Глава 49
По улицам села несколько дней подряд скрипели плохо смазанными колесами телеги. Комнезамы заходили в каждую хату. Как воронья стая, рыскали по хатам, хлевам, кладовым, выискивая зерно. Хлеб забирали у всех без исключения: и у колхозников, и у единоличников, и у стариков, и у больных. В каждой хате знали, что придут и к ним, но не все верили, что заберут последнее. Кто успел что-то припрятать, тому повезло. Доверчивые рассчитались с государством последним. Скрипучие подводы свозили полные мешки на колхозный двор. Зерно сложили в амбар, нацепили на дверь большой навесной замок, а в тот же день под вечер выставили стражу из вооруженных военных.
Село гудело, как растревоженный улей. Кто-то бросался на мешки с криками "Не отдам!". Напрасно. Забирали. Другие проклинали активистов на чем свет стоит, некоторые молчали, удерживая ненависть в своей душе. Нашлись и такие, кто сам отдавал да еще и предавал соседей, зная, где те спрятали зерно. Временами люди собирались кучками, чтобы поговорить и обсудить, у кого сколько изъяли. Но преимущественно разговоры велись по хатам, за закрытыми дверями.
С первого дня работы активистов в селе умерло доверие людей друг к другу. Даже те семьи, которые до недавнего времени дружили, стали осторожными в общении. Почти каждый ночью прятал зерно, не будучи уверенным в своих знакомых. Разве что близкие родственники могли полностью довериться друг другу.
Не обошли активисты и семью Черножуковых. Накануне, глухой дождливой ночью, никто из них не спал. Павел Серафимович, Василий и Варя насыпали зерно в деревянные бочки, чтобы закопать в землю. Хорошо, что зима замешкалась и земля не промерзла. Меся грязь ногами, они закопали бочки в разных местах огорода. Один мешок с рожью Варя с мужем закопали в коровнике, под яслями. Посоветовавшись, оставили в кладовой по одному неполному мешку, ведь все равно не поверят, что ничего нет.
Нагрянули всем активом, оставив Михаила на улице возле лошади. Ганнуся зашла первой: она не только хорошо знала, где находится кладовая, но и где что лежит. Она раздобыла красную косынку и была похожа на комсомолку с плаката, висевшего в помещении колхозного правления. Девушка насмешливо посмотрела на Варю, на Павла Серафимовича. Наглая и довольная улыбка была на ее лице, когда она, чувствуя себя хозяйкой жизни, настежь отворила двери, приглашая непрошеных гостей.
– Заходите сюда! – позвала она членов комиссии. – Смелее, товарищи!
Мешки нашли сразу, забрали, понесли на телеги. Ганнуся с ловкостью кошки полезла на чердак, обшарила там все.
– Не может быть! – сказала она, спускаясь по лестнице. – Ищите еще! – приказала. – Посмотрите в сараях, в сенях, везде. Где-то должно быть еще. Я знаю это семейство! Здесь должно быть много хлеба.
Пока активисты рыскали по кладовым, Ганнуся не поленилась сунуть нос в сундук. Как раз тот, откуда Варя когда-то тайком достала свои бусы и подарила подруге. Ганнуся встала на четвереньки, заглядывая под скатерть. Сколько же раз Варя и ее родители кормили девчушку из бедной семьи за этим столом! Варя с горечью вспомнила, как зачастую по секрету от родителей угощала Ганнусю за этим столом чем-нибудь вкусненьким. Они делили пополам пышный пирог с маком и запивали молоком. Случалось даже и так, что Варя отдавала свои блинчики с творогом названой сестре, ссылаясь на то, что не голодна. В действительности же было жаль подругу, которая дома не имела возможности полакомиться вкусненьким. И те подаренные сапожки! Почему они до сих пор не выходят из головы?
Варя молча смотрела, как рыщут на усадьбе чужие люди. Что случилось с ними? Почему спокойно за всем этим наблюдает названый брат отца? Почему отец, хозяин всего, что нажил честным трудом, стоит униженный, сгорбленный, раздавленный, как слизняк на дороге? Почему ее бывшая подруга, с которой ели из одной миски не один год, теперь на правах хозяйки заглядывает в каждую щель? Почему Михаил, которого родители выпестовали, выкормили, поставили на ноги, которому построили дом, караулит, пока выгребут последний хлеб у родного отца? Все неправильно и не поддается никаким законам – ни природы, ни человеческих отношений. Все в жизни шиворот-навыворот. Будто мир вокруг перевернулся.
