Часть VII. Брат и сестра
Они приехали в дом затемно. Он подкинул брикеты угля в камин, растопленный заранее прислугой, женщиной лет сорока с обычным именем Лаура, и сразу переоделся в спортивный костюм, а сестра, как подобает её происхождению даме, облачилась в вечернее платье. Они хоть и были родными, и даже очень похожими внешне, но это была только внешняя схожесть. Во всём остальном это были два совершенно противоположных человека.
Он вырос в христианской семье, она – в католической. Да и не только в этом было различие. Он рос в бедной многодетной семье. Что такое голод – знал не понаслышке. Было даже время, когда в тридцатиградусные морозы он шел в школу лишь в одном свитере. У мамы просто не было денег, чтобы купить даже куртку. Она тянула их одна. Денег постоянно не хватало. Сестра выросла единственным ребёнком в семье. Выросла в роскоши, получив очень хорошее светское образование. У неё в доме даже холодильника никогда не было. Не было понятия: хранить продукты или покупать их про запас. Прислуга утром покупала всё на один день.
Лишнее просто выбрасывалось либо отдавалось всё той же прислуге. Когда прислуга была выходная, ходили на обед и ужин в ресторан, завтрак заказывали на дом.
Вот теперь эти два разных, но внешне похожих человека ужинали и мирно беседовали, сидя напротив друг друга за длинным столом.
– Ты так и не женился во второй раз? – полюбопытствовала сестра.
– Да нет, Тамарушка. Хотел, даже влюбился как мальчишка, но мне сказали, что я уже слишком стар, – грустно улыбнулся он.
– Ты стар? Не смеши меня. Просто твоя пассия тебя не любила. Ей что-то было нужно от тебя, а ты, видимо, этого ей не дал. Не оправдал её надежды, вот и дали тебе от ворот поворот. Не знаю, как у вас там всё было, но виноват ты сам. Скорее всего, бегал за ней, ухлёстывал. А бегать не надо. Надо просто взять за руку и вести в ЗАГС. Женщины не любят долго думающих. Напор и натиск. Вот оружие мужчины против нас. С другой стороны, это хорошо, что тебя сразу послали. Было бы хуже, если бы женился, а она бегать стала по другим. Насильно мил не будешь. Женщины, когда любят, любовью не бросаются. Они за любовь, если она настоящая, на край света пойдут. Только не говори, что жён декабристов больше нет. Есть. И много. Ради любви даже детей своих бросают.
– Мне такую, увы, не довелось встретить… Это я для неё готов на что угодно пойти…
– Вот и дурак, братец! Не любим мы тряпок мужиков. Сразу начинаем ими помыкать. Мужчина должен быть с характером, понимаешь?
– Понимаю, – кисло улыбнулся Барчук.
– А раз понимаешь, брось печаль тут разводить. Я тебе найду тысячу невест, выбирай только. У меня половина подруг разведенных и не замужем. Мало будет моих, племянница тебе поможет. Там круг девиц на двадцать лет помоложе и замуж ещё более охочие…
– Хватит с меня молодых. За глаза одной хватило.
– Ой, не зарекайся. Жизнь порой такие сюрпризы подкидывает. С ума сойти просто!
– Ты знаешь, – он, словно, замялся, – дочку хочу. Маленькую. Чтобы бегала по комнате, везде свой нос совала, вопросы задавала, про то, про это… Я сумасшедший?
– Да нет, я сама порой думаю об этом. Это нормально. Дети – это здорово! Так возьми, удочери. В чём дело?
– Пробовал. Нужна полноценная пара, вернее семья, и старый я уже.
– Заладил: старый, старый! Какой ты старый, если дочь хочешь и жениться? Женись и удочери, если жена рожать не захочет.
Но Барчук уже не слушал сестру, он словно отключился от этого мира и погрузился в свой. Погрузился в воспоминания. Память всё же вернула ему то, что недавно отобрала. Память вернула ему воспоминания о двенадцатилетней девочке, ставшей ему почти дочкой.
