Цунами - Анатолий Курчаткин 18 стр.


– О, Нелли, оставьте, что вы. – Крис смотрел на нее с той улыбкой, с какой взрослый смотрит на ребенка, совершившего диковатую, но, впрочем, вполне простительную глупость. – Это все же совсем другая страна, не США, не Россия – не забывайте. У них здесь другое отношение к образованию. Другие ценности. Они вполне довольны своей жизнью и вовсе не тянутся к образованию. Во всяком случае, большая часть.

– Нет, мне это не нравится, – чуть помолчав, проговорила Нелли, продолжая глядеть на мальчика. И повернулась к Раду: – А ты что скажешь? Ты что думаешь?

Рад не успел ответить. Дрон опередил его:

– Слушай, ну перестань, – сказал он Нелли. – Нужно тебе париться из-за этого дела. Прямо какая-то социал-демократка! Да у твоего пацана никакой охоты учиться. Гони в школу палкой – не загонишь.

Мальчик между тем дотащил змеиные кольца шланга до середины пруда, оказавшись совсем рядом с их столиком, сбросил конец шланга, утяжеленный привязанным к нему наждачным кругом, в воду, и тот, мягко булькнув, нырнул вглубь. Мальчик выпрямился, обхлопал ладони, глаза его стрельнули в сторону ресторана – словно ему хотелось удостовериться, что в ресторане заметили, как ловко было им все исполнено, – и, развернувшись, он полетел по бордюру обратно – чтобы спрыгнуть в конце пруда на землю и исчезнуть за кустами. Через некоторое время, как он исчез, поверхность воды, где конец шланга нырнул вглубь, зарябила воздушными пузырьками.

– Рад! – вскричал Крис и, оставив еду, вскинул руки, захлопал в ладоши. – Практика подтверждает ваше умозаключение. Вы случайно не биржевой специалист?

– Рад – специалист по фитнесу, – опережая Рада, ответил за него Дрон, и в том, как он произнес это, прозвучал недвусмысленный запрет на любой протест и уточнения со стороны Рада. Специалист по фитнесу – и не спорь.

Следуя этому запрету, Рад вместо ответа Крису сделал неопределенный жест руками, объяснить смысл которого было бы не по силам и ему самому.

– Специалист по фитнесу? – удивленно вопросил Крис, как если бы заново увидел Рада. – А, да, Тони же вчера сказал: коллеги. Вот бы уж никогда, глядя на вас, не подумал.

– Да, Рад любит прикидываться не тем, кто он есть на самом деле, – подмигивая Раду, сказал Дрон.

Видимо, это должно быть счесть за род шутки, и Раду не оставалось ничего другого, как принять предложенное условие.

– Я, Крис, на самом деле, – с серьезным видом проговорил он, – инопланетянин. На самом деле я такой весь зеленый, с антенками на макушке и с глазами, как бинокль. Моя родина – одна из планет звезды Альфа Центавра.

Нелли сотряслась от беззвучного смеха, пыталась сдержаться – и не могла, и оттого, что сдерживалась, на глаза ей навернулись слезы.

– И какая же из планет именно? – спросила она, доставая из сумочки платок и промакивая им глаза.

– Забыл за давностью лет, – с прежней серьезностью ответил Рад, заставив теперь засмеяться и Дрона с Крисом.

– Вы знаете, Рад, – сказал Крис сквозь смех, – у вас нетипичная для русских складка натуры. У меня, конечно, не слишком много знакомых среди русских, но мне кажется, русские не любят иронизировать над собой. Русские очень серьезны, вы знаете.

– А мне казалось, это скорее относится к американцам.

– Нет, американцы очень любят иронизировать над собой. Хотя, конечно, американцы очень разные.

– Да и русские разные, – не уступил ему Рад. – Просто у вас, видимо, такой тип знакомых.

– Обменялись мнениями. – Нелли, похоже, готова была вновь рассмеяться, и от смеха ее удерживало лишь обычное женское опасение, что карандаш, которым подведены глаза, может оказаться недостаточно стойким. – Никто из вас не знает чужой натуры.

