Да, вот он – мост. Небольшой совсем, железный, недавно покрашенный светло-серой краской, не успевшей потемнеть и облупиться. И речка – узенькая, в камышах вся. Только чуть дальше моста – широкий разлив. На берегу – огороды, вверх по склону невысокого холма поднимается дорога. В зелени садов виднеются крыши деревенских домиков, утыканные телевизионными антеннами, торчат над деревьями столбы электропередачи. Кое-где – пятнышки одиноко пасущихся коров и коз. По светлому бледно-голубому небу лениво плывут редкие клочья облаков, пахнет выгретой солнцем травой.
– Арис!
Он поднялся на насыпь и стоял рядом, без особого интереса глядя на поселок на противоположном берегу. Конечно, он ведь еще не знает!..
– Арис, я приглашаю тебя в гости!
* * *
По новому мосту речку переходить – одно удовольствие. Раньше, на старом, надо было спешить, чтобы ненароком с поездом не встретиться, иначе вылезать придется на опоры, так как балкончики давно уже кто-то разобрал, как и перила. Да еще под ноги смотреть внимательно, чтобы ступня не ушла между просмоленными деревянными шпалами. Когда я была здесь последний раз, строительство нового моста только начинали. Что ж, прошло больше года.
Жаркий степной ветер в родном мире казался слаще, даже несмотря на то, что к аромату трав примешивался запах мазута от железной дороги. Стоило уйти с моста, по нему проехал собранный из стареньких, списанных вагончиков состав.
Арис, приотстав, молча шел за мной, оглядываясь по сторонам. Наверное, привыкший к сельской жизни, сравнивал, чем отличается она в двух мирах. Ну, кроме антенн и электричества. Хотя… Леон что-то говорил про бабушку в деревне.
Вот и наша улица – узенькая, тихая. Четвертый по счету домик от поворота.
А тут ничего, похоже, не изменилось. Папа как начал красить забор прошлой весной, так и бросил. Не до того было. Ворота и половина ограды остались буро-коричневыми. Другая половина, темно-зеленая, казалась очень опрятной, из-за сетки торчали ветви кизила и отцветшего жасмина, светились в листве красноватые вишенки.
Ой, как же хорошо дома!
Соседку, тетю Валю, звать пришлось долго, перекрикивая ее мелких шавок, с повизгиванием бьющихся о забор. Но вот на крыльце летней кухни появилась женщина в цветастом домашнем платье.
– Женечка? Здравствуй, здравствуй! Давно тебя не видела! Уезжала куда?
Вот же любопытная!
– Тетя Валя, мама у вас ключи запасные не забирала? Нет? Хорошо. Дадите? И… можно от вас в город позвонить, а то у меня телефон разрядился, не работает.
– Да, конечно, заходи, – соседка отворила калитку, посторонилась. – Если Галина Викторовна скажет, ключи я тебе, конечно, дам, но…
Дальше я не слушала. Обернулась к Арису.
– Подождешь? Я быстро.
Он кивнул и остался стоять на улице, невозмутимо сложив руки на груди. А я, уже на пороге тети Валиного дома, обернулась еще раз, на всякий случай. Вокруг все было таким родным и привычным, а Горыныч… Он словно пришел из другой жизни, и его громоздкая фигура в несовременной одежде казалась чужой на этой с детства знакомой улице. Вот-вот исчезнет, как не было.
Я моргнула – Арис не исчез. Оставив мокасины у порога, я, успокоившись, прошла в соседкин дом.
Наконец, родители были оповещены, ключи получены, и я, с внушительной связкой в руках, направилась к воротам. Тетя Валя наблюдала за нами из-за забора. О чем она сейчас размышляла? Наверное, о вконец испортившейся молодежи вроде меня. А все потому, что я так и не придумала, что бы соврать ей насчет Горыныча. Просто отмолчалась. Ну и ладно, не ее дело в общем-то.
Открыв замок, я перегнулась через калитку, отодвинула массивный засов и, наконец, гостеприимно пригласила Ариса войти.