– Пусто! – словно из-под воды, донеслось до Вари.
– Ничего не нашли? – спросила Ганнуся.
– Говорю же, ничего.
– Идем отсюда! – приказала Ганнуся, тряхнув головой в красной косынке. И уже у калитки сказала Варе: – Мы все равно найдем хлеб. Не надейся на покой, кулацкая Ласточка!
Она неприятно расхохоталась. Послышались переливы гармошки Михаила. Глуповато хохоча и что-то напевая, Ганнуся села на подводу. Активисты направились к другой усадьбе.
Глава 50
– Как хорошо, что ты меня предупредила! – сказала Маричка, когда вечером зашла с Сонечкой к Варе. – Если бы не ты, то остались бы ни с чем.
– Не нашли? – спросила Варя.
– Забрали те полмешка, черти б их взяли! – со злостью произнесла подруга. – Зато Петуховы, как смерклось, везли домой добычу на подводе. Несколько мешков наколядовали, ироды!
– Правда? – спросила Варя.
– Своими глазами видела! Думают, люди глупые, никто не заметит, никто не узнает. И как они будут жрать тот хлеб? Это же не хлеб, а человеческие слезы! Чтоб они им подавились! А у вас не нашли? – опомнившись, понизив голос, спросила Маричка.
– Изъяли лишь то, что было в кладовой, – созналась Варя и рассказала о визите бывшей подруги.
– Не понимаю, с какими глазами она сюда шла? – пожала плечами Маричка. – Совсем совесть потеряла?
– Сама не понимаю.
– Если бы ты слышала, сколько проклятий было послано в сторону активистов! – сказала Маричка. – Но чаще за глаза проклинают – боятся люди.
– И наш Михаил с ними, – грустно промолвила Варя.
– Своего же ума не вставишь. Поступает, как считает нужным.
– Поймет ли когда-нибудь, что ошибался?
– Кто его знает.
Женщины еще немного поговорили о последних событиях, потом Варя попросила подругу присмотреть за детьми.
– Хочу сбегать к сестре, – объяснила она. – Даже не знаю, как там дела. Ее семья очень идейная, так что, возможно, активистов хлебом-солью встречали.
– Да иди.
– Я быстро! – Варя оделась. – Одна нога здесь, другая там!
Чтобы домашние не слышали разговора, Ольга вышла с Варей на улицу.
– У нас и у стен уши, – объяснила сестра.
– Как у вас все прошло? – сразу спросила Варя.
– Мои дураки собирались добровольно все отдать, – начала Ольга шепотом. – Я такой шум подняла, ты бы слышала! Даже кричала, что порублю их всех, но не оставлю детей голодными.
– И что же? – прошептала Варя.
– Согласились один мешок припрятать. Ночью закопали за туалетом в бочонке. А когда уснули, я отсыпала из закрома еще мешок, затащила его на чердак, рассыпала, а сверху прикрыла дерюгой.
– Не нашли? Они же всюду рыскали?
– И забрали бы, если бы не насыпала поверх дерюги лук на просушку, – улыбнулась Ольга. – А потом еще немного насыпала в небольшие мешочки, развесила в разных местах, будто семена на посев сушатся.
– Не совали туда свой нос?
– Клепки не хватило, – довольно сказала сестра. – А вы как?
Варя рассказала все, не кроясь.
– Вот тебе и подружка! Вот тебе и братик! – Ольга сокрушенно покачала головой.
– Как ты думаешь, – спросила Варя, – больше не придут?
– Точно не знаю, но мне кажется, на этом не успокоятся.
– Уже ведь нечего брать.
– Таких не остановить. Еще и тот Бык, которого прислали из района, настоящий зверюга!
– Кто?
– Быков – значит, Бык, – улыбнулась Ольга. – Ты же знаешь наш народ, кого недолюбливают – такое прозвище прилепят, не отцепишь. Поэтому и Жабьяк давно уже стал Жабой, а Лупиков… Сама знаешь кем.
