– Сделаю все, что в моих силах, – пообещал Агеев и стал складывать документы в портфель. – Я сейчас в министерство. А ты, Александр, подумай насчет агентурной работы. Мы с тобой уже об этом говорили. Теперь считай это моим официальным предложением. Оформим быстро. И прикрытие в случае чего…
– Подумаю, – равнодушно пообещал Иванов.
– Да уж подумай. – Агеев направился к двери. – Пора определяться.
Сидя в своей камере, – хотя камерой эту уютную комнату со всеми удобствами и телевизором назвать можно было с большой натяжкой, учитывая лишь то, что металлическая дверь надежно запиралась с внешней стороны и на окне стояла решетка, – Иванов думал о своей жизни. Вначале он вспомнил детство, мать, их уютную квартиру в Волгограде. Потом подумал о жене с дочкой и понял, что сильно соскучился. Потом мысли плавно перетекли к Юле. Вспоминая эту женщину, Иванов подсел ближе к столу и стал писать. Он написал стихотворение. Затем, прочитав его и кое-что подправив в тексте, Иванов, не раздеваясь, лег на кровать и стал размышлять о предложении Быстрова подписать контракт на агентурную работу с Главным разведывательным управлением Генерального штаба Вооруженных Сил. Быстров сделал это предложение сразу после ухода Алексея Агеева. И Иванов сердцем принимал убеждения своего боевого товарища, его веру в обновляющуюся Россию, ее армию, офицерский долг перед Родиной, но у подполковника запаса Иванова еще были жена и дочь. Он и так рисковал ими. А как раз на это он не имел права. Но и находиться в стороне от разворачивающихся событий или бежать с переднего края борьбы было не в характере Иванова. Подполковник запаса Иванов думал. Думал долго. К утру он принял решение…
– Моя война закончилась там, под снарядами наших пушек в чеченских горах, – ответил он Быстрову на утренней беседе. – Систему не побороть.
– Ты не понял, – стал разубеждать его Виктор. – Все меняется. Я уже говорил: во власть идут новые люди. Все будет по-другому! А Систему эту гнилую – под корень!.. Но нужны те, кто будет работать по-новому.
– Витя, ты же умный мужик, – устало улыбнулся Иванов. – Ну как эта Система даст себя сломать? Она может, соответственно обстоятельствам, поменять окрас, но будет оставаться все той же нерушимой Системой с прикормленными стаями чиновников, которые, как вороны на помойке, засидели все "теплые" места. Ворон можно попытаться вспугнуть, но они тут же перелетят на другую помойку. И ничего не поменяется, кроме названия. Чтобы сломать эту Систему, потребуется революция. А еще одной революции Россия не переживет.
– Но я же с тобой тут сейчас беседую о том, о чем еще год назад нельзя было даже заикаться! – не сдавался Быстров. – Я знаю многих из тех "новых", что совсем скоро придут в Кремль. Это люди, в большинстве своем, порядочные!
– Интересно! Порядочные – во власти! – искренне усмехнулся Иванов. – Это действительно что-то новое. Только, по-моему, мы с тобой даже сейчас беседуем о том, что выгодно Системе сегодня и о чем она позволяет нам говорить. Да, ей надо измениться соответственно духу времени, так сказать, поменять оттенки окраса соответственно обстоятельствам, чтобы выжить. И она меняется – не спорю. Но, несмотря ни на что, остается незыблемой Системой. И имя этой Системы – государство! А в России государство – в первую очередь, не аппарат, гарантирующий безопасность и равные права всем гражданам, а аппарат принуждения большинства во благо жирующему меньшинству! Значит, по сути своей эта Система несправедливая. Поэтому служить ей я больше не хочу. И погоны я снял уже три года назад.
– Ты пессимист, Саня, – вздохнул Быстров, не имея желания спорить дальше. – Но я понимаю: Система больно ударила тебя. Так борись! Добивайся того, что считаешь справедливым!
– Я решил просто жить, – сообщил Иванов. – Хватит борьбы. У меня семья, которая имеет право быть счастливой, несмотря ни на что. А пессимист – это тот же информированный оптимист, товарищ подполковник.
