Ну как ему объяснить, что я не сплю с пьяными женщинами на пляже и не являюсь поклонником крепких ягодиц, хотя ничего не имею против тех, кто этим занимается. "Я такой же скучный гетеросексуал, как и вы", - чуть было не вылетело у меня.
- А этот блондинчик ничего, - усмехнулся полицейский, и его бровь снова опустилась. - Может, встретимся втроем и пропустим по стаканчику, когда все закончится? - предложил он.
7
И все же я был в лучшем положении, чем другие. По крайней мере, я был одет (рубашка не в счет).
Следующие двадцать минут, не самые лучшие в моей жизни, я провел в полицейском грузовичке. Рядом со мной сидела девушка, которой так и не удалось отыскать свои трусы. Но ее это нисколько не смущало. Она клянчила у жандармов сигареты, пока те не попросили ее заткнуться.
- Кто откроет рот, заплатит штраф в двойном размере, - предупредил офицер.
Длинноволосый парень сидел за моей спиной. Он постоянно наклонялся ко мне и, когда я оборачивался, корчил гримасы, но я его игнорировал.
Спецназовец с ямочкой сидел впереди, лицом ко мне.
Он с усмешкой посмотрел на меня, и я отвернулся, но тут он сказал:
- Ты знаешь, по-моему, я видел осетров.
Я смерил его скептическим взглядом.
- Нет, правда. Пару месяцев назад. Когда мы отрабатывали высадку на пляже.
- Заткнись, - рявкнул жандарм с брюшком, самый несимпатичный из всех.
- Tranquil, mon ami, - подмигнул ему мой знакомый. - Мы просто так болтаем, чтобы время шло быстрее.
Жандарм, сообразив, что с парнями из спецназа лучше не связываться, отвернулся, и парень продолжил:
- Только это было не в Коллиуре. Где же это было? Эй, где мы на пляж высаживались? - Он толкнул одного из своих голых коллег, который был занят тем, что корчил похотливые рожи моей соседке.
- Камарг, - пробурчал тот.
- А, ну да, - кивнул парень с ямочкой. - Знаешь Сент-Мари-де-ла-Мер?
- Нет, - ответил я, делая мысленную заметку для М. Если это было правдой, то у меня в руках оказалась информация чрезвычайной важности.
- Море было не особенно прозрачным. Но я уверен, что это та самая рыба. Выглядит как хищница. Полусом-полуакула.
- Это он, - кивнул я. - Ты только одного видел?
- Да, только одного. А почему они тебя так интересуют?
Хороший вопрос. Что бы придумать, чтобы отвести подозрения…
- Фотография, - вырвалось у меня. - Моя девушка фотографирует рыб.
Двигатель пикапа затарахтел, как стиральная машина, набитая гайками, сиденья завибрировали, и одна из моих соотечественниц тут же сказала, что купит себе такой же в спальню.
Миновав фаллическую башню, мы въехали на набережную. Туристам было на что посмотреть. На минуту я почувствовал себя звездой Голливуда - вспышки фотоаппаратов ослепляли. Несколько девушек привстали, чтобы продемонстрировать свою грудь, для них вечеринка все еще продолжалась.
Нас выгрузили на парковке и погнали ко входу в жандармерию. Двое мужчин у кофейного автомата перестали бросать в него монетки и застыли с открытыми ртами. Пожилая дама, несмотря на позднее время подававшая какую-то жалобу, вцепилась в край стола, чтобы не упасть.
Дежурный офицер что-то прорычал, и нас провели в коридор с длинной скамьей вдоль стены и пятью или шестью закрытыми дверями.
- Сядьте и заткнитесь, - буркнул один из жандармов.
Как ни странно, спецназовцы послушались. Вернее, было бы странно, если бы они в голом виде стали качать права. Худой блондин продолжал жестикулировать, глядя на меня. Теперь он показывал поднятые кверху большие пальцы рук Черт, ему что, проблем мало?