– Так что там Бык?
– Свирепствует. Все ему мало! Ты бы видела, сколько зерна вывезли в район! Несколько подвод поехали туда под охраной. Нагрузили так, что бедные лошади едва тянули.
– Под охраной? Почему?
– Ходят слухи, что появились банды, – опять зашептала Ольга. – Сидят в посадках и лесах, а потом грабят не только прохожих, но и подводы с хлебом.
– О господи! И что людей вынуждает становиться ворами?
– Говорят, голод.
– Голод? – У Вари похолодело на сердце.
– Отобрали все, а детей надо чем-то кормить, вот и идут мужики в лес, – объяснила Ольга. – Потом по ночам носят добычу домой.
– Да, не от хорошей жизни, – протянула Варя.
– Люди стали как звери. Грабят и убивают невинных. Да что мы о ворах? Надо думать, как самим жить.
– Оля, как дальше жить? Даже того, что спрятали, не надолго хватит.
– Как-то будем жить, – вздохнула Ольга. – Ты знаешь, что мне сказала Олеся? – Сестра улыбнулась. Она наклонилась к самому уху Вари, прошептала: – Олеся сказала мне: "Не волнуйтесь, мама. Если будет трудно, я буду дома красть хлеб и вам приносить".
– Красть у себя дома, прятать зерно от своих родных, – почти неслышно произнесла Варя. – Мир перевернулся.
– Что ты говоришь? – спросила Ольга.
– Пойду я уже, там Маричка с моими детьми сидит, – сказала Варя.
– Подожди! – Ольга дернула ее за рукав. – Еще одну новость забыла рассказать.
– Что еще? – испуганно спросила Варя.
– Мой жеребец бегал не к Одарке. Она действительно скоро родит. Кстати, мы с ней подружились в последнее время.
– Уже не ревнуешь Ивана?
– К Одарке нет, – ответила сестра. – Но все равно прыгает в гречку.
– Не смеши меня!
– И все-таки я узнаю, куда он бегает! – пообещала Ольга.
– Будешь следить за ним?
– И выслежу! – Ольга показала кулак в сторону хаты.
Глава 51
Кузьма Петрович собирался в сельсовет. На душе было нехорошее предчувствие. Собранного, а точнее отобранного у людей зерна оказалось недостаточно, чтобы выполнить план. Можно было допустить, что опять уполномоченный райкома поставит непосильную задачу. Чувствовалось полное разочарование колхозами даже у тех, кто первыми написали заявления. Придется и бригадирам, и самому председателю колхоза ежедневно заглядывать в каждый двор и почти силой загонять на работу. Осталось небольшое число колхозников, которые до сих пор верили, что завтра будет лучше, чем сегодня. А еще свободно и раскованно вели себя активисты. Они почувствовали себя настоящими хозяевами положения. Их не смущало даже то, что к ним сразу приклеились прозвища "буксиры" и "красные метлы". Активисты вели себя назойливо и нагло. Разве можно иначе? Крестьяне не хотели отдавать последние припасы – их можно понять. Призывать к совести? Разъяснить, что государству нужно сдать хлеб любой ценой? Разве же не говорили об этом? Что отвечать, когда женщины спрашивают, чем им кормить детей? Как смотреть в глаза матери, которая принесла годовалого малыша и отдала комнезаму в руки?
– Делай с ним, что хочешь, – сказала. – У меня не осталось ни крошки хлеба. Я не буду смотреть, как мой ребенок умирает голодной смертью.
Кузьма Петрович не знал, что ответить. Однако слышал, что в другие села голод заглянул еще весной, когда колхозам нечем было провести посевную и у населения изъяли весь хлеб. Об этом он знал не понаслышке. Дошла очередь и до Подкопаевки, Надгоровки и Николаевки. Следует ждать, что по приказу Быкова вскоре активисты опять будут рыскать по хатам. Получили первый заработок, почувствовали вкус добычи – теперь не остановятся ни перед чем.