Здесь тоже ничего не изменилось – в домике чисто, прибрано, прохладно, несмотря на жару. Плотно зашторенные окна, старый черно-белый телевизор стоит на тумбочке, прикрытый вышитой скатеркой. На вешалке – заношенные ветровки, рубашки – для работы на огороде. Едва я вкрутила пробки над счетчиком, тихонько забормотал старый приемник. Пришлось его выключить.
Арис по моему примеру разулся в прихожей и осторожно, словно не в сельском доме находился, а в музее китайского фарфора, прошел через кухню, заглянул в комнату.
– Вот. Это вроде как наша дача, – я пробежала по дому, проверяя, все ли на месте, все ли так, как я запомнила. – Тут у нас душ, тут туалет, тут инструменты. Так, печка… Ах, да: пока родители не приехали, можешь отдохнуть здесь, на диване. Я сейчас сполоснусь, потом что-нибудь на обед придумаю…
Горыныч почему-то расположился на полу, прямо напротив выключенного телевизора, а я схватила полотенце и спряталась в душе.
Мобильник потихоньку заряжался. Мама позвонила через полчаса, сказала, что они с отцом уже в дороге, и что есть очень важные новости. Насчет тех самых стеклянных шариков. А еще предупредила, что везет нам с Горынычем много-много еды, так что необходимость готовить обед отпала.
Сперва я хотела затеять стирку, затем собралась лезть в погреб, а потом… потом просто села на лавочку возле летней кухни. Ждать. Арис пришел, повесил полотенце на веревку, встал рядом. Пригладил ладонью мокрые волосы. И в это время на улице зашуршал гравий под колесами автомобиля. Я вскочила и побежала к воротам.
* * *
Мама выбралась из машины с тяжелыми кульками, стояла, позволив мне себя обнять, и плакала. Отец, понимая, что страсти утихнут не скоро, сразу подошел к державшемуся поодаль Арису, коротко поздоровался. Сказал что-то еще. Похоже, моему спутнику как раз сообщили ту самую важную новость.
– Мама, ну успокойся. Все ведь хорошо!.. Давай сюда кульки, идем…
Родители действительно привезли много всякой вкуснятины, а зря, потому как оказалось, что задержаться здесь нам не придется. Пока мама пыталась нас накормить, отец рассказал, что старик – тот самый торговец чудесами – уже недели две как вышел на связь. Звонит или отцу, или Семену – еще одному активисту образовавшейся группы поиска. Но встретиться боится. Однажды он еле-еле унес ноги, а его товар попал в руки ученых из Иванцово. Совсем недавно, говорил, ему снова стало казаться, что его выслеживают… А звонит каждый день, и все надеялись, что сегодня Семену удастся-таки уговорить его на встречу.
– Он все никак не может решиться. Несколько раз мы договаривались, но он либо не приходил, либо не подходил – только издалека смотрел, – папа переводил взгляд с Ариса на меня и обратно. – Сейчас поедем в город, и если он согласится…
– А если город не в аномалии? – перебила я.
Побывать дома, хоть на минутку заглянуть в свою комнату… это было слишком хорошо, чтобы сразу поверить в такую удачу!
– Если нет – доедем, куда получится, – отец вздохнул. – Этот стеклодув боится безлюдных мест, поэтому придется…
– Стеклодув?
– Да, – мама в который раз попыталась досыпать мне картошки. – Он сказал Семену, что работал стеклодувом в городе, которого на самом деле нет.
– Вереш, – подсказал отец.
– Вереш? – хором переспросили мы с Арисом. Переглянулись.
Вереш. Ворота предгорья возле самого Заповедного леса.
– Однажды он оказался в совсем незнакомом месте, – продолжил отец. – И научился делать такие вот… "чудеса".
Долго не собирались. Мы с Горынычем забрались на заднее сидение автомобиля, естественно, вместе с вещами – мало ли?
– Если я вдруг закричу: "Стой!" – значит, надо срочно остановить, – предупредила я отца.
Машина тронулась. Обняв рюкзачок, я напряженно смотрела вперед, чтобы увидеть заранее, если покажется граница аномалии. Но мы выехали на трассу, и пока все было спокойно и очень знакомо. Дорога убегала вперед монотонной серой лентой, слева раскинулось поле, справа все ближе и ближе подступал лес.
Лес?
