"Еда", по-нашему, и, хоть трава не расти, сначала бутерброд из дома, потом газетку читаем, восстанавливаемся душевно. Поначалу Алексей пытался поддержать после бутерброда послеобеденный треп, но быстро понял – это не по распорядку, по распорядку молчание и чтение прессы. И вот так всю неделю. Изо дня в день. Никаких стрессов, бурь, авралов. Всё по графику. В пятницу ровно в двенадцать вместо "Malzeit" – "Aufwiedersehen!". Все поехали проводить выходные с семьей и с пользой для здоровья. И при этом – бесконечное пиво! И при этом – абсолютная уверенность, что живут они идеально правильно. Вот кто им про это рассказал? Первое время Алексей пытался спорить, доказывать: а вот у нас-де, а вот у других! Потом затих. Понял, что не переспоришь, да и не нужно. Да и правы они, научились жить, сами себя уважая, достойно, одним словом. В любом возрасте, в любом состоянии.
Как-то попалась Алексею статья в журнале с фотографией улыбающейся девушки. Как выяснилось, это всё, что девушке оставалось. В результате разбойного нападения (заметьте, недалеко от её дома, в тихом уголке законопослушной Германии), девушка оказалась прикована к кровати. Но новыми технологиями и бесконечной заботой государства она была пересажена в инвалидное кресло, чтобы продолжать быть активным членом общества. Самостоятельно она могла только двигать двумя пальцами левой руки, тихо говорить и улыбаться. Этого было достаточно, чтобы подарить ей активную жизнь. К девушке прикреплена круглосуточная бригада из двенадцати человек, которые её моют, кормят, вставляют катетеры, чтобы она могла исполнять свои малые и большие нужды. И вот она раз в неделю в кафе встречается с подругами, два раза в неделю ведет психологические тренинги для инвалидов и расстраивается только из-за того, что она никогда теперь не может побыть одна, рядом с ней всегда кто-то находится. Вот такое государство, и такое отношение к людям. Можно его не любить, но не восхищаться им нельзя.
Тогда, во Франкфурте, Мила ему понравилась ещё больше, чем в самолете. Появилась даже уверенность – она, это она, он сможет начать ещё раз с самого начала. И почему бы и нет?! Но обратной дороги домой хватило, чтобы понять: он не готов, невозможно разорваться между тем, к чему только начал приспосабливаться, и этим новым чувством. Ещё всё так неопределенно, и нет ещё хорошей работы, и Алька только-только успокоилась, и, стыдно признаться, он не понимает, о чём говорит собственная дочь, Таня должна переводить. А он не очень-то и способный к языкам. То есть вроде как всех понимает, а Альку, с её детским лепетом, – нет. Или она, такая-рассякая, уже научилась проводить отца и специально говорит так, чтобы он не понял. Ему сейчас не до Милы, это точно. И Алексей решил поставить точку, уйти по-английски. Жалел потом? Наверное, да; но, как ему казалось, обратной дороги на тот момент у него не было.
4
Саша долго не мог заснуть, всё думал о приезде Алексея. Лёша очень изменился, стал совсем другим. Саша узнавал и не узнавал своего близкого родственника, когда-то своего кумира. Он слышал, как Алексей разговаривает в спальне с Зоей, что-то обсуждалось достаточно бурно, мать стала плохо слышать и говорила громче обычного. Да даже не в этом дело: в доме не очень хорошо сделана шумоизоляция, прав был отец, огрехов в строительстве было много. И всё равно, Саша гордился своим домом, строил его с такой любовью, так радовался, что смог предложить своей семье совсем другой уровень жизни. И что теперь? Это ведь стыдно кому-то рассказать: собственные дети теперь пытаются его из этого дома выселить. Леша, конечно, всё понял; может, они с Зоей сейчас это и обсуждают. Как же Галя могла? Ведь они были всю жизнь так близки, думали одинаково.
