Если мужик так опустился, чего его жалеть?
– Тебя уже вызвали в полицию? – сказал я, усаживаясь на стул. – Повестку получил?
– Нет. – Он отвел глаза.
– Вызовут.
Он молчал.
– И что делать будешь? – с нажимом спросил я.
– Я… – Он нервно сглотнул. – Я… Не знаю я. Не смотри на меня так… – Он поежился.
– Ты должен признаться. Понимаешь ведь, что дальше тянуть нельзя. Скажи им, где труп.
– Ты что?! – Он вскочил и замахал руками. – Нет! Я не могу! Нет!
– Трус! А ну, сядь!
Он буквально рухнул на диван. Обхватил голову руками и затих.
– Я найму тебе лучшего адвоката. Будем бить на состояние аффекта. Учитывая орудие убийства…
– Я не хочу в тюрьму… – простонал он глухо. – Не хочу… Ты ведь знаешь, что там со мной будет… Я боюсь побоев… Я не выдержу… – Он оторвал руки от лица и затравленно посмотрел на меня. – А ты? Ты сильный… Ты не мог бы… Не мог бы взять все на себя, а? – И он посмотрел на меня с надеждой.
– С радостью. – Я усмехнулся. – Но штука в том, что у меня железное алиби. Откуда ж я знал, что ты за нами следишь? И чем все закончится. Я бы, конечно, подстраховался. Но из ресторана я, увы, поехал на работу. И все меня там видели. Я никак не мог спрятать ее труп, учитывая место, где он находится. Мне не удастся это объяснить. Моя машина стояла у дверей офиса, а потом у дома. Учитывая, что у меня "Рендж Ровер", тачка приметная, и место на паркинге за мной закреплено, ты сам все понимаешь.
– Но, может, как-нибудь обойдется? А?
– Нет. Уже не обойдется. Объявились наследники. Она была богатой женщиной. И теперь они землю будут рыть, чтобы найти ее труп. Ты это хоть понимаешь?
Он опять обхватил голову руками, стал раскачиваться и стонать:
– Не могу, не могу, не могу…
Мне стало тошно. Ненавижу трусов!
– Да будь ты мужиком! – заорал я. – Иди в полицию и признавайся! Я тебя прошу, Ленка просит, мать… Мать-то хоть пожалей.
Он вдруг замолчал. Я перевел дух. Вовремя я вспомнил про тещу. Учитывая ее состояние…
– В общем, так, – сказал я жестко. – Тебе все равно идти в полицию. И если ты не признаешься, туда пойду я. И на этот раз не буду молчать. Я скажу им, что видел в тот день на стоянке у ресторана твою машину. Я выступлю свидетелем против тебя. Ты понял?
– Да, – сказал он глухо. – Я все понял.
Больше мне нечего было ему сказать. Я встал и пошел к выходу.
– И все из-за этой суки, – сказал он вдруг с ненавистью. – Даже когда ее нет, она все равно продолжает разрушать мою жизнь. Пока она меня не убьет, не успокоится.
Я обернулся и поморщился:
– Хватит. Максимум десятка тебе светит. А то и меньше. Перетерпишь. Учитывая, что раньше ты не привлекался, действовал в одиночку, да еще и мотив: ревность. Судьи тебя пожалеют.
– Да я и дня в тюрьме не выдержу! Я, Серега, не боец.
– Правильно. Ты – тряпка, – сказал я презрительно.
– Тебе-то хорошо. Не тебе сидеть. А ведь все из-за тебя. Ты ведь ее трахал.
Я не выдержал и ринулся на него:
– А ну, замолчи!
Мне давно уже хотелось это сделать. Вмазать ему как следует, этому слизняку, чтобы привести его в чувство. Чего толку теперь-то крайнего искать? Действовать надо. Защищать свою семью. Женщин и детей. А он кочевряжится!
Он выл, пока я его бил. А я думал: ничего, пусть привыкает. Но мне быстро надоело трясти этот мешок дерьма. Я швырнул его на диван и сказал:
– У тебя времени до завтра.
И ушел. Я заставлю его это сделать. Наплевать, как.
На следующий день я понял, что все-таки его сломал…
Клим
– Привозите родственника на опознание. Мы, похоже, знаем, где труп Барановской. У нас есть признание убийцы.
– Что?!
Я не поверил своим ушам. Мы так долго этого ждали! Но почему они звонят мне?
– Господин Баранов не отвечает на телефонные звонки, – насмешливо сказал опер.
Понятное дело, не отвечает!
– Через час можете подъехать? – подозрительно спросил он. – Нам нужен кто-то, кто мог бы ее опознать. Не из фигурантов. Они лица заинтересованные.
– Через два.