Часть VIII. Злата
…Он и напарник ещё ночью пробрались в это село и забрались в полуразрушенный дом. Видимость была отсюда плохая, и они высматривали себе новое место, чтобы вечером перебраться туда. Группа ждала недалеко, в балке, поросшей березняком. Задание они уже выполнили и возвращались. В село зашли, только чтобы собрать информацию, которой порой так не хватало. Их внимание привлекла девчушка, лет двенадцати, прыгающая во дворе дома через резинку, растянутую за четыре колышка, вбитых в землю. Войны словно не было и в помине. Вышла женщина из хаты и позвала девчушку в дом. Вскоре малая снова появилась во дворе и стала прыгать. Солдат, видимо, не было. Стояла полнейшая тишина. Барчук переоделся в обычную, повидавшую многое и изрядно изорванную одежду. Через минут семь он уже разговаривал с девчушкой. Злата, так назвалась девочка, быстро и не боясь, стала охотно щебетать с ним. Солдат тут и вправду не было уже два дня, она живёт с соседкой. Родители погибли в автокатастрофе семь лет назад, а бабушку с дедушкой похоронили месяц назад. Погибли во время артобстрела. Теперь живёт с соседкой, тёткой Варварой. Это было ещё в начале лета. Через полгода после освобождения села он снова приехал туда, чтобы спросить Злату, не захочет ли она стать его дочкой. Он уже подходил почти к знакомой хате, когда начался артобстрел. Снаряды ложились прицельно, как по хорошо пристреленной мишени. Они ровно примерно через каждые 10–15 метров оставляли воронку за воронкой, точно вдоль улицы, поднимая в воздух желтое облако пыли. Какой-то холод, словно страх, зашёл в его душу. Сердце словно защемило. Он бегом побежал к хате.
…Злата лежала ничком к земле, неудобно подвернув ногу под себя, прижав телом всю ту же резинку. Тётка Варвара лежала почти рядом, под обломками хаты. Девочка была ещё жива, она улыбнулась ему и кровь хлынула горлом. Слёз у него не было. Он не умел плакать. Всё слёзы остались там, в его детстве. Он стоял на коленях и стонал. Стонал, словно раненый зверь, которого загнали в угол. Стонал от боли в груди, от бессилия что-то сделать и повлиять на ход событий. Он бережно опустил маленькую златокудрую головку девчушки на землю, осторожно подстелив под голову снятую куртку, боясь словно разбудить девочку. Дул промозглый, холодный ветер, но ему было жарко. Жарко, словно в аду. Это и был ад. Ад, созданный другими людьми, для таких точно, как они сами. Не понимая, что за всё придёт час расплаты…
…Недавно одна его знакомая, поэтесса из Москвы, спросила, какова его жизненная позиция? Она глубоко уверена, что Украина ведёт правильную войну за освобождение своей территории. Да он и сам за целостность Украины, Украины светлой, великой, но не фашисткой, да ещё в центре Европы. Да и что он мог ответить человеку, понятия не имеющему, что такое война? Она её видела только по телевизору, а надо тут воздух почувствовать, надо тут всё это увидеть. Надо просто посмотреть в стеклянные, словно зомбированные глаза солдат АТО и посмотреть в живые, не утратившие душевной теплоты глаза ополченцев. Все точки для себя можно расставить, только побыв тут. Внутри всех событий. Как можно считать людей преступниками, лишь за то, что они хотят говорить на родном языке, соблюдать обычаи предков, помнить свой род, своих предков, свою веру, жить свободными, а не рабами? И не дай Бог никому увидеть растерзанное снарядом тельце своего ребёнка или близкого человека. Не дай Бог…
Это было последнее событие, которое словно полностью опустошило всю его душу. Он две недели после этого не мог никого вообще видеть и слышать. Тишина и покой. Только тишина и покой. Под Тверью в глухом лесу жил один из его друзей, вот туда он на месяц и уехал.
– Братец! Ты тут? – услышал он, словно сквозь сон, голос сестры.
– Здесь, Тамарушка, где же мне быть.
– А мне показалось, что ты за столом заснул…
– Показалось! Чай приготовить?
– Нет, пожалуй, но от кофе со сливками не откажусь.
– Сейчас сварю, Тамарушка!
Он поднялся и пошёл на кухню, через минут десять он вернулся с подносом в руке.
– Готово! Из сладкого чего-то хочешь?