На десерт было заказано мороженое с фруктовыми сиропами; заполненная его разноцветными шариками большая широкая ваза, поставленная официанткой посередине стола, вызвала общий взрыв ужаса, но уже через десять минут все, что осталось от этой горы холода, – радужно-белесая лужица на дне вазы.

Расплачивался, как вчера, снова Дрон. Весь ланч на четверых стоил чуть больше восьмисот бат, в переводе на американских президентов – немного за двадцать долларов, во столько за такую еду в Москве не получилось бы уложиться и одному.

Искусственная музейная улица, заполненная красноватой гравийной крошкой, дышала деревенской благостью и покоем, реальная бангкокская улица, только вышли на нее из ворот усадьбы, тотчас обдала громким стрекотом суетливых "тук-туков", подвозящих и увозящих посетителей дома Томпсона, обрушилась струящимся от асфальта тяжелым жаром, дохнула смешанным запахом выхлопных газов и пищевой гнили. Стая бездомных собак, лежавшая на противоположной стороне улицы, вдруг поднялась, лениво протрусила на другое место, метрах в пяти от прежнего, и вновь шмякнулась на землю, вывалив набок языки.

– Что, в храм "Лежащего Будды"? – спросил Дрон, обращаясь к Крису.

– Раз вы рекомендуете, конечно, – сказал Крис. Видимо, у них уже был разговор об этом храме, и оставалось принять окончательное решение.

– Еще как рекомендую, еще как! – подтвердил Дрон. Он повернулся к Раду. Глаза его светились предвкушением какого-то особого удовольствия, ноздри примечательного носа раздувались. – Это один монастырь, неподалеку от Главного дворца, где вы вчера были с Нелей. Там храм, где Будда не сидит, как обычно, а лежит. Посмотрим на него – и на массаж. Тайский массаж. Чудо, прелесть! Такая релаксация – неописуемо. Прямо в монастыре там его и делают. А? Не против?

Рад был не против. С какой стати он был бы против.

– За компанию, знаешь же, – сказал он по-русски. Дрон хохотнул. Но подхватывать ироническое иносказание Рада на этот раз он не стал.

– Неописуемая релаксация, неописуемая, – произнес он по-английски.

* * *

Обнесенный мощной белой стеной, монастырь снаружи был похож на вчерашний комплекс Главного дворца. И так же, как там, тянули из-за стены к выжженному ультрамарину неба ракетные выи наверший многоцветные ступы.

Около ворот монастыря стояли с десяток молодых, одетых, вероятно в национальном стиле, таек с букетами желтых цветов в руках. Когда Рад с Нелли и Дрон с Крисом, рассчитавшись с водителями "тук-туков", двинулись к воротам, девушки, радостно сверкая глазами и приветливо щебеча, бросились к ним, протягивая букеты. Это было похоже на многократно виденное Радом в детстве и юности по телевизору действо приветствия пионерами партийных вождей на их съездах или на трибуне Мавзолея в дни праздников. Только сейчас в роли партийных вождей выступали четверо европейцев.

Однако девушки были так естественны в своем порыве, так улыбались и щебетали, что и Крис, и Рад невольно протянули руки к цветам. Хотя эти букеты были им не нужны: что потом было делать с ними, так с собой и таскать?

– Не нужно брать цветы. Оставьте букеты, не трогайте, – одновременно, с поспешностью проговорили Дрон с Нелли.

Рад с Крисом отдернули от цветов руки.

– Зараза? – настороженно спросил Крис. Нелли коротко улыбнулась.

– Нет-нет. – Дрон остался серьезен. – Никакой заразы. Что вы, Крис.

– Это просто такая форма нищенства, – сказала Нелли. – Официально нищенство запрещено и очень сурово карается. Они вас ни словом не попросят дать подаяние. Они будто бы продают вам цветы. А вы будто бы покупаете. А то, что вы купили букет, но не взяли – это уже ваше личное дело.

Дрон, подавая пример, достал кошелек, раскрыл и стал перебирать в нем купюры.