Колхозники неохотно, из-под палки идут на работу. И нет никаких средств, чтобы стимулировать их. Раньше знали, что их там накормят обедом. Начинали же неплохо, давали и наваристый суп, и кашу с мясом. А теперь ни обедов, ни хлеба на трудодни, одни "галочки" в учетной тетради. Если бы можно было сварить что-нибудь из этих "галочек"! Вот и идут на работу, чтобы что-нибудь стащить и домой принести. Вчера заподозрили одну женщину в краже, привели в сельсовет. Что только ни делали, чтобы созналась! Быков и запугивал, и по ногам бил палкой, и отрезал ножницами косу – не созналась. Перепуганной, дрожащей от страха женщине руки облили керосином, угрожая поджечь. Быков собственноручно перед глазами полуживой от ужаса колхозницы то зажигал спичку, то тушил. Отпустили поздней ночью, а женщина так и не призналась в краже. Конечно, нельзя тянуть руки к колхозной собственности, но воровали бы колхозники, если бы жили в достатке? И как сделать так, чтобы и планы выполнить, и людей не обобрать до последней нитки? Наверное, не бывает так, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. Но что-то не то творится в государстве, это факт!
Кузьма Петрович не ошибся. Недовольный Григорий Тимофеевич, меряя шагами-саженями помещение, говорил о плохой работе. Он приказал опять сделать подворный обход и изъять скрытое зерно. Брызгая во все стороны слюной, он кричал о недопустимости саботажа. Выпустив пар, он обратился к активистам.
– Вы местные, – сказал он, – поэтому должны хорошо знать, у кого и где искать.
– Но мы же хорошо все обшарили, – осмелилась подать голос Ганна Теслюк.
– Плохо! – стал перед ней горой. – Плохо искали!
– Возможно, так спрятали, что мы не нашли.
– Правильно! Не нашли! – Быков поднял вверх тонкий корявый палец.
– Конечно же, будем стараться, – заверила девушка. – Но как найти тайники?
– Рыть носом землю! – с пафосом воскликнул Быков. – Заглянуть туда, куда и ветер не заглядывал!
Уже на следующий день на колхозном дворе начали разбирать соломорезку. Выгнутые стальные прутья отнесли в кузницу. В кузнице прутья выровняли и из них сделали длинные и острые копья. Никто, кроме актива, еще не знал, что это за новые орудия труда.
Глава 52
Активисты к Черножуковым явились внезапно. Осип Петухов открыл двери ногой, приглашая других в хату, как в свою.
– Где спрятал зерно? – сразу же спросил Осип.
– В заднице, – спокойно ответил Павел Серафимович, жуя краюху хлеба. – Хочешь, покажу?
Варя испугалась, сразу побледнела. Она умоляюще посмотрела на отца и едва слышно сказала:
– Не надо, прошу вас.
– Покажешь сам, или нам искать? – встала перед ними Ганна, подперев руками бока.
– Нет ничего, – сказала Варя, – все забрали в прошлый раз.
– А что жрете? Не камни же! – Ганна кивнула на стол, где лежал маленький кусок недоеденного хлеба.
– Так забери и это. – Павел Серафимович протянул ей руку с краюхой хлеба. – Вы же за этим пришли?
– Вот как! – улыбнулась активистка. – Ребята, идем!
Вышли за ними и Черножуковы. Смотрят – у активистов металлические копья, длинные, заостренные на концах. Направились с ними за хату. Тычут этими копьями в землю, пронзая на полтора метра, не меньше.
– Вы дурные, что ли?! – Ганна покрутила указательным пальцем у лба. – Так и до весны будете тыкать в пустое место!
– Тыкай сама, если такая грамотная! – огрызнулся Семен.
– Надо искать там, где земля нарушена, – поучала Ганна. – Туда и суйте копья.
Павел Серафимович молча наблюдал, как активисты рыскали по сараям, вокруг хаты, по двору, втыкая острые копья в землю. Варя стояла рядом, читая про себя "Отче наш", – так было чуть спокойнее. Комсомольцы уже начали беситься из-за напрасного труда, когда Ганна скомандовала:
– Идите на огород! Там что-то должно быть!
Варя глянула на отца – было заметно его волнение. А когда копье очень легко вошло в землю и Осип радостно заорал: "Идите сюда! Что-то нашел!", Павел Серафимович вздрогнул.
