Гуляя по Москве, Алексей много внимания уделял женщинам. И в глаза бросилась небывалая показуха, от которой он так отвык в чопорной Германии. Это же надо, с самого утра у женщин так сильно накрашены глаза, надеты высокие каблуки. Ничего не скажешь, по центру Москвы дефилировали необыкновенные красотки. Прям с подиума, но только шик их был абсолютно неуместным. На взгляд Алексея, уж точно.
А вот Галя была одета уместно. В хорошо сидящей юбке длиной до середины колена, дорогих лодочках без каблука, в очень качественном джемпере и платке, на удивление, фирмы "Гермес". В Германии, где расслоение было завуалировано, тем не менее втихаря всё оценивалось: и платки от дизайнеров, и подошвы туфель с фирменными набойками – всё имело значение, на всё обращалось внимание. То, как была одета Галина, демонстрировало – это не вещи напоказ, она привыкла носить именно такие модели. Ей в них удобно и комфортно. Стало быть, живет она уже давно хорошо, себе ни в чём не отказывая. Дорогие вещи вошли в норму.
Несмотря на слезливость и нервозность, Галя вызывала в Алексее скорее сочувствие: она ничего не изображала, она была самой собой, ну что ж, значит, он будет разбираться.
7
Они поженились в институте. Оба авантюристы в душе, решили, что рамки южного городка им тесны, и что нужно ехать покорять столицу. Галя всё время упирала на слово "мы". А Алексей сомневался: он знал Сашу маленьким, знал подростком. Нет, парень не был искателем приключений. Это она, Галина, смотрела далеко вперед, умела вычислить и просчитать. Скорее всего, она и была идейным лидером, а Сашка ей с удовольствием подыгрывал. Но Галя придерживалась своей версии. К тому времени у Саши в Москве уже работал друг, в строительной компании. Повезло, пригласил на работу родственник-москвич, нужен был прораб, опытный, который не боится работы, чтобы без проходных и выходных, чтобы и с рабочими мог управиться, и клиентам зубы заговорить.
– Потянешь? – предложил он такой же вариант Саше.
– С Галкой нужно посоветоваться.
Галка, видя колебания мужа, немного надавила:
– Даже думать нечего – шанс. Поезжай. Как только обоснуешься, приеду следом.
Алексей помнил, как тяжело отпускали Василий с Зоей сына в Москву, как в первый раз поставили под сомнение выбор жены. Раньше не сомневались. Соседская дивчина, мать её хорошо знали. Вредная, правда, баба, да где их, не вредных, найдешь. Не с ней же сыну жить, а с Галей. Если бы они тогда только предположить могли, что трагедия с тарзанкой как-то связана с Галей, костьми бы легли, но не разрешили сыну жениться. Но не знали. И кто бы их стал слушать? К тому времени у сына авторитет был один – Галя.
– Да побойся Бога! Что тебе та Москва?! Живем, как люди, дом вон свой!
– Мам, это ваш дом.
– Да вы же оба строители! Что, не построите себе свою хату? Да и отец в очереди на квартиру сколько стоит. Получим же когда-нибудь. Вам подавай всё и сразу. Так, Сань, не бывает.
– Мама, так бывает, представь себе. Очень даже бывает!
– А как же Галя?
– А что Галя, она не против, говорит – шанс. Приедет ко мне, как устроюсь.
– Нет, ну ты только погляди, "она не против", отпускает молодого мужика невесть куда и не против. А ну как ты кого себе там заведёшь?!
– Кого, козу?
– "Козу", Вась, ты слышишь?
– Да ты же ни приготовить, ни постирать! Как жить-то будешь?! Ты ж у нас неприученный! – охала Зоя.
– Вот и выучусь, – Саша веселился все больше, совершенно не отдавая себе отчёта в ответственности, под которой подписывается.
– А ну как Галька тут твоя того?
– Мама, – зашипел Саша, – чтобы я даже намеков таких от тебя не слышал.