Я попробовал снова разговорить парня с ямочкой, но сделать это не удалось по независящим от нас причинам.
- Ты - сюда, ты - сюда, а ты - вон туда. - Вдоль скамьи по-хозяйски прошел жандарм, распределяя нас по комнатам для допроса.
- Ты, ты, ты, ты, ты и ты, не садитесь на стулья, пока вам не принесут бумажные полотенца. - Это относилось к тем, на ком не было трусов.
Я прошел в крохотную комнатушку, где с трудом умещались стол и два стула. Сталь и пластик, почти что хайтек. На стене висела огромная схема всех компонентов двери, включая замок, с французскими названиями. Вероятно, для того, чтобы жертвы грабежа могли объяснить, как взломщики проникли в их дом. Я подумал, что в моем случае пригодился бы анатономический атлас. По крайней мере, я смог бы описать девчонок во всех подробностях: "Я заметил, что у одной из них была сильно развитая брюшная полость и татуировка в районе малой берцовой кости".
Я все еще улыбался, когда мне в голову взбрела нехорошая мысль. Компьютер на письменном столе почти наверняка раскроет тот факт, что с французской полицией я встречаюсь не впервые. Был один небольшой инцидент, когда виновная в автоаварии сторона не только смылась с места происшествия, но и обвинила во всем меня. Но еще хуже был штраф, не так давно назначенный мне за то, что я отказался переводить меню в моей английской чайной, мотивируя это тем, что sandwich он и в Африке сэндвич, а тем, кто не в курсе, что такое сир of tea, ума не хватит на то, чтобы заказать чай. Увы, демонстративное презрение к французскому языку слишком увязывалось с моим сегодняшним нарушением общественной морали. Теперь они запишут меня в злостные нарушители и запрут в камере, для обитателей которых появление полураздетого молодого англичанина будет подарком небес.
Несмотря на холод, я весь вспотел.
В комнату вошел офицер и закрыл за собой дверь. Он был очень худым и коротко стриженным, все пуговицы были на месте, а ремень блестел так, как если бы был покрытым лаком для ногтей.
Включив компьютер, офицер задал формальные вопросы и приступил к делу.
- А теперь расскажите мне, что произошло, - вкрадчиво произнес он. У него было открытое лицо, трудно было представить, что его сильная сторона - избиение задержанных дубинкой. - Говорите правду, и все будет хорошо, - продолжил он. - Не нужно стыдиться.
- Ну… Я выпивал на пляже.
- Хорошо. - Офицер жестом показал мне остановиться, и занес мой ответ в компьютер.
- Я находился на пляже с бокалом вина и разговаривал со спецназовцем, когда вдруг его товарищи и их подруги начали…
Продолжение подразумевало использование неприличного термина, но офицер, кивнув, сказал, что отредактирует фразу: "Я был свидетелем того, как некоторые мужчины и женщины раздевались".
Пока все достаточно скучно.
- И после того, как я увидел… то, что вы сказали… ну… восемь или десять человек… ну… вы понимаете…
Офицер снова кивнул:
- Они вступили в гетеросексуальные отношения в общественном месте, да?
- Oui, - подтвердил я, и он внес это в протокол.
- И?.. - Он выглядел так, будто я его обнадежил.
- И приехала полиция, - ответил я.
- Да, но мы должны отметить, что вы не являлись участником оргии.
- Да, запишите, пожалуйста, что я не занимаюсь подобными вещами на пляжах с пьяными женщинами. - Я надеялся, что он изложит это на хорошем французском.
- Ясно. - Он напечатал длинное предложение.
- Конечно, кое-что другое я совершал, - сказал я, имея в виду те два нарушения, которые наверняка есть в базе данных, - но оргиями я не занимаюсь.
Он еще немного попечатал и оторвался от клавиатуры с довольным видом:
- Теперь я вам это прочитаю, а вы подпишите.