– Мама, что ты видишь справа от дороги? – спросила я.
– Справа? – мама на всякий случай внимательней поглядела в окно. – Поле. Деревья. Домики вдалеке…
А у меня – лес. Значит, едем по самому краю аномалии…
Арис подался вперед, первым заметив тонкую полоску травы, вклинившуюся в дорожное полотно. Крикнуть я не успела – и хорошо. Машина пролетела на скорости, стены автомобиля и сиденья исчезли вокруг нас лишь на долю секунды и тут же появились вновь. Родители ничего не заметили, я поежилась, испуганно посмотрела на Ариса, потом вновь уставилась на дорогу.
Вскоре лес стал теснить обочину, и я попросила отца ехать по второй полосе. Дорога вильнула, в ту же секунду мы с Горынычем хором крикнули:
– Стой!
Зелень кустарников и несколько деревьев выросли прямо посреди трассы. Отец ударил по тормозам, но машина не успела остановиться. Схватившись одновременно и за рюкзак, и за Ариса, я зажмурилась и тут же полетела кубарем, с треском приземлившись в кусты.
Мы с Горынычем все еще держались друг за дружку, и я разжала пальцы, лишь когда поняла, что каким-то чудом ничего себе не сломала. Вот только подняться сразу не получилось – ноги отняло от испуга. Хотя, на самом деле, мы как будто легко отделались – царапинами да синяками.
Ухватившись за протянутую руку Горыныча, я все-таки встала, отряхнула с одежды листья, нашла взглядом автомобиль. Отец остановился как раз у границы аномалии, родители вышли из машины, растерянно оглядываясь, потом пошли вдоль обочины в нашу сторону.
Надо было отвернуться раньше, но я как-то забыла… Когда человек, живущий в нашем родном мире, переступает границу аномалии – он исчезает из виду. Но если же его угораздит остановиться или просто задержаться прямо на рубеже – отсюда зрелище получается жуткое, можно анатомию изучать. Арис вовремя развернул меня к себе.
– Не смотри.
И вот так, прижимая мою голову к своей груди, не позволяя обернуться, повел к границе.
Родители испугались не меньше моего, но увидев, что все живы-здоровы, снова сели в машину. У меня дрожали руки, и перед глазами плыло от подступивших слез. Горыныч обхватил меня за плечи и неотрывно, напряженно смотрел на широкую ленту шоссе.
Еще два раза нам приходилось останавливаться, выходить, обходить. Отец ехал медленнее, обошлось без экстрима. А потом показался город – знакомые очертания высоток, трубы котельных и стоящего на окраине заводика. Дорога ушла от края аномалии, я почти расслабилась: так хотелось поверить, что увижу наконец-то свой родной дом… И не сразу поняла, что с домами на самом деле что-то не так: то тут, то там в частоколе высоток зияли бреши. Вон полдома торчит, а в другой стороне полоса леса выгрызла двор и вплотную подобралась к приземистой коробке магазина. Город был исполосован, как зебра. Радовало только, что нужных нам "полос" пока больше.
Автомобиль въехал во двор. Сидевший под подъездом мужчина лет тридцати пяти, в джинсах, футболке, с тощим рюкзачком за плечами, поднялся с лавки нам навстречу. Поздоровался с родителями, потом, чуть поколебавшись, протянул руку Арису:
– Семен.
* * *
Возвращаться домой было тревожно. Пусть даже так, не навсегда, а на день-два, в гости. Мама открыла дверь, я переступила порог… И снова это странное ощущение. Вроде и мало что поменялось, но как-то все по-другому, словно я здесь уже и не живу.
Разувшись, но, по привычке, не оставляя рюкзак, я прошла через прихожую и, взявшись за ручку двери собственной комнаты, еще несколько мгновений отчего-то сомневалась, потом открыла.
Через два шага от двери пол обрывался. Только верхушки деревьев торчат. Ни моего любимого диванчика, ни книжных полок, ни окошка. Чуть дальше, за вгрызшимся в дом пятачком чужого мира – снова дворик, и снова дома.
Я отступила, прикрыла дверь. Осторожно перевела дыхание.