– Мать, – спор прервал Василий, – сколько можно воду в ступе толочь. Мы ему свои сомнения высказали? Высказали. Картину обрисовали? Обрисовали. Он не глухой, не тупой вроде бы. Про то, что обратной дороги у него нет, тоже не скажу. Другое дело, назад приедешь не на то же место, а на несколько лет назад. Все твои сотоварищи уже вперёд убегут, догонять придется, но это твоё решение. Чтобы потом не говорил, что мы тебя шанса этого, как говорит твоя Галя, лишили. Раз так тебе приспичило – давай, вперёд. Отец с матерью у тебя были и будут. На нас ты всегда можешь рассчитывать.
Зоя так легко успокоиться не могла, сначала она сбегала к сватье:
– Тимофеевна, что это делается?! Скажи Гальке, пусть не пускает!
– Да чего же, пусть едет. Глядишь, москвичом заделается, – Тимофеевна только пришла с работы, сидела на табуретке на кухне, обмахиваясь полотенцем. Полнота не давала ей сразу приступить к домашним делам. "Не дай Бог, Галька так же расползется", – пронеслись мысли у Зои в голове, но она вернулась к теме, из-за которой пришла:
– А если не заделается? Тоже, нашли себе паровоз. А если и заделается, это сколько ему пережить придется! И чего ж тогда твоя Галя с ним вместе не едет? И помогала бы ему дорожку пробивать. Подталкивала бы сзади да пот утирала.
– Так там же, Александровна, жить пока негде, – Тимофеевна тяжело встала, открыла холодильник; благо, кухня маленькая, руку протяни, можно и не вставать. – Молочка выпьешь?
– Господи, ну не под открытым же небом он там спать будет, где-то же остановится!
– А я выпью, жарко, – Тимофеевна налила себе полную кружку. – Ну, так это же где-то. А вдруг там без удобств?
Зоя аж задохнулась, глядя на спокойно пьющую молоко сватью. Вот ведь баба! Сама детей одна воспитывала, теперь дочери своей такую жизнь определяет?
– Ноги моей больше у неё не будет, Вася, запомни, – кипятилась Зоя, рассказывая дома в лицах о своём походе.
– Да запомнил, Зой, запомнил, ты только не расстраивайся, а то давление поднимется.
Ходила Зоя и к Гале:
– Чего выдумала-то?
– Так это не я, мама, выдумала, это Саше предложили.
– Так глупость предложили, а ты ляг поперёк двери.
– Ой, ну что вы несёте, – Галя красиво повела плечами и наморщила носик.
Вечером Зоя рыдала на плече у Васи.
– Я что-то там "несу". А-а, пусть их разбираются, как хотят!
Александр уехал в Москву. Родители знали, что не прибежит, помощи не попросит, будет, стиснув зубы, бороться до последнего. Звонил им раз в неделю, рапортовал бодрым голосом:
– Всё путем.
По слухам, доносящимся от соседей, жене звонил чаще. Но та не приходила, новостями не делилась. Зоя хотела было смирить гордость, сбегать, узнать, всё же единственный сын, но Василий отрезал:
– Не ходи. Тебе сын звонит? Звонит. Значит, на столько мы заслужили. Жена, она должна быть ближе матери, нормально это. Ну, вот у нас жена такая. Куда деваться. Не повезло. Но ничего не попишешь. А унижаться не будем.
Саша приехал через год.
– Ну, ты погляди, как из армии на побывку, на сколько суток отпустили? – Родители не могли понять поведения единственного сына. Пытались, но не могли. Разве так они его воспитывали? А получили вот что.
– Мам, ну чего причитаешь? Не мог я раньше приехать. Деньги копил, зато теперь уже могу Галю с собой забрать. Мать, запомни мои слова: я вам ещё в ближнем Подмосковье дом выстрою, жить будете, как короли.
– А вот этого, сынок, нам не надо, – быстро остановил сына Василий, – нам "как короли" не надо. Нам и здесь неплохо. Мы к королевской жизни не приученные. В гости к тебе приедем, это с удовольствием.
– Так вот в гости-то пока некуда.
– Так ради чего тогда всё? – взвилась Зоя.
– Да ладно, мам, – не очень уверенно отвечал Саша, – все же Москва.