* * *
Отношения их были родом из детства: они ходили по одним и тем же улицам, учились в одной школе. Правда, Галя двумя классами старше, поэтому никакого внимания она на Сашку не обращала. Шкет, малолетка, не для неё. О существовании его знала, а как не знать, если он постоянно попадался на её пути. То за косу сзади дернет, то водой из трубочки обольёт. Пусть будет одним из свиты, так решила Галя. А какая же дама без свиты? В том, что она дама, она не сомневалась. И то, что ради неё должны совершаться подвиги, это тоже было в порядке вещей.
– Слабо с тарзанки в Ахтубу нырнуть?
Из дураков нашёлся один Сашка. После этого с тяжёлым сотрясением мозга пролежал в больнице больше месяца, по-новой учился ходить и говорить. Галка тогда испугалась: только она знала, что подвиг был совершен ради неё, Сашка родителям не рассказал. Для Гали паренёк открылся с другой стороны, она поняла – верный, надёжный, готов ради неё на всё, то есть настоящий рыцарь; стало быть, пусть будет.
Но по-настоящему они начали дружить, уже учась в институте. Галя в первый год провалилась, чем отдалилась от своих ровесников. Она была страшно расстроена, как же так, неужели она выпала из их общей компании? Она – умница, красавица, которая всегда и во всем была на первых ролях, осталась в лаборантках, тогда как остальные стали студентами. И даже не то чтобы её не приглашали – сама не шла в бывшую компанию, гордость не позволяла, боялась снисходительных взглядов. В институт поступила со второй попытки, от старых друзей отдалилась, новые были младше, а это раздражало. А верный Саша всегда рядом. Привычка, благодарность? А почему бы и нет? Симпатичный; вон, девчонки на него заглядываются. Ну и была не была! Так её ещё никто не любил!
Ей потом казалось, что он взял её измором. А он был уверен, что она просто стеснялась того, что старше его, но любила всегда, была ему верной и преданной. Ведь какая другая жена так заботится о продвижении мужа? Все же девицы только о шмотках думают да о том, как выглядят. А Галя всю жизнь в планах. Ведь дом родной бросила, поехала за ним в Москву, в полную неизвестность и неустроенность. Детей ему родила. И тоже, стиснув зубы, переносила неудобства в однокомнатной квартире, уют наводила, пыталась кормить полезно, за здоровьем его следила. И ведь не против была, что комнату для его родителей сделали, с его матерью пыталась общий язык найти.
А в один день он понял, что свою жену он сам себе придумал. И жил он совсем с другим человеком. Со страшным человеком.
5
Алексей узнавал и не узнавал Москву. То есть он ходил по знакомому городу, который полностью переоделся. Раньше он был не то чтобы в валенках и телогрейке, но в допотопном драповом пальто, в каракулевой шапке и в ботиках "прощай молодость". А теперь весь из себя, от ведущих модельеров и дизайнеров. Да, не зря всё же Алексей пятнадцать лет был мужем художницы по костюмам. Нина всё время всех переодевала и свои идеи проговаривала вслух:
– Нет, ну послушай, вчера в гримёрке встретила Селиванову. Как можно было сделать такую стрижку? Это же уму непостижимо! Невозможно! Ну, уж коль произошла такая досадная неудача, можно же надеть берет. Как ты считаешь? Например, глубокого зеленого цвета. А из-под берета будут виднеться её рыжие кудри. А губы, да, губы накрасить оранжевой помадой. Вот оно! Именно так я одену Маргариту. Как ты считаешь? – Нина останавливалась посреди улицы и поворачивалась к Алексею.
Вот этим своим "как ты считаешь" она постоянно ставила его в тупик. Ну как он мог что-то считать? Он в этом абсолютно ничего не понимал! И вкуса у него никогда не было. Нина одевала и его, и девчонок! Но при этом всегда с ним советовалась, тащила свои макеты, раскладывала листы ватмана на полу.
– Вот, смотри, здесь, мне кажется, слишком. А как тебе? И вот такая есть идея. А что, если все костюмы сделать оранжевыми? У всех героев, абсолютно. То есть в этой гамме.
– Почему?
– Понимаешь, ведь спектакль называется "После солнца". Вот и пусть они все будут солнечными.