– Можно, конечно, и не покупать, но перед входом в монастырь, пусть и буддийский... как не купить? – Он отделил от пачки купюр в кошельке одну, вытащил и подал девушке, стоявшей напротив него. – Двадцати бат будет достаточно. Это для них все равно, как если бы двадцать долларов.

– Ну уж, двадцать долларов, – фыркнула Нелли. – Полдоллара по курсу.

– Двадцать долларов, двадцать долларов, – повторил Дрон. – Психологически, я имею в виду.

Рад с Крисом вслед ему тоже извлекли из карманов кошельки, отыскали нужные купюры и вручили их девушкам, стоявшим к ним ближе других.

– Thanks. – Спасибо, – бросил Дрон девушкам, продолжавшим окружать их жадным полукольцом, и те тотчас, убрав с лиц улыбки и перестав щебетать, отхлынули обратно на прежние места.

– Ну вот, – сказал Дрон, обращаясь к Крису. – И закон соблюден, и деньги выклянчены. У нас в России в таком случае говорят: и волки сыты, и овцы целы.

Крис покивал:

– Да, понимаю. Но это, Дрон, вообще невероятно вредно для общества – двойная мораль. Власть, создавая такие безнравственные ситуации, развращает своих граждан.

Дрон засмеялся.

– Не проводите аналогий, Крис, с американским обществом. Это Таиланд. Монархия с азиатским лицом. Какие граждане, о чем вы говорите? Здесь нет граждан. Здесь подданные.

Крис посмотрел на Рада.

– В России что-нибудь тоже вроде таких ухищрений?

Теперь не смог удержаться от улыбки и Рад.

– Нет, Крис, в России без ухищрений. У нас же не монархия. Просто просят. Без всяких затей.

За этим разговором они миновали монастырские ворота и вошли внутрь. Вход в монастырь в отличие от вчерашнего дворца был бесплатным. Платой можно было считать двадцать бат подаяния девушкам с цветами.

Народу на территории монастыря клубилось лишь немногим меньше, чем во дворце. И по направлению людского потока безошибочно определялось местонахождение храма с главной достопримечательностью монастыря – лежащим Буддой. На боковых дорожках, то там, то здесь промелькивали бритоголовые монахи в оранжево-желтых одеяниях. На обочинах дорожек так же одетые в яркую монашескую одежду, только не обритые наголо, тринадцати-пятнадцатилетние подростки возились с кустарником и цветниками: обрезали секаторами сухие ветви, пололи сорняки, поливали землю водой из шлангов, высаживали рассаду.

Храм внутри напоминал ангар. И только вместо какого-нибудь "Ила" или "Боинга" весь его гулкий высокий простор занимал гигантский золотой Будда, лежавший на правом боку, подперев приподнятую голову рукой. В нем было сорок или пятьдесят метров длины, и человеческие фигуры в другом конце храма, у его ног, вызывали тривиальную ассоциацию с игрушечными.

Грандиозность скульптуры производила, впрочем, довольно сильное впечатление.

Они обогнули ее по периметру и снова вышли к голове Будды, подпертой рукой.

– Знаете, да, почему он лежит на правом боку? – неожиданно спросил Крис.

– Нет, не знаем. Почему? – ответил за всех Дрон.

– Потому что после просветления он уже не спал. У него не было потребности в сне. Только отдыхал. Но и отдыхая, медитировал. А если лежать на левом боку, то будешь ощущать удары сердца, и это будет мешать медитации. Поэтому он лежал исключительно на правом боку.

– Крис, вы даете! – восхищенно воскликнула Нелли. – Откуда вы знаете?

Крис, довольный собой, развел руками:

– Я немного изучал буддизм. Когда учился в университете. Мне это было интересно. Но потом я решил, что это для меня лишние знания. И все забыл.

– Нет, не все! – словно защищая его от него самого, снова воскликнула Нелли. – Кое-что помните.

– Да, кое-что помню, – все с тем же довольством согласился Крис.