– Так я не понял, ты станешь нам помогать?
– Помогать буду. Надо закончить с делами фирмы. Но никаких контрактов ни с кем подписывать не стану, – твердо сказал Иванов.
– Ну, это тоже немало! – улыбнулся Быстров.
– Организуй мне встречу с Сизовым… – потребовал Иванов.
– Зачем?
– Мне нужны фамилии и данные бойцов спецназа Чугуна.
– И что ты думаешь с этим списком делать?
– Есть одна идейка…
В сопровождении офицера охраны Иванова привели в камеру к Дмитрию Сизову. За повидавшими не одну покраску железными дверями находилась самая настоящая тюремная камера-одиночка – с нарами и "парашей". Небритый и растрепанный Сизов напомнил Иванову образ зэка из фильмов про политических заключенных.
Они поздоровались сурово, пожав друг другу руки.
После ухода сопровождающего, убедившись, что дверь закрыта и за ними никто не наблюдает, Иванов присел на старый деревянный табурет серого цвета, одиноко стоявший посередине камеры, а Сизов – на застеленные солдатским одеялом откидные нары.
Иванов осмотрелся:
– Мрачновато тут у тебя. Мебели никакой.
– А у тебя весело? – Сизов окинул побритого и причесанного Иванова нехорошим взглядом. – Где Батурин?
– Не знаю, – пожал плечами Иванов. – Мы с ним расстались на дороге, после того как нас чуть не взяли в поселке. Решили, что каждый пойдет самостоятельно. Может, сумел уйти?
– А как тебя повязали?
– На посту ГАИ остановили машину, в которой я ехал. Дальше – проверка, установление личности…
– Понятно. Видно, тебе здесь хорошо.
– Как бы ни было, Дима, а контроля над собой терять нельзя, даже в мелочах, – философски заметил Иванов. – Почему не бреешься?
– Что тебе надо? – грубо прервал Сизов.
– Ты что такой невежливый? – улыбнулся Иванов. – Не рад гостю?
После минутного молчания взгляд Сизова смягчился, он расслабил напряженную позу и тоже попытался улыбнуться:
– Извини. Допросы все нервы вымотали.
– Часто вызывают?
– Два раза регулярно: утром и после обеда. Часа по три выспрашивают, писать заставляют. Ведь про все знают, суки! Откуда? – взгляд Сизова снова стал тяжелым и подозрительным. – Ты, случаем, не раскололся?
Иванов выдержал направленный на него взгляд. К этому разговору он был готов.
– Я так же, как и ты, стал давать показания, – спокойно произнес он. – Передо мной поставили два условия: или я начинаю сотрудничать, или никогда больше не увижу жену и ребенка.
– И ты что?.. – напрягся Сизов. – Ссучился?!
– Ты так это называешь? – зло бросил в лицо собеседнику Иванов. – Убивать безоружных, грабить и обворовывать Родину, помогать террористам – это не ссучился! А как это, по-твоему, называется? Не отворачивай морду, ответь мне, товарищ старший лейтенант! Как это называется: служить в милиции и работать на бандитов? Расстреливать в лесу пацанов, а через день призывать их родителей к порядку?
Сизов, опустив взгляд, молчал.
– Я сам попросил свидания с тобой, – спокойно продолжил Иванов.
– Зачем? – Сизов сидел тихо, не поднимая взгляда.
– Посоветоваться нужно.
– О чем?
– Обо всем, что произошло и что может еще произойти.
– Что ты им успел рассказать? – Сизов поднял глаза. Иванов понял, что тот не поверил ему.
– Все, – глядя в глаза собеседнику, Иванов притронулся указательным пальцем правой руки к уху. Сизов еле заметно кивнул. Они понимали, что их могут прослушивать. – Все что знал.
– А чего от меня хочешь? – теперь Сизов внимательно следил за выражением глаз Иванова.
– Мой следователь оказался нормальным человеком, – тихо продолжил Иванов. – Он сообщил, что ты тоже тут, рядом со мной, и что тоже не молчишь. Но они нам не верят. Думают, что мы не все рассказываем и покрываем главного. Следователь велел подумать, потому что уже на следующем допросе к нам применят спецсредства. Вот я и попросил свидания с тобой.