– Нет, спасибо, только кофе и сливки.
– Ну и ладушки, – он снова улыбнулся своей детской улыбкой, и глаза вновь отразили небесную синь.
Часть IX. Встреча
Воскресение. Он сидел и перебирал почту, которая продолжала идти на имя его отца. В звонок позвонили. Прислуга выходная, и он нажал кнопку видео от калитки. Камера показала стоящий перед воротами РАВ 4, в силуэте лобового стекла которого он увидел свою племянницу Веронику, машущую перед объективом камеры рукой. Рядом сидела ещё одна девица или дама. Солнце бликовало по стеклу, и трудно было разглядеть, кто это. Видимо, одна из подружек.
Барчук здесь, в Таллинне, жил уже третью неделю. Завтра надо вылететь в Москву. Бывшая супруга попросила оформить две дачи на детей, и он дал свое согласие. Вот теперь с нетерпением ждал отъезда, потому что две недели подряд, его сестра и племянница каждый день по очереди привозят на "смотрины" своих подруг. Он это понял уже на третий день "смотрин". Двух привезли даже замужних. Он с улыбкой смотрел на их "заботу о нём", но чтобы не обижать женщин, говорить ничего им не стал, а просто играл роль послушного мальчика.
Он подошёл к камину и, уложив поленья, облил жидкостью для розжига. После поднесения зажжённой спички, над дровами появилось танцующее пламя. Оно становилось всё больше и больше. Барчук закрыл стекло, и камин загудел и словно ожил. За этим занятием и застала его племянница с той, которую она привезла. За спиной послышались их шаги и весёлый голос произнёс:
– Привет! Познакомься, моя подруга. Вайми! А это брат моей мамы, – последние слова были адресованы уже подруге.
– Очень приятно! – услышал он, когда поворачивался к девушкам лицом.
– Мне тоже. Вайми! Удивительное имя! – произнёс Барчук, делая вид, что совершенно не знаком с хозяйкой имени.
Девушка, увидев его, смутилась, но, быстро справившись с волнением, произнесла:
– О вас столько мне Вероника рассказывала, что приехала посмотреть на столь неординарную личность.
– Думаю, она приукрасила, женщины, которые любят кого-то, всегда приукрашивают объект любви. Я хоть и не объект любви Вероники, но всё же её дядя. Поэтому думаю, что это распространилось и на меня. Чтобы создалась полная картинка, нужно найти женщину, ненавидящую меня. Сложить оба высказывания и вывести золотую серединку.
– Есть женщины, которые ненавидят Вас? – улыбнулась, после долгого напряжения девушка.
– Конечно, есть. Я ведь простой смертный с кучей смертных грехов. Что делать? Грешен, матушка, грешен! – улыбнулся Барчук, – кофе, чай? Что будете?
– Зелёный чай, если можно.
– А мне, дядюшка, кофе с молоком! – произнесла с кресла Вероника.
– Рекомендую со сливками. Молоко нужно пить отдельно, иначе оно провоцирует хронические заболевания.
– Вот бы никогда не подумала, но раз ты рекомендуешь, то я согласна на всё.
– Ну, и ладушки!
После чая с кофе Вероника попросила его сделать шашлыки, сказав, что всё необходимое она купила и всё это на кухне. Шашлыки можно было приготовить, пока матери её не было дома. Сестра Барчука уехала к друзьям в город. Приезд её ожидался не раньше вечера. Сестра не любила, когда на даче разводят костры, да и вообще сам дым её раздражал. Вероника наоборот, любила костры, а шашлыки, которыми раньше в детстве баловал её дядя, просто обожала. Вот и попросила его снова, как в детстве, приготовить шашлыки. Барчук сходил в подвал, взял там мешок с углём и пошёл во двор. Там он высыпал уголь в стационарный мангал и разжёг. Как уголь нормально разгорелся, Барчук пошёл на кухню в дом. Там он быстро нарезал порционные куски из филе осетра, заправил перцем и солью и, нанизав на шампуры, чередуя с кусочками болгарского перца, сложил их в ведро. Затем почистил несколько самых маленьких картофелин, помыл три кисти черри, зелень, достал баночку с кунжутом и початую бутыль белого вина и, прихватив, всё это вернулся к мангалу. Через полчаса все аппетитно поглощали общее творение Барчука и мангала, заедая помидорками и зеленью. Вскоре девушки уединились, а через пару часов в кабинет к Барчуку зашла Вероника и попросила, сославшись на свою усталость, отвезти Вайми домой.