– Так вроде же драма.
– Ну и что?! Может, ты хочешь всех одеть в чёрное?! Да, драма. Но каждая постановка должна давать надежду. А иначе зачем люди идут в театр? Чтобы ещё больше расстроиться? Нет, ну скажи, что ты понимаешь мою мысль.
– Конечно, понимаю, – с добротой отвечал Алексей.
– Ну вот…
Нина быстро собирала свои листочки и бежала в рабочий кабинет додумывать мысль. Алексей понимал: ей нужен был собеседник, она проговаривала мысль вслух. Однако ж ни с матерью, ни с приятельницами она никогда не обсуждала свою работу. Эскизами и мыслями она делилась только с Алексеем.
А между тем документы на выезд были уже поданы.
– Прошу тебя, не расстраивай маму. Она так долго всё это собирала, ну что нам стоит сделать ей навстречу шаг; вон люди, ждут приглашения по десять лет. А там просто никуда не поедем. Ну, если ей так спокойнее.
Он матерился про себя и соглашался. И делал это ради Нины, ради её спокойствия, на тёшу ему было наплевать.
Алексей гулял по Гоголевскому бульвару, и мысли скакали с одного на другое, перепрыгивали во времени, останавливаясь на каких-то неожиданных и не очень важных сегодня моментах. А ведь нужно подумать про Сашу. Но в голову лезли мысли: "А если бы с ним так поступила Нина?" Алексей страшно боялся измены. Сам он не был безгрешным, но жене своей никогда бы такого не простил. И частенько, во времена их совместной жизни, не спал ночами, снедаемый подобными мыслями. А вдруг? Актёрская среда страшно распущенная – ни для кого не секрет. И всё же для себя он решил: вряд ли! Нина любила его, дорожила семьей, и ещё она была патологически честной. Если бы что с ней произошло, муж узнал бы первым.
6
Алексей целый день гулял по Москве. Зоя звонила несколько раз, говорила, что голос послушать, и с вопросом, когда он приедет.
От конечной станции метро ходило маршрутное такси, никаких проблем, тридцать минут, и машина довозила почти до самого Сашиного дома.
Алексей неторопливо шел по тротуару, вот оно – настоящее бабье лето. Такое только в Москве, когда всё багряно-огненное, под ногами ковер из опавших листьев. В Германии такого не встретишь: сразу всё убирается, обувь берегут, опять же, поскользнуться можно. Орднунг, кругом орднунг!
Практически у дома за руку его схватила женщина, Алексей даже вздрогнул от неожиданности.
– Что вам надо? Отпустите меня, – восемнадцать лет жизни в Германии давали о себе знать. Там не принято дотрагиваться друг до друга. Есть личное пространство, оно не нарушается. Если вы близкие люди, то да, но никак иначе.
– Алексей, ты что, меня не узнаешь? – молодая приятная женщина не выпускала его рукав.
Он всмотрелся повнимательнее:
– Господи, Галя? Никогда бы не узнал! Ты же была девчонка совсем. Когда же мы последний раз с тобой виделись? Еще в Ахтубинске? На серебряной свадьбе Зои и Василия? Вы вроде только поженились тогда? А вот голос у тебя совсем не изменился.
– А ты, Лёша, изменился сильно. Да нет, не постарел, не волнуйся, наоборот, такой импозантный стал, прям иностранец, – Галя осматривала его цепким взглядом, отчего Алексею сделалось не по себе.
Не сказать, чтобы приятная встреча. Алексей попытался выйти из щекотливого положения:
– А что мы здесь стоим, пошли в дом. Тебе Зоя сказала, что я приехал?
– С Зоей мы не общаемся, а то ты не знаешь, – хмыкнула Галя.
Да знать-то он знал. Но нужно же было что-то говорить.
– Мне Вика позвонила. Нам нужно поговорить, Лёш, пойдем, посидим в кафе, – Галя говорила спокойно и уверенно. Она приехала специально для встречи с ним, это было очевидно. А своего она всегда добивалась.