– Что за спецсредства? – во взгляде Сизова промелькнуло беспокойство.
– Психотропные. Дураков из нас с тобой сделают, Дима. И мы им сами все расскажем, что знаем, и даже то, о чем давно забыли.
Сизов заметался на нарах:
– А потом?
– Что потом?
– Что они потом с нами сделают?
– Обычно отсюда в "психушку" не отправляют, – Иванов говорил серьезно. – Канем в неизвестность, как и тысячи других. Поэтому я и пришел посоветоваться с тобой. Что делать будем?
Сизов, опустив взгляд в пол, не отвечал.
– Дима, ты меня слышишь? – напомнил о себе Иванов.
Сизов поднял глаза:
– Меня уже спрашивали. Я из главарей только Чугуна знал да Сашку Батурина. Кто стоит за всей организацией в области – понятия не имею. Может, оно и лучше? Может, фирма нас с тобой и наши семьи не сразу спишет из этой жизни! – дальше Сизов заговорил быстро: – Ты видел Чугуна в деле? Поверь, таких, как он, у фирмы много. Нет, я лучше сам сдохну здесь! А мои жена и дети пусть еще поживут. Может, фирма зачтет мне это и моих не обидит.
– Не уверен, – возразил Иванов. – Просто так, как ты говоришь – сдохнуть, здесь нам с тобой не дадут. Сначала мы им все расскажем. Уж в этом будь уверен. Но что потом сделает фирма с твоей семьей, ты подумал? Если Батурин дошел до Чугуна, то уже сейчас там знают о твоем предательстве. Ты ведь Батурину звонил.
– Я себе башку разобью! – воскликнул Сизов и выразительно поглядел на серые каменные стены.
– Не будь дураком, Дима, выход для нас должен быть.
– Какой? – Сизов с надеждой посмотрел на товарища. Иванов еле заметно кивнул головой и приложил палец к уху. Батурин понял.
– Выйти на свободу и самому защитить своих. Только так! – Иванов говорил тихо, но искренне.
– Самому? – усмехнулся Сизов. – Силенок не хватит.
– Нам помогут, – не повышая голоса, уверенно произнес Иванов. – Следователь обещал.
Сизов поднял глаза:
– Что требуется от меня?
– Ты мне сейчас напишешь имена и фамилии всего Чугуновского спецназа и как их найти.
– Ты уже все решил?! – процедил сквозь зубы Сизов.
– Решил, – не стал отрицать Иванов. – Этих головорезов надо нейтрализовать. И чем раньше, тем лучше. Подумав, ты придешь к такому же выводу, Дима. Присягу на верность Родине, надеюсь, ты еще не забыл?
– Причем тут присяга? – Сизов до боли сжал кулаки.
– Мы с тобой, Дмитрий, русские офицеры, и наш долг – защищать свой народ, а выходит, что мы помогаем кавказским террористам уничтожать россиян. Вот это – настоящее предательство!
Сизов молчал, глядя в одну точку на стене.
– Напишешь? – уточнил Иванов.
– Подумаю, – тихо ответил Сизов.
– Думай пока. Но будь посговорчивее и силы побереги – у тебя семья. Ты им нужен живой, – громко произнес Иванов и поднялся. – Хотелось, чтоб мы встретились с тобой по одну линию фронта, товарищ Сизов. Ну, прощай, старший лейтенант.
Иванов подошел к двери и стукнул в нее кулаком несколько раз. Дверь отворилась.
– А как же убитые тобой спецназы? – услышал Иванов у себя за спиной. – Органы тебе это прощают за сотрудничество?
– Это война, Дима, – не оборачиваясь, бросил Иванов. – И на ней стреляют. А ты думай, пока есть – чем!
– Пока, – пробурчал Сизов и остался сидеть на нарах.
Инструктаж прошел быстро. В самом конце Быстров, одетый в гражданский костюм, достал вырванный из блокнота листок, исписанный мелким почерком, и протянул через стол Иванову:
– Тут адрес и телефоны "Боевого братства" в твоем городе. Это недавно образованное общественное движение ветеранов локальных войн. Ребята надежные, проверенные. Отделение возглавляет наш бывший сотрудник, мой коллега. Там его телефон написан самым первым. Имя и фамилия – рядом. Передашь привет от меня. Советую вступить в их ряды. Получишь дополнительную надежную защиту. У них закон такой: своих не бросать.
