* * *
Прошло несколько томительных минут, и все нити его судьбы опять оказались в руках Лилиан.
Теперь она появилась, улыбаясь; сама вежливость. Быстро и довольно охотно указала Курбанову его, отгороженную с трех сторон дощатыми перегородками и прикрытую массивной вишневой занавесью, кабину…
– Начинаете делать глупости, мистер Мешхеди, – молвила вдруг по-английски. Кажется, у нее это получалось с меньшим акцентом, нежели при общении на русском. – Здесь это не поощряется.
– Кто ваша старшая, Лилиан?
– Только что вы имели честь лицезреть ее. Кстати, официантку, которая будет обслуживать вас, зовут Ниной; а администратора зала…
– Мне наплевать на то, как зовут вашего администратора зала. Я имею в виду не обслуживающий персонал столовой. Кто инструктирует вас по службе? Чьей рукой были написаны записки, которые мне приходится обнаруживать в самых невероятных местах своего пристанища?
– Вот оно что! – едва заметно усмехнулась Лилиан. – Вас упорно интересует, кто именно стоит за мной. Это что, праздное любопытство? Или же вам, во что бы то ни стало, хочется выяснить, чего стою лично я? В чем причина вашего бунта, Курбанов? – резко сменила тон латышка.
– Никакой это не бунт, просто всему свое время.
– Не понимаю: к вам на виллу является красивая женщина. Еду вам подают чуть ли не в постель… Другой, на вашем месте, использовал бы всякую возможность, чтобы отказаться от визитов в столовую. Даже в такую элитную, как столовая "Лазурного берега". Вы же являетесь сюда, поднимаете всех на ноги, самым позорным образом засвечиваетесь.
– Вы так и не ответили на мой вопрос, – прервал ее монолог Виктор. – Кто автор записок?
– Можете считать, что я.
– Неправда.
– Почему неправда? Вы что, видели мой почерк? Проводили графологическую экспертизу?
– Чутье подсказывает.
– Ах, ну да, конечно, чутье разведчика! Как же я недооценивала вас, сэр, – уже откровенно издевалась Лилиан.
– И все же записки составляла другая женщина. Мне хочется видеть ее.
– Хотите выразить восхищение ее почерком? Восхититься им, как восхищаются почерками японских каллиграфов?
Курбанов замялся, не зная, что ответить. Конечно же важно было выяснить, не маячит ли за Латышским Стрелком та брюнетка с "раскосой, – как поется в одной песенке, – улыбкой". Однако кое-что удерживало его от прямого вопроса. Прежде всего – нежелание показывать, что он раскрыл слежку. И потом, Виктор был уверен, что правды Лилиан все равно не скажет. Зато запросто может приревновать.
– То есть ответить вы не готовы. Но вы хоть понимаете, что, явившись сюда, даете понять, что наши отношения не сложились?
– Не сложились наши с вами отношения?! – наигранно изумился Курбанов. – Да кто в это поверит?! Вы, с вашей нежностью и незакомплексованностью!..
– …А это обстоятельство способно навредить не только мне, но и вам, – сочла Лилиан его монолог совершенно дурацким. – Причем неизвестно, кому больше.
– Честно говоря, я не думал, что это способно навредить кому-либо.
– Что же касается той, которая – как вам грезится – стоит за мной… Не мучайтесь, майор. Увидев эту даму, вы ужасно разочаруетесь. Более чем почтенная дама из известного вам управления, которой лично на вас в принципе глубоко наплевать и которую вы интересуете лишь как сотрудник, агент для особых поручений или что-то в этом роде.
– Вот такой вот умилительный портрет с натуры? – с недоверием взглянул он на Лилиан, однако латышку это не смутило.
– Я представлю ее, как только она позволит, и тогда вы убедитесь, что я более чем права. Это я вам говорю уже как женщина. Так что придется с этим смириться. Как и с тем, что работать с вами пока что приказано мне, – голос ее стал жестким и повелительным. – Или, может быть, вы решительно против? В таком случае я откажусь от столь неудачного поручения, и к вам приставят вон ту толстушку, – указала на бедрастую крашеную блондинку, кстати, вовсе не толстушку, а нормальную русскую бабу "при грудях и при ноге", лет эдак под сорок. – Не думаю, что жизнь ваша затворническая станет от этого светлее и разнообразнее.