Алексей понимал, что его начинают вовлекать в семейные разборки, в то, чем ему заниматься никак не хотелось. Но он же, в конце концов, именно за этим и приехал. Только он думал, всё будет по-другому. Поговорит по-мужски с Саней, даст пару советов, и делу конец! Но что его вот так будет у ворот поджидать бывшая жена Александра, к этому он готов не был.
– Конечно. Почему, собственно, нет. А здесь что-нибудь есть рядом?
– Естественно, есть, здесь недалеко. Расскажи, как ты, как девочки, чем занимаетесь?
Галя взяла его под руку, не сказать, чтобы по-хозяйски, но достаточно решительно. Алексею от этого жеста стало неуютно, он чувствовал себя немножко предателем. "Нужно разобраться", – успокаивал он себя, а как тут разберешься?
– Да живём, девочки работают, довольны.
– Замужем? – вот тоже вопросец. В Германии в голову никому не придёт задать такой вопрос, опять же вторжение на чужую территорию. Он уже сказал всё, что хотел, про девочек. Работают. Всё. Дальше разговор должен строиться в разрезе погоды, спорта и телепрограмм.
– Ты знаешь, они практически немки. Особенно Алька. Так что у них фройнды, замуж в Германии рано не выходят. Татьяна одержима карьерным ростом, что тоже характерно для её новой родины. Алька на десять лет младше, относится уже к новой генерации. Её ровесники особо ни к чему не стремятся, в официанты идут, учиться не хотят. Детей не рожают, главное, даже не откладывают эту мысль на потом, совсем из головы выкидывают. И мои не исключение, – Алексей сам не понимал, зачем выдал такую длинную тираду. Может, чтобы оттянуть неприятный разговор.
– Так, может, и неплохо? – Галя немного висла у него на руке, и Алексею было от этого неуютно.
– Может, и неплохо.
– Живёте вместе?
– Нет, обе снимают квартиры.
– Значит, ты при доме, стало быть, богатый жених, – Алексею не понравилась эта фраза, что-то в ней было хищное.
– Да какой уж там богатый, кредиты же. Вся жизнь в кредит, – Алексей боялся напора. Везде и всегда. И если раньше оборонялся, то теперь просто сразу заползал в раковину и задраивал люки. Это к чему она про дом спросила?
Галя то ли сразу почувствовала настроение Алексея, то ли по его лицу пробежали все эмоции.
– Да ладно, я на твой дом не претендую, так спросила. А сам чем занимаешься? На пенсии?
– Работаю. Там же, где и раньше.
– Ты там что-то вроде монтировал? – Нет, эта Галя определенно выводила его из себя. Надо же так выразиться – "что-то монтировал". Он, между прочим, отвечал за сборку высокотехнологичного оборудования.
– Вроде того, – неопределенно проговорил Алексей. Нужно взять себя в руки. Галя не имеет к нему никакого отношения, но выслушать её он должен. Он уже заметил, что в доме его сестры царит нервная атмосфера, все напряжены, дети волками смотрят на отца и бабку. Что это за дела такие? Он столько лет от всего этого самоустранялся! Не дело это, теперь, если будет нужно, он и инициативу возьмет в свои руки.
Они подошли к небольшому кирпичному зданию. "Кармен" – гласила красивая, немного вычурная надпись на вывеске.
– Ух ты, как тут у вас. Испанский ресторан?
– Почему испанский?
– Так "Кармен" же. А она вроде из Севильи.
– А, наверное, – пожала плечами Галя.
Она кивнула головой официанту. Алексей отметил, что её здесь знали.
– А Вас давно не было видно, – к ним подошел вальяжный молодой человек в форменной жилетке и достаточно фривольно подмигнул Гале.
– Временное явление, вот, видите, я опять здесь, – Галя сказала об этом с вызовом. И чего она самоутверждается перед малознакомыми людьми, удивился Алексей? Ну не все же официанты в курсе её истории, или, если человек попадает в подобную ситуацию, ему кажется, что в курсе все, и хочется этот момент обсудить?
– И как всегда, прекрасно выглядите, – продолжил молодой человек. Он не торопился класть перед ними меню. Понятное дело, почти все столики свободны, и парень маялся от безделья.