– Ну, хорошо, – сжалился опер. – Подъезжайте к полицейскому участку. Там будет стоять микроавтобус. Вас захватят. Нам нужен ее родственник для опознания, – повторил он. Будто я с первого раза не запомнил!
– Но ведь столько времени прошло! В каком он состоянии, этот труп?
– Да мы и сами еще не знаем. Но будем надеяться, что в сносном. Зима ведь, – сказал он загадочно и дал отбой.
– Соня, эй! Вставай! – я потряс ее за плечо.
– А? Что такое, Клим? – Моя девушка сонно зевнула.
– Барановскую, похоже, нашли!
– А-а-а…
Это известие Соньку совершенно не вдохновило. Ей, похоже, было наплевать. С тех пор как мы с ней… гм-м-м… В общем, стали парой, наше расследование нам стало неинтересно. На свете есть дела и поважнее. Любовь, например. Но ведь есть еще и Колька Баранов. И мы в ответе за тех, кого приручили, так, что ли? Это ведь мы вытащили Кольку в Москву и заставили его таскаться по моргам. Жил себе человек спокойно в своем Зубовске и по-своему счастливо. А мы его сдернули, подвергли многочисленным соблазнам, а нервную систему суровым испытаниям. Об этом я и сказал своей девушке, торопливо натягивая джинсы.
– Ты прав, Клим, – согласилась она и вскочила. – Это ведь я кашу заварила.
– У нас два часа, чтобы привести Кольку Баранова в чувство и заставить его поехать на опознание.
– Ты говоришь, убийца во всем признался?
– Подробности не знаю. Выясним на месте. Все, пошли.
Кольку Баранова мы расталкивали долго. Хорошо, что накануне я сообразил взять у него запасной ключ от квартиры. Как чувствовал. Ну, надоело, черт возьми, ломиться в дверь! А этот алкаш все время дрыхнет!
– Вы чего, ребята? – отпихивал он нас ногами и все пытался натянуть одеяло.
– Вставай! – рявкнул я и спихнул его с дивана.
Колька плюхнулся на пол и завыл:
– Больно-о-о!!!
Мы с Сонькой потащили его в ванную комнату. Едва не опоздали в участок.
– Это кто? – подозрительно спросил один из полицейских, глядя на опухшее от беспробудного пьянства Колькино лицо.
– Родственник потерпевшей. Извините, других нет.
– Что ж, полезайте. – И перед нами распахнули дверцу микроавтобуса с синей полосой и с мигалкой на крыше. Там уже сидел мой старый знакомый, опер, который принял у нас заявление об исчезновении Виталины Сергеевны Барановской.
– Привет, – сказал он вяло.
– Добрый день, – поздоровались мы с Сонькой. Колька от испуга молчал.
– Все, мужики, комплект. Поехали!
И мы вырулили со стоянки у полицейского участка на шоссе.
– Что случилось-то? – спросил я. – Кто признался в убийстве?
– Любовник, – сказал опер все так же вяло. И зевнул.
– Мамаев? – ахнули мы.
– Не. Другой.
– А где он?
– Там, где надо.
Мы какое-то время молчали. Все были сонные, злые. Погода, как назло, хмурая, с неба сыпалась колючая крупа. Но ехали мы так долго, почти два часа, что опер под конец разговорился.
– Вчера позвонил Мамаев, сказал, что беспокоится за своего родственника. Телефон его, мол, не отвечает. Оба, и мобильник, и домашний. И что Сергей Викторович боится, как бы его шурин не наделал глупостей. И хотя у них с женой есть ключ от его квартиры, Мамаев предложил нам поехать туда вместе. Во избежание.
– Предусмотрительно, – усмехнулся я, уже догадываясь, куда он клонит.
– У Сергея Викторовича была на то причина. В общем, мы приехали, а он в петле болтается. Хозяин квартиры, Игорь Корнеев. Дверь, само собой, закрыта изнутри. Окна тоже. Странгуляционная борозда в верхней части шеи, четкая, прижизненная, с характерными признаками. У эксперта не возникло ни тени сомнения. На лицо все признаки самоубийства. В предсмертной записке Корнеев объяснил и причину. Мол, раскаивается в содеянном и не может больше с этим жить. Это он из ревности убил Барановскую. Долго следил за ней, узнав о ее романе с Мамаевым, ревновал, а под конец не выдержал, и… – Опер рубанул воздух рукой.
– Чем же он ее?
– Бутылкой. Так он пишет. Пустой бутылкой из-под "Боржоми", которая случайно оказалась в машине. А потом, когда Барановская потеряла сознание, задушил.
– А труп?
– На даче спрятал. Туда мы сейчас и едем. Хозяин уже там.