Они вышли наружу, обулись, спустились по лестнице вниз. У подножия лестницы выпитая жизнью, с лицом, похожим на гофрированный шланг, старая тайка, сидевшая на раскладном стульчике, торговала цветками лотоса, наборами из трех ароматических палочек и свечи, какими-то блокнотиками с желтыми отрывными листами. На фанерном помосте рядом с нею стояли две одинаковые фигурки Будды, сидевшего в традиционной позе лотоса – сантиметров двадцать, двадцать пять в вышину, – фигурки производили впечатление сильно траченых временем: покрывавший их золотой слой отстал, стоял щетиной, и веявший ветерок ерошил ее, грозя оставить Будд без их золотой кожи. Перед фигурками Будды на помосте располагался железный поддон, заполненный сухим, сыпучим песком, из песка рос негустой лесок свечей, трепетавших язычками пламени, и тлеющих ароматных палочек.

Крис неожиданно затормозил около старухи.

– Дрон! – окликнул он ушедшего вперед Дрона. – Что если я тоже поставлю свечку? Засвидетельствую почтение. Буддизм – не религия, буддизм – учение, Будда – не Бог. Если я ставлю перед ним свечку, это ведь не значит, что я вероотступник?

Вернувшийся к нему Дрон успокаивающе покачал головой.

– Нет, не значит, – сказал он. Тон его был самый серьезный, все понимающий и сочувственный. – Будда – не Бог, все правильно. А я первый должен был предложить вам выразить почтение. Прошу прощения. Вы, Крис, меня поправили. Благодарю. – Он полез в карман за кошельком. – Кстати, и Будду позолотим.

– Позолотим Будду? – Крис посмотрел на него с удивлением. – То есть?

– А вот, – ткнул Дрон пальцем в желтолистые блокнотики перед старухой. – Это что, вы полагаете? Золото. Самое чистейшее. Золотая фольга. Берешь кусочек, накладываешь на загаданное место и хорошенько притираешь ногтем.

Вот что такое эта щетина, это вовсе не отставший слой, а, скорее, не приставший, понял Рад. И Будды, вероятней всего, не древние, а, может быть, только вчера из рук мастера.

– А что такое "загаданное место"? – спросил он Дрона.

Дрон уже стоял перед старухой, тыкал пальцем, показывая, что ему нужно, был занят, и вместо него ответила Нелли:

– Это значит, накладываешь фольгу на место, которое у тебя болит. Голова – на голову, рука – на руку, сердце – в районе сердца.

– Нет-нет! – воскликнул Крис, увидевший, что Дрон заказывает старухе четыре комплекта ароматных палочек со свечей. – Я за себя сам...

– О'кей, – тотчас согласился Дрон. – А за тебя можно? – посмотрел он на Рада.

– Естественно, – сказал Рад.

Он не собирался ничего ставить, тем более золотить, но Дрон спросил, и у него само собой ответилось согласием.

Старуха вручила Дрону три набора ароматических палочек со свечей, отделила от блокнотика желтый лист и, отдавая, что-то проговорила, тыча в него пальцем. Дрон согласно покивал головой. Со стороны выглядело так, будто он и в самом деле понял, что она ему сказала, – до того естественно он ей подыграл.

– Прошу, – отдал Дрон Раду и Нелли их наборы. И, держа желтый лист перед собой, принялся поддевать ногтем край фольги. Золото, оказывается, было накатано на лист обычной бумаги, разделено на несколько долей и отделялось от бумаги прямоугольными лоскутами длиной сантиметра в три и шириной в сантиметр-полтора. – Прошу! Прошу! – отслоив очередной золотой лоскут от бумаги, налеплял его Дрон Раду с Нелли на ладонь.

Крис их опередил. Пока они занимались дележом золота, он уже зажег свечу, поджег ароматические палочки и воткнул все в песок перед одним из Будд. Бурная щепетильность, с какой он среагировал на намерение Дрона заплатить за его ароматические палочки, совершенно не вязалась с той готовностью не вводить себя в лишний расход, что он демонстрировал в ресторанах. Чека, как в такси, старуха выдать не могла, и возместить свои траты на фимиам Будде за счет фирмы ему точно не светило.