– Я не виновата, я даже не знала, что ты её дядя! – первое, что произнесла Вайми, сев в машину.
– Привет ещё раз, как ты, всё хорошо? – внимательным взглядом окинул её Барчук.
– Да всё хорошо у меня, но я, правда, не виновна.
– Я же тебе ещё слова не сказал, а ты, словно девочка маленькая в детском садике, оправдываешься.
– Просто ты можешь подумать обо мне, чёрт знает что, а ведь не такая, я серьёзная женщина. У меня между прочим двое детей. Свой бизнес. Свой муж…
– Вайми, ты опять не о том. Ты хоть меня слышишь? Или только себя? Я ведь тебя ни о чём не спрашиваю, ни о чём том, что ты мне сейчас навязываешь. Я просто тебя спросил, у тебя всё хорошо? Для меня это важно. Понимаешь. Дети – это тоже важно. Хочешь, заедем, купим им подарки? А работа, бизнес, муж – это всё твоё. И что я о тебе должен думать? Ты для меня замечательная женщина, которая подарила мне замечательные минуты своего времени. Спасибо, Вайми! А всё остальное не важно. За подарками едем?
– Нет, у них всё есть, да и как я мужу объясню их появление без причины?
– Тоже верно, – улыбнулся Барчук.
– В какую сторону едем? Где твой дом?
– Нет, правда, ты не думай, что какая-то взбалмошная или распутная. Со мной это тогда в поезде впервые в жизни произошло. Я сама долго думала над этим и до сей поры не пойму, как это могло быть. Просто в тебе что-то есть такое, что притягивает, как огонёк мотылька. Я ведь никогда мужу не изменяла, а тогда просто, словно в меня бес вселился. Может, это с каждым так бывает? А?
– Забудь ты про всё. Было и прошло. Не терзай себе душу. Я завтра снова уеду. Когда приеду, не знаю. Ты хорошая. Очень хорошая женщина. Меня тоже тянет только к хорошим и тоже не знаю, что тогда на меня нашло. Но я рад, что это произошло, рад, что познакомился с такой замечательной девушкой. Спасибо тебе!
Он нагнулся и, аккуратно взяв её руку, с нежностью прикоснулся губами. Не доезжая одного квартала до её дома, по просьбе Вайми, Барчук высадил её. Через полчаса он был снова в доме отца. Вечером следующего дня Барчук был в Москве у сына, а наступившее вслед утро застало его по дороге к даче.
Часть X. Мужское ремесло
Он буквально на пару часов заскочил к себе на дачу. Нужно было составить завещание, а для этого не хватало документов на дачу. Они были на втором этаже в библиотеке, среди фотографий и остальных документов.
Поднявшись туда, он услышал звонок в дверь. Странно, к нему никто не должен был приехать, да и позвонили бы по телефону, а не в звонок. Барчук подошёл к окну и посмотрел вниз. Обычно все кто звонят, нажимают кнопку звонка и отходят от двери, чтобы посмотреть, не зажёгся ли свет где, не открылось окно или ещё что-то. В надежде, что звонящий отойдёт от калитки, Барчук и посмотрел в окно. У калитки перед въездными воротами стоял паренёк. Это был соседский сынишка, соседей через один дом. Они почти никогда не общались, только здоровались при встрече на улице и всё.
Барчук спустился вниз, подошёл к калитке и открыл её. Мальчишка, видимо, уже отчаявшись дождаться кого-то, понуро шёл к своему дому.
– Привет, ты чего-то хотел?
– Здравствуйте! – обрадованно подбежал к нему мальчик, – да тут такое дело, не знаю, как вам и сказать, – паренёк замялся, но продолжил, – у меня собака, кажется, умерла. Я не знаю, что теперь делать. Я увидел, что вы подъехали на машине, вот и зашёл к вам.
– А папка с мамкой на работе? Хотя вы же в Москве живёте!