Принесли лопаты, начали копать. Зерно было в мешке, поэтому не понадобилось и напрягаться, чтобы насыпать. Окрыленные первой добычей, начали бегать по огороду. Нашли еще и еще. Вскоре земля была вся издолблена, будто ее клевала гигантская птица.
Понесли мешки на подводы. Когда Ганна проходила мимо хозяев, Варя не выдержала.
– Что же вы делаете? – спросила дрожащим голосом. – Чем же я детей кормить буду?
– Не подохнут твои дети! – Бывшая подруга нагло взглянула на Варю. – Пусть едят мякину! – сказала и рассмеялась прямо в глаза.
Не в силах слышать этот издевательский смех, Варя зажмурила глаза, уши закрыла ладонями. Павел Серафимович молча обнял дочку за плечи.
– Что мы будем делать? – спросила Варя отца, когда активисты исчезли из поля зрения.
– Как-то проживем, Ласточка, – притворно весело сказал отец. – Пару мешков таки не нашли.
– Если и так, то на сколько нам хватит? Четверо взрослых и двое детей. И всего два мешка?
– Есть еще картошка, капуста, свекла, немного кукурузы, – рассуждал отец. – Ударят морозы – зарежем свинью, будет и мясо, и сало. А с хлебом… Раздобудем! Только надо спрятать в более надежное место то, что осталось.
– Куда? Мне кажется, нет такой щелки, куда бы они не сунули свой нос.
– Найдем! – заверил отец. – Иди встречай мужа – пришел с детьми от родителей.
Василий, узнав о непрошеных гостях, сразу же побежал к своим, надеясь спрятать оставшиеся крохи зерна. Вечером Павел Серафимович, укутав мать в теплое одеяло, решил побыть у дочки. Ему не хотелось оставлять Варю наедине с грустными мыслями. Он подбросил дрова в печку, не одеваясь, вышел во двор. В бывшей его хате опять пирушка. Слышны громкие, возбужденные от выпитой водки мужские голоса. Затянула песню пьяная Ганнуся, не получилось, неприятно расхохоталась. Пахло чем-то жареным. Осип побежал через дорогу домой с пустой бутылкой. Через несколько минут он принесет еще самогона, и опять будет гулянка до поздней ночи. Дружно актив работает, дружно и пьет. Вот только с ними никогда не видно Щербака.
Глава 53
Рано утром, когда еще рассвет не развеял ночную темноту, Варя пошла к колодцу за водой. По дороге невольно глянула в сторону двора дяди Кости. Столько времени миновало, а Андрей все приходит, чтобы издалека посмотреть на нее. Ей не легче от этого, а еще больнее. Уже и двух детишек завели, а в Варе будто умерло все женское. Не чувствовала к мужу влечения, будто колода рядом лежит. Василий уже смирился с ее холодностью. Он не покрывал ее молодое тело горячими поцелуями, пытаясь разжечь. Лишь по необходимости раздвигал ее ноги, когда она равнодушно смотрела в потолок, залезал сверху и сопел, пока не сделает свою мужскую работу. Варя знала, что ничего уже не изменится. Андрей навсегда останется в ее тайных мечтах, и Василий никогда не сможет его заменить.
Возвращаясь домой с полным ведром, Варя заметила две приближающиеся фигуры. Она быстро дошла до своего двора, из любопытства остановилась. Это был слепой Данила со своим поводырем. Варя увидела, что путники направляются к бывшей усадьбе отца. Она пошла навстречу, кивнула Васильку – "идите сюда!".
– Туда нельзя! – сказала она, приглашая их в свою хату. – Там теперь руководство села, – объяснила Варя. – Заходите, я вас сейчас накормлю.
– Парню дайте, если так добры, – попросил Данила.
Варя посадила гостей за стол, положила им вареные картофелины, краюху хлеба, налила молока.
– Ешьте, – сказала. – Правда, картошка вчерашняя и холодная, я только что печь растопила.
– Бог вам в помощь! – сказал Данила. – Сейчас такие времена наступили, что мы благодарны за любую пищу.
– Кушайте на здоровье, – сказала Варя. – А я сейчас отца позову, он будет рад!