– Как это делать? – раскрыл Крис ладонь. Посередине ее лежала полоска фольги – можно, видимо, было покупать и долями, а не весь лист. – Золотить, я имею в виду?

– Сейчас, одну минуту, – сказал Дрон. – Освобожу только руки. – Он зажег свечу, поставил ее в песок и стал одну за другой поджигать ароматические палочки.

Рад с Нелли последовали его примеру.

Дрон освободил руки, снял с опустевшего на две трети бумажного листка полоску золота, поместил ее на средний палец и, мгновение подумав, приложил к груди Будды, над левым соском. После чего принялся ногтем словно бы втирать ее внутрь.

– На сердце – никогда не помешает, – оглянулся он на Криса. – На сердце, да? – обернулся он к Раду. – Ты ничего не имеешь против, что на сердце? – посмотрел он на Нелли.

– В зависимости от того, с какой целью, – отозвалась Нелли.

– Вот не загадал, – сказал Дрон.

Он отнял руку от Будды. Середина и один из концов полоски прихватились так, что границы между нею и нижним слоем золота стало не различить, но другой конец, неутомимо топорщясь, никак не хотел приставать, и щетина, покрывавшая Будду, сделалась на одну щетинку гуще.

Крис выбрал для золочения другого Будду. Движения его, какими он наложил свой золотой лоскут Будде на лоб над переносицей и начал притирать ногтем, были так решительны и тверды, что не могло возникнуть никакого сомнения в их обдуманности.

– Как интересно! – воскликнула Нелли, когда Крис распрямился. Его полоска впаялась в Будду бесследно. – Почему именно на лоб, если не тайна?

– Тайна, тайна! – встал на защиту Криса Дрон.

– Ну, если и тайна, то не такая, чтобы уж слишком таиться, – сказал Крис. – Третий глаз. Хочу быть зрячим. Вернее, так: больше, чем просто зрячим. Видеть на десять метров под землей.

– Тогда я... – проговорила Нелли – и не закончила. Она посмотрела на Дрона, взглянула на Криса, на Рада, шагнула к помосту и быстро приложила свою фольгу, один лоскут за другим, к животу Будды. Пожала на них подушечками пальцев, провела ногтем и, оставив без внимания топорщившиеся концы, отступила в сторону.

Внезапно возникшая атмосфера общей серьезности словно бы заразила Рада. Он намеревался нашлепать фольгу куда попало, скорее всего – на стопы, где золота почти не было и проглядывала черно-серая чугунная основа фигуры, но теперь он почувствовал потребность позолотить Будду со смыслом. Мгновение, склонившись над помостом, он раздумывал, куда поместить свое золото.

Он наложил полоски фольги на солнечное сплетение. И тому Будде, и другому. Полосок было три, и одному из Будд досталось сразу две.

– Интересно! – пародируя Нелли, воскликнул Дрон. – И что это значит?

– Если не тайна? – добавил с улыбкой Крис.

– Тайна, – сказал Рад.

Он вспомнил читанное где-то, что душа обитает в районе солнечного сплетения. Наверное, боль, что терзала его, следовало назвать душевной.

– Что ж, тайна – значит, тайна, – подытожил Дрон. – Но не забывай, – наставил он на Рада указательный палец, – все тайное рано или поздно становится явным.

– От тебя все зависит, – ответил ему Рад.

– А! – мгновение спустя дошел до Дрона намек Рада. – Подожди, подожди. Давай на массаж. Теперь на массаж! – посмотрел он на Криса. – Готовы? Настоящий тайский массаж!

– Готов! – с бравостью, как если бы внутренне расправляя плечи, ответил Крис.

– Тогда вперед! – указал рукой Дрон в сторону двух приземистых, неказистых белых павильончиков невдалеке – напомнив Раду скульптурного Ленина многочисленных памятников провалившейся в тартарары советской эпохи.

Назад Дальше