Василий удивлялся на сына, расстраивался, не видел он в нём стержня. Сам он никогда ни на кого не рассчитывал и жену выбрал себе под стать. Сына старался воспитывать не в тепличных условиях, нрав у Василия был строгий. А Санька по поводу и без повода только плечами пожимал:
– А почём я знаю?
Василия аж всего скручивало, как слышал он это "а почём я знаю". У него аж рот судорогой сводить начинало.
– А кто должен знать, кто?!
И вот появилась Галя; наверное, она знала, что нужно оседать в Москве, а сын ей поверил. Кому-то там будет лучше?
Маленькую однокомнатную квартиру в Братеево Саше удалось купить только через три года, к тому времени уже родилась Вика, Галя была беременна вторым ребенком, из Ахтубинска пришлось пригласить к себе тёщу, иначе с детьми было бы не справиться. Родившийся Игорек особой радости не принес, хоть и сын, и наследник. Теснота, постоянное недовольство тёщи по поводу того, что "твой муж на несколько комнат заработать не мог", слезы Гали – "я не этого ждала от жизни".
– Но ты же хотела в Москву! – Саша пытался успокоить жену, как мог.
– А где ты Москву видишь? – Галя заходилась слезами, не контролировала себя, ей уже было наплевать, что рядом тихо подвывала Вика и злорадствовала мать.
– Ну, если ты Красную площадь Москвой считаешь, то в Мавзолее все места заняты, уж извини, – Саша хлопал дверью и шёл работать дальше.
На все летние месяцы Зоя с Василием забирали внуков к себе. Попеременно брали отпуск, договаривались с соседями. Зоя и вообще забрала бы внуков, но Василий цыкал на нее:
– Завели детей? Вот пусть сами и сидят! Помогать будем, но растят пусть сами. На то они отец и мать.
– Так разве их отец с матерью воспитывают? Тимофеевна же! Она воспитает, как же. С неё станется. Нам же, Вась, с тобой расхлёбывать, помяни мое слово!
– Не суйся, говорю тебе! У Саньки своя голова должна быть на плечах.
– На плечах-то, вроде, сидит, только вот что-то в той голове у него полная неразбериха.
Василий вздыхал, он тоже не понимал сына, зачем уехал, куда понесло его от корней, от друзей-приятелей, от родных улиц и садов, от воздуха, от Ахтубы. Разве может быть человек счастлив, когда его вот так, с корнем, из родной земли вырывают? Это ж как цветок. Сколько он в той вазе простоит? И хорошо ли ему в той вазе? Вот рос он на полянке, может, там и ветер, и дождь, а всё цветок там на своем месте. А на красивом столе, да в антикварном вазоне, да на салфетке кружевной день-два, ну от силы неделя – и нет цветочка. И как Санька такой простой хитрости не понял, не осознал?
И ведь лишил внуков деда с бабкой. Ой, права Зоя про Тимофеевну. Недалекая она баба, Господи прости, чему она ребятишек научить может? Сплетни собирать, да достоинства отца обсуждать: почему столько заработал, а не столько? Правильно говорят в народе, многое от жены зависит. Василий – мужик справедливый. Да, Санька, может, особых звезд с неба не хватал, но рукастый, отец сам его всему научил, в школе всегда грамотами награждался, да и порядочный он, не паскудник какой, это точно. Вот характера не хватает. И тут всё от женщины зависело. И что его на Гальке заклинило. Мало девиц, что ли, было? Просто зла не хватает. Только что теперь говорить, двое ребятишек.
8
Первой сбежала Тимофеевна.
– А ну их! Дети ихние орут, не переставая, дерутся, как бойцы, ну прям в кровь, прям в кровь!
– Свят-свят, – приговаривала Зоя. – Да брось ты, Тимофеевна, это как же так?
– А как? Один возьмет карандаш, другому сразу тоже надо.
– Так что ж родители, на два карандаша не заработали? – аккуратно спросил Василий.
– Да при чем здесь карандаши, это я так, для примера. К тому, что ничего поделить между собой не могут. Особенно Вика, такая вредная. Вот рядом будет такая же игрушка лежать, нет, ей подавай ту, которую Игорёк взял.
– А по-моему, ты, сватья, Вику недолюбливаешь, – Василий пытался разобраться.