– Спасибо, – Иванов, прочитав, убрал листок в карман. – А они должны знать о моей миссии?
– Кое-что я сам объясню своему коллеге, – Быстров указал глазами на телефонный аппарат, стоящий на столе. – Больше этого ему знать не обязательно.
– Понял. – Иванов боролся с желанием скорее оказаться на свободе. – Что-то еще?
– Еще пистолет, как ты и просил, с глушителем. – Быстров выложил из черного кожаного портфеля "Макаров" в специальной кобуре с креплением для снятого глушителя. – Бери и пользуйся им только в самых крайних случаях. Возникнут осложнения с органами – связь со мной или моим отделом. Код свой знаешь.
– За такой подарок отдельное спасибо! – у Иванова загорелись глаза. Он взял в руку пистолет и с привычной тяжестью оружия ощутил прилив уверенности в том, что все будет хорошо.
– Это не подарок, – сказал Быстров, доставая из портфеля журнал, похожий на большую общую тетрадь. – Распишись в получении. По окончании операции сдашь обратно.
– Ясно. Все равно – спасибо! – Иванов поставил в указанной графе свою подпись.
– Вот и хорошо. – Быстров, убрав журнал, пытливо посмотрел Иванову в глаза. – А что ты думаешь по поводу Ларисы?
– Ларисы? – удивился Иванов.
– Ларисы Павловны, – утвердительно прикрыл веки Быстров и чуть кивнул головой. – Почему Батурин пошел именно к ней?
– Потому что не побоялся "засветить", – уверенно произнес Иванов. – Лариса – мелкая рыбешка в крупной организации. Они с Есиным на пару какие-то делишки проворачивают.
– Можешь узнать – какие?
– Узнаю.
– А ты сам-то Ларису хорошо знаешь?
– Не то чтобы очень близко, но хорошо. Что тебя в ней смущает?
– Контрразведкой зафиксировано несколько контактов этой женщины с иностранцами. Причем, заметь, эти иностранцы имеют, как мы выражаемся, "двойное дно" – числятся дипломатами, а на самом деле работают на западные спецслужбы.
– И где же эти контакты зафиксированы?
– В столице. Обычно она встречается с ними на закрытых вечеринках в представительствах и на всевозможных ужинах для непростых смертных.
– Не вижу ничего необычного. Лариса – женщина красивая и со связями, поэтому ее и приглашают на закрытые ужины, – усмехнулся Иванов. – Ты сам-то ее вживую видел? Софи Лорен!
– Если бы только так… – задумчиво произнес Быстров. – Ты, как приедешь, сразу позвони ей. Скажи, что не знаешь, как обстоят дела, неизвестность достала и надоело прятаться. Остальное мы с тобой доработаем. Действуй по плану. Посмотрим, что из этого выйдет.
– Договорились. Я все помню.
– И еще… – Быстров сделал паузу, будто раздумывая: говорить или нет. – Есть указание: брать Чугуна живым!
– Когда? – поинтересовался Иванов.
– Что? – Быстров поднял глаза от стола.
– Когда, говорю, будете Чугуна брать? – Иванов теперь не думал ни о чем другом. Значит, "московские" сдали своего начальника службы безопасности, потому что "засветился". Ящерица отбрасывает свой хвост, чтобы потом отрастить другой. Но живым они его не отдадут.
– Завтра вечером. Не мы – МВД будет производить захват… – Быстров прищурился, глядя на собеседника. – Ты о чем задумался?
– Это плохо… – протянул Иванов, выразительно посмотрев на дверь. – Не возьмут его менты. Не тот уровень.
– Не надо так плохо думать обо всей милиции, – назидательно сказал Быстров, строго глядя на Иванова. – У них есть спецы не хуже наших. Хотя в руководстве дерьма хватает…
Иванов промолчал. Быстров, откинувшись на спинку кресла, закурил.