Галя в ответ очаровательно улыбнулась. С официантом кокетничает, ужас какой.
– Нам только кофе. Мне, как всегда, латте с клубничным сиропом. Леш, ты будешь кофе?
– Мне, если можно, чай, – быстро проговорил Алексей, – черный, с лимоном.
– Да, конечно, – официант вынул из кармана жилета блокнотик. – Может, десерт?
– Ни в коем случае! – Галя, молодец такая, ответила за обоих. В общем-то, Алексей и не собирался ничего заказывать, но как-то это не по этикету. Или Алексей к ней придирается? Он решил подать свою реплику в этом спектакле:
– С твоего позволения, я позвоню Зое, а то она будет волноваться.
Галя презрительно хмыкнула:
– Сразу доложишь?
– Нет, просто скажу, что задерживаюсь.
Галя нервничала. С одной стороны, она пыталась найти в лице Алексея друга, а с другой, всё время срывалась в какую-то истерику. Нервы-то у мадам ни к черту.
Наконец Алексей дозвонился до сестры:
– Зоя, я тут немножко задержусь. Всё у меня прекрасно, подъеду через часок. Не волнуйся. Да не выдумывай, не надо меня встречать. Да, да, всё хорошо, целую.
Галя начала говорить сразу, безо всяких преамбул:
– А ты не знаешь, как я жила все эти годы, и не тебе меня осуждать.
– Но, по-моему, я еще не сказал ни слова, – да, конечно, он был прав – нервы.
– Ну, я же знаю, тебя там накрутили!
– Галя, – Алексей попытался вставить слово, но Галя сделала рукой останавливающий жест.
– А ты знаешь, каково жить с Зоей?
– Не забывай, Зоя – моя сестра.
– Да ничего я не забываю! Даже если хотела бы. Извини, Лёша, жизнь повернулась не в ту сторону, думаешь, я не понимаю, что виновата, что ошиблась. Я всё понимаю, я готова вернуться, но Сашка слышать ни о чём не хочет. Детей против меня настраивает.
А это какой-то совершенно новый сценарий. Алексей понял всё в точности до наоборот. Галя ушла из семьи, а теперь требует раздела имущества, при этом перетаскивая детей на свою сторону. И имущество она хочет поделить очень хитрым образом: Сашу с матерью засунуть в однокомнатную квартиру, которую Саша купил, только начиная свою московскую жизнь, а ей с детьми должен был как раз-таки отойти подмосковный дом. Он решил сейчас не уточнять расклад, а всё же выслушать Галину. Сказал только для уточнения своей позиции:
– Твоим детям – девятнадцать и двадцать один, кто их может против кого настроить? Неужели вы с Сашей не понимаете, что портите жизнь не только себе, но и им, и Зое? – Алексей решил говорить о них, как о паре. В разводе всегда виноваты двое. Один, кто затеял, другой, кто позволил.
– Алексей, это не займёт много времени, я хочу, чтобы ты услышал мою версию случившегося. Понимаю, что ты уже настроен против; но как судить, не выслушав обе стороны?
Алексей замялся:
– В общем-то, я не судья, но если ты так считаешь, если так будет лучше для всех, то…
И опять Галя не дала договорить:
– Да, я так считаю, и так точно будет лучше! Допустим, я плохая, но ведь и Сашка не без недостатков! Леша, мы вместе прожили более двадцати лет! Думаешь, у него заскоков не было? Но я же прощала! А что же теперь он? Это всё твоя Зоя, – Галя вдруг разрыдалась, причем громко, на публику, так что официант, готовый принести поднос, остановился у соседнего столика. – Лёш, помоги!
– Ты хотела что-то рассказать, – беспомощно напомнил Алексей.
– А, ну да, – Галя промокнула глаза.
А она ведь стала внешне значительно интереснее, подумалось Алексею. В ней совсем не угадывалось южной провинциалки. На вид – настоящая москвичка, очень ухоженная, с прекрасной фигурой, дорого и с большим вкусом одетая.