– А ты не придумывай, – обижалась Тимофеевна, – мне какая разница. Оба Галькины дети.
И что за манера называть внуков "Галькиными детьми". Можно подумать, что Санька не принимал участия.
– В общем, сами теперь туда поезжайте, я насиделась.
– Так как мы поедем, в однокомнатную квартиру?! – Зоя только охала и ахала.
– Так вы дом продайте! Что-нибудь путное в Москве на всех и купите.
– Так сама и продай!
– Так у меня ж ещё Федька, он из армии вернется, куда ему деваться. Никто ж не виноват, что у меня детей двое, а у вас Сашка единственный, в нём вся жизнь, вот и помогайте сыну! А то вы только разговаривать горазды. Мы то, мы сё.
– Ну ладно, Тимофеевна, как-нибудь разберемся. И потом, работаем мы! – Василий понял, что дело пахнет скандалом.
– Так на пенсию же оба с лета выходите!
– Так это если захотим.
– А куда ж вам теперь деваться?
Разговора не получилось.
Зоя молча убирала со стола, Василий задумчиво шагал по кухне.
– Ну, что скажешь, мать?
– Вась, выходит, задумался про то, что эта нахалка тут брехала?
– А как тут не задумаешься? Раз она говорит, значит, этот вопрос ТАМ обсуждался. Хорошо, что заранее нас предупредила. По своей глупости, понятное дело. Значит, мы будем готовы к ответу.
– Ну, ты же не хочешь сказать…
– Так права она, Зоя, а куда нам деваться… Наш сын, кто ему ещё поможет? Но сами, безусловно, с инициативой выступать не будем, посмотрим. А там уж, как выйдет.
– Уж как выйдет.
Тимофеевна со сроками не угадала. Новоиспечённые москвичи пытались бороться сами, на лето, естественно, привезли детей к родителям, по осени забирать их не торопились. Галина приехала одна:
– Саша приехать не смог, работы много.
– Так как же ты с детьми обратно?
– Мы решили: пусть пока у вас поживут, у Саши сейчас проект хороший идет, совсем времени на детей нет.
– Так это у него проект, а ты? – Василий был страшно недоволен тем, что сын не приехал, не попросил сам; не по-мужски это. Не дело.
– Я тоже выхожу на работу, иначе нам на нормальную жилплощадь не накопить.
– Галя, – Василий говорил на удивление спокойно и рассудительно, – мы с Зоей Александровной ведь не против помочь, кто вам ещё поможет. И Анна Тимофеевна вон вам сколько помогала. Но ты пойми, дети не могут жить вдали от родителей, это неправильно. Пусть Саша много работает, но он должен говорить детям хотя бы "Спокойной ночи".
– Да что вы придумываете, он приходит, они десятый сон видят.
– Не каждый же день!
– Каждый! И вообще, нам виднее, мы так решили, – Галя нервно теребила бахрому на модной юбке. Несмотря на тяжёлую жизнь, выглядела она неплохо. Модные туфли на платформе, затейливая сумочка. А глаза в пол, в сторону, ох, непросто у них там всё.
Василий пытался сдерживаться, он был благодарен Зое за то, что та просто молчала, никак не вступала в дискуссию, этот базар никому не нужен, она верила своему мужу – как он решит, так и будет.
– Ты решаешь сейчас за всех, Галя.
– Не я, ваш сын, – Галя не могла усидеть на одном месте, она вскочила со стула и встала перед свекрами, опершись руками на стол.
– Моего сына здесь нет, – Василий тоже поднялся с дивана.
– А давайте ему позвоним и спросим!
– Галя, мне неприятен подобный тон. Я надеюсь, что завтра Александр позвонит мне, – Василий посмотрел на часы, – в девять часов, я в это время свободен, я с ним поговорю.
– Но он в это время на работе… – начала было Галя.
– А я нет, не мне нужно. Всё, разговор окончен.
На следующий день Саша не позвонил, пришла Галя с билетами в Москву, и они с Зоей начали собирать детей в дорогу.
9
Эту историю Алексей слышал в разных исполнениях. Рассказывала Зоя, рассказывали Зоя с Василием дуэтом, отстаивал свою точку зрения Саша, и вот, сегодня еще одна интерпретация, Галин взгляд на ситуацию.