Когда он начал читать, я чуть не свалился в обморок.
По его версии получалось, что я отдыхал на пляже со своим бойфрендом. Внезапно мы обнаружили, что находящиеся поблизости вступают в гетеросексуальные отношения. Естественно, мы нашли это отвратительным и собирались покинуть пляж, чтобы сообщить об этом в полицию, но тут появились жандармы и арестовали всех присутствующих. Особенно хороша была последняя фраза: "Как высокоморальному гомосексуалу, мне отвратительна сама мысль об одобрении кощунственных актов нарушения общественного порядка, свидетелем которых мне пришлось стать сегодня на пляже".
- Нет, нет, - взмолился я. - Я… как бы это сказать… целиком и полностью за то, чтобы голубые были голубыми. Но я - не один из них.
- Послушайте, mon ami, - прошептал офицер. - Если вы хотите избежать обвинения в нарушении общественной морали, расскажите правду, и для вас все закончится хорошо. Я вам это гарантирую. - Он накрыл мою руку своей. Я бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что он тоже голубой.
- Но…
Oh, Merde, все что угодно, только бы выбраться отсюда, подумал я. Всего-то дел - наврать о своей сексуальной ориентации. К тому же что они могут доказать? Никто ведь не заставит меня в подтверждение моих слов заниматься сексом с парнем. Надеюсь.
- Ладно, - согласился я.
Офицер распечатал листок, и я расписался.
- Подождите минутку. - Он встал, держа в руках мое ложное признание. - Кофе хотите?
- Будьте добры.
С бренди и морфием, если можно, хотелось добавить мне.
Офицер вышел, и я остался сидеть в кабинете, дрожа от холода.
Через пару минут в коридоре раздался шум, и дверь распахнулась. В комнату влетел невысокий крепыш с короткими седыми волосами в потрепанном кожаном пиджаке.
- Что это за дерьмо? - Он бросил листок с моими показаниями на стол. - Ты же в Коллиуре со своей девушкой. Зачем ты врешь?
Вот черт, так они играют в плохого-хорошего полицейского, и я угодил прямиком в ловушку.
- Если вы знаете, что я гетеросексуал, то зачем говорите, что я гомосексуалист? - Для того чтобы смутить "плохого" полицейского, это был достаточно запутанный вопрос, но он пропустил его мимо ушей.
- Что ты делаешь в Коллиуре? - потребовал он, плюхнувшись на стул напротив. - Отвечай!
Крепыш обращался ко мне на "ты", как к ребенку или пуделю, и недопустимо громко кричал.
Я подскочил:
- Я всего лишь…
- Мы знаем, кто ты! Мы знаем, зачем ты здесь! Ты - англичанин, который приехал во Францию навалить дерьма! - Это очень приблизительный перевод.
- Нет, я…
- Заткнись!
Я так и сделал, но это обозлило его еще больше.
- Чем занимается твоя девушка? - проорал он.
Черт, подумал я, они прознали про ее попытки доказать, что французское правительство делает недостаточно для того, чтобы положить конец незаконному икорному бизнесу и спасти осетров.
- Она пытается помочь Франции, - сказал я.
- Помочь Франции? - Он выглядел так, будто с ним вот-вот произойдет припадок.
- Да… - Черт возьми, как по-французски будет "осетр"? Спецназовец только что произносил это слово. Мой французский выбрал наилучший момент для предательства. Должно быть, это связано со стрессом. - Большая рыба.
- Большая рыба? - Крепыш внезапно посерьезнел. - Ты знаешь, где находится большая рыба?
- Не наверняка. Но, возможно, где-то здесь, на побережье.
- Он не француз, не так ли?
- Мне кажется, что сейчас он во Франции, возможно в Камарге. Но вообще он из Ирана или России. Разве нет? - Я никак не мог вспомнить нужного слова, и поэтому говорил "он".