– Ну, кажется, все. Сейчас докурю и пойдем. А то на автобус опоздаешь. Да! Прямо сейчас же позвони домой. Успокой жену, скажи, что уже едешь. Твоих не трогали, так что она не в курсе всего происходящего. И еще, чуть не забыл: спасибо тебе за Сизова. Он снова стал давать информацию. – Быстров протянул Иванову исписанный лист бумаги и стал тушить недокуренную сигарету в пепельнице.
– Список спецназовцев Чугуна! – пробежав по бумаге глазами, одобрительно улыбнулся Иванов. – Теперь – порядок!
– Что станешь с ним делать? – поинтересовался Быстров.
– Нацистам отдам, – не стал скрывать своих намерений Иванов. – Пусть они за своих сами с бандитами посчитаются.
– И знаешь, на кого надо выходить, чтобы тебя самого не грохнули?
– Витя, а ты на что? Пусть твои ребята и передадут.
– Ладно, – вздохнул Быстров. – У меня осталась копия списка. Официально это не наше направление работы. Но тебе помогу. Давай собираться.
– Один вопрос можно? – Иванов спрятал листок со списком во внутренний карман куртки.
– Если один, то давай.
– Где купить медведя?
– Какого? – брови Быстрова полезли вверх.
– Косолапого. Какого еще? – рассмеялся Иванов, видя растерянность друга. – Плюшевого, конечно! А ты подумал – живого? Для дочки надо.
– А я-то почем знаю! – отмахнулся от него Быстров. – В магазине купишь. Звони давай, времени мало…
Когда они ехали в машине на автовокзал, Иванов спросил:
– Витя, ты часто Чечню вспоминаешь?
Обернувшись с переднего пассажирского кресла, Быстров ответил:
– Такое захочешь – не забудешь!
– А мне Чечня снится. Места, где летали, аэродром, звено… Все хочу тебя спросить: кто была та пленная снайперша, что ты выкинул из вертолета?
Быстров изменился в лице – Росли вместе, – после короткой паузы выдавил он через силу. – Даже любил когда-то… – и отвернулся.
Приехав в город под вечер, Иванов, как и договаривались с Быстровым, прямо с автовокзала позвонил Ларисе. На городские улицы уже спускались ранние зимние сумерки, поэтому он набрал в телефоне-автомате домашний номер.
– Вас слушают, – отозвалась трубка приятным женским голосом. Иванову на миг показалось, что это не Лариса.
– Здравствуй. Это Саша, – все-таки представился Иванов. – Я в городе. Звоню прямо с вокзала. Лариса, это ты?
Наступила короткая пауза. Потом на другом конце провода что-то зашелестело, будто листали страницы журнала, и тот же женский голос произнес:
– Встретимся через полчаса в парке у памятника…
Из трубки послышались короткие гудки.
Иванов заметил остановившуюся иномарку со знакомыми номерами на противоположной стороне улицы и поспешил к ней.
– Садись быстрее! – вместо приветствия бросила Лариса, как только Иванов открыл переднюю дверь кабины.
Он опустился в просторный теплый салон. Женщина была одна, и это обстоятельство несколько успокоило Иванова. Удобное кресло мягко приняло тело пассажира, и автомобиль неслышно тронулся с места. Иванов оглянулся: никто за ними не последовал.
– Рассказывай, – прямо без вступления потребовала Лариса, глядя в зеркало заднего вида и лишь мельком взглянув на пассажира.
Иванов, стараясь быть беспристрастным, поведал свою версию с задержанием колонны и дальнейшим удачным бегством его, Быстрова и Сизова. Остановился он на том месте, когда они расстались с Батуриным в лесопосадках у шоссе.
– А ты где скрывался после того? – глядя на дорогу, поинтересовалась Лариса.
– Родственники у меня в Мытищах, – не соврал Иванов про родню. – Доехал на попутных. Четыре дня у них отсиделся. Сегодня утром позвонил домой, узнал, что все в порядке, меня вроде бы не ищут, поэтому решил рискнуть и вернуться. Надоело прятаться.
– Говорят, ты четверых спецназовцев "покрошил"? – с недоверием посмотрела на него Лариса. – Правда? Расскажи, как это у тебя получилось?