По молодости Алексей легко влезал в чужую шкуру и всех понимал, и всех было жалко. Сначала жалел Сашку: парень хотел добиться чего-то в жизни сам. Родители в их городе уважаемые люди, никаких особых проблем, всё текло тихо и размеренно. Жизнь расписана на годы вперёд. Сегодня закончил институт, завтра пошел работать на завод, через сорок лет тебя оттуда с помпой проводят на пенсию, потом тот же сад-огород, и в конце вперёд ногами под шум березок на последнее родовое пристанище. Разве же это жизнь? Рутина. А тут Галка, которая сказала: "Хочу! А если ради меня, а слабо?"
Сашка всегда безумно любил жену. Что он в ней нашел? Стервозность в ней проглядывала с детства, вечно нос кверху. Все люди разные, и вкус у них разный. Но Галкино слово было законом. Вот как скажет, так и сделает. Даже задумываться не будет. Он в неё не просто влюбился, он в неё безоговорочно поверил; тоже, нашел истину в последней инстанции. В Москву? Поедем в Москву! Квартиру? Постараемся. Вот только никак не получалась, колесо проворачивалось и проворачивалось, а вперёд – никак. На Братеево всё как-то остановилось. Тогда Сашка ещё не знал, что для каждого есть свой потолок, и перепрыгнуть его нельзя, не пускают. Судьба не пускает, народ местный, воздух – своим не хватает, не лезьте. А как не лезть, когда друг у друга на головах?
Ну, не мог он заработать на большую квартиру никак. И он принял решение купить дом в ближнем Подмосковье. Галка сначала надулась, такой вариант её никак не устраивал: должна быть квартира и только в Крылатском. Ей хотелось повышения статуса, нужно было как-то выбиваться. Но как? Понятное дело, связями. Какие связи у Саши? На стройке или в очереди в продмаге в Братеево? А в Крылатском живут совсем другие люди, там она устроит детей в приличную школу, познакомится с мамашами, начнёт устраивать для детей разные детские праздники. К ним гости, они в гости, так, глядишь, и зацепились. И это Сашино "не получается" – никак не хотело укладываться в её голове. "Не стараешься, не умеешь наладить нужные контакты, не с теми дружишь!"
– Господи, да когда мне дружить, я домой только спать прихожу, и то на полночи.
И тут Саше подвернулся вариант. Как показалось, замечательный. Можно было купить коттедж. Ну, пока не коттедж, коробку, без всяких там коммуникаций. Но на коробку деньги были. А там – сам строитель, где накопит, где займёт, зато у них будет целый дом. Это тебе не квартира.
Саша так загорелся идеей, что даже впервые не посоветовался с Галей, оформил сделку и, гордый, рассказал ей о том, что все деньги вложены. Ей ничего уже не оставалось, как только подписать готовые бумаги.
Он потом долго размышлял: если бы он знал, что реакция будет такой, купил бы он этот дом или нет? Наверное, нет, он же дом в первую очередь для Гали покупал. Её вера в него, её любовь были для него самым важным в жизни.
А здесь… Она так кричала, драла на себе волосы, хватала его за воротничок рубашки.
– Галочка, ну что ты, – растерянно повторял Саша, – ничего же не случилось, мы будем жить в доме.
– Опять? Опять в избе? Ещё корову купишь? – визжала жена. – От чего уехали, к тому и приехали. Быдлом был, быдлом и помрёшь. Нужно было головой думать, когда от тебя детей рожала. Что ты им можешь дать?
От этого разговора всё у Саши внутри перевернулось. Он потом долго старался выкинуть его из головы, и даже получилось; но когда Галя через несколько лет (уже живя в том самом ненавистном ей доме) сказала, что уходит к другому и давно уже любит совсем даже не мужа, а Романова, его непосредственного начальника, тот разговор всплыл вдруг в памяти. До мелочей, до единого слова. Он даже вспомнил, какого цвета лак был у неё на ногтях.
А в тот день уговаривал, убеждал, а Галя всё повторяла:
– Никогда тебе этого не прощу, никогда.