- Иран или Россия? Putain! - Полицейский погрузился в раздумья.
Внезапно дверь распахнулась, и на пороге возникло новое лицо. Судя по куче нашивок, местный начальник.
- Ты, - прорычал он, - какого черта ты здесь делаешь? - К моему удивлению, он обращался не ко мне, а к жандарму, да еще и на "ты".
- Что? - Лицо крепыша вытянулось, судя по всему, он не мог поверить, что кто-то осмелился разговаривать с ним подобным тоном.
- Это мой участок, и я приказываю, чтобы ты убирался отсюда. Немедленно! - не отступал мужик с нашивками.
- Ты знаешь, кто это? - Крепыш показал на меня.
- Да, мой заключенный. - Это прозвучало так, будто меня только что продали на интернет-аукционе.
- Ecoute, mon vieux, - крепыш встал и миролюбиво посмотрел на своего коллегу, - давай выйдем и поговорим. А ты не двигайся! - Похоже, он считал, что я убегу куда-нибудь в поисках новой рубашки.
Они удалились в коридор, и начался ор. Вот дерьмо, всего-то сходил выпить на пляже, и к чему это привело. Так из-за меня вся полиция передерется. Насколько я понял, один из них занимался редкими видами больших рыб, а другой следил за чистотой нравов.
В комнату снова влетел Кожаный Пиджак.
- Мы с тобой еще встретимся, - прорычал он, тыча мне в лицо пальцем, как пистолетом. После этого, к моему удивлению, он развернулся и ушел, захлопнув за собой дверь.
Почти сразу же после этого вошел мужик с нашивками.
Я приготовился к расспросам, где и с кем люблю заниматься сексом, но он порвал листок с моими показаниями и попросил следовать за ним.
- Простите за неудобство, месье Уэст, - сказал он, сопровождая меня в пустом коридоре, как метрдотель в дорогом ресторане. - На улице вас ждет машина.
- Спасибо, - ответил я, не понимая, что произошло.
- Там вас уже ожидают.
- Правда? - Может быть, М. задействовала какие-то связи? Интересно, как ей это удалось?
- Да. - Мужчина открыл дверцу, и на заднем сиденье полицейской машины я увидел того самого длинноволосого блондина, который пытался снять меня на пляже.
8
- Я так счастлив, что у нас наконец-то появилась возможность пообщаться лично! - Его английский был слишком медленным и слишком правильным, но мне было без разницы. Я и не такое готов был простить.
- Да, я тоже, и спасибо, что вытащил меня оттуда. Это было ужасно.
- Все твои проблемы закончились. - Похлопав меня по колену, блондин рассмеялся.
Смеялся он, как мальчишка. У него было очень юное лицо, и маленькие морщинки в уголках голубых глаз казались неестественными, как театральный грим на подростке. Светлые волосы были пострижены, как у Хью Гранта в девяностые годы. Парня можно было засунуть в школьную форму и отправить учиться в Итон.
- Может, выпьем вместе? - предложил он.
- Отличная мысль. Я мог бы сейчас полбара выпить. Да и ты, наверное, тоже.
- Да уж..
Нет, я не готовился дать дёру со своим новым любовником. Едва я пришел в себя, парень назвал свое имя. Это был Валери. Он приехал в Коллиур, чтобы встретиться со мной, но не смог дозвониться, и Элоди подсказала ему идти на пляж, о котором я упомянул в своем сообщении. Дальше - совсем просто. Он убедил жандармов, что зять его дяди - префект полиции в этом районе. Это было правдой, и ему немедленно предоставили машину с водителем. А потом привели меня.
- У grande famille, - сказал он, пока мы ехали, - есть два преимущества. Во-первых, ничего не надо делать, у тебя и так все есть. То есть за тебя работает фамилия. Это значит, что ты никогда не будешь пустым местом, даже если ты полный идиот. Как, например, один их моих дядьев… - Он понизил голос, показав глазами на водителя. - А во-вторых, всегда найдется какой-нибудь родственник, который спасет тебя от небольших неприятностей вроде ареста.