"А ведь опасается, как бы я и в самом деле не дал ей отвод, – убедился Курбанов. – Судя по всему, она находится не в самых лучших отношениях с начальством. Определенное недоверие к ней возникает уже хотя бы в силу ее прибалтийского происхождения, тем более что историческая родина Лилиан уже давно стала "забугорьем". Так что мой конфликт с этой женщиной, мое нежелание работать с ней, могут быть кем-то истолкованы, как недоверие, и использованы против нее. Латышский Стрелок предвидит такое развитие событий, и теперь пытается упредить его".
– Мне понятна ваша нервозность, Курбанов: хочется знать, почему вы оказались на "вилле". Почему на "вилле" оказались именно вы. И что за этим скрывается.
– Когда вас знакомили со мной как подопечным, то должны были предупредить, что я редко поддаюсь нервозности.
Только теперь Лилиан несмело присела по ту сторону стола и придирчиво проследила, как бедрастая блондинка сервирует его.
– Там действительно было сказано, что вы отличались особым хладнокровием. Уверена, что в прошлом так оно и было.
– В прошлом? А что изменилось? Слишком постарел, что ли?
– Да, майор, не обольщайтесь, и постарели – тоже. Но дело не только в этом. Тут вступает в силу чисто человеческий фактор.
– Раньше он проявляться не мог?
– Ситуация была иной. Впредь вам придется действовать не столько за рубежом, сколько в собственной стране. Где вы тоже все явственнее будете чувствовать себя чужаком. Это я так, в порядке предположения.
Виктор заметил, что теперь и она тоже волнуется (срабатывает человеческий фактор?), а потому акцент ее становится заметнее. И тут же поймал себя на том, что акцент этот ему все больше нравится. Как, впрочем, и сама женщина. Если бы в первый же день их знакомства она попыталась поговорить с ним таким вот, человеческим, языком, возможно, их отношения сложились бы иначе.
– Какое уж тут предположение? Именно так, как чужаку, мне, судя по развитию политической ситуации, и суждено действовать.
Лилиан вновь промолчала, дожидаясь, пока блондинка поставит на стол его завтрак, и только потом поднялась.
– А мне почему-то кажется, что, как бы она, эта "политическая ситуация", ни развивалась, лично вам жаловаться на судьбу не придется, – молвила она вполголоса.
– Вы так считаете? – тоже перешел на полутона Курбанов.
– Уверена, майор. Если, конечно, наберетесь терпения, и уже сейчас, на начальном этапе, не наделаете глупостей.
Курбанов прекрасно понял, что она имеет в виду, как понял и то, что ему сделали первое серьезное предупреждение.
– Постараюсь, мисс…
– Валмиерис, – механически подсказала женщина.
– Мисс Валмиерис.
– Да уж, постарайтесь, сэр, – перешла Лилиан на английский. – Это в наших с вами общих интересах.
– "Наших с вами"?
– Уточнять каждое молвленное собеседником слово – не лучший способ ведения диалога.
– Зато испытанный метод получения дополнительной информации. Я ведь не ослышался, вы сказали: "В наших с вами интересах"?
– Не ослышались, – …и, перехватив взгляд майора, Лилиан выразительно повела глазами по стенкам кабинки, предупреждая: "здесь все прослушивается".
В ответ Курбанов столь же выразительно кивнул. Предупреждение о подслушивании еще более укрепляло их союз.
– Могу сказать только одно: вам, лично вам, достался не самый худший жребий. У вас будет особое задание, совершенно не похожее на все предыдущие. Возможно, вам даже следует позавидовать. И, не сомневайтесь, завидовать будут, да еще как! – белозубо улыбнулась Лилиан, кажется, впервые с тех пор, как они познакомились. – Но мой вам самый ценный совет: впредь здесь не появляйтесь. Ваше сегодняшнее появление – одна из непростительных глупостей.
– Но ведь вы же сами предложили мне выбор.
– Выбор предлагают чаще всего тогда, когда у вас уже не остается никакого выбора, майор. Неужели вы так до сих пор и не усвоили эту примитивнейшую из истин?
36
Когда они вышли из столовой, Лилиан, как бы между прочим, сообщила, что на рассвете весь состав охраны пансионата сменили на бойцов спецназа, каких-то чернобереточников, причем саму охрану увеличили до пятидесяти человек.
– Как мне удалось выяснить, – поведала она, – это – бойцы из нового, только что специально для Крыма созданного подразделения "Киммериец", которое временно базируется в северной, предгорной части пансионата, в уплотненном общежитии охраны и техперсонала. К слову, у чернобереточников свой выход за пределы территории, от которой они ограждены забором.
– Но подчиняется-то "Киммериец" уже украинским властям?
– Судя по всему, нашему родному разведуправлению. Украинцы здесь ни при чем. К сведению, пансионат находится во всесоюзном ведении; мало того, с некоторых пор вся его недвижимость, а также территория, пребывают под юрисдикцией Российской Федерации.
– Очевидно, с очень недавних пор… – предположил майор.
– Есть люди, которые способны правильно прогнозировать развитие политических событий на длительное время.
– И кто же командует этим отрядом?
– Вы, майор Курбанов.
Виктор повертел шеей так, словно разминался перед схваткой, и недоверчиво пробормотал:
– Кто бы мог предположить…
– В общем-то, реально, с момента формирования, командует подразделением капитан Романцов, который является заместителем командира; однако приказ о вашем назначении уже есть. В казарме вам отведена комнатка, в которой пока что обитает ваш заместитель. Она же служит и штабом.
Виктор остановился настолько резко, словно натолкнулся на какое-то непреодолимое препятствие. Но взгляд, которым он пытался пронзить Латышского Стрелка, не сработал, отбив его голубизной своих глаз, словно щитом, она пошла дальше.
– Почему я узнаю об этом от вас, Лилиан?
– Потому что, кроме пяти десятков "киммерийцев", которые томятся сейчас в казарме, есть еще три бойца – два снайпера и вы, которым до боевой тревоги позволено курортничать на общей территории "Лазурного берега". Впрочем, уверена, что официальный звонок от полковника Бурова тоже последует. После обеда уже можете принять командование "Киммерийцем" и лично руководить тренировкой его бойцов. Так что, – сдержанно и тем не менее озорно улыбнулась Лилиан, – будем считать, что на сей раз я вас удовлетворила? Точнее, ваше армейское любопытство?
– Пока что – только армейское любопытство. Теперь по крайней мере появляется хоть какая-то ясность.
Женщина показала Виктору тропинку, по которой быстрее всего можно было достичь калитки, ведущей к казарме "киммерийцев", и сказала, что на столе лежит бумажка с номерами телефонов, которые позволят ему связаться с капитаном Романцовым и дежурным по подразделению.
– Так, может, мне сразу же перебазироваться в казарму?
– Ни в коем случае! – резко возразила Лилиан. – Подразделение – это временное. У вас же – своя, особая, программа подготовки, свое предназначение. Вы должны находиться там, где вам было приказано. До казармы – пять минут ходьбы, при любой спешке не опоздаете. К тому же в случае тревоги в вашем распоряжении будет легковая машина.
– Но я привык лично проводить тренировки.
– Длительное время Романцов был инструктором школы сержантов воздушных десантников. В его подчинении – еще три бывших инструктора: по штурмовой тактике, снайперскому мастерству и рукопашному бою. Мало того, большая часть отряда была пропущена через Афганистан.
– Ничего не скажешь, подбор солидный, – качнул головой Курбанов.
– А какой смысл пользоваться услугами новобранцев, – демонстративно пожала плечами Лилиан, – когда вокруг столько обученного, обстрелянного люда? Больше было разве что после Второй мировой.
Лилиан не ошиблась: как только он вошел в свой номер, тут же зазвонил телефон.
– О появлении в пансионате группы "Киммериец" ты, очевидно, уже знаешь, – услышал он голос Бурова, как всегда, упускавшего приветствия.
– Только что узнал от Лилиан.
– Точно, есть у нас такая – старший лейтенант Лилин Валмиерис, к слову, прекрасный снайпер, от Бога, если только позволительно так выражаться о снайперах. Как она там, не слишком раскомандовалась?
– Ну, мы не так часто общаемся.
– Не темни, Курбанов, не темни… Но помни, что имеешь дело с прибалтийкой и что характер у нее нордический.
– Я это уже заметил, – сухо молвил Виктор. Ему неприятен был этот разговор. Он вообще терпеть не мог, когда речь заходила об одной из знакомых ему женщин. С кем бы то ни было. – Вернемся к отряду. Каково предназначение "Киммерийца"?
– После того как в Москве все уладится, основная, отборная, часть его, человек тридцать, останется – в виде охраны, водителей и прочих сотрудников пансионата – в твоем распоряжении. Но к этому разговору мы еще вернемся. Пока же ты со своими "киммерийцами-чернобереточниками" понадобишься нам здесь… Причем очень скоро, возможно, уже завтра или послезавтра.
– Речь идет о Доросе? – заинтригованно уточнил Курбанов.
– О нем. Это недалеко от пансионата. В твоем распоряжении постоянно будут находиться автобус, две крытые армейские машины и "Волга". Как только по телефону или по рации, которую тебе до вечера установят в номере, послышится дважды повторенный условный сигнал – "Внимание: "киммерийский закат"", мгновенно сюда.
– Будет выполнено, товарищ полковник.
– С отрядом, я так полагаю, ты еще не знакомился?
– Никак нет, сейчас направляюсь в казарму.
– На базу, майор, на базу, – проворчал Буров. – Какая казарма? Пансионат как-никак… Присмотрись к отряду и доложи о впечатлении.
На базе Курбанов обнаружил только дневального. Как оказалось, весь отряд занимался неподалеку, в созданном в небольшом ущелье и обнесенном трехметровым забором тренировочном центре пансионата, в котором в свое время проходили подготовку обитатели "Интернационаля". На поверхности центр особо не блистал, так, обычная спортплощадка; зато в бетонном подземелье здесь имелись тир, имитационный минерный отсек и "кукольный" тренажерный зал, с "неваляшками" и манекенами, подвешенными на резиновых растяжках.
– Ну, кто так мечет ножи? Кто так мечет?.. – уже даже не возмущался, а безрадостно изумлялся капитан Романцов, наблюдая, как трое девушек-чернобереточниц пытаются поражать нарисованные мелом на дощатой стенке человеческие фигуры. Все они стояли спиной к калитке, и не сразу обратили внимание на рослого мужчину в легком тренировочном костюме.
– Мы с ружья пулей стреляем, однако, – пыталась усовестить его одна их снайперов, по внешности смахивающая на якутку. – Ножами не стреляем.
– Вы у меня еще и камнями из пращи стрелять будете, – пригрозил капитан. – Снайпер – он и есть тот самый "один в поле воин", а посему – всеми видами оружия, вплоть до собственных ногтей и зубов.
Когда Курбанов представился, капитан хотел объявить общее построение, однако тот скомандовал: "Отставить! Продолжать занятия". Сам Романцов особого впечатления не производил – явно за сорок, среднего роста, худощавый, с запавшими щеками… И только кисти рук поражали своей объемностью, да толщиной вен, из которых были "сплетены", как из синих канатиков. А еще улавливалась в жилистой фигуре какая-то скрытая, природная сила, которая внешне вроде бы никак не проявлялась.
Показательно вонзив в грудь силуэта девять ножей из десяти, майор попутно выяснил, что якутка Илия, потомственная охотница, только что вернулась из "азиатской командировки", а ее подруги, "афганки" Анна Аз и Анна Буки, как называл их для себя капитан, успели пройти через курсы медсестер и минеров. Теперь они оттачивали свой универсализм в отделении амазонок-телохранительниц, которое Романцов рассчитывал пополнить и которое как раз и должна была возглавить Лилиан Валмиерис.
В тот же день Виктор успел потренироваться с группами, которые, раздельно, под командованием инструкторов, занимались рукопашным боем, установкой мин и оказанием первой медицинской помощи в бою. В целом, составом группы майор остался доволен. Когда он доложил об этом Бурову, полковник фыркнул:
– Еще бы ты оставался недовольным! Таких рейнджеров тебе подобрали… Кстати, только что Лилиан подсказала мне механизм легализации этих парней, их адаптации в крымские реалии. Предложила создать частную охранно-детективную фирму "Киммериец", которая взяла бы под свою опеку "Лазурный берег" и ряд других объектов. А, как тебе такая идея?
– Лилиан, как всегда, не по чину и возрасту мудра.
– Что и засвидетельствовано ее предложением назначить президентом фирмы известного тебе майора Курбанова.