– А вы не знаете? – он снова замялся, – отец в том году в гололёд разбился на машине насмерть, а мама в больнице уже почти месяц. Болеет. Двухстороннее воспаление лёгких у неё.
– Не понял? Так ты что? Один? А почему не в Москве?
– С котёнком и Шариком, да Шарик, кажется, умер. В Москве есть нечего, а тут в погребе картошка, морковь. Банки с компотом.
– Котёнок ведь картошку не ест, его, чем кормишь? А школа?
– Уже ест. Я топлёного масла ему добавляю, вот он и ест. А школу прогуливаю, – мальчишка снова потупил взгляд.
– Идём! Хотя стой, ко мне вначале идём, если не возражаешь.
– Да нет, не возражаю, а зачем?
– Я ещё не завтракал, и если твой Шарик умер, то похороны дело хлопотное. Зима! Когда я ещё поем? Чай будешь?
– Чай? Чай буду, а так я сыт, я уже поел, когда уходил.
– Вот видишь, ты, брат, поел, а ещё голодный с самой Москвы.
Они закрыли калитку и зашли в дом. Печь вовсю полыхала, но Барчук вытащил из-под стола электроплиту, а из шкафчика чайник. Продукты он ещё не успел убрать в холодильник, и они все лежали на столе и на одном из стульев. Увидев до боли знакомый голодный взгляд подростка, Барчук произнёс:
– Извини, тебя как величать?
– Игорь.
– Игорёк, бутерброды сможешь нарезать, я пока пойду лопату найду, землю-то надо чем-то выкопать. Хорошо? Только осторожно, нож очень острый, мне его мой друг выковал, им даже можно стекло резать. Пользуйся, пока я схожу, – Барчук вынул из чехла на поясе нож и рукоятью вперёд от себя положил на разделочную доску, – нарезай, да побольше. Надо будет хорошо заправиться.
– Ух ты, – восторженно произнёс Игорь, – красивый, и лезвие всё в узорах!
Барчук вышел и пошёл в кирпичный сарай, расположенный возле въезда на дачу. Лопата стояла на своём месте в углу. Лет десять назад он пару сезонов работал на одном из московских кладбищ. Рыл могилы. Другой работы тогда просто не нашлось. Это была не простая лопата, а по спецзаказу. Титановая и очень острая. Лёд, камни, асфальт. Эта лопата перерубала всё. Зима, сейчас она как ни кстати. Кроме лопаты, он взял канистру с соляркой и две старых шины, из которых хотел сделать кресла в огород. Затем подошёл к входной двери в дом и посмотрел на часы. Всё, пора. Даже если мальчишка и откажется с ним поесть, то, скорее всего, он поел сейчас, пока Барчука не было в доме. Но много тоже нельзя давать ему есть. Долго не употреблявший белка в пищу сейчас может получить белковое отравление. Лучше через часика четыре покормить его ещё. Постучав по ступеням лестницы погромче, словно обивает обувь от снега, Барчук зашёл в дом. Ну, слава богу, мальчик поел! От зоркого взгляда не ускользнуло уменьшение ветчины и недостача хлеба.
– Ну, что, брат! Нарезал бутербродов?
– Ага! – вслед словам Игорёк мотнул головой.
– Ну, и ладушки. Сейчас чай заварю и покушаем.
– Да я сытый, я же вам говорил.
– Я помню, брат, помню, я про себя. А тебе только чай. Ты с курагой или с вареньем. Я просто сахара не держу тут. Извини.
– Я дома с вареньем тоже пью. С курагой ещё не пробовал.
– Вот и отлично, будь как дома. Пей с вареньем, но не забывай, что в гостях! А значит, закусывай курагой. – Барчук улыбнулся.
– Хорошо! – в ответ улыбнулся гость.
Через полчаса они стояли у входа в гараж соседей. Прямо у двери лежал истощавший и, по-видимому, от голода умерший Шарик. Пёс окоченел уже давно. Недостаток еды и холод сделали своё дело.
– Ты давно его кормил, только не обманывай?
– Две недели назад, а потом он стал кидаться на меня, я просто боялся к нему зайти. Я еду готовил, приносил, а он как волк кидался на меня. Я просто не знал, что мне делать.