Внезапно я понял, почему Элоди стремилась выйти за него. Пожалуй, стоило потерять свободу… чтобы обрести другую свободу - от всякого рода проблем, сопровождающих нашу жизнь.
Еще я понял, что Валери нормальный парень. Реалист. Из богатой семьи, которая всегда будет богатой, если только французская экономика окончательно не рухнет. Но как англичанин могу сказать: сколько бы французы ни жаловались, их экономика - одна из самых стабильных в мире. Для того, чтобы нанести ей ощутимый урон, потребуется мощный катаклизм, который в одночасье уничтожит все виноградники, все источники первоклассной минеральной воды, все автомобильные и нефтеперерабатывающие заводы, а заодно великолепные замки и собрания искусств. Но такого катаклизма не будет (во всяком случае, надо надеяться), а принимая во внимание, что Франция поддерживает подозрительно тесные отношения с государствами-изгоями, нисколько не сомневаюсь, что она подстраховалась с сырьевыми и прочими ресурсами.
- И все же у grande famille есть одно неудобство, - продолжал Валери. - Для нас женитьба - это не просто союз двух любовников, которые обещают делить арендную плату вплоть до развода. - В его голосе появилась настойчивость, свойственная лектору или аукционисту, представляющему лот. - Это своего рода инициация. Я имею в виду, для того, кто входит в семью. Новый человек для нас сродни иммигранту. Само собой, за исключением случаев, когда женятся кузены. Но я не хочу жениться на кузине. Я уже переспал с большинством из них, то есть с теми, с кем это не наказуемо законом, и чувство было такое, как будто ты спишь с родной сестрой. Так что спасибо, нет. - Я увидел в зеркале заднего вида заинтересованный взгляд водителя. Чтобы понять эту часть разговора, не требовался диплом по английскому языку. - Вот поэтому-то Bonne Maman вся изнервничалась, - закончил Валери.
- Bonne Maman?
- Бабуля, - рассмеялся он. - Так у нас зовут бабушку.
- А, то есть это Бабулю Элоди называет твоей… бабушкой?
- Бабкой-стервой. Да, это не секрет. И Элоди права. Это из-за нее ты должен быть крайне дипломатичен. Она - причина всего нашего merde.
- Она хочет помешать свадьбе, так?
- Вот именно. Поэтому я все организую самостоятельно, и не в родовом гнезде, разумеется. Вообще-то она не может нам помешать. В конце концов, на дворе двадцать первый век. А вот навредить может. Уже вредит: принялась убеждать семью, что этот брак неправильный. Она пытается добиться, чтобы все boycotter la cérémonie. Это ужасно. Я люблю Элоди, но если вся моя семья восстанет против этого брака, мне придется несладко. Я de la famille, понимаешь?
- Конечно, - ответил я, хотя не мог припомнить, когда в последний раз спрашивал у своей семьи разрешения или совета.
- Бабуля настраивает всех против нас с Элоди. Так что ты должен прийти к нам в дом и встретиться с моими родителями. Элоди тоже приедет. Возможно, с отцом. Мы должны показать, что вы - хорошие люди и можете организовать потрясающий банкет. Тогда Бабуле будет сложнее противостоять.
- У нее даже к еде есть претензии? - спросил я.
- О да! В прошлом году на свадьбе моего кузена Бенедикта произошел ужасный инцидент с traiteur.
- С поставщиком? А что он натворил?
(По голосу Валери можно было подумать, что этот несчастный traiteur переспал с невестой на горе пирожных.)
- Уверен, Бабуля сама расскажет тебе все подробности, - ответил он со вздохом. Как я понял, тема была болезненной. - Когда ты можешь приехать к нам в Сен-Тропе?
- Сен-Тропе?