– Что случилось? – мама обошла меня, вошла в комнату, исчезла над пропастью. Потом снова появилась. И я поспешила отойти подальше, чтобы не видеть. Посмотрела на Ариса – он один по-настоящему мог понять мое удивление.
– Такого раньше не было, – пробормотала.
Он подошел, молча заглянул в комнату. Тем временем мама уже хлопотала на кухне, отец с Семеном негромко о чем-то говорили, потом мужчина все-таки решился завладеть нашим вниманием.
– Он звонил недавно. Этот дедулька-стеклодув. Встретиться согласен, но обещал еще раз перезвонить, попозже, – поставив рюкзак на старую, нерабочую швейную машинку, Семен вытащил из него ноутбук: – У меня здесь фотографии… Посмотрите, может, вы кого-нибудь узнаете.
Мы расположились на кухне. Передо мной – чашка крепкого кофе с молоком, у Семена – без молока, у Ариса – расколоченный в теплой воде мед с лимоном. Кофе он не признавал, хотя я уговаривала, что вкусный… На столике ноутбук. Наш новый знакомый открыл какую-то страничку, на которой – много фотографий с подписями.
– Вы ведь из Иванцово оба? – спросил, и мы поняли, что он имеет в виду.
– Я – да, он, – показала на Ариса, – нет.
– Здесь фотографии тех, кто поехал в Иванцово и пропал. И жителей города. Они ведь тоже… – Семен кашлянул в кулак, взъерошил светло-русые волосы. – Я позже покажу, мы пытались собрать информацию по пропавшим без вести за последние десять лет, но… сами понимаете, люди пропадают по разным причинам. Мы рассматривали самые подозрительные случаи… Ну вот, посмотрите пока эти.
Горыныч сидел перед ноутбуком, с непривычки щурясь, внимательно глядя в небольшой экран. Лица людей на фотографиях были мне незнакомы, только когда мелькнули наши с Алиной фото, я улыбнулась и на всякий случай сказала Семену. Вспоминание об Алинке кольнуло грустью, но оставалось надеяться, что Леон не даст ее в обиду, и… ведь еще вчера вечером, когда Леон писал записку Бусю, у них все было хорошо.
Я почему-то не узнавала никого – ни взрослых, ни детей, которых тоже, оказывается, немало потерялось в чужом мире. А вот Арис узнавал. Нескольких мужчин и женщин указал, прокомментировав:
– Полгода назад были живы. А вот этот погиб. И эти двое.
– Тоже… погибли? – голос Семена дрогнул, рука сама собой потянулась к запрятанной в кармане сигаретной пачке. На фотографии, в обнимку – темноволосые мужчина и женщина, довольные, улыбающиеся, на фоне ярких ромашек.
– Да, – подтвердил Арис.
– А вы их знаете? – осторожно поинтересовалась я.
– Да. Это… это близкая подруга моей сестры и ее муж. Марина поехала в Иванцово к ним в гости, вместе с дочкой, и вот… – он вытащил сигарету, но не закуривал. – Как они погибли?
Горыныч некоторое время смотрел на фотографию, потом перевел тяжелый взгляд на лицо Семена.
– Тебе надо знать?
– Нет, – тот торопливо тряхнул головой. – Они… они хоть не мучались?
Не сразу, но Арис ответил:
– Нет.
Семен поспешил перевести дыхание и спрятать смятую сигарету. Ему не было так заметно, что мой друг в кои-то веки лжет. А ведь там, наверняка, еще и фото его сестры. И племянницы. Я положила Горынычу руку на плечо, придвинулась ближе, вглядываясь в монитор.
Сестру мы узнали сразу. Рядом с ней было и фото ее дочери – рыжей конопатой девчушки в цветастом платье. Арис промолчал, мы с Семеном оба вздохнули с облегчением. И в это время послышался звонок мобильного телефона.
– Это он! – Семен выхватил мобилку: – Да, да, я слушаю. Они здесь, да. Завтра все в силе? Хорошо. На одиннадцать, на Калиновой площади. Да, да, я понял. Их двое. Нет. Вы, наверное, знаете только одного. Что? А, да, сейчас…
И протянул телефон Горынычу.
Арис взял трубку, осторожно поднес к уху.
– Слушаю.
Мгновение. Нахмурился, посмотрел на меня.
– Имя, – прошептал.
Я сообразила, схватила кстати попавшуюся на столе ручку, тетрадь и написала большими печатными буквами: "Валентин". Арис прочитал вслух. А потом, молча выслушав то, что говорил ему дедок, подтвердил:
– Да. Я буду, – и протянул телефон Семену.
Тот еще какое-то время договаривался, уточнял детали – старичок, за которым, похоже, гонялось слишком много народу, а может, у него просто паранойя развилась на старости лет, очень боялся, что мы окажемся не теми, за кого себя выдаем. Или что посадим в засаде еще десяток человек. Или… в общем, условий у него оказалось немало.
Решали еще минут десять. Наконец, Семен с облегчением спрятал телефон в карман джинсов.
– Все, договорился. Завтра в одиннадцать, на Калиновой. Как и что – я объясню на месте. И… странно, – он посмотрел на Ариса, – этот сумасшедший старик почему-то уверен, что сможет вас узнать.
Базу данных Семен и его помощники собрали хорошую – с фотографиями мы засиделись почти до полуночи. После тех, кто, как мы с подругой, в другой мир попали из Иванцово, были еще фото других пропавших без вести. Почти все, кого Арис узнал, по его словам, погибли. А вот фотографии пятнадцатилетнего Горыныча в базе не оказалось. Семен записал имя, адрес, за точность которого Арис не ручался, и обещал разузнать, остались ли еще родственники, ищут ли. К этой идее мой друг отнесся скептически, но и не возражал.
Наверняка Семен хотел о многом еще расспросить, узнать о другом мире, о жизни тех, кто попал в него отсюда, но время было позднее, и мужчина, спрятав ноут в рюкзак, попрощался, договорившись встретиться с нами завтра. В половине одиннадцатого, на месте.
Отец перебрался на ночь в мою комнату, мы с мамой разместились в родительской спальне. Ариса отвели в залу. Перед тем, как ложиться, я заглянула к нему и увидела, что Горыныч, не оценив удобства мягкого дивана, устроился на полу.
– Арис, – позвала я негромко. – Арис, ты спи, хорошо? Я, может, вообще ложиться не буду, так что разбужу, если вдруг аномалия будет пропадать. Тут невысоко, пятый этаж. Успеем, да?
– Хорошо, – он обернулся к двери. – Ты тоже лучше выспись. Если что – я все равно проснусь. И, – он невесело улыбнулся, – этой ночью, скорее всего, ничего не случится.
– Почему ты так уверен?
– Потому что, – пробормотал он и, подложив под голову руки, закрыл глаза.
Я еще немного потопталась в дверях. Мы с Арисом сегодня просмотрели столько фотографий, что я, до того слишком занятая то выживанием, то приспосабливанием к жизни в другом мире, впервые по-настоящему задумалась о том, сколько же людей пропало, и сколько из них уже никогда не вернутся домой.
– Так много погибших, – пробормотала я. А ведь там были и детские фотографии. – Хорошо хоть сестра Семена и его племянница живы. Наверное…
Горыныч вздохнул.
– Его сестра погибла этой зимой.
– Как?.. – я потрясенно уставилась на него: – Почему ты не сказал?
– Он бы тоже спросил: как? Пришлось бы ответить, – Горыныч помолчал немного и добавил: – А так она просто не вернется.
До нас с Алиной иногда доходили слухи о том, как люди казнят попавших к ним в руки колдунов, поэтому я поняла. И одновременно стало жутко: что же могло случиться, если Арис счел за лучшее отмолчаться?
Сцепив пальцы, я смотрела в пол. Перед глазами все еще стояла солнечная фотография, где молодая женщина с золотистыми волосами, счастливо улыбаясь, обнимает дочку. И облегчение на лице Семена, поверившего, что его сестра жива.
Горыныч приподнялся, посмотрел на меня, замершую на пороге, снова лег.
– Девочки с ней не было, – сказал он.
– Значит, она могла выжить?
Ну да, выжить – маленькая ведьма лет восьми…
– Вполне.
Я очень постаралась поверить его уверенному тону, и